Читать книгу Сломанное небо Салактионы - Андрей Лисьев - Страница 5

– Мэй-дэй, – произнесла Элизабет всепланетный сигнал бедствия и удивилась спокойствию своего голоса, – Мэй-дэй.

Прошла минута, прежде чем радиостанция проскрипела:

– Але… Геостанция Салактионы-1 слушает вас. Прием!

– Правда? – Элизабет обрадовалась, но тут же всхлипнула. – Здесь все мертвы.

– Кто вы и что происходит?

– Меня зовут Элизабет Роверто. Мы возвращались с Салактионы-2 на орбиту. Я была в туалете, когда с кораблем что-то случилось. Я долго не могла открыть дверь. А когда открыла, все мертвы. Кабина пилотов…Очень холодно. Их тела обледенели.

Из динамиков раздался другой голос, принадлежавший человеку моложе:

– Говорит Чарли Кутельский – пилот геостанции. Раз мы вас слышим, значит посадочный шаттл вошел в атмосферу Салактионы. Что вы видите?

– Небо темнеет. Мы падаем?

– Что показывают приборы?

– Ничего. Моргает какая-та лампочка. – ответила Элизабет.

– Займите место пилота.

– Но тело?

– Уберите его!

Едва не ломая ногти, Роверто отстегнула ремень пилота, за воротник кителя потянула на себя, уронила тело в проход между сидениями. Оттолкнула чуть дальше, чтобы мертвый толстяк не касался никаких рычагов.

– Элизабет, раз вы до сих пор живы, не все потеряно, – сказал молодой.

– Приборы отключены, а связь она включила, – удивился первый более взрослый голос.

«Это – геолог», – догадалась Роверто и огрызнулась:

– Я умею читать!

Она села в кресло:

– Я села. Что теперь?

– У вас над головой по правую руку тумблеры включения двигателей. Они должны быть в положении «на себя», – сказал Чарли.

Элизабет посмотрела наверх:

– Они и так в положении «на себя»

– Выключите и включите.

Она подчинилась:

– Ничего не происходит.

– Так. Тогда вернитесь в коридор между кабиной и салоном. Напротив туалета по левую руку закрытая панель. Откройте ее, там рубильник, он должен быть в положении «вверх». И на всякий случай, там же будет табло с множеством кнопок. Пробегите пальцами по ним всем. Выключите и снова включите. Поспешите, Элизабет!

Стараясь не наступать на лежащее ничком тело пилота, Роверто прошла в коридор, открыла панель, выполнила приказ с Салактионы. Вернулась в кресло.

– Все туристы мертвы? – услышала она шепот геолога, но не ответила.

Включила двигатели. Они, наконец, загудели.

– Все в порядке. Двигатели включились, – доложила Роверто и осмотрела панель перед собой, – Но приборы работают не все.

– Не важно. Панель между креслами пилотов включилась?

– Да.

– Ткните в нее пальцем и выберите автопилот.

– Выбрала. Ничего не произошло.

– Справа колонка «мемори». Выберите «позавчера», когда вы прилетали на первую Салактиону.

– Выбрала, – подчинилась Элизабет.

– Что «горизонт»?

– Я не вижу горизонта. Темно. Мне холодно!

– Горизонт – это прибор. Сразу перед штурвалом слева. Колеблющийся крестик на фоне нарисованного крестика. Видите?

– Там три крестика. – заметила Элизабет.

– Отлично. Желтый – это автопилот. Подвижный крестик должен совместиться с желтым. Значит, шаттл вышел на посадочную траекторию. А фиксированный крестик – это обычный горизонт планеты.

Роверто молча изучала панель. Гудение двигателей стало прерываться.

– Ну? – не выдержал Кутельский.

– Пишет «недостаточно мощности двигателя». – прочла Роверто.

– Найдите на панели изображение трех цилиндров, два больших, один маленький. Какого они цвета?

– Желтый крестик пропал!

– Ответьте на мой вопрос, Элизабет! – рявкнул Чарли.

– Левый полный – зеленый, остальные красные.

– Включите среднюю кнопку под ними.

