Читать книгу Форпост - Андрей Ливадный - Страница 4

Система Y-406. Район посадки колониального транспорта «Надежда»…

Корабли инсектов появились внезапно.

Иван едва успел подняться в рубку «Хоплита», когда на включившихся голографических экранах, окружающих пилот-ложемент, внезапно начала разворачиваться телеметрия данных с датчиков бортовых систем штурмового носителя.

«Нибелунг» медленно поднимался, планетарные двигатели с изменяемым вектором тяги обладали достаточной мощностью, чтобы обеспечить многотонной машине не только подъем к зоне низких орбит, но (при необходимости) и экстренное маневрирование в атмосфере.

– Илья Андреевич, ты принимаешь данные?

– Вижу их. Пять кораблей. Двигаются курсом атаки. Цель – штурмовой носитель.

Возможности немедленного противодействия у них не было, это Иван понимал: оперативные ракеты легких серв-машин не достанут до находящихся в трехстах километрах целей, но автопилоты «Нибелунга» имели собственные боевые программы, которые обязаны отреагировать на появление противника.

Не факт.

Проблема заключалась в тонких настройках варианторов целей.

Вся техника, действующая в пределах населенного инсектами скопления, проходила дополнительную отладку, когда в схемы управления автоматическим огнем вводились ограничители. Пока корабли насекомоподобных существ не произведут первый выстрел, провоцируя ответный огонь, штурмовой носитель будет продолжать подъем.

Патовая ситуация. Мощный, отлично вооруженный «Нибелунг» продолжал медленно карабкаться ввысь: орудийно-лазерные комплексы, обеспечивающие стопроцентное прикрытие всех полусфер, в данный момент были убраны внутрь бронированного корпуса, шахты электромагнитных катапульт, снаряженные тяжелыми ракетами класса «космос – земля», закрыты. На реактивацию боевых систем после первого выстрела со стороны кораблей инсектов уйдет десять-пятнадцать секунд, которые могут оказаться роковыми.

Решение пришло мгновенно.

Иван успел достать шунт прямого нейросенсорного контакта, но еще не подключил его к своему импланту.

– Илья Андреевич, принимай командование «Хоплитами»! Я переключаюсь на дистанционное управление носителем!

– Понял.

Черный, покрытый глянцевитой изоляцией оптический кабель, неприятно ассоциирующийся с притаившейся в руках змеей, с легким щелчком вошел в ответное гнездо под подлокотником пилот-ложемента. Теперь имплант.

Раздвоенное жало шунта раздвинуло герметичную заглушку на боевом шлеме, и контакты коснулись височного импланта.

Ощущение не из приятных, но иного выбора не было, корабли насекомоподобных существ явно не случайно заявились сюда, а потеря «Нибелунга» грозила провалом всей операции.

Мнемонический блокиратор продолжал работать, но теперь разум Дорохова получил прямой доступ к кибернетическим системам серв-машины, для которых ментальные воздействия инсектов не представляли никакой угрозы.

Еще мгновение, и рассудок Ивана подключился к штурмовому носителю.

Виртуальная реальность.

Он мог управлять системами корабля, воспринимать окружающую обстановку посредством датчиков «Нибелунга».

Вовремя.

* * *

Приказы человека не обсуждаются автоматикой. Корабли инсектов находились еще в сотне километров от штурмового носителя, атакуя его с верхней полусферы, когда «Нибелунг» прекратил подъем.

Опираясь на ослепительное пламя, истекающее из установок планетарных двигателей, штурмовой носитель мгновенно открыл диафрагменные люки, откуда выдвинулись покатые башни комплексов «Прайд-124М». Иван уже мысленно зафиксировал цели и…

Массированный ракетный залп со стороны покрытых черной органической броней кораблей явился для него полнейшей неожиданностью. Дорохов отлично знал устройство и типы вооружений, которые несли на борту известные образцы космической техники инсектов. Научно-технический прогресс расы насекомоподобных существ хоть и имел миллионнолетнюю историю, но развивался в иных, отличающихся от человеческой практики направлениях. Они никогда не использовали (и не изобретали) сложных сервосистем, техника инсектов базировалась на принципах, имевших в своей основе генную инженерию, а не механику.

