Читать книгу Притчи Эпохи Водолея - Андрей Михайлович Паскевич - Страница 2

На поляне жили два цветка: Тюльпан и Гвоздика. Они жили очень дружно и весело. Но, однажды, почти одновременно, они спросили друг у друга:

– А кто из нас красивее?

– Я красивее, – ответил Тюльпан.

– Нет, я красивее, – сказала Гвоздика, – мои лепестки красивее, чем твои, и мой стебель красивее, чем твой.

Тюльпан был не согласен, он сильно злился на Гвоздику за то, что она считала себя красивее.

Гвоздика тоже злилась на Тюльпан.

Они перестали общаться и дружить. Иногда их спор возобновлялся, но примирение не происходило, и они опять надолго замолкали.

Гвоздика замечала, что Тюльпан с каждым днем становится все некрасивее, и очень этому радовалась.

Но и Тюльпан стал замечать, что Гвоздика становится с каждым днем некрасивее, и тоже этому очень радовался.

Когда они радовались, их красота ненадолго возвращалась, но она была не такой как прежде, не настоящей.

– Из вас красивее тот, кого первым сорвут, сказала им как-то Бабочка.

Бабочка знала все, потому что сверху ей все было видно. После того, как Бабочка это сказала, каждый из них мечтал, чтобы его поскорее сорвали. Они все еще продолжали оставаться красивыми, но их красота не радовала, не притягивала к себе. Возможно, поэтому никто их не срывал. Тюльпан знал, что первым сорвут его. Гвоздика была абсолютно уверена, что ее сорвут первой. Каждый старался быть красивее и ждал, когда его сорвут первым. Это была странная, отталкивающая, пугающая красота.

Их сорвали в один и тот же день, почти одновременно.

Тюльпан и Гвоздика еще никогда не были так близки друг к другу. Они не помнили, как оказались вместе в одной хрустальной вазе. Но, как только они пришли в себя, они продолжили спор.

– Я красивее, – заявил Тюльпан, – потому что меня первым сорвали и первым поставили в эту вазу.

– Нет, первой сорвали меня, и первой в вазе оказалась я! – заявила Гвоздика.

С каждым днем от их былой красоты оставалось все меньше и меньше воспоминаний. Каждый из них радовался тому, что сосед по вазе умирает. И каждый был уверен, что умрет последним, – это значило, что когда-то в юности именно он был красивее.

К ним опять прилетела Бабочка и сказала:

– Тот, кого из вас выбросят последним, в прошлом и был самым красивым.

Тюльпан был уверен, что именно его выбросят последним. Гвоздика не сомневалась, что последней выбросят ее. Из вазы исходил неприятный запах гнилой застоявшейся воды.

Они оба не могли дождаться того счастливого дня, когда их выбросят. Их выбросили в один и тот же день, почти одновременно.

Пантера

На безлюдном берегу таинственного моря, лежала царственная пантера. Через хрустально чистые глаза пантеры мудрость любовалась морскими волнами. Прозрачные кудри моря безуспешно причесывал ветер, он играл с листьями деревьев, охраняющих джунгли, и, иногда, услужливо извивался у тела пантеры. Сердце пантеры радовалось красоте, легкости, простоте, солнцу. Но в глубине глаз большой черной кошки таилась непознаваемая осторожность. Медленные величественные движения тяжелой головы, казались ленивыми и незавершенными. Словно убедившись, что ничего нет в той стороне берега, куда часто смотрела пантера, она опускала свою голову на большие мягкие лапы, сложенные на песке. Совершенные формы дикого животного, ненадолго выпущенного джунглями к берегу, утверждали величие и совершенство природы. Но что-то беспокоило пантеру. Это усиливающееся беспокойство вызывал не приближающийся вечер, требующий возвращения в джунгли. Причина беспокойства была в чем-то другом.

