Читать книгу Стартап инженера Гарина - Андрей Мост - Страница 5

Эрик Джонсон шел по коридору в свой кабинет, расположенный на двенадцатом этаже офисного здания, расположенного недалеко от Павелецкого вокзала.

Это мужчина крупного телосложения лет тридцати трех. Он вырос в небольшом городке Шеридан, расположенном в горном штате Вайоминг. Это был заштатный, Богом забытый городишко, один из тех, что проносятся в зеркале заднего вида. Единственным стоящим местом в Шеридане была Мэйн-стрит, по причине расположенных на ней многочисленных закусочных и кафе быстрого питания – любимых мест Эрика. После окончания школы Джонсон и его друг Кенни Макормак отправились в Денвер, чтобы продолжить учебу в Колледже бизнеса и менеджмента при техническом университете Колорадо. Денег, которые дали им родители с трудом хватало на то, чтобы оплатить учебу, и друзья начали искать вечернюю работу. Первым работу нашел Кенни, устроившись официантом в хороший ресторан, расположенный недалеко от богатого пригорода. А Эрик, после того как Кенни нашел работу, решил вообще никуда не устраиваться. Достаточно было того, что Кенни время от времени считывал информацию с кредитных карточек лопоухих клиентов, а Джонсон в свою очередь изготавливал дубликаты этих карточек и обналичивал их в многочисленных банкоматах даунтауна Денвера.

Однако когда-нибудь всему приходит конец. Полиция вышла на след Кенни и ему пришлось сесть за решетку. Но, Кенни – крепкий ирландец и не сдал Джонсона. Эрик, присвоив себе весь доход от карточного бизнеса, вложил деньги в торговлю запрещёнными таблетками, что позволило ему в несколько раз увеличить начальный капитал. Вовремя бросив опасную фарминдустрию, Джонсон перебрался из надоевшего Денвера на Восточное побережье в Нью-Джерси.

Опираясь на солидное состояние, сколоченное в Колорадо, Эрик подал документы в Принстонский университет. Причем кроме документов, он очень ловко сумел передать одному из членов приемной комиссии внушительную сумму денег и, таким образом, оказался зачисленным в один из самых престижных университетов Америки.

В университете Джонсон стал абитуриентом Центра изучения иностранных языков, культур и литератур на отделении славянских языков и литератур. В Принстоне каждый факультет имеет собственные требования, но при этом все студенты должны прослушать определённое количество курсов, которые выходят за рамки их узкой специализации и позволяют получить универсальные знания и навыки. Среди этих курсов значатся такие как естествознание и технологии, история и социология и, особо презираемые Джонсоном, курсы этики и морали. Джонсон, как истовый поклонник Ницше, презрительно относился как к первому, так и ко второму. Этика и мораль, по его глубокому убеждению, были полезны лишь как средство одурачивания стадных животных, помогавших сверхчеловеку держать их в узде. С таким же призрением он относился и к «Кодексу чести» Принстона. Дело в том, что на каждом экзамене и на каждой письменной работе, студенты должны написать и подписать «клятву чести» со следующим текстом» Я клянусь своей честью, что я не нарушил Кодекс чести на этом экзамене». Конечно, излишне говорить о том, что Эрик, имевший богатый опыт использования шпаргалок не воспринимал эту клятву всерьез.

Однако, как это нередко бывает в нашей жизни, именно то, что мы больше всего не любим способно принести нам самую большую пользу. На курсах этики и морали Эрик познакомился с Джастином, студентом, обучавшимся в Школе общественных и международных отношений имени Вудро Вильсона. Джастин был отпрыском одной из богатейших американских семей. Эта семья построила и подарила Принстону несколько зданий учебных корпусов, в которых среди прочего размещался колледж, названый в честь этой семьи.

Джонсон сразу оценил всю перспективность знакомства с Джастином и начал инвестировать в их отношения все свои не дюжие способности. В свою очередь Джастин также отдал должное организаторскому таланту, ораторским способностям и беспринципности Эрика и решил посодействовать ему в трудоустройстве.

Таким образом, после окончания университета Джонсон стал работать в международной финансовой компании, занимавшейся инвестициями в развивающиеся рынки. Знание русского языка предопределило его работу в московском офисе фонда. Джонсону хватило пару лет жизни в Москве, чтобы усовершенствовать свой русский до свободного общения и полностью освоиться в российской реальности. Как следствие, Джонсон с успехом научился выполнять достаточно щекотливые и деликатные поручения учредителей фонда, чему способствовали его многочисленные таланты и специфический жизненный опыт, полученный во время жизни в Денвере.