Развернувшиеся в боевое положение комплексы «Нибелунга» полыхнули огнем: по выпущенным ракетам работали все установки верхней полусферы, росчерки когерентного излучения сжигали реактивные снаряды, но противодействие не могло быть успешным на сто процентов: пять черных кораблей, по форме напоминающие отрубленные в запястьях трехпалые кисти рук, выпустили две с половиной сотни боеголовок, и половина из них, так или иначе, преодолевала заградительный огонь…

Иван ощутил дыхание рока, когда «Нибелунг» конвульсивно содрогнулся от десятков одновременных попаданий, видеодатчики штурмового носителя мгновенно потеряли настройку, часть из них выключилась, некоторые показывали стремительное вращение, падая вместе с фрагментами брони, третьи продолжали фиксировать корабли инсектов, и это позволило Дорохову заметить необычную структуру: в черную как смоль обшивку были интегрированы металлопластиковые конструкции; заостряющийся (против обыкновения) нос каждого из пяти кораблей был покрыт стартовыми стволами ракетных установок, расположенных в виде концентрических окружностей.

Наши устройства …

Мысль промелькнула в сознании одновременно с болезненным ощущением распада. Иван, находившийся в прямом контакте с кибернетической системой «Нибелунга», воспринимал короткую агонию штурмового носителя каждым нервом, каждой клеточкой собственного тела, словно это его рвали на части…

Сознание на миг помутилось.

* * *

Первым чувством, вернувшимся вместе с прояснением рассудка, была злость.

Ивану вдруг отчаянно захотелось выключить мнемонический блокиратор, чтобы иметь возможность задать один вопрос: Какого фрайга вам здесь нужно?!

Действительно, поведение инсектов трудно было объяснить или назвать разумным. Их никто не трогал. Данная планета насекомоподобным не подходит, так в чем суть конфликта? Почему они даже не пытаются предъявить какие-либо претензии, а тупо и нагло лезут в бой, словно поставили перед собой задачу уничтожать все, что относится к человеческой цивилизации?..

Бред какой-то.

Мысли вихрем пронеслись в сознании, пока взгляд жадно вбирал резко изменившуюся обстановку.

Как оказалось, его беспамятство не являлось кратковременным – на экранах сканирующих комплексов уже не фиксировался «Нибелунг», а обе серв-машины, огрызаясь короткими очередями, отступали к цокольному этажу мегаполиса.

Земля и огонь смешивались в неистовстве разрывов, корабли инсектов держали двух «Хоплитов» под постоянным ракетным обстрелом, сменяя друг друга в конусе атаки.

Гибель «Нибелунга» еще стыла в сознании фантомными ощущениями травматического шока, и Дорохов, окончательно приходя в себя, вдруг подумал: Как мы еще уцелели в этом аду?

Стоило бросить беглый взгляд на экраны обзора, увидеть, что одна стена разрывов опадает тоннами сгорающей на лету почвы, а ей на смену уже вырастает новая аллея оранжево-черных султанов высотой в десять-пятнадцать метров, заметить стробоскопические вспышки от тактовой работы орудий серв-машин, услышать разнотонный вой гироскопов самостабилизации, пытающихся выровнять «Хоплит», удержать его от падения, компенсируя рвущиеся со всех сторон ударные волны, как рассудок тут же погрузился в сумеречный ад, который нельзя было назвать боем – их пытались уничтожить, стереть с лица планеты, но ракетные залпы раз за разом ложились мимо, оставляя уродливые шрамы на перепаханной серой земле.

«Хоплиты» маневрировали, уклоняясь от стреловидных росчерков НУРСов,[10] – кто-то крупно подгадил инсектам, недопоставив им системы самонаведения, либо они слишком поторопились, не разобравшись в нюансах устройства чуждой для них техники.

Однако долго так продолжаться не могло. Иван отчетливо понимал, что обе серв-машины сейчас находятся под управлением Лагутина, который с завидным хладнокровием вел «Хоплиты» под основание наклонной стены цоколя, где зиял провал огромного шлюза, предназначенного для продвижения тяжелой планетарной техники.

