Читать книгу Яномамо. Вверх по Ориноко - Андрей Матусовский - Страница 5

Первая попытка
Сехаль – первые яномамо

Оглавление

Меньше чем через час, после того как мы стартовали из Лау-Лау, наша лодка причаливает к берегу у деревни Сехаль. Сехаль – первый населенный пункт, в котором живут яномамо. Мои проводники поясняют, что сехаль – вид пальмы со съедобными плодами, растущей в здешних краях.


Группа индейских народов яномамо (другие названия: яноам, яномам, яномаме, яномами, вайка, гуаарибо, гуаика, гуахарибо, шаатари, шаматари, шаматри, параури, кобари, кобарива, сурара, шурима) проживает на юге Венесуэлы (юг и восток федеральной территории Амасонас, юго-запад штата Боливар) и на севере Бразилии (север штата Амазонас и северо-запад штата Рорайма). Говорят на яномамских языках, имеющих диалекты: восточный яномами (в горах Серра-Парима), западный яномами (в бассейнах рек Падамо, Окамо, Манавиче, на юге от верховьев реки Ориноко, в бассейнах рек Мавака и Сиапа, до верховий рек Кауабури и Марауиа).

Подгруппа яномамо нинам (другие названия: кричана, явапери, явари, касрапаи, шириана касапаре, шириана, янам) проживает в Бразилии, на северо-западе штата Рорайма, в верховьях рек Урарикуэра и Мукажаи, и в Венесуэле, на юге штата Боливар, в верховьях рек Парагуа и Карун. Говорят на языке нинам яномамской группы языков, в котором различаются диалекты: южный (ширишана или мукажаи) и северный (шириана, в верховьях рек Урауикаа-Парагуа).

Подгруппа яномамо санума (другие названия: чиричано, санема, санима, тсанума) проживает в Венесуэле, на юге штата Боливар, в верховьях рек Каура и Вентуари-Эребато, и в Бразилии, на северо-западе штата Рорайма, в верховьях реки Ауарис. Говорит на языке санема яномамской группы языков, в котором выделяются диалекты: янома (саматари, саматали, шаматари, коорошитари), кобари (кобали, кобарива), каура, вентуари-эребато, ауарис.

В Венесуэле яномамо подразделяются на четыре большие группы: гуаика, ширишана, или шириана, гуахарибо, саматари. Гуаика расселены в верховьях Ориноко и на берегах ее правых притоков, ширишана – в верховьях рек Эребато и Каура, гуахарибо – по левым притокам Ориноко, саматари – в верховьях реки Мавака и в бассейне Сиапы.


Аксель шепчет мне на ухо, чтобы я спрятал фотоаппарат и видеокамеру и не пытался сразу снимать яномамо, как только мы выйдем на берег. Он говорит, сначала надо договориться с яномамо, иначе те могут начать стрелять в нас стрелами из своих луков. К слову сказать, через некоторое время я лично убедился, что луков и стрел у них было предостаточно.

Поселок Сехаль образовывали два десятка прямоугольных хижин под двускатными пальмовыми крышами, беспорядочно разбросанных вдоль берега Ориноко на небольшой возвышенности. Лишь в центральной части Сехаля хижины стояли вокруг открытой площадки, имитируя таким образом кольцо традиционного коммунального жилища – шабоно, в котором в недавнем прошлом совместно проживали все члены одной общины.


Шабоно – традиционное общинное жилище индейцев яномамо в верховьях Ориноко, представляющее собой сплошной кругообразный навес, наклоненный к центру. С высоты шабоно напоминает усеченный конус.


Особняком с одного края площади стояла специально построенная часть традиционного шабоно, в тени которого осуществлялись сакральные церемонии. На окраине поселка располагалась новая школа, построенная, как пояснили местные аборигены, всего пять месяцев назад. Учителем в ней работал местный мужчина яномамо, совсем не говоривший по-испански.

Сразу после нашего прибытия несколько мужчин повели нас к капитано. Как все капитано, лидер Сехаля контролировал прибытие чужаков и их деятельность во время пребывания в деревне.

Наряду с капитано в Сехале также были вождь, следивший за соблюдением правил коммунального проживания в деревне, и несколько шаманов, осуществлявших традиционные духовные практики.

Интересно, что капитано не считал нужным присутствовать на состоявшемся немного позже ритуале принятия галлюциногенного порошка эпены, столь характерного для яномамо, хотя оказал нам содействие, договориваясь с другими мужчинами о нашем нахождении на церемонии и возможности фотографировать. В свою очередь вождь внимательно наблюдал за ходом происходившего действа.

Капитано Сехаля оказался неприметным щуплым мужчиной низкого роста лет тридцати шести-сорока. Единственным оправданием его власти, казалось, служило лишь то обстоятельство, что он был энергичным жизнелюбивым человеком. Он оживленно беседовал с нами на хорошем испанском, активно интересуясь всеми последними новостями.

Вероятно, он учился в близлежащей американской миссионерской протестантской школе «Миссия новые племена», расположенной в поселке Тама-Тама на Ориноко, ничем другим я не мог объяснить его эрудированность. Некоторое представление он имел даже о России, знал, что венесуэльский президент Уго Чавес недавно был с визитом в Москве.

