Читать книгу Мы – чемпионы! (сборник) - Андрей Меркин - Страница 13

Зимой 1981 года поехал на зимние студенческие каникулы в своеобразный Дом отдыха. Каково же было моё удивление, граничащее с истерикой, когда я узнал, что попал, самым мистическим образом, в тот же самый пионерский лагерь, где в далёком 1972 году впервые в жизни занялся сексом с молодой и прекрасной восемнадцатилетней студенткой, которая жила на вольных хлебах в пионерском лагере как дочка начальника лагеря. Я подробно написал об этом в первой книге, в главах «Дефлорация» и «Дефлорация 2».

Судьба свела меня тоже со студенткой, и ей тоже было восемнадцать лет, но мне не четырнадцать, как тогда, а двадцать три года, и студенток и тёток разных мастей и калибров к тому времени, перефразируя Есенина, повидал я и попробовал в тёмных углах немало.

Её звали Гуппи.

Не знаю, да так и не узнал, почему у неё было такое рыбье прозвище, но Мариной её никто не называл, а все друзья и подруги однокурсники называли её так, на что она радостно и весело отзывалась.

Весь этот своеобразный Дом отдыха был заполнен исключительно студентами, а тот же самый персонал, что кормил детишек в столовой летом, зимой потчевал тем же самым незамысловатым меню, где преобладали щи и каша – пища наша.

Иногда готовилось даже мясо, вкусом напоминающее подошву кирзача. А также компот из сухофруктов с одиноким фиговым листом, почему-то называемый в меню: «Компот домашний».

Очевидно, что все эти сухофрукты действительно находились дома, но у шеф-повара. Там же, собственно, где и вышеупомянутое мясо, прописанное в мятом листке меню химическим крандашом как «рагу домашнее с овощами».

Из овощей там была картошка мёрзлая галимая – первым и последним компонентом этого шедевра кулинарного исскуства.

Зато на столах на восемь человек на завтрак, обед и ужин всегда и без ограничений лежали огромные, размером с хуй негра, солёные огурцы.

Они пользовались особым спросом, их выносили с собой в больших количествах на закуску.

Со времён моего пребывания в пионерах в окрестных «сельпо» мало что изменилось, и тот же самый портвейн с той же самой водкой продавала пергидрольная Нюрка или Клавка с огромными сиськами наперевес.

Одна даже, о боже, узнала меня и назвала по имени, хотя прошло без малого десять лет. Оказывается, никто в таком молодом возрасте, как я тогда, не хватал её самым наглым образом за жопу и сиськи одновременно и даже – я не побоюсь этого слова – за манду.

По такому торжественному случаю Нюрка отпускала мне водяру хоть и из-под полы, как всем местным синякам, зато без переплаты – по государственной цене.

От непрозрачных намеков на секс, а по-русски говоря, на банальную еблю в подсобке винного магазина, и от самой разнузданной ебли я благополучно соскочил, ведь все мои мысли были только о Гуппи, и только о ней одной.