– Иван, очнулся?!

– Да.

– Не трогай ничего на пульте. – Голос Лагутина был бодрым и злым. – Извини, лейтенант, как говорила наш президент Шейла Норман: «Нет времени на медленные танцы».[11] Прорвемся в цоколь, отдам управление. Подружись с «Одиночкой», мой совет. У нее есть имя, это если ты не знал…

Окончание фразы потонуло в грохоте близкой серии разрывов.

Оставалось лишь позавидовать хладнокровию Лагутина. Складывалось полное впечатление, что, оказавшись в рубке серв-машины, Илья Андреевич полностью преобразился, словно попал в родную для него стихию.

«Хоплит» Дорохова на миг потерял равновесие.

Рубку резко качнуло, вой осколков, уходящих в рикошет от покатых бронеплит корпуса, казалось, въедается в разум тонкой, безысходной нотой…

На виртуальных мониторах отчет статуса систем цвел погребальным узором алых индикаторов – внешние датчики срезало как бритвой, и лишь бронированные кожухи, за которыми скрывались основные сканирующие комплексы, еще держались, принимая на себя удары осколков.

«Хоплит» пошатнулся, но не упал.

Иван, не в силах оставаться вне полыхающего вокруг боя, мысленным усилием включился в цепи управления серв-машины.

Он больше не пытался абстрагироваться от «Хоплита».

Эффект оказался мгновенным, потрясающим, рассудок тут же наполнился совершенно новой для него гаммой ощущений, которые не несли фантомного травматизма, как это было в момент гибели «Нибелунга», напротив, Иван вдруг испытал перерождение: кристальная ясность мышления, иное видение окружающего мира, спокойное осознание собственных возможностей, мгновенный расчет каждого совершаемого действия – непередаваемый, не поддающийся точному описанию ритм боя, когда рассудок человека и модуль «Одиночка» внезапно начинают осознавать себя как единое целое.

Стопроцентный нейросенсорный контакт.

Пилотами не рождаются, ими становятся, однажды и навсегда, в момент наивысшего напряжения, когда натужный вой сервоприводов вдруг вызывает рефлекторное сокращение мышц, а гулкая вибрация поврежденного двигателя точной наводки орудия натягивает нервы, грозя порвать их за секунду до выстрела…

Он больше не видел сплошной стены разрывов. Комья барабанящей по броне земли воспринимались, словно удары по собственному телу, но расширившееся восприятие не зацикливалось на несущественных ощущениях. Иван сумел сконцентрировать внимание на кораблях инсектов: непосредственное влияние сенсорных систем на зрительный нерв оказалось намного острее, чем любая самая подробная модель, построенная в сфере голографического монитора.

Он видел их, несмотря на дым, тонны поднятой в воздух земли и яркую засветку от множества полыхающих вокруг разрывов.

Шаг назад…

Вибрирующая работа поворотной платформы, тихое напряженное гудение электромагнитных фиксаторов, удерживающих приподнявшуюся рубку в заданном положении, едва ощутимое движение подвесного орудия правого борта и…

Залп.

Пятитактовая очередь восьмидесятимиллиметровой спаренной установки, две зримые снарядные трассы, точечные вспышки разрывов, осыпавших борт корабля инсектов, клочья черной органической брони, разлетающиеся, как размягченное температурой вулканическое стекло, и среди этих мгновенных ощущений – блеск обнажившегося металла, на котором тут же фиксируется внимание кибернетической системы.

Левое орудие резко приподнимается, разряжаясь с утробным воем, мимо рубки, наискось, отлетает выброшенный лоток израсходованной обоймы, гулко вибрируют боевые эскалаторы перезарядки, но эти ощущения внезапно становятся фоном, скользят по периферии сознания; взгляд Ивана молниеносно следует за выпущенными снарядами в точку попадания, где с тяжким грохотом разрывов сминается, крошится металлокерамический сплав пусковых шахт ракетных комплексов.