Похоже, пламенные революционные речи Уго Чавеса, которые капитано слышал где-то, вероятно, по радио или по телевизору, оказали на него сильное влияние. Он спрашивает меня, правда ли, что в России нет больше диктатуры, и коммунисты теперь не правят страной, и да, почему мы перестали помогать Кубе, ведь на Кубе, хотя и коммунисты находятся у власти, нет никакой диктатуры. Тут ему начал объяснять еще что-то про коммунистическую диктатуру в России Аксель, и я совсем потерял интерес отвечать на их глупые вопросы.


Шаманский жезл токки


Верхушка токки


Листья Anadenanthera peregrine, из семян которой делают эпену


Капитано интересуется, сколько мне лет. Говорю, что тридцать пять. Он не верит моим словам, смотрит по сторонам и показывает на стоящего рядом мужчину-яномамо, на чьем брутальном лице заметен не то чтобы отпечаток старости, но некой усталости от жизни.

– Вот – ему тридцать пять лет. Смотри, как он выглядит. А у тебя морщин даже нет, лицо как у ребенка, – восклицает он.

Здесь для меня это обстоятельство – негатив, в то время, как в крупном городе, в Москве, эту реплику стороннего человека следовало бы воспринимать, скорее, как комплимент моему внешнему виду, если, конечно, он не имел в виду, что я выгляжу глупо для своих лет.

Пытаюсь размышлять. С антропологической точки зрения мировосприятие капитано – яркий пример происходящих изменений в сознании той части яномамо, которые находятся в тесном контакте с внешним миром. С одной стороны, стараясь казаться важным, он заводит совершенно чуждые и непонятные ему и его окружению политические разговоры, услышанные где-то на стороне, но при этом, сам того не подозревая, продолжает оценивать меня, увиденное по-прежнему по каким-то патриархальным критериям жителя тропических лесов.

Меняем тему разговора. Я спрашиваю капитано, как живут яномамо в отдаленных районах верхнего течения реки Сиапы и в труднодоступных горах Сьерра-де-Тапирапеко на венесуэльско-бразильской границе. Мой собеседник отвечает, что полностью изолированно и традиционно, придерживаясь своих религиозных воззрений, и не будучи затронутыми цивилизацией. К таким районам он также причисляет верхнее течение рек Окамо и Путако. На реке Падамо, говорит, сейчас очень много нелегальных золотоискателей из Бразилии.

По нашей просьбе капитано ведет нас по хижинам поселка Сехаль, разрешая зайти в любую из них. Попутно разъясняет, что через час на центральной площади состоится церемония вдыхания галлюциногенного порошка эпена, являющегося неотъемлемой частью культуры яномамо, и за небольшие подарки шаману, который будет ее проводить, мы можем, если захотим, на ней присутствовать и фотографировать все происходящее.

Один из сопровождающих показывает нам своеобразный жезл – токки, как его называют на своем языке яномамо, – очищенная от коры жердь двухметровой высоты и диаметром около десяти сантиметров. Он воткнут в землю под деревом Anadenanthera peregrine – из его семян изготавливают эпену. По всей высоте столбик разрисован змеевидными узорами, а его верхушку украшает пучок из разноцветных перьев. Мужчина задумывается, как лучше объяснить нам функциональное назначение этого предмета, а потом говорит, что это «диплом», выдаваемый шаманом своему ученику. Токки символизирует, что ученик закончил курс обучения и стал самостоятельным шаманом – тогда наставник выставляет его перед домом воспитанника.

Этот же яномамо ведет нас по узкой тропинке, идущей от деревни вдоль берега Ориноко вглубь джунглей, и там нашему взору открывается построенный под пологом леса тапири – просторный десяти-двенадцати метров в длину примитивный навес из жердей и листьев пальмы, по форме отдаленно напоминающий шабоно.


Тапири…


…надежно скрыт джунглями от посторонних глаз


Наш проводник объясняет, что сехальцы специально установили его вдали от деревни, чтобы проводить сакральные ритуалы. Скоро должна состояться одна из таких церемоний.


Тапири коренные народы Амазонии и Оринокии строят, когда находятся в пути, на охоте, чтобы был временный кров, или как краткосрочное укрытие, пока сооружается большое постоянное жилище.


От кого и почему хотели скрыться местные яномамо, установив под кроной непроходимой сельвы тапири, нам так и не удалось узнать.

Пока мы ходили под крышей частично построенного шабоно, создающей тень от палящего солнца, начиная церемонию эпены, запел старый шаман. На его пение из разных хижин стали сходиться облаченные в перьевые украшения мужчины, их тела и лица были раскрашены красными и коричневыми растительными красками. Подходившие садились на низкие деревянные скамеечки, располагаясь вокруг шамана.

В центре образованного ими круга на земле лежала длинная тростниковая трубка, предназначенная для вдувания эпены, и достаточно много самого бурого порошка. По очереди и по мере желания кто-то из мужчин выходил в центр собрания, приседал на корточки, а другой мужчина, вышедший вслед за ним, вдувал ему в нос эпену.