Неожиданно перед пантерой оказался откуда-то принесенный ветром большой прозрачный шар. Никогда пантере не приходилось видеть шар. Легким касанием ветерок подвинул шар немного ближе к пантере. Взгляд пантеры не изменился, тело продолжало оставаться неподвижным. Солнце играло с прозрачной поверхностью шара, шар играл с солнцем, радуясь свету, проникающему в него. Разноцветные кольца, растекались по прозрачной поверхности шара, окрашивая ее всеми цветами радуги. Тело пантеры тоже играло с изумительными оттенками света, поглощаемого черным бархатом ее царственного одеяния. Возле черной пантеры лежал белый прозрачный шар. Свет радовался совершенству своего творения. Природа восхищалась гениальностью своей фантазии и красотой игры, придуманной ею. Взгляд пантеры становился пронзительным и цепким. Настороженность превращалась в скрытую готовность удовлетворить разгорающийся интерес. Голова пантеры медленно, незаметно поднималась. В это время правая лапа спокойно размышляла о легком движении, которым она коснется прозрачной поверхности неизвестного. Все произошло вовремя. Тело немного подалось вперед, лапа описала неуловимое движение, но не коснулась шара, неожиданно подхваченного ветром, увлекающим его обратно в неизвестность. Вдруг улетающий шар превратился в маленькие, исчезающие в воздухе, капельки. И вместе с ним в воздухе растворился скрывающий тайну, неуловимый смысл, у которого была такая же прозрачная оболочка.

– Папа, купи мне эту большую пантеру, я выбрал ее.

– Может тебе купить плюшевого пингвина, или большого надувного слона? А чем тебе не нравится резиновая акула? – обращался папа к своему малышу.

Малыш держал в руке флакончик с мыльной жидкостью, которую легким детским ветерком превращал в большие мыльные пузыри. Это волшебство происходило в магазине детских игрушек.

Папа говорил:

– Сынок, прекрати, это неприлично. Выберем тебе игрушку, выйдем на улицу, и будешь продолжать создавать свои любимые пузыри.

– Папа, ты ничего не понимаешь. Пузыри нужно пускать не только на улице, но и в помещении тоже. А в игрушечном магазине, тем более. Здесь они еще больше становятся волшебными, чем на улице.

– Да, действительно, может быть я чего-то и не понимаю, но постарайся это делать безопасно для окружающих, – говорил папа и извинялся перед продавцами, которые тоже, по всей видимости, ничего не понимали в мыльных пузырях.

Один из пузырей, играющих с малышом, хотел вылететь в окно магазина, но увлеченный игрой не заметил стекло, и превратился в маленькое мокрое пятнышко. Другой разбился о длинный нос строгой продавщицы, которая к удивлению папы, даже не обиделась. Мальчик рассматривал игрушки и продолжая свое дело. Третий мыльный шар опустился возле плюшевой пантеры и долго не хотел превращаться в воздух. Когда в магазин вошли новые покупатели, медленно закрывающаяся за ними дверь, создала легкий ветерок. Ветерок подхватил шар, он отлетел немного в сторону, и мгновенно растворился.

– Пантеру, пантеру, папа, хочу, – с восторгом крикнул малыш.

– Заверните, пожалуйста, пантеру – сказал доброй продавщице папа, довольный тем, что наконец-то волшебные пузыри они будут пускать на улице. Когда они шли домой, несколько пузырей разбилось о проезжающий автобус. Трудно представить, куда отвез своих пассажиров уже волшебный автобус. Один пузырь разлетелся, столкнувшись со шляпой прохожего, после чего прохожий, куда-то побежал, наверное, навстречу своему неожиданному счастью. «Да, действительно, что-то волшебное в них есть», – подумал папа о пузырях. Иногда пузыри не получались, потому что мыльная жидкость во флакончике заканчивалась. А папа только начинал серьезно относиться к пузырям и входить во вкус магического таинства.

В детской комнате пантере было отведено самое почетное место. Когда папа с малышом вышли из комнаты и отправились за новым флакончиком волшебной жидкости, пантера приступила к знакомству с игрушками, уже обжившими детскую комнату малыша.

Здесь было много машин, солдатиков, пистолетов, собачек, которые дружили с плюшевой кошечкой, несколько матрешек, и качающаяся лошадка. Все они с интересом слушали удивительный рассказ пантеры о море, джунглях, и песчаном береге. Каждый из них, дослушав рассказ пантеры, хотел первым рассказать свою историю о встрече со своим мыльным пузырем.

Полнота

Лебедь выбирает только один раз. Спутник для лебедя один. Вся жизнь только вдвоем, весь мир для двоих. «Все пополам?». Нет, всего вдвое больше. Вдвое красивее цветы, вдвое слаще их запахи, озера, реки и небо вдвое чище.