Эбеново-черный корабль, похожий на парящую в воздухе кисть руки, вдруг начинает крениться, приподнимая искалеченный нос, из трех перпендикулярно расположенных относительно корпуса «выростов» тщетно вырываются струи холодного пламени. Центр тяжести критически сместился, и чужеродному кораблю уже не удержаться в режиме горизон – тального парения…

Иван успел отчетливо рассмотреть, как в глянцевитой броне открываются похожие на безгубые рты щели и оттуда словно муравьи начинают сыпаться крошечные фигурки инсектов. Их сотни, они падают с небольшой высоты, не разбиваясь, тут же стремительно начиная удирать от места падения, куда после отчаянной, но бесполезной борьбы грузно оседает масса подбитого корабля.

По субъективным ощущениям бой растягивается в вечность, но в действительности прошло не более минуты с того момента, как Дорохов разговаривал с Лагутиным.

В поле бокового зрения внезапно попадают древние, покрытые окислами конструкции, за которыми царит вязкая тьма, – это покосившаяся рама рухнувших створов, некогда запиравших проход в недра цокольного этажа.

Все…

Вырвались.

«Хоплит» разворачивается, разгоняя мрак, включаются два уцелевших прожектора.

Еще шаг, и Иван начинает ощущать, как тяжкая поступь серв-машины переходит в подчинение его воле: Лагутин, как и обещал, отключил дистанционное управление.

Дорохов, не прерывая нейросенсорного контакта, на миг остановил «Хоплит».

Он понимал, что минута боя полностью переродила его сознание, и, прежде чем двигаться дальше, в глубь мрачной древней постройки, он, не напрягаясь, как прежде, мысленно спросил, не заметив, сколь естественно, по-человечески тепло, сформировал его разум запрос кибернетической системе серв-машины:

– Я знаю, у тебя есть имя.

– Нет. Есть только серийное название модели.

– Назови его.

– «Беатрис». СИИНТ «Беатрис-27».

– Красивое имя. Позволь, я буду называть тебя просто – Беат?

– Конечно…

Кому-то это могло показаться абсурдом, излишеством, но Иван понимал – все гораздо сложнее. Она осознавала факт собственного бытия и имела право на адекватное обращение.

* * *

Два часа они, не останавливаясь, углублялись в недра древнего цоколя, прежде чем «Хоплит» Лагутина остановился, поджав ступоходы.

– Все, Иван, – раздалось в коммуникаторе. – Дальше прохода нет.

Дорохов едва ощущал собственное тело. Мышцы затекли, страховочные ремни пилот-ложемента врезались в грудь, но он мысленно отогнал болезненные симптомы. Если он измотан, то каково сейчас приходится Илье Андреевичу?

Амортизационные дуги с тихим шелестом втянулись в основание сложного противоперегрузочного механизма, и Дорохов поднялся.

– Следи за обстановкой, Беат.

– Можешь рассчитывать на меня, Иван.

Человеческие фразы. В них еще сквозила некоторая сухость, напряженность в формулировках, но кибернетическая система уже достаточно взяла от его рассудка, чтобы начать следующий этап саморазвития. Теперь Иван являлся не просто ее пилотом – он стал единственным человеком, который отныне и навсегда будет для нее символом нового восприятия окружающего мира, потому что нейросенсорный контакт предполагает взаимный обмен данными, он почувствовал себя частью многотонной серв-машины, а она заглянула в рассудок Дорохова, как губка впитала его мысли, ощущения, порывы…

Теперь «Одиночка» стремительно обрабатывала полученную информацию, формируя иной взгляд на окружающую данность, чуть менее отрешенный, чем ранее…

Свет прожекторов разгонял мрак, бросал на стены древнего сооружения длинные тени двух человек, покинувших серв-машины.

Вопреки ожиданию, лицо Лагутина утратило смертельную бледность, он выглядел гораздо лучше, чем в тот момент, когда Иван передавал ему кодон активации.

Дорохов, еще не до конца узнавший все возможности бортовых систем «Хоплита», удивленно посмотрел на Илью Андреевича.

– Все нормально. Модуль поддержания жизни постарался.

– На «Тайфунах» такого нет, – откликнулся Иван.