– Зеленое переливается из левого цилиндра в правые. Все желтеют.

– Вы включили перераспределение мощности. Снова включите автопилот.

Роверто подчинилась.

– Не хватает мощности, – прочла она, – Уровни желтого выровнялись и розовеют.

– Придется работать, Элизабет. У автопилота есть «люфт». Когда белый подвижный крестик «фактический полет» отклоняется от желтого заданного больше чем на 10 градусов в любом направлении, автопилот отключается, и желтый крестик исчезает. Возьмите штурвал и не позволяйте крестикам сильно расходиться!

– Снова включить автопилот? – спросила она.

– Да!

Элизабет вцепилась в штурвал изо всех сил.

– Получается? – спросил Кутельски.

– Да. Но тяжело.

– Терпите. Сколько людей погибло?

– Трое. Пилоты и Маргарет. Она не успела вернуться на место. Я видела ее тело, – Роверто всхлипнула.

Геолог спросил:

– А остальные туристы?

– Они остались на Салактионе-2. Студенты летели на практику на шахту, старушка везла внука родителям.

Включился Кутельский:

– Держите себя в руках, Элизабет. И еще, на полу под сидением справа спереди красная кнопка. Нажмите ее.

Она нажала.

– Думаю, что на корабле хватились шаттла, но все-таки, – в сторону от радиостанции сказал Кутельский и громче добавил, – Теперь вы подали настоящий сигнал бедствия, и ваш «мэй-дэй» услышат все. Странно, что средства спасения пассажиров не сработали. Судя по описанию Роверто, произошла разгерметизация.

– А я? – Элизабет поняла, что пилот и геолог разговаривают между собой.

– Туалет не пострадал, он герметичен сам по себе. Когда шаттл вошел в атмосферу, давление выровнялось, вы смогли открыть дверь и смогли дышать. Вам повезло, что кислорода в туалете хватило. Элизабет, как вы там?

– Мне тяжело и темно.

– Это недолго. Вряд ли посадка займет дольше часа. Хотя, стоп! Элизабет! При нехватке мощности двигателя вряд ли автопилот сумеет посадить шаттл. И скорее всего у вас поврежден корпус. Придется садиться на брюхо. В воду. Самой. – Кутельский умолк.

Элизабет не ответила. Она согрелась и освоилась с управлением. Ей не понравилось, что пилот пугает ее.

– Чем ближе к станции, тем лучше, – уточнил Кутельский.

Роверто вздохнула:

– Что я должна делать?

– Сбавьте скорость на столько, на сколько у вас хватит сил удержать шаттл от сваливания. Справа внизу рычаг. Плавно толкайте его от себя. А нос, наоборот, придерживайте повыше. Получается?

– Так себе, – Роверто нервно хихикнула.

– Лев Саныч, скоро прилив?

Элизабет не услышала ответа геолога.

– Вы говорите «темнеет», это Салактиона-2 накрывает вас. Как накроет совсем, значит, прилив под вами и можно садиться.

Роверто наклонилась и сквозь лобовое стекло оглядела горизонт. Чисто. Выглянула в окошко боковой дверцы. Действительно, черная громада Салактионы-2, на самом деле белоснежной, нависала над шаттлом. Она снова посмотрела вперед:

– Ой!

– Что случилось?

– Нормально, справилась. Кажется, я вижу огни.

– А волна?

– Автопилот опускает нос!

– Нормально! Теперь, Элизабет, аккуратно сбрасывайте скорость, а нос, наоборот, задерите чуть выше уровня автопилота, можно вровень с горизонтом. Получается?

– Нет.

– Закрылки в положение «два» – потребовал Кутельский.

Элизабет растерялась:

– Закрылки? Где они?

– Над потолочным дисплеем справа.

– Здесь надпись «не курить».

– Черт возьми, Элизабет! – рявкнул Чарли. – Вы же умеете читать. Ищите. Закрылки подписаны.

– Нашла.

– В положение «два».

– Получится? – шепот геолога в эфире.

– Так. Вижу море. Огни станции, – прибодрилась Роверто.

– Вы не должны нас видеть, значит, нос опущен. Выравнивайтесь.