Но если один из возлюбленных погибает, для другого выбора нет. Он поднимается высоко в небо, складывает крылья, закрывает глаза и вручает небу право решить свою судьбу.

Так устроена природа. В этом – совершенство и тайна.

На поверхности сказочного, прозрачного озера встречаются два лебедя. И все вокруг преображается: озеро, лес, небо. Долго ухаживают друг за другом лебеди, чистят друг другу перья, танцуют нежные танцы.

Другие птицы смеются над ними: все у них не по-настоящему, все слишком торжественно. А как по-настоящему? Кто знает?

У лебедей только одна жизнь, и только вдвоем. У других птиц множество жизней. Возможно, потому у лебедей не так, как у остальных. Всегда вдвоем: и в небе, и на земле. Неужели им не скучно, удивляются другие птицы. Словно никого не существует для них, как будто ничего вокруг они не замечают.

На самом деле – все наоборот: окружающее лебеди видят лучше, ярче, чище, полнее других, потому что они знают, что живут один раз, – один раз любят. Они любят полноценно, без подозрений, без ревности, без хитрости, без оглядки. Лебеди не берегут себя для другой встречи, для другой любви, для другой жизни. И потому не экономят свое сердце, как другие птицы, – а вдруг пригодится для новой любви, если что-то не сложится в ЭТОЙ. Другим можно сомневаться, просчитывать, недосказывать, быть неискренними. У них все еще впереди, и возможно, множество раз.

А лебедям так нельзя: для них каждое мгновение – вечность. Им нужно насладиться друг другом, озером, небом, жизнью в одном-единственном мгновении, ведь каждое мгновение может для них стать последним. Они могут вдохнуть полной грудью воздух жизни, они могут спокойным, не затуманенным суетой взглядом, рассмотреть полноту окружающего мира. Они могут услышать глубину звуков природы, не отвлекаясь на беспокойство о будущих переменах. Поэтому все в их судьбе предопределено одним словом, одним понятием, одним состоянием – «ПОЛНОТА».

«А много ли значит полнота? – спросит одна птица. – Вдохнуть полной грудью воздух? Ну, зачем его вдыхать полной грудью, ответит другая, если я понемногу вдыхаю каждый день, каждое мгновение? Меньше вдохну – больше останется. Полным взглядом увидеть траву, озеро, небо, мир? Но если я увижу все, тогда что же мне останется для множества моих следующих жизней?»

И во всем у них частичность, половинчатость, осторожность – и в радости, и в страдании, и в любви: недосмотрел, недовдохнул, недолюбил…

А для лебедей полнота значит все. Если бы она была потеряна лебедями, они познали бы страх и превратились бы в суетливых, запасливых, жадных.

Во имя чего нужно отказываться от полноты? Для того, чтобы каждый день отламывать от жизни кусочек, стараясь изо дня в день отломить кусочек поменьше. И наконец-то достигнуть совершенства в искусстве экономить и приобрести бессмертие, накопив множество дней, лет и жизней.

Но природа уберегла их от такой вечности взамен за право наслаждения только одной – единственной любовью. И если бы другие птицы лишились страха, определяющего меру и порядок всему, смогли бы они принять мощь и полноту жизни, хлынувшую на них потоком истинного счастья?

Сможет ли живое существо не утонуть в бездонном море любви, выдержит ли обыкновенное сердце – это испытание? Способны ли обыкновенные легкие насладиться полнотой вдыхаемого воздуха? Смогут ли обыкновенные глаза не ослепнуть перед полнотой красоты. Да, несовершенному существу не под силу насладиться истинным величием окружающего мира, истинная красота убьет его. Мудрая природа оберегает, ограждает, хранит от красоты такие существа, наделив их даром страха.

Один из лебедей погибает, подстреленный человеком. Для оставшегося лебедя мир теряет свою обычную полноту. Часть полноты исчезает, она перемещается в другой, недоступный мир. Но полноту нельзя разделить.

Оставшийся в живых лебедь в последний раз смотрит на мир. Он прощается с Солнцем, яркость которого вполовину меньше, с воздухом, который может вдохнуть лишь наполовину, с природой, потерявшей яркость своих красок, с цветами, утратившими запах, с озером, лишившимся прозрачности. Он прощается с миром неуверенности, сомнений, зависти, жадности, расчетливости. В его прощании нет страха, лишь предчувствие встречи сопровождает его уход.