– Серв-машина в корне отличается от других видов техники, – пояснил Лагутин, придирчиво осматривая выщербленную, посеченную осколками броню. – Здесь предел живучести не лимитирован. Насильственное поддержание жизни не перегиб, а норма.

– Почему?

– Подумай сам. Пилот аэрокосмического истребителя всегда находится неподалеку от базового корабля. Даже если подбили, пилот-ложемент автоматически замыкается в кокон спасательной капсулы, у которой одна программа: доставить тебя на борт носителя, в госпитальный отсек, верно?

– Допустим, – кивнул Иван.

– Иное дело серв-соединения. Нам не положено умирать, – усмехнулся Лагутин. – Корабль высадки может быть уничтожен. А «Одиночка» без человека – жестокий боец. За все приходится платить, Иван. И за сверхэффективность тоже. Ты можешь состариться на несколько лет за пару часов техногенного боя, но будешь жив либо погибнешь вместе со своей машиной – третьего не дано. Галактическая война научила этому железному правилу.

Дорохов кивнул, осматриваясь.

Тупиковое помещение имело несколько выходов, рассчитанных под рост человека.

Вокруг царили признаки векового запустения: сырость на стенах, плесень, бурые лишайники, осклизлый пол, на котором смутно угадывались следы погребенных под прахом предметов.

– Надо решать, что делать дальше, – произнес Иван.

– Решим. Только сначала давай поедим по-человечески. Инсекты тут появятся не раньше чем через час. Так что успеем.

Иван не выказал удивления. Он видел, как из подбитого корабля на землю десятками сыпались фигурки насекомоподобных существ. Учитывая их упорство и непонятный, агрессивный настрой, инсекты наверняка организуют прочесывание цоколя, у них хватит сообразительности на организацию эффективного наблюдения за выходами из древней постройки, так что Илья Андреевич прав, им тут не отсидеться…

* * *

Пока Дорохов осматривал смежные помещения, Лагутин поднялся в рубку своего «Хоплита» и вернулся оттуда с увесистым пакетом в руках.

Иван, появившись в круге прожекторного света, увидел, как Илья Андреевич раскладывает походный столик, и молча принялся помогать ему.

Все постепенно приходило в норму. Повышенная нервозность Дорохова была связана с непривычными для него способами ведения боя, но период короткой, жесткой адаптации был пройден, и сейчас лейтенант уже вполне владел собой.

За стремительной чередой событий им толком не удалось поговорить, и теперь, вскрыв небольшой саморазогревающийся контейнер с пищевым концентратом, Иван спросил:

– Так что здесь произошло, Илья Андреевич?

Лагутин предвидел подобный вопрос. Не прекращая жевать, он включил голографический монитор кибстека, и рядом со столиком возник виртуальный монитор, в объеме которого появилась рельефная модель карты местности. Иван нашел взглядом цоколь, обратив внимание на два маркера, расположенных в стороне от серой коробки несостоявшегося мегаполиса.

– Вот тут был наш базовый лагерь, – пояснил Лагутин. – Это, – он указал на вторую отметку, – холм, образовавшийся на месте древнего сооружения инсектов.

– Ты говоришь о портале?

– Да.

Иван был отлично осведомлен об истории развития расы инсектов (по крайней мере, в известной ее части). Насекомоподобные существа не сумели создать компактный гипердрайв, который мог бы устанавливаться на отдельные корабли, и их исследования гиперсферы – аномалии пространства-времени – шли иным путем: совместно с логрианами инсектам удалось разгадать физику горизонтальных и вертикальных линий напряженности.[12]

Возвращаемся в реальный космос.

Звезды и другие материальные объекты взаимодействуют на уровне гравитации не только с ядром Галактики, но и друг с другом. В гиперсфере подобные взаимодействия отражены в сетке горизонтальных линий напряженности, которые первоначально использовались людьми исключительно для навигации.

Что мы видим: у каждой звезды имеется энное количество «соседей» – звездных систем, удаленных на небольшое количество световых лет. Между соседними системами существует (пусть незначительное) взаимное влияние гравитационных полей, что приводит (в пространстве гиперсферы) к возникновению устойчивых горизонтальных линий напряженности. Они «видны» на экране специального прибора (масс-детектора).