В начале нулевых годов, правление компании, в которой трудился Джонсон, решило открыть в Москве большой учебный центр. Джастин не забыл своего протеже и карьера Джонсона получила новый импульс. Эрик стал руководителем большого тренинг-центра. В этом центре обучали среди прочего искусству менеджмента и маркетинга, биржевой торговли, инвестированию и конечно же успешным продажам.

Эрик Джонсон эффективно развивал и руководил новым проектом. Учебный центр приносил своим основателям весомый доход, но деньги в этом проекте были вторичны. На первом месте конечно же были люди. Сотни цепких менеджеров по продажам, сотни успешных маркетологов, и конечно же сотни несостоявшихся биржевых и валютных игроков, спустивших на финансовых рынках свои сбережения, были самым главным итогом работы учебного центра. Кроме того, учебный процесс позволял руководству центра и лично Джонсону формировать обширную картотеку связей и контактов среди тружеников капиталистического труда.

Но сейчас был особый – совершенно не типичный случай, который Джонсон решил обсудить со своим заместителем по тренинг-центру – Марком Шельгой.

Марк Сергеевич Шельга – москвич лет тридцати пяти – был лучшим сотрудником Эрика Джонсона. Вернее, было бы сказать, что это был больше чем просто сотрудник. Это был, если так можно выразиться, напарник и сообщник Джонсона.

У Джонсона не было друзей, но Шельга был тот единственный в мире, с кем Эрик чувствовал, что находиться на одной волне. Джонсон очень ценил в людях моральную относительность и беспринципность, которую постоянно демонстрировал Шельга, ибо твердо усвоил тот исторический факт, что главным условием успеха в этой жизни является готовность переступать через любые запреты, ограничения и табу. Шельга был очень нужен Джонсону, по причине своей эффективности и пронырливости. Кроме того, Эрик вынашивал грандиозные планы, которые было невозможно осуществить в одиночку, а Шельга был как раз тем человеком, который, был способен развивать любую идею, высказанную Джонсоном.

Они познакомились ещё в бытность работы Джонсона в инвестиционной компании. Тогда, в начале нулевых, Шельга руководил собственным риэлтерским агентством и очень поднаторел в деле отъёма чужой собственности. Кроме того, он имел родственные связи в правительстве Москвы и помог Джонсону провернуть ряд выгодных сделок по покупке за бесценок городской недвижимости. После этого, их сотрудничество стало неуклонно развиваться и вылилось в крепкую дружбу. Хотя слово «дружба» в отношении Джонсона можно было применять достаточно условно. Тем не менее, Джонсон ценил Шельгу выше всех остальных своих знакомых и строил на него очень большие планы. Именно Джонсон инвестировал в Шельгу и таким образом помог ему открыть туристическую фирму, ночной клуб и развлекательный интернет-портал. Не брезговали друзья и откровенным мошенничеством – производством фальшивых продуктов питания.

Несмотря на все опасности и трудности, связанные с предпринимательской деятельностью в Колорадо, Джонсон с ностальгией вспоминал тот период своей жизни. Ему было просто необходимо заниматься чем-то противозаконным. Без этого он просто не мог успокоиться. Выручил его как всегда Шельга, согласившись организовать в Подмосковье производство фальшивых куриных яиц. Это было конечно не Бог весть что, но Джонсон успокаивал себя тем, что доходность от подобной пищевой промышленности практически приближалась к доходности от торговли запрещёнными таблетками.

Войдя в кабинет и поздоровавшись с Марком Сергеевичем, Джонсон начал рассказывать ему о новом необычном задании, полученном из Центра.

– Мне на днях звонили из Города у Залива и дали срочное задание… В общем кому-то очень важному было ведение или сон – огромный черный шар – сметающий все на своем пути – небоскребы Манхэттена, банки, биржи – все идет под раздачу. Этот шар крушит все подряд, наматывает обломки на себя, становится все больше и катится все дальше. Причем начал этот шар свой путь как раз отсюда. Вот так… теперь надо ещё и шар искать. Необходимо попросить девчонок из отдела снов просканировать ментальное поле. Ты, о чем так задумался?

– Да об этом шаре – ответил Шельга… Черный шар, черный шар – негромко повторил он. Слушай, а почему это так важно? Какой-то сон-кошмар…

– Я не могу тебе сейчас подробно об этом рассказать… Но это очень важно.

Поверь мне!

– Ну конечно Эрик! Только тебе и верю!

– Спасибо за доверие – с усмешкой ответил Джонсон… Я тут дал девчонкам из отдела осознанных сновидений задание… Но в этом случае мне не обойтись без тебя. Я хочу, чтобы ты подумал – как нам найти человека, которому сниться такой же сон?