Элизабет потянула штурвал на себя:

– Автопилот отключился. И не включается.

– Ожидаемо. Система автоматической посадки не работает. Следите за горизонтом. Крестики должны совпадать, значит, шаттл садится животом вниз.

Металлический голос в кабине возвестил:

– 700 метров!

– Что это? – испугалась Элизабет.

– Речевой информатор, – объяснил Чарли, – Он будет объявлять высоту каждые сто метров.

– 600. 500. 400.

– Снижайте скорость.

– 300…

Роверто испугалась. Море стремительно приближалось.

– Лиза! Пристегнитесь! – услышала она голос геолога, и рывком, не глядя, ткнула ремень в паз. Закричала:

– 200!

– Воду видите?

– Вижу!

– Сбросьтесь скорость до 100 километров в час.

Она потянула рычаг скорости.

– Закрылки в положение «три»! Ноги на педали!

Элизабет растерялась от череды команд, не успела снова отыскать закрылки, ткнулась носками ботинок в педали, шаттл вздрогнул.

– 100! – объявил речевой информатор и зачастил, – 90, 80, 70,60

– На сорока тормозите педалями! – Кутельский слышал голос информатора, объявлявшего высоту, и спросил, – Скорость?

– 180!

– Много!

«Закрылки! – вспомнила Роверто, – Я забыла про закрылки!»

С оглушительным треском шаттл ударился днищем о воду, зарылся носом.

Штурвал вырвался из рук Элизабет, она рефлекторно прикрыла лицо ладонями. Подголовник впечатался в затылок, и потерявшая сознание Роверто уже не почувствовала, как повисла на ремнях, как врезалась локтями и грудью в штурвал, а коленями в приборную панель.

***

Чарли невозмутимо отслеживал происходящее.

Туда, где затихал круговорот залитого приливом озера, в трехстах метрах от ангара, падал шаттл. Роверто удерживала нос параллельно земле до последнего момента, но скорость оказалась высокой для посадки. Шаттл ударился о волну днищем плашмя, подпрыгнул, пошел юзом, занося корму влево и погружая нос. Со скрежетом коснулся дна. Вода захлестнула сопла двигателей под короткими крыльями, и шаттл окутало паром. Тем не менее, предназначенное для полета на орбиту и обратно суденышко устояло, не опрокинулось, нос снова появился из воды. Поднятая шаттлом волна и брызги скрыли его от глаз наблюдателей.

Дальнейшего Абуладзе и Кутельский не видели. Пилот взлетел по лестнице в ангар, профессор – за ним. Еще через минуту Чарли выводил гидроплан, освещая фарой взбаламученное море. Шаттл ткнулся кормой в скалы в дальнем конце озера и лежал в воде с креном на нос. Пожара не было.

Не взлетая, Кутельский направил гидроплан к шаттлу.

– Профессор, ваш выход!

Когда флаер поравнялся с шаттлом и остановился, Абуладзе перебрался с поплавка на крыло, оттуда перепрыгнул на мокрое крыло шаттла. Профессор поскользнулся, упал, ударился, удержался руками. Аккуратно прошел по крыше шаттла на корму, где виднелось отверстие. Верхняя створка кормового люка отсутствовала, а массивная нижняя створка, служившая трапом для погрузки транспортных средств, выдержала и не открылась при ударе о воду. Гидроплан дрейфовал рядом. Лев Саныч уцепился руками за мокрую кромку крыши и спрыгнул в трюм шаттла.

Поднялся по лесенке из пустого грузового отсека в салон и у нижней ступени лесенки в кабину пилотов обнаружил первый труп. «Мамаша-сфинкс» застряла в дверном проеме ничком, через нее пришлось переступить. Потрогал ледяную корку на шее, но пульса не нашел. «Маргарет Роверто», – решил Лев Саныч и поднялся в кабину.

Переломанное тело погибшего пилота застряло на рычагах между сидениями, и Абуладзе, когда вытаскивал его в проход подхватив за подмышки, проглотил ком горечи. Пухленький блондин, который так забавно фыркал, когда позавчера растирался полотенцем, был весь покрыт темными ссадинами, но кровь не текла. Значит, он погиб задолго до удара. Труп женщины в кресле второго пилота ничком висел на ремнях и грудью упирался в штурвал. Тело еще не оттаяло. Заглядывать ей в лицо Лев Саныч не стал.