То есть, допустим, от Солнечной системы (по книгам) к соседнему звездному окружению через пространство гиперсферы ведет 60 горизонталей. Значит, следуя от «узла» гравитационного поля родной системы, мы можем избрать одну из них и попасть в систему одной из шестидесяти звезд ближайшего окружения. Горизонталь служит лишь средством навигации, «нитью Ариадны», которой придерживается автоматика гиперпривода при прыжке. Чтобы навигация была «внятной», нужно иметь маркированные горизонтали. Такую маркировку дают станции ГЧ (гиперсферной частоты) в освоенных системах или временные маяки для слаборазвитых или недавно разведанных систем.

Теперь посмотрим, как нам попасть, допустим, к звезде, удаленной на 15–20 световых лет. Мы совершаем прыжок, следуя горизонтальной линии напряженности. Попадаем в соседнюю систему, которая в реальном космосе взаимодействует не только с Солнцем, но и с другими (недоступными для прыжка из Солнечной системы) звездами (из своего ближайшего окружения). Таким образом, перед нами открывается новый участок сетки горизонталей. Выбираем новую горизонталь, совершаем прыжок, и т. д. до бесконечности.

Вертикали.

Они также видны на экране масс-детектора. Отличаются тем, что ведут в глубь гиперсферы. Условно аномалия космоса разделена на десять энергоуровней.

На каждом последующем (низлежащем) уровне возрастают энергозатраты, но сокращается время, необходимое для прыжка. Сетка горизонталей неизменна для каждого подуровня гиперсферы.

Особое значение Вертикалей в том, что они (в перспективной части навигации) устранят несколько промежуточных остановок для смены горизонтальных линий напряженности. Погружение по Вертикали ведет к десятому энергоуровню, где можно совершить переход на другую Вертикаль, то есть осуществить прыжок к любой системе нашей Галактики, совершив только одну смену навигационных линий. Однако это уже открытие позднейшего периода Истории. Главное открытие (которое только недавно сделали люди), определившее общую направленность исследования, а затем и практического использования аномалии, заключалось в том, что любая линия напряженности, будь то вертикаль либо горизонталь гиперсферы, во-первых, берет свое начало в «гравитационном колодце» системы (с отдельными источниками гравитации, в частности с планетами, общий центр масс соединен локальными отрезками линий напряженности) и, во-вторых, обладает уникальным свойством – проводить материальные тела внутри потока составляющих ее (линию напряженности) частиц, не разрушая при этом перемещающийся объект.

Единственным непременным условием для подобного рода перемещений было создание контуров пробоя метрики трехмерного континуума в точках входа и выхода. Именно такие «пробойники» (аналогичные созданным людьми контурам генераторов низкой и высокой частоты) принято именовать порталами.

Изначально инсекты осваивали ближайшие к родной звезде системы, колонизируя подходящие по климату миры, в дальнейшем, после строительства Сферы Дайсона, колонии и исполинское искусственное сооружение связали стационарные гипертоннели. Как показали события последних десятилетий, подобные устройства получили широкое распространение в древнем мире. Исследования Сферы Дайсона помогли установить тот факт, что по поверхности искусственного сооружения разбросаны сотни порталов, а активация наиболее сохранившихся из них показала: гиперпространственные тоннели связывали Сферу не только с исконными колониями инсектов, но и с отдельными системами скопления О’Хара.

Иван понимал: три миллиона лет назад под ударом Предтеч в границы скопления вторглись (или бежали – по данному вопросу еще не сформировалось единого мнения) сотни Семей расы инсектов. Часть из них попала в зависимость от господствовавшей в скоплении расы харамминов, иным удалось избежать рабской участи – они-то и составили костяк современных Диких Семей.

Наивно полагать, что инсекты, стоявшие у истоков колонизации сотен планет скопления, находились на низкой ступени развития. Напротив, основатели колоний являлись представителями эпохи расцвета своей расы, поэтому создание «сетки» гиперпространственных тоннелей, объединяющих близко расположенные системы, было логичным, обоснованным действием.

