Читать книгу Романтика паровых хроник. Цикл рассказов - Андрей Манушин - Страница 1

Центральные кварталы сильно выделяются на фоне рабочих окраин, и промышленник дважды подумает, прежде чем сплюнуть на мостовую, выложенную красивым булыжником. Но в сквере никого нет, и он, оглянувшись, с наслаждением следует своей многолетней привычке. Потом он неизменно высморкается в платок – этот обычай закрепился у него с недавних пор – когда дела пошли в гору, и он сменил интерьер пропахшей копотью штольни на удобный кабинет в конторе. Мягкие белые перчатки, правда, никак не сидели на грубых от тяжелой работы руках, но господин неизменно натягивал их каждый раз, когда выбирался в люди.

Погода была приемлемая, во всяком случае, не было сильного ветра и грозовых туч. Бледно-золотое небо напоминало о наступлении осени, а сверху над ним свисали, словно нахмурившись, кудрявые облака. Паруса пассажирского аэростата вынырнули из них, чтобы вновь скрыться через несколько мгновений.

– Кажется, дождь собирается, – промышленник вспомнил, что в юности хотел работать на метеорологической станции и подниматься на воздушных шарах за облака, горы и видимые границы горизонта. Он читал где-то, что планета у них круглая, но проверить это так и не смог.

Баржа отходила от пристани в четыре часа, и у него оставалось изрядное количество времени, чтобы прогуляться по набережной, как только он покончит с делами. Офис компании встречал посетителя мягким шелестом бумаги. Служащий взглянул на него из-под толстых линз и дежурно улыбнулся, доставая отчетность. Накладные были в порядке, как и всегда, но мужчина принялся внимательно перечитывать их, чтобы исключить возможность малейшего просчета. Должно быть, он еще не привык к своему положению и захватил старые повадки бригадира с собой на новую должность. Все цифры подверглись тщательнейшему анализу и выверке с записной книжкой, прежде чем он поставил свою подпись рядом с автографом начальника склада. Все это время молодой служащий не обращал на него никакого внимания, высчитывая собственную бухгалтерию и составляя очередную смету.

Работа с цифрами не приносила нашему герою большого удовольствия. Он предпочитал работать с людьми. Однако, если своего брата в потертой куртке и высоких ботинках он знал как облупленного, со скользкими дельцами в костюмах и благородными господами во фраках все обстояло иначе. Понять истинные намерения высокого сословия было крайне трудно, подчас – почти невозможно. Новоиспеченный глава старался казаться в таких разговорах бесстрастным и даже отчужденным, показывая собеседнику, будто бы он знает все и даже больше, но пока предпочитает внимательно слушать. На деле же в такие минуты под черепушкой у него не шевелилась ни одна извилина, а в голову лезли самые разные глупости, стараясь заполнить вакуум мысли.

Набережная закончилась у старой торговой гавани, где на тихих волнах покачивалось несколько рыбацких шхун, оставленных владельцами доживать свой век у заросших тиной мостков. Промышленник расстегнул плащ и уселся на ступенях причала. Жизнь, думал он, пролетает с каждым днем все стремительней, а за плечами у него ни семьи, ни истории, ни подвига.

Он потянул носом. Хороший, свежий воздух здесь, у моря. На окраинах все иначе. Словно обросший отвратительными моллюсками кит, город обрастал уродскими фабричными трубами, производственными цехами и железнодорожными депо. Ангары с паровозами и тепловые станции с густым смогом наслаивались друг на друга, привинчивались кое-как, вкривь и вкось, словно собранная ребенком башня из кубиков. На верхних этажах этих нагроможденных друг на друга бюро, заводов и мастерских можно было увидеть сквозь пелену вечного пара звездное небо. Должно быть, с них уже была возможность доказать, если бы мир не был плоским, так высоко в небо уходили эти этажи. Подняться на самую вершину таких зданий означало добиться небывалых успехов в карьере. Говорят, там даже места на балконах с доступом к чистому воздуху можно приобрести за деньги, чтобы не пришлось ежеминутно прикладываться к кислородному баллону. Только никто из людей, так усердно работающих на результат и не позволяющих новым успешным начальникам делать надстройку над собой, перекрывая кислород, не пользуется этими балконами самостоятельно. Они берут за это плату у своих сотрудников. Капитализация? Нет, просто им некогда прохлаждаться на свежем воздухе. Иначе они бы не сидели так высоко.

Промышленник задумчиво подсчитал этаж, на котором находится его контора. Получилось немногим выше середины. Из его окон еще нельзя увидеть небо, но уже можно свободно дышать без приспособлений.

Но хуже всего, подумал он, что под этими вавилонскими башнями есть другой мир, подземный. Тысячи тоннелей, шахт и катакомб устремляются вглубь еще дальше, чем многоуровневые высотки тянутся в небо. Там никогда не видели солнца, там никогда его не увидят, там никогда о нем не слышали и уже давно о нем не мечтают. Человеческие норы, в которых живут, растут и умирают, копают и строят, изрыли землю под городом так, что промышленник средней высоты искренне боится, что в один день все начнет обваливаться и рухнет, как карточный домик. Каждый раз мысль эта пугает его, заставляет сердце забиться чаще, а ладошки намокнуть. Потом он возвращается к ней, будто бы ненароком. И чем больше он думает об этой страшной напасти, тем больше катастрофа не пугает, а заводит его. Вскоре он уже открыто размышляет, что будет после. После всех этих башен и нор. И озарение, до этого смутно в глубине подсознания, вдруг звучит в голове его июльским громом, и в глазах потерявшего молодость мужчины загорается огонь. А будет свобода. Свобода и равенство, потому что на развалинах этих все будут равны, и можно будет начать все заново. Без разницы в доступе к кислороду и звездному небу.

Промышленник улыбается, щурясь на солнце. Он не заметил, как баржа с товарами, отплытие которой он пришел проконтролировать, уже проплыла мимо него на восток, а серебряная луна начала вытеснять с неба багряное солнце. Он поднимается, отряхивая плащ, и бодро идет домой в одну из башен, надеясь, что когда-нибудь они сломаются, колосс дрогнет, и все это царство метала и денег будет свергнуто в пучину. Он идет по набережной не так, как шел днем. Он летит, пританцовывает, напевает гимны молодости. И неизменно в его зрачках отражаются эти башни, снова и снова падающие в пропасть, расшатанные копошащимися в недрах людьми.