Элизабет Роверто, брюнетка, чью попу профессор так трогательно мечтал очистить от песка позавчера, сидела без сознания в кресле первого пилота пристегнутая. Лев Саныч пощупал пульс на шее Элизабет, убедился, что та жива, и отстегнул ремни. На девушке был закрытый черный комбинезон, кроссовки еще хранили следы пепла пустыни второй Салактионы. Ткань на коленях треснула от удара о приборную панель, раны кровоточили. Плечи и бедра, туго перехваченные ремнями безопасности, тоже пострадали, и едва Абуладзе отстегнул их, Элизабет застонала. Черный хвостик на затылке растрепался.

Лев Саныч с Роверто на руках вошел в дом, когда услышал призывный зуммер срочного входящего сообщения. Кутельский вернулся к шаттлу за телами погибших, потому принять на сообщение было некому. Абуладзе чертыхнулся и перенес Элизабет на кушетку медицинского сканера. Осмотрел девушку – раны больше не кровоточили, дышала она прерывисто. Ткнул кнопку включения сканера и бегом бросился к станции связи.

– Салактиона-1! Прием! Господин Абуладзе. Говорит каптри Коглер, «Норгекараван-74». Мы потеряли связь с челноком, который возвращался с Салактионы-2. На орбиту он не вышел, сигнала бедствия не было. Ничего. Исчез бесследно. Мы отправили на поиски спасательный шаттл. Но!

Абуладзе воспользовался паузой, чтобы перевести сообщение в видеоформат, и увидел на небольшом экране изображение темнокожего человека в форме капитана третьего ранга космофлота. Тот продолжил:

– Наш второй шаттл не смог войти в атмосферу. Обе Салактионы окружены каким-то неведомым полем. Вы сталкивались с таким эффектом? Мы – нет! Вероятно, шаттл с туристами упал. Но давайте исходить из возможности вынужденной посадки. Шаттл способен садиться на воду. Пожалуйста, организуйте поиски. Мы обратились на Хэнкессу за помощью и поддержкой, а пока задержимся на орбите. Господин Абуладзе! – Коглер приблизился к камере, и Лев Саныч разглядел капли пота на черном лице каптри. – Сейчас, вся надежда на вас и вашего пилота. Если найдете кого-то, доложите.

Коглер посмотрел в сторону и добавил:

– Держите нас в курсе, пожалуйста.

Сообщение прервалось.

Лев Саныч задумался. «Неведомое поле. Может потому и не видны звезды? А формула двойных планет?» Профессор оглянулся на погашенный экран компьютера, но уперся взглядом в тело девушки на кушетке сканера.

Автоматические диоды нащупали грязные запястья пациентки и теперь жалобно пищали. Во время вынужденной посадки Роверто мерзла, потела и плакала. Перед медицинскими процедурами ей следовало принять душ.

– Сам! Я все сам! – Абуладзе взвалил Элизабет на плечо, в пояснице стрельнуло. Скривившись, он шагнул в сторону душевой, Роверто отозвалась жалобным стоном, и по животу Абуладзе потекло что-то теплое.

– Ну ладно, бывает, – простил он Элизабет и внезапно осознал: – «Сейчас я буду купать девушку!»

В душевой он уложил ее на спину на дно кабины, включил теплую воду и бросил лейку на пол. Раздел девушку до белья, извлек из нагрудного кармана чип удостоверения личности. Сунул форму в стиральную машину, в задумчивости почесал живот, разделся, отправил свои шорты и майку туда же.

– Не гонять же стиралку полупустой? – обратился он к молчащей Элизабет.

Белье на ней было простеньким, хлопчатобумажным, и в этот момент от нее веяло беззащитностью. Смертный жетон на цепочке застрял в лифчике.

– Сейчас я – врач! – твердо напомнил себе Лев Саныч и раздел Роверто догола.