Прежде чем их потомки растеряли большинство знаний и технологий в долгой кровопролитной борьбе с харамминами, минули тысячелетия.

– Значит, система порталов есть и она до сих пор действует? – подвел Иван черту под своими размышлениями.

– Насчет работоспособности глобальной сети – сложно поручиться. Но отдельные тоннели функционируют, – ответил Лагутин. Он говорил спокойно – все, что могло сгореть в душе Ильи Андреевича, уже подернулось пеплом, и он мог рассказывать о событиях, уже не задыхаясь от ярости, которая ушла вглубь, затаилась до срока… – Мы не рискнули бы активировать портал самостоятельно, без оповещения о начале рискованного эксперимента.

– Однако он заработал, – заметил Иван.

– С той стороны, – уточнил Лагутин. – Моя группа занималась изучением сохранившейся в цоколе информации. Мы искали ответ на вопрос о загадочном «вымирании» колонии, но, как выяснилось, за свидетельствами необязательно было апеллировать к уцелевшим базам данных, сканирование «культурного слоя», как окружающего цоколь, так и образовавшегося на его поверхности, среди размеченной, но не выстроенной инфраструктуры первого жилого яруса, выявило наличие множественных останков людей и инсектов.

– Насекомые истребили колонию? – хмуро осведомился Иван.

Вопреки ожиданию, Лагутин отрицательно покачал головой.

– Нет. – Он отставил в сторону наполовину опустевший контейнер с пищевым концентратом. – Дело обстоит хуже, Иван. Нам удалось подсчитать приблизительное число останков и составить карты их взаимного расположения с привязкой к скрытым в почве объектам. Анализ данных свидетельствует о кровопролитных многодневных боях. Вывод получился неутешительный – все, кто мог носить оружие и оказывал сопротивление, были уничтожены, остальных инсекты депортировали с планеты, используя портал.

– Взяли в рабство? – уточнил Иван.

– Мне неизвестно, с какой целью инсекты брали пленных. Факт, что от цоколя к порталу проложена дорога. Никаких более поздних свидетельств появления людей нами не обнаружено. Анализ минеральных отложений на конструктивных элементах портала указывает, что он не использовался на протяжении последних девятисот лет.

– Твою группу также атаковали через портал?

– Да.

– Значит, инсекты оставили какие-то устройства сигнализации. И их планета расположена в радиусе трех-четырех световых лет отсюда.

– Относительно сигнальных устройств согласен. Но почему ты так уверенно судишь о расстояниях?

– Я соотношу во времени мое прибытие, стычку с инсектами и реакцию их флота.

– Не понимаю, от чего ты отталкиваешься?

– От возможностей гипердрайва. Ты специалист в своей области, я в своей. – Иван щелчком выбил сигарету из пачки и протянул ее Лагутину. – Закуришь?

– Давай, – махнул рукой Илья Андреевич. – Врачи запретили после ранения. – Он взял пачку, повертел ее в пальцах и добавил, доставая сигарету: – Два раза не умирать. Так что по гиперприводу?

– Я делаю допущения. Поначалу я полагал, что их флот поджидал появления спасательной команды на «подступах» к планете, но, видимо, это не так, иначе системы фрегата обнаружили бы группировку чужих кораблей. Значит, их флот затаился в иной системе, ожидая условного сигнала. Кто мог подать его? Только группа или отдельная особь инсектов, скрывшаяся через портал.

– Логично, – согласился Лагутин, ожидая продолжения, но Иван внезапно отклонился от первоначальной темы:

– Тебя не смутило, что инсекты обстреливали нас из НУРСов?

– Меня это порадовало. При такой плотности огня системы самонаведения раздолбали бы «Хоплиты». Никакое противодействие не помогло бы.

– А я подумал: откуда у них ракетные установки? Если это нелегальная поставка со стороны наших «бизнесменов», то откуда они раздобыли неуправляемые ракеты? Это уже архаизм, история, сохранившаяся лишь в музеях. На рынке проще достать современные реактивные снаряды, чем изготавливать на заказ неуправляемые.