Лебедь поднимается высоко в небо, чтобы последним взглядом охватить большую поверхность земли, складывает крылья, закрывает глаза и…

И видит снова полноту мира и полноту судьбы, которая плывет ему навстречу в белоснежном оперении по гладкой поверхности прозрачного озера, которым является новое небо…

Парусник и берег

Он скользил по гладкой поверхности Океана. Паруса были наполнены воздухом. Он был одинок. Внизу был Океан. Вверху Небо. Рядом – Ветер и птицы. Редко случались минуты радости – это были встречи с другими парусниками. Они ненадолго останавливались и уплывали неизвестно куда.

Парусник тоже не знал, откуда он плывет и куда. Он не помнил своего бесконечного прошлого и еще не мог знать своего бесконечного будущего.

Он очень хотел встретить Берег.

О Береге он слышал от других кораблей, которые встречал в океане. Они с восторгом рассказывали о берегах. С глубоким интересом он слушал, завидовал и мечтал. Корабль представлял себе, как подплывает к Берегу. Но Берег не встречался на его пути, линия горизонта каждый день была чистой.

Он слышал о других кораблях, которые навсегда остались возле Берега, о кораблях, которые больше никогда не будут плыть в этом скучном Океане. Он давно хотел стать таким кораблем.

Каждый день, разговаривая с Ветром, он просил направить его к Берегу. Но ветер, словно не слышал его. «Солнце, укажи ветру путь к моему Берегу», – обращался он к солнцу.

Ночью он просил Луну, указать путь к Берегу.

И Солнце, и Луна были безучастны к его просьбам. А впереди была вечность скитания по однообразной поверхности бесконечного Океана.

В один из дней на его мачте появилась птица.

– Если ты хочешь встретить Берег, плыви за мной, – сказала птица, – но плыть тебе придется против ветра. Сможешь ли ты?

– Да, я смогу, – сказал корабль.

Он был готов плыть против ветра, только бы увидеть долгожданный Берег.

– Но, предупреждаю тебя – ты умрешь.

– Ради того, чтобы увидеть Берег я готов умереть. Ради этой минуты блаженства – минуты встречи с Берегом, – я готов отказаться от вечности Океана.

Он собрался со всеми силами, и поплыл за птицей. Ветер был возмущен, был возмущен Океан, но они не могли остановить устремленный к своей цели корабль.

Неожиданно он услышал треск раскалывающегося дерева. Корабль почувствовал, как в его бока вонзились острые зубы неизвестного чудовища. Все тело пронзила мгновенно наполнившая море и небо невыносимая боль.

Острые углы скал небольшого острова, словно когти чудовища, проникли в деревянную плоть парусника. Казалось, что они хотят дотянуться до его сердца и завладеть им.

Встреча с Берегом оказалась не такой, как он её себе представлял.

Последней его мыслью было разочарование в долгожданной встрече со своим Берегом.

– Неужели ради этого Берега я отказался от бесконечного, увлекательного путешествия в прекрасном Океане? – подумал корабль.

Все его могучие кости были переломаны, он лежал и наблюдал за растворяющимися воспоминаниями о прекрасном путешествии к долгожданному забвению.

Он чувствовал, что засыпает.

Вдруг он увидел сверху свое изувеченное тело. Он увидел множество обезображенных тел других кораблей. Корабль почувствовал никогда ещё не испытываемую легкость и свободу.

Паруса нового тела были наполнены воздухом. Он чувствовал, что поднимается над островом.

Бесконечный Океан прошлого одновременно весь предстал перед его взором. Он видел увлекательный путь одинокого корабля к своему долгожданному острову.

Воспоминания растворялись в глубине нового бесконечного Океана, по гладкой поверхности которого он скользил.

Его паруса были наполнены воздухом. Он был одинок, внизу был Океан, вверху Небо. Редко случались минуты радости – это были встречи с другими парусниками. Они ненадолго останавливались и уплывали неизвестно куда. Он не помнил своего бесконечного прошлого и ещё не мог видеть своего бесконечного будущего…

Девочка и дельфин

Он вынырнул недалеко от берега. Этот день ничем не отличался от других. Но внутри появилось неожиданное беспокойство.

Дельфин собрался уже возвращаться домой, как вдруг услышал с берега чей-то плач. Он подплыл ближе. На берегу, обхватив тонкими ручками коленки, тихо плакала Девочка.