Крупная правильной формы грудь, смуглая кожа, длинные черные волосы. Изящные руки и ступни ног, тонкие лодыжки, и в то же время налитые женственностью упругие бедра.

«Она одного со мной роста, – определил Абуладзе, – И если смуглая Моника – символ изящности, то белокожая Роверто – воплощение материнства».

Уверенный, что все делает правильно, профессор намыленной губкой тщательно вымыл тело девушки. И вдруг смутился: «Она уже чистая, а я нет!» Вымылся сам, стоя рядом, этой же губкой, и поморщился от осознания собственной тупости.

Лев Саныч снова сел на дно душевой, положил Элизабет спиной на свои колени и тщательно вымыл ей голову. Почувствовал, что делает это с удовольствием. Натуральная брюнетка без единого седого волоса, лет тридцати. Знойная. Льву Санычу захотелось, чтобы она оказалась чуть старше, он запустил пальцы ей в волосы и помассировал голову.

Прежде чем выключить воду, Абуладзе, все-так же оставаясь на коленях, прижал ладони к лицу – лицо горело. «Я маньяк какой-то, а не ученый!»

Успокоился, вытер девушку двумя полотенцами и отнес ее на сканер.

Кутельский еще не вернулся.

Надел на Элизабет свои чистые майку и шорты. Снова включил сканер – на этот раз диоды успешно нашли, куда подключиться. Профессор разглядел, как по трубке из вены заструилась кровь для анализа, отвернулся и поднес ладонь к носу.

Ладонь пахла чистотой девушки.

«Такое чувство, что я прожил с ней всю жизнь, – подумал Абуладзе, – Я уже знаю, как она за собой ухаживает, какое белье носит, на что надеется и на что не надеется. Ну, пожалуй, этого я не могу знать наверняка».

Лев Саныч вспомнил, что забыл чип Роверто в душевой, и вернулся за ним.

– Обезвоживание, крайняя степень переутомления, многочисленные ушибы внутренних органов, – Кутельский читал ленту с диагнозами Роверто, – По крайней мере, она точно не робот! Документы есть?

– Теперь у нас две девушки на руках.

– Обе поломанные, – Чарли принял из рук Абуладзе жетон-чип с электронным удостоверением личности Элизабет и направился к компьютеру в поисках разъема.

– А циферки то четырехзначные, маэстро, – бросил ему вслед Лев Саныч.

– Элизабет Роверто, студентка первого курса факультета психологии и антропологии, – прочел пилот вслух, – 36 лет, не замужем. Чего? 36 лет и первый курс?!

– А выглядит совсем, как юная девушка, – удивился профессор, – Родители?

– Воспитатель – Маргарет Роверто. Ничего не понимаю. Родители не упоминаются.

– У нее четырехзначный личный номер, маэстро.

– Вы хотите сказать, что…

– То самое. Она настоящая землянка. Искусственно зачатая из замороженных клеток. Потому и выглядит так хорошо. А погибшая Маргарет Роверто – ее пробирочная сестра, выращенная на поколение раньше. Мы ее приняли за мать.

– Это может стать проблемой, профессор!

– Почему?

– Вы встречали когда-нибудь настоящих землян? Зачатых от древних? Я – нет.

– И я нет.

– Вы понимаете, насколько они превосходили нас? Технологически, умственно? – спросил пилот.

– Глупости! – возразил Абуладзе.

– А технологии? Их корабли за несколько тысячелетий преодолели неимоверное расстояние от Земли сюда. А мы, наша цивилизация, что? Так и топчемся на месте. Стоим неподвижно на интеллектуальном фундаменте, заложенным древними. Вот вы ученый, Лев Саныч, объясните, почему так?

Абуладзе задумчиво посмотрел в потолок.

– Не верю, что они нас превосходят или чем-то превосходили. Да, взрывной рост технологий прекратился. Но сейчас эпоха другая. Вызовы другие. Землянам, чтобы покинуть умирающую планету, требовался качественный рывок. А у нас, их потомков, стоят иные, количественные задачи. Вон в системе Гизы почти все планеты земного типа, не на всех можно жить, но освоить их необходимо все! Даже вашу ледышку Эгаро. Существующих технологий нам достаточно, нет причин для качественного скачка.