– Хочешь сказать, что насекомые пользуются нашими технологиями тысячелетней давности?

– Именно, – кивнул Иван. – Я владею информацией по перемещению коммерческих кораблей в пределах зоны ответственности базы ВКС. В этом секторе скопления «деловой активности» не было, по крайней мере, с момента постройки самой базы. Логично предположить – установки древние, к тому же выводы, сделанные твоей группой, подтверждают это. Людей брали в плен с конкретной целью. Инсекты столкнулись с новой для них расой и желали больше узнать о наших технологиях. Таким образом, думаю, им удалось интегрировать в свои корабли некоторые системы вооружений и, что кажется мне наиболее существенным, – наш вариант гипердрайва.

– Эпохи Великого Исхода?

– Да. Использование устаревшей схемы гиперпривода позволяет перемещаться в пределах первого энергоуровня аномалии. А это не мгновенный переход, который мы сейчас называем «прыжком». Далее – простая арифметика. Флот появился спустя два с небольшим часа после посадки «Нибелунга». Считаем по характеристикам первого энергоуровня – получается три с половиной, ну максимум – четыре световых года.

– Логично, – согласился Илья Андреевич. – Что это нам дает?

– Возможность получить помощь. Спутник они теперь собьют, но мы можем отстрелить капсулы с нанопылью. Вычистить микромашины инсектам не под силу, так что фрегат, вернувшись на орбиту, получит наше сообщение. В радиусе четырех световых лет отсюда расположено восемнадцать звездных систем. Для фрегата – трое суток работы в режиме поиска. Продержимся столько?

Лагутин пожал плечами.

– Не трое суток, а все пять, – уточнил он. – С учетом времени на возвращение фрегата в систему. Относительно наномашин – идея здравая. Меня заботит другое – мы не можем пополнить боекомплекты «Хоплитов». Придется идти в портал с тем, что осталось, а это – тридцать процентов боевой загрузки. В лучшем случае – тридцать процентов, – подумав, добавил он. – Еще неизвестно, сможем ли мы совершить марш-бросок без боя.

– Это вряд ли. – Иван протянул Илье Андреевичу стаканчик с разогретым кофе.

– Вот и я о том. – Лагутин сделал глоток и поморщился. Тонизирующий эрзац, как обычно. – Так что гадать не будем, – подытожил он. – Сидеть тут в ожидании возвращения фрегата – самоубийство. В узких проходах они нас загонят в очередной тупик и сожгут из переносных ракетных комплексов. Серв-машинам нужен простор для маневра. Да и ребят надо выручать немедленно, инсекты, как ты видел, не церемонятся в способах получения информации.

– Все же мне непонятно их поведение, – вздохнул Иван, одним глотком допивая скверный по вкусу кофе. – Мы ведь их не трогали, – добавил он.

– Колонисты тоже их не трогали. Они даже не подозревали о существовании портала, иначе как-то оградились бы от вероятного вторжения. Не ищи тонкостей там, где их нет, – мрачно посоветовал Илья Андреевич. – Инсекты себе на уме – миллионы лет воюют, гуманоидов ненавидят по определению, так что их мотивы неглубоко зарыты. Просто пока насекомым никто вразумительно не объяснил, что между харамминами и людьми есть большая разница.

– Интересно, Илья Андреевич, что и как ты им собираешься объяснить?

– Объяснять буду молча, – мрачно пообещал Лагутин. – Из орудийных установок «Хоплита». Сдается, Иван, они понимают и уважают только такой язык общения.

Дорохов промолчал. Спорить с Ильей Андреевичем сейчас было глупо. Инсекты действительно «зарвались», но задача его и Лагутина – выручить пленных археологов и не погибнуть самим.

Если бы не наглядный пример обращения инсектов с Лагутиным, Иван бы крепко подумал, прежде чем вторгаться на территорию иной планеты. Но при сложившихся обстоятельствах выбирать не приходилось.

Ребят надо выручать, иначе грош цена нашему «присутствию» в скоплении, – решил он, аккуратно убирая остатки нехитрого обеда.