– Девочка, почему ты плачешь? – спросил Дельфин.

Девочка посмотрела на Дельфина. У него были такие добрые глаза, что она улыбнулась и перестала плакать.

– Со мной никто не хочет играть, – сказала Девочка.

– Почему? – спросил Дельфин.

– Потому что я не такая как все. Я не хочу рвать цветы, мне их жалко. Я не хочу ловить бабочек, и я не хочу привязывать кошек к столбам. Дети сказали, что им со мной не интересно. А одной мне очень скучно.

– Не плачь, Девочка, я буду с тобой дружить. Я буду каждый день к тебе приплывать.

И Дельфин каждый день приплывал к Девочке и рассказывал ей интересные истории о подводных городах, о затонувших кораблях, о рыбах и морских животных.

Каждый день Дельфин приносил ей новые ракушки, кораллы и жемчужины.

Когда бывшие друзья Девочки увидели, сколько у неё красивых драгоценностей и украшений, они начали ей завидовать.

Девочка подарила бывшим друзьям многое из того, что у неё было, но они все равно с ней не хотели дружить, потому что дельфин выбрал только ее.

Девочка очень хотела, чтобы её бывшие друзья тоже подружились с Дельфином. Но никто из них не захотел.

– Все равно, больше, чем тебя, никого из нас Он любить не будет. И, сильнее, чем с тобой, ни с кем из нас Он не будет дружить, – говорили они.

Девочка ждала Дельфина каждое утро в одно и то же время. Но в этот день его, почему-то не было. Его не было и на следующий день, и на следующий тоже.

Бывшие друзья Девочки очень обрадовались тому, что Дельфин перестал приплывать. И предложили Девочке опять подружиться. Девочка с радостью согласилась, она даже была согласна срывать цветы и ловить бабочек, только чтобы не остаться одной. Она думала, что Дельфин о ней забыл, что он больше никогда не вернется.

Все друзья вместе с Девочкой бросали камни в воду. Кто дальше забросит. Всем было очень весело. Но веселее всех было Девочке. С ней опять все стали дружить.

Вдруг недалеко от берега вынырнул Дельфин. Девочка очень обрадовалась, а её друзья наоборот, очень разозлились. Они снова начали завидовать Девочке.

Все вместе они со злостью начали бросать камни в Дельфина.

– Бросай и ты, – кричали они Девочке, – иначе мы никогда не будем с тобой дружить.

Девочка сначала растерялась, а затем начала бросать тоже. Дельфин не отворачивался от летящих в него камней. Он был рад тому, что Девочка опять подружилась со своими друзьями, и больше не будет плакать одна на берегу.

Дельфин нырнул и поплыл в самую глубокую часть океана. Он любил всех – и Девочку, и её друзей.

Дмитрий Иванович, я и дождь

Был теплый осенний вечер. Шел дождь.

– Высокое дерево… – сказал Дмитрий Иванович.

– Высокое … – подтвердил я.

– Очень высокое…– сказал он. Я промолчал.

– Тяжелое дерево… – через некоторое время сказал Дмитрий Иванович.

Он рассматривал старый высокий тополь, возвышающийся над несколькими домами нашего двора.

– Возможно… – подумал я, но ничего не ответил.

Я любовался блестящим асфальтом, по которому стучал дождь.

– Если это дерево упадет на дом, он разрушится… – произнес Дмитрий Иванович, но сигарету, которая оказалась у него во рту в начале нашего разговора, не прикуривал.

Если будет сильный ураган, он свалит все деревья, они упадут на дома и наш город разрушится,– продолжал он.

Большому дому ничего не будет, но если упадет на маленький дом, может слегка повредить крышу… – сдержанно ответил я.

– Вы думаете?– сказал Дмитрий Иванович и поднес зажигалку к сигарете. Но почему-то и сейчас не прикурил, рука с зажигалкой медленно опустилась. Он продолжал смотреть на дерево.

Мне больше нравился асфальт – в нем отражался наш двор, но отражался как-то размыто, неопределенно, не по-настоящему. Но кроме двора, в плоскости мокрого асфальта отражалось еще что-то, что было в моей душе, что было видимым, четким, определенным, настоящим.

– Если дерево будет падать, оно мягко упадет на дом своими ветками и не причинит ему вреда,– произнес я.