– А я думаю, мы просто стали глупее предков! – запальчиво воскликнул Кутельский.

– Вы их романтизируете, маэстро, это – свойство юности.

Чарли поморщился и снова с тревогой взглянул на спящую Элизабет. Профессор примирительно добавил:

– Деградация, о которой вы говорите…

– О ней не только я говорю! – перебил пилот.

– Понимаю, но можно я выскажу свое личное мнение?

– Давайте! – разрешил Чарли.

– Это – не дефект нашего разума, а результат деградации языка.

Кутельский внимательно смотрел на профессора, ждал разъяснений.

– Понимаете, человечество, на тысячелетия заключенное в корабли, несущиеся в бесконечном пустом космосе, банально скучало. Одному мозгу для развития нужны образы, это – одно направление эволюции языков, другому для роста аналитических способностей необходимы объекты и предметы для изучения. Это второе направление эволюции, аналитические языки. А когда нечему восхищаться, нечего анализировать? Причин прерывать анабиоз просто не было. Конечно, многовековая спячка ослабила коммуникационные способности человечества. Стал язык беднее, понятий и слов стало меньше. Вспомнить технологии древних землян понадобилось время. Но глупее мы не стали! Сейчас происходит ренессанс языка, понятийный аппарат снова растет! И через пару-тройку веков прогресс снова понесется вперед и вверх!

Чарли Кутельский не выразил ни малейшего восторга речи профессора:

– Чем эта тетечка занималась первые 35 лет своей жизни? Училась в школе?

Профессор пожал плечами и посмотрел на экран компьютера:

– Информации нет. Может для вас она и тетечка, а для кого-то в самый раз!

– А куда девался «Норгекараван»? Они должны были хватиться шаттла и «мэй-дэй» принять.

– Хватились, но сигнал так и не приняли. С нами уже связались, – Абуладзе указал на станцию связи, – Прослушайте их сообщение.

***

Элизабет Роверто села на сканере и несколькими движениями оторвала диоды от запястий и лодыжек, огляделась. Грузный геолог сидел в кресле, стройный загорелый пилот – на кухонном столе – оба с бокалами. На кухне и на рабочем столе перед гигантским погашенным экраном царил невообразимый беспорядок.

– Я что-то проспала? – спросила Элизабет.

Геолог поднялся из кресла и кивнул:

– Лев Саныч Абуладзе.

Элизабет вспомнила его детский взгляд и озорную улыбку, с которой геолог пичкал туристов собственной стряпней. Улыбнулась в ответ.

– Чарли Кутельский – пилот, – Кутельский поставил на стол бокал.

Высокий, симпатичный, почему-то по совместному полету Элизабет его не помнила.

«Ага, он же не разлучался с подружкой».

– Элизабет Роверто, – в свою очередь представилась она, замешкалась на секунду и твердо добавила, обернувшись к Кутельскому, – Спасибо, без вашей поддержки я бы не справилась.

– Да вы – супер! – воодушевился Кутельский.

Элизабет рассматривала емкости на рабочем столе Абуладзе, затем взгляд ее сфокусировался на кулере. Абуладзе отыскал чистую чашку и налил Роверто воды:

– Мы собираемся похоронить погибших.

Роверто шмыгнула носом:

– А за мной и за телами разве не прилетят?

Абуладзе покачал головой и нахмурился. Его жест не ускользнул от Элизабет:

– Что-то случилось?

– Вчерашняя гроза отключила на планете всю электронику, – геолог обвел руками кухню, – И ваш шаттл вышел из строя из-за нее. «Норгекараван» сообщил, что не может выслать спасателей. Ваш сигнал бедствия они не получили. Атмосфера планеты стала непроницаемой. Какое-то неизвестное поле.

Все на мгновение задумались, и Абуладзе продолжил:

– Гробов у нас нет. Так что поторопимся.

– А ваша девушка, Чарли? Вы же с ней остались здесь, – вспомнила Роверто.

Кутельский зло взглянул на геолога, Элизабет заметила:

– У вас тут любовный треугольник?