Яномамо рассматривают полученные подарки


После приема эпены из носа непроизвольно течет слизь


Участники церемонии эпены


Напряженный взгляд


Яномамо сворачивают табачные листья и закладывают их за нижнюю губу


Принявший галлюциногенный порошок вскакивал, похлопывая себя то по ногам и рукам, то по спине, как птица крыльями, из носа у него вытекала коричнево-зеленая пена, и участник церемонии впадал в транс. Человека посещали видения, он начинал что-то петь или бормотать.

Другие участники ритуала степенно наблюдали за ним и, соблюдая очередность, точно также выходили в центр круга за своей порцией эпены.

В стороне от cобравшихся, в своем гамаке, обведя глаза широкой полосой коричневой растительной краской, тихо сидел вождь общины Сехаль, внимательно и вдумчиво следивший за всем происходящим.


После приема эпены нарушается моторика нижних конечностей, поэтому большинство индейцев, вдохнувших галлюциноген, сразу же возвращались назад и садились на свои скамеечки. У тех же, кто продолжал стоять, быстро подкашивались ноги, и их товарищи заботливо брали их под руки и отводили на их места.


В общей сложности собралось около дюжины полуголых одурманенных эпеной индейцев. У двух стариков, один из которых был шаманом, были надеты на головы повязки из шкур обезьян, с них на спины ниспадали украшения из перьев.

Стоящий рядом яномамо объясняет, что эпена помогает общаться с духами. Церемония необходима мужчинам, так как завтра они собрались на охоту и хотят узнать у духов, будет ли им сопутствовать удача.

Разрешение на фотографирование мне дает местный учитель яномамо, не вдыхавший эпену и наблюдавший за всем происходящим процессом со стороны. За эту возможность я отдал несколько мотков лески, рыболовные крючки, свинцовые грузила и пару зажигалок. Учитель разложил все это добро на землю в центре собрания и деловито распределил подарки между всеми участниками ритуала.

То, что мы сейчас видим, – это лишь первая часть церемонии. Вождь предлагает нам досмотреть все до конца. Я отказываюсь, потому что времени у нас не так много, и нам надо спешить вверх по Ориноко. Наша цель – изолированные шабоно верховьев Окамо. Распрощавшись с яномамо общины Сехаль, мы уходим.

В поселках Тама-Тама и Ла-Эсмеральда на Ориноко располагаются военные гарнизоны Национальной гвардии Венесуэлы. Поэтому при подходе к Тама-Тама и Ла-Эсмеральде Аксель прячет свое охотничье ружье, на которое у него нет разрешения.

Ночуем в Ла-Эсмеральде. Ночью опять льет сильнейший дождь. Приходится вновь бегать по лодке, поправляя протекающую крышу, что, впрочем, мало помогает – она протекает как дуршлаг.

Как только забрезжил рассвет, отплываем из Ла-Эсмеральды под аккомпанемент непрекращающегося дождя – в этих краях уже начался сезон дождей.

Пройдя несколько километров вверх по Ориноко, причаливаем к берегу у незнакомой деревни яномамо, чтобы сварить кофе и пойманного Хильберто ночью ската-хвостокола. Наш пиароа со знанием дела отрубает мачете еще живому скату хвост с острым ядовитым шипом и разводит костер. Мы же отправляемся с визитом в деревню яномамо, к которой ведет узкая тропа.


Плантация бананов на берегу Ориноко


Семья яномамо


Женщина яномамо


В этой деревне совсем немного жителей, человек восемнадцать-двадцать. Их прямоугольные хижины-мазанки под двускатными крышами, устланными пальмовыми листьями, стоят на некотором удалении от берега реки на опушке леса. Женщины ходят традиционно – по пояс обнаженные, носят бусы из яркого разноцветного бисера. Они говорят только на яномамо, в то время как их мужчины владеют испанским.

Эти индейцы удивляют меня. Они бесцеремонно, как оголтелые, налетают на нашу лодку. Неожиданно у нас возникает проблема – надо смотреть за своими вещами, яномамо, даже не озадачиваясь получить разрешение, пытаются заглянуть в наши рюкзаки и мешки, шарят под скамейками бонго. В буквальном смысле клянчат подарки.


Копченые лягушки, преподнесенные нам яномамо в качестве угощения


Пожилая женщина, глядя на меня и мой объемный рюкзак, плаксиво попрошайничает, понятно даже без перевода: «У тебя же такой большой багаж, пришелец, а ты нам дал только мелкие подарки». При этом она без какого-либо смущения старается залезть в мои вещи, я же, в свою очередь, как можно более деликатно стараюсь отстранить ее руки.

Мужчины ведут себя с большим достоинством. Они разделяют с нами трапезу из сваренного ската и кофе. Мы даем им рыболовные крючки и леску, женщины, помимо других подарков, принимают от меня кусок мыла и коробок спичек, а также забирают у нас лежащие на дне лодки пустые стеклянные банки из-под сока, который мы выпили за время долгого пути из Пуэрто-Аякучо.

Яномамо. Вверх по Ориноко

Подняться наверх