– Как интересно в природе все устроено…– сказал Дмитрий Иванович. Наверное, он имеет в виду не только дерево, подумал я, но и асфальт, и то, что отражается в нем, кроме двора,– подумал я.

– А если упадет на гараж, – сломает точно, – произнес Дмитрий Иванович, но зажигалку и на этот раз к сигарете не подносил.

– Смотря, на какой гараж – ответил я, и обратил внимание на мокрую блестящую крышу гаража.

В крыше отражались светящиеся окна соседних домов. Отражения окон, конечно, не были прямоугольными. Это были вытянутые, неправильной формы, тускло светящиеся пятна. Смотреть на них было очень приятно. В этих светящихся пятнах, кроме окон неправильной формы, было еще что-то очень правильное. Это не только окна, – подумал я.

– Пойдемте, Андрей Михайлович, по домам, а то мы с вами чуть дерево не свалили,– произнес Дмитрий Иванович и закурил сигарету. Свалить не свалили, но расшатали прилично,– согласился я.

Да и нет

Однажды на узкой тропинке встретились «Да» и «Нет».

– Пропусти меня, – настойчиво потребовало «Нет». «Да» хотело уже пропустить, но вдруг о чем-то неожиданно задумалось. Через несколько секунд, словно пробудившись от состояния задумчивости, «Да» произнесло:

– Надоело мне всегда всех пропускать, со всеми соглашаться и удовлетворять всевозможные желания! Не пропущу на этот раз!

– Хорошо. – Ответило «Нет», равнодушно развернулось и отправилось в ту сторону, откуда пришло.

Сейчас и Уже

Решили однажды «Сейчас» и «Уже» в беге на длинную дистанцию силами померяться. Вышли на линию старта, приготовились.

– Подожди, – сказало «Сейчас», – у меня шнурок развязался.

– Я уже сбегало туда и обратно, – с удивлением ответило «Уже».

– Давай еще раз повторим? – попросило «Сейчас».

– Давай, – согласилось «Уже», и побежало.

– Подожди, – сказало «Сейчас» вернувшемуся «Уже». – У меня камушек в кед попал, я его вытащу, и мы побежим с тобой.

– Я уже второй раз сбегало, – сказало «Уже».

– Давай в последний раз, – сказало «Сейчас». – Проверим, кто быстрее.

– Давай, сказало уже опытное «Уже».

«Сейчас» побежало, а «Уже» осталось. Прибегает «Сейчас», смотрит – а «Уже» и вовсе не бежало.

– Так нечестно! – сказало «Сейчас». – Я уже побежало, а ты даже с места не сдвинулось.

– Я сейчас тоже побегу, – сказало «Уже», – вот только настроюсь.

– Пока ты настраиваешься, я уже выиграло у тебя, – сказало «Сейчас».

До сих пор соревнуются «Сейчас» и «Уже», а кто из них быстрее сейчас неизвестно, да и, наверное, уже не представится возможности – это выяснить.

Сопричастность

Я падал, горел, разбивался на мелкие осколки, которые ветер разносил по всему миру. И ждал.

Я ждал, когда осколки найдут друг друга и снова срастутся в меня цельного. Я замерзал на углу земли в вечных льдах, растворялся, исчезал, и жил простой обычной жизнью. Все это было невозможно. Но моих сил оказалось достаточно для существования этой невозможности. Вера в идею сопричастности, оживляла меня, я чувствовал сопричастность в каждом своем вздохе, движении, взгляде. Осознание сопричастности убеждало, что нет ничего невозможного. И действительно было так. Все, во что я верил – осуществилось.

И вдруг Айсберг перевернулся. Вдруг все, на что я смотрел из глубины моря, стало моими глазами смотреть на меня с высоты неба, через поверхность моря, в глубине которого я оказался. Реальность, в которой я был прежде, уходила куда-то в сторону. Я оставался на отколотой льдине. Жизнь, оставшаяся на материке, смотрела на меня, уплывающего от нее. Я оказался в другом мире. Прежний мир продолжал существовать без меня. Он существовал и во мне и вне меня, но без меня. Течение Жизни уносило мою льдину все дальше и дальше. Все мое было оторвано от меня. От огромной глыбы льда, которой был я прежний, была оторвана льдина, на которой продолжалась моя жизнь. Я чувствовал, что продолжаю оставаться собой.