– Она не девушка, – пояснил Абуладзе.

– Девушка! – возразил Кутельский.

– Хорошо-хорошо. Девушка – андроид. Во время грозы она тоже сломалась, – уточнил геолог.

– Моника сейчас в спальне, на зарядке, – сказал пилот.

– Мне нужно умыться, – заявила Роверто и направилась в сторону душевой, промахнулась мимо двери, врезалась плечом в косяк.

– С вами все в порядке? – спросил Абуладзе.

– Осторожней! – призвал Чарли.

Элизабет лишь махнула рукой, не оборачиваясь, и со второй попытки попала в дверь.

***

Для могилы выбрали место в дальнем углу рощи кипарисов. Мужчины копали яму вдвоем, а Роверто, не отрываясь, смотрела на пакет с телом сестры.

– И стоило ссориться, Марго? – еле слышно пробормотала и заплакала.

«Марго, этот островок – рай, тебе здесь понравилось. Покойся с миром», – мысли Элизабет путались, перед глазами чередой проходили картины ее детства. Маленькая она и взрослая, еще не растолстевшая, Марго с добрыми глазами. Напоследок Элизабет коснулась Маргарет рукой, громко всхлипнула. Абуладзе протянул ей не слишком свежий платок.

Тела в пакетах опустили на дно могилы. Лев Саныч спросил:

– Она вам была кем? Из досье мы поняли, что сестрой.

– Больше. Мы с ней клоны…

– Прямые потомки землян, – перебил Чарли.

– … с планеты Клиффшен. Она родилась на тридцать лет раньше, воспитала меня, как мать. – Элизабет промокнула слезы уголком платка, глубоко вздохнула и продолжила, – У нее были проблемы со здоровьем, и я ухаживала за ней много лет.

– Но вы совсем не похожи, – удивился Лев Саныч.

– Потому и не были похожи, – Элизабет подчеркнула слово «были» и всхлипнула, – Из-за генетического сбоя у Марго.

Мужчины многозначительно переглянулись.

«Ах да, они, наверняка, меня обсуждали», – подумала девушка.

Пилот спросил:

– Вы посвятили жизнь ей?

– Не совсем, – Роверто отвела взгляд и умолкла.

«Моя болезненная привязанность к Марго очевидна всем даже сейчас?»

Чарли Кутельский вдруг встрепенулся, извинился и убежал. Роверто взяла лопату пилота и помогла Абуладзе закопать могилу.

– Физический труд помогает развеяться, – буркнул геолог.

Через несколько минут Лев Саныч в изнеможении оперся о лопату.

Чарли вернулся в белом парадном кителе и фуражке, что контрастировали с шортами повседневной формы. В руках он нес саксофон.

Пилот произнес заупокойную речь, оказывается, он заранее переписал фамилии погибших. Потом выступила Элизабет.

– Маргарет была мне матерью. Я всегда буду помнить тебя, Ма! Спасибо тебе за все. Да будет земля тебе пухом.

Чарли прочел старинную молитву, Роверто встала рядом с геологом по стойке смирно. А когда Кутельский сыграл мессу, девушка в отчаянии уткнулась в плечо Абуладзе.

– Ну, полно, полно. Возьмите себя в руки, Лизонька.

Услышав такое обращение, Роверто улыбнулась сквозь слезы. Лев Саныч спохватился:

– Можно, я буду вас так называть?

– Можно…

– Ведь все мы там будем. Правда? А надо жить дальше. Вы с нами пробудете какое-то время.

– Угу, – согласилась Элизабет, – Приведу могилу в порядок. У вас тут растут цветы?

– Цветы? Не встречал.

– Возьму себя в руки. И дождусь корабля.

– Вы изучаете психологию? – внезапно и не к месту спросил Чарли.

Он протер саксофон и поглядывал на платформу, видневшуюся среди крон деревьев.

– Я хочу писать диссертацию по этнопсихологии, – ответила Роверто, – Потомки землян так причудливо расселились по планетам системы Гизы, есть что исследовать. Вы стараетесь отвлечь меня?