– А ты уверен, что такой человек – реально существует?

– Да, уверен.

– Ну хорошо… будем искать. Я конечно не могу так сразу сообразить, как… Мне нужно время, чтобы подумать.

– Да, будь добр… это очень нужно… Да, и ещё одно задание будет. Мне необходима Кавказская бронзовка.

– Чего-чего? Шельга удивленно посмотрел на Джонсона.

– Это такой очень редкий жук… Бронзовка красивая или бронзовка кавказская… Он обитает только на Северном Кавказе. Занесен в Красную Книгу. Встречаются чрезвычайно редко и только одиночные экземпляры. Очень просили доставить несколько экземпляров в Залив. Можешь сделать?

– Да-да – я понял куда ты клонишь. Я поговорю об этом с Вахой.

Он скоро должен приехать в Москву… Но тут конечно вряд-ли что-то можно обещать наверняка… Да и не сезон сейчас.

– Надо, надо постараться… и за это отдельная премия. Ты там тормоши этого Ваху… Что он там бес толку по кустам и оврагам ползает. Пусть ловит – кого надо.

– Так ведь зима же на носу! Какие сейчас могут быть жуки?

– Ну пусть загодя, к весне готовиться, банки для анализов закупает…

– Каких анализов? – непонимающе переспросил Шельга.

– Да не каких, а для чего. Банки для жуков я имею ввиду.

– А, понятно.

Ваха был давним деловым партнером Шельги. Судьба свела их друг с другом в Москве в начале девяностых годов. Их сотрудничество возникло из общего бизнеса, связанного с отъемом чужой недвижимости. В то время Шельга, воспользовавшись своими связями во властных структурах Москвы, занимался выводом городской собственности в частные руки, а Ваха был членом банды черных риелторов, лишавших мошенническим путем квартир разных одиноких алкоголиков. Шельга, как человек со связями, обеспечивал юридическую и нотариальную поддержку людям Вахи, за что тот расплачивался с Марком квадратными метрами. Конечно, ко времени описываемых событий уже много воды утекло с тех самых пор бесшабашного пиратского риэлтерства. Шельга, после знакомства с Джонсоном, резко изменил свою жизнь и круто пошел в гору. Масштабы и задачи стали качественно другими. Ваха тоже не сидел на месте… Он ударился в религию, а точнее резко радикализировался и уехал в горы Северного Кавказа помогать моджахедам вести джихад против неверных. Шельгу конечно же удивила такая метаморфоза, произошедшая с его знакомым. Ваха – привыкший к роскошной московской жизни, ресторанам, автосалонам и дорогим шмарам – переобулся и стал моджахедом. Комфортабельная Москва и мрачные суровые чеченские горы… Когда Руслан, двоюрный брат Вахи рассказал об этом перевороте, то Шельга сначала даже отказывался в это верить… Ваха променял Мазератти на автомат Калашникова.

Когда все это случилось, то Шельга подумал, что Ваха, если он даже не сгинет в горах, потерян для дальнейших дел. Но Джонсон, узнав про это знакомство, настоятельно посоветовал поддерживать максимально прочную связь с этим новоявленным моджахедом. Шельгу поначалу немного удивил этот совет Эрика. Возникло некоторое противоречие между словами Джонсона и его живым и неподдельным интересов ко всему, что было связано с Вахой. Шельга много общался с Джонсоном и чувствовал, что Эрик делает ставку на Марка. Это очень льстило Шельге. Он верил Джонсону или лучше сказать верил в Джонсона. Верил в его ум, проницательность, связи знания и удачу и тоже связал все свои планы с ним. Но при этом Шельга всегда чувствовал, что Джонсон знает намного больше, чем говорит. Когда Джонсон что-то объяснял, требовал или приказывал, то Шельга нередко чувствовал какие-то скрытые или явные противоречия между словами, намерениями и делами своего компаньона.