Менялись формы одежд: фраки, шкуры животных, вечерние платья, спортивные костюмы. Но все они мялись, становились грязными, и, наконец, снашивались на одном и том же существе. Это существо одинаково относилось и к строительству корабля на верфях, и к гибели этого же корабля. И в выигранном сражении, и в сражении проигранном, я осознавал в себе присутствие одной и той же силы, расправляющей и собирающей мои крылья. Мое настоящее для мира не было ни настоящим, ни прошлым, ни будущим. Я и Мир – мы были где-то рядом и, в то же время, – очень далеко. Я оказался в той реальности, в которой меня нарисовало воображение. Рисунок был настолько четким, что оказался живым. И многие мастера гравюры говорили, что это изображение ценное. Но что произошло, когда я обнаружил, что мое настоящее существо стерто моим же воображением в рисунке действительности, в которой я жил. Где же я оказался? Вокруг меня ничего не было, и долго не появлялось. И, наконец, я понял, что не появится никогда. Я понял тогда, когда вспомнил восхищение мастеров рисунка. «Живой образ и абсолютное отсутствие окружающей обстановки», – говорили они. Образ в невесомости. Пусть даже в невесомости, – но невесомости тоже не было.

Через некоторое время начала зарождаться жизнь. Появилась суша вместо растаявшей льдины. Люди в шкурах охотились за огромными животными. Огромные животные охотились за людьми в шкурах. Затем появились машины, на которых люди без шкур передвигались по поверхности, из океана поднявшейся суши. Огромных животных уже не было. Затем эти машины взлетели и люди улетели на них куда-то. С каждым разом их не было дольше прежнего. И однажды они не вернулись. Я снова остался один. Было скучно и одиноко на безжизненной поверхности моего материка. Неожиданно ко мне начали приходить мои старые друзья. Откуда они могли появиться, – думал я. Они остались на том материке, от которого откололась моя льдина. Я был для них прошлым. Мы – воспоминания наших хозяев о тебе, – сказали они. Мы быстро нашли общий язык. Наше общение было содержательным и познавательным для меня. В нем звучало все недосказанное в прошлом. Мое гостеприимство воспоминания посчитали достойным уважения и, в свою очередь пригласили меня в гости – в прошлое – к моим бывшим друзьям. И вдруг мне стало страшно, – а если я действительно соглашусь? Ведь сейчас они примут меня, как свое прошлое! Имеет ли право мое настоящее посещать их прошлое? Я могу стать бутылкой, в которой спрятана записка. Бутылка, которой суждено долгое время болтаться на волнах океана. Океана не морского, а космического океана вечности…

Последний город

– О, Величайший, разведчики доложили о странных обстоятельствах. Безумство овладело людьми последнего города. Они сжигают свои дома и разрушают крепость. Они уничтожают запасы воды и продовольствия.

– Страх побудил их к безумству, – ответил тот, которого назвали Величайшим. – Последний город этой варварской земли решил сдаться нам без боя. Дома и продовольствие уничтожаются для того, чтобы они не достались нам.

– Но, если они не уничтожили своих жен и детей, – ответил собеседник, – вряд ли они решили преподнести их в дар нашему войску.

– Безумие овладело ими, люди последнего города не отдают отчета своим действиям, – произнес Величайший.

Восседая на троне своих предков, Князь последнего города в размышлениях искал путь спасения своего города и народа. Все города его страны были захвачены, все дружины разгромлены. Оставался последний город, охраняемый воинами, раненными в предыдущих боях.

Три горящие свечи освещали тронный зал. Кроме князя, в нем не было никого. Князь не заметил, как несколько часов прошли в размышлениях. Свечи догорали. Пути спасения города его мысль не нашла. Князь прощался со своей землей, своим городом, своим народом. Он вспоминал самые красивые уголки своей земли, и самые замечательные события в жизни своей и своего народа.

Неожиданно его воспоминания были прерваны. Князь поднял склонившуюся голову. Перед ним стоял его родной дедушка. Воинские доспехи покрывали его могучее тело. Таким князь видел своего деда только в дни Великих Праздников. Его дедушка был не один. Рядом с ним стояли еще восемь старцев, облаченных в золотые доспехи.

– Рано, князь, прощаешься с землей нашей. – Такие слова были сказаны князю. Такие слова прервали его сладкие воспоминания.