Пилот пожал плечами и взглянул на Абуладзе:

– Лев Саныч – тоже ученый. Профессор геологии.

– Как? – удивилась Элизабет.

– Бывший, – хмыкнул Абуладзе и утер лоб, стараясь скрыть смущение, – Чарли меня просто дразнит.

Они направились через рощу к лестнице.

– Ничего подобного, – возмутился Кутельски, – А как же ваша теория двойных планет?

– Какая там теория? – профессор скромничал при Элизабет. – Так, формула, и не доведена до конца!

– Расскажете потом? – Роверто оживилась.

Профессор кивнул, в его глазах мелькнула благодарность.

По вертикальной лестнице на платформу Кутельский полез первым. Роверто замешкалась. Лев Саныч уже взялся руками за поручни, но обернулся к ней и понимающе хмыкнул. Вернулся и подсадил Элизабет. Почувствовать его большие ладони на бедрах оказалось приятно.

***

Элизабет Роверто поднесла руку к решетке мангала, проверяя температуру. «Достаточно!»

Она выложила на решетку размороженную черепаху, убавила огонь и прикрыла крышку. «Пусть томится подольше».

Осмотрелась.

Уставший за день профессор сидел, свесив ноги с платформы, и рассматривал снятый с камней шаттл. Пришвартованный к ангару с противоположной от платформы стороны шаттл стоял на киле ровно.

– Не знала, что он может плавать, – заметила девушка.

– Шаттл предназначен для челночных рейсов с корабля на орбиту и обратно. А планеты бывают разные. Посадка на воду предусмотрена конструкцией, – пояснил Лев Саныч и обернулся.

Глаза у профессора были голубые.

– Сейчас он на мели, киль лег на песок, посмотрим, как он поведет себя во время прилива?

– Выдержат ли канаты? – спросила Элизабет.

– Угу.

Абуладзе шмыгнул носом. Аромат печеной черепахи достиг края платформы.

Кутельский выбрался на крышу ангара, увидел Роверто и по-мальчишески спрыгнул на платформу, проигнорировав лестницу. Прыгающей походкой смуглый пилот подошел к ним и подвел итог дня:

– Шаттл не взлетит.

Усталый профессор молчал, потому Кутельский продолжил доклад:

– Двигателям каюк, вода… Но корпус не пострадал. Если заменить кормовой люк, то внутри можно жить или…

– Чем его заменить? – перебил Абуладзе.

– …Или использовать шаттл, как баржу, – закончил фразу Чарли и пожал плечами.

Пилот, как гончая, повел носом, смешно раздувая ноздри.

– А пахнет вкусно!

– Идемте обедать, – согласилась Роверто и направилась к мангалу.

Земноводное можно было назвать черепахой только с большой натяжкой. Оно скорее напоминало моллюска с тремя ножками, одна из которых служила головой. Но панцирь на брюхе от температуры стал тонким и поддавался обычному ножу. Слегка пахло подгоревшими креветками.

Мужчины заняли столик у перил, потягивали пиво. Элизабет на соседнем столике орудовала ножом. Мясо черепахи резала вместе с панцирем.

Чарли Кутельский неспеша осушил очередной бокал и спросил:

– Лев Саныч, а вам не кажется подозрительным зашифрованный сигнал, который мы приняли перед грозой?

– Кажется. А что именно?

– Может, он предназначался не нам? Элизабет, вы на шаттле не принимали никаких странных сообщений?

– Мы с Марго были в туалете. Она как раз вышла, а я зашла, когда это случилось.

Пилот замер с вилкой у рта:

– Может, сигнал отправила Моника?

– Исходящий сигнал не может вырваться из атмосферы Салактионы, и Моника об этом знала, – возразил Абуладзе.

– А если она отправила сообщение не в космос, а вашему компьютеру?

Лев Саныч вскочил на ноги.

– Отличная идея, – заметила Роверто, – Компьютер должен расшифровать файл?

– Или хотя бы посмотрим в справочнике, что означает этот код? – добавил Абуладзе.

Он с уважением посмотрел на собеседников, но не успел сделать ни шагу. Скрипнула дверь. Они обернулись на звук и застыли в немом удивлении.