Вот и в ситуации с Вахой, Шельга сразу почувствовал какие-то подводные камни, какую-то трещину в бытие. Ведь с одной стороны, Джонсон, в непринужденных разговорах с Шельгой всегда на чем свет поносил культурные особенности третьего мира. Джонсон ни в грош не ставил ни Православие, ни Ислам, ни прочий Буддизм-ламаизм и всегда говорил, что все эти религии – это фольклорный хлам, протухшие культурные консервы. Эрик несколько раз повторял Шельге свою мысль: «У всех в мире есть свои привычки, особенности и какая-то загадочная душа – у индийцев, негров, мексиканцев, арабов… И у Вас в России конечно есть свои особенности и привычки. Но скажи мне, что они дают эти привычки? Ничего. Потому, что все эти привычки по большей части вредные. Если Вы не откажетесь от этой чепухи, то в итоге окажетесь на дне какой-нибудь выгребной ямы. Православие хорошо для крепостного права подходит, но не для свободного рынка и предпринимательства.» Джонсон изучал историю России в Принстонском университете и на обильных фактах доказывал Шельге, что Православные русские не способны ни к какому предпринимательству. «Кем были самые успешные предприниматели в России до семнадцатого года? – задавал вопрос Джонсон. И тут же сам отвечал на него: " Немцы, евреи и скандинавы, а из русских – старообрядцы – никак не принадлежавшие к официальной церкви. Поэтому в России и революция произошла. Потому, что на базе Православия никак не развивался капитализм.» Не менее сурово, с нескрываемым презрением, Джонсон относился и к миру Исламу, говоря о том, что арабы, с их сотнями миллиардов нефтедолларов, так и не смогли создать современную экономику. «Арабы живут внутри большой иллюзии уверовав в свое баснословное богатство. А по факту у них ничего нет, кроме дюжины дворцов и пары десятков небоскребов. Они отдают свои нефть и газ за зеленые бумажки. Мало того, эти бумажки они опять же несут на Запад и меняют на новые бумажки – акции и облигации, наивно надеясь на что-то повлиять». Шельга был целиком согласен с оценками Джонсона. Все эти Китаи, Турции и прочие Индии они все такие разные, все с особенностями, но все они хотят только одного – не отстать от Америки – воплощении и квинтэссенции современной цивилизации. Американизируйся – если хочешь преуспеть в современном Мире!

Но тогда непонятно, зачем Джонсону нужен этот упавший в варварство Ваха? Шельга предположил, что такие как Ваха нужны для того, чтобы выполнять грязную работу. Но это было слишком очевидно, а Шельга, уже достаточно хорошо изучивший Джонсона, знал, что тот старается идти против очевидностей. Что же тогда являлось истинной причиной интереса Эрика к моджахеду? Выбрав время, когда Джонсон был в особенно хорошем расположении духа, Шельга прямо задал ему этот вопрос.

– Скажи Эрик, почему ты так расположен к Вахе, при том, что с презрением рассуждаешь об отсталых варварах? А ведь Ваха – это так сказать апогей дурной азиатской экзотики. Зачем тогда он нам нужен?

– Ты, наверное, подумал, что Ваха – это наша этакая запасная торпеда?

– Ну да – ответил Марк.

– Нет друг, тут все гораздо сложнее. То, о чем ты подумал – это слишком просто. Он нужен нам для больших и важных дел. Для того, чтобы совершить великое, необходимо заключить союз со своей противоположностью. Понимаешь?

– Не совсем.

Джонсон немного задумался, как будто перебирая какие-то мысли в своей голове. Ну вот, например, Адольф Гитлер. С кем он должен был заключить союз, для того, чтобы захватить весь мир? Кто был противоположностью третьего рейха?

– Евреи? – на автомате полу спросил – полу ответил Шельга.

– Марк – это слишком банально и очевидно, и поэтому неправда. Разве немецкие евреи являлись противоположностью немцам? Это только в воспаленном мозгу фюрера они были противоположностью германцам. На самом деле – евреи и немцы это два очень похожих народа. Я не говорю об генетике – это все вообще, по-моему, какая-то ерунда. По представлениям современной генетики буряты вообще являются ближайшими родственниками австралийских аборигенов. Для меня важнее образ жизни и привычки. Разве Карл Маркс, Альберт Эйнштейн и Зигмунд Фрейд – по своему языку, привычкам, быту и роду занятий принципиально отличались от Фридриха Энгельса, Вильгельма Рентгена или Карла Густава Юнга? Это нацистская пропаганда реанимировала образ кровожадного еврея-торгаша. Разве евреи противоположность немцам? Посмотри на Израиль. Да это же третий рейх в миниатюре. Та же расовая политика, национализм, гетто, окруженные стеной и колючий проволокой для низших рас, войны за жизненное пространство, военщина и культ армии. Нет – это все одного поля ягоды.

– Ну тогда Советский Союз? – спросил Шельга. Надо было дружить со Сталиным.

– Опять мимо! Разве СССР противоположность Германии? Это же всем очевидно, что между Третьим Рейхом и СССР было больше общего, чем различий.

– Тогда что же остается? – недоуменно спросил Шельга. С кем должен был дружить фюрер, для того, чтобы захватить весь мир?

– Я же говорю – со своей противоположностью.

– Ну и с кем?

– С неграми!

– Как это? – удивился Шельга. Ты серьезно?

– Ну да… с неграми. В смысле с третьим миром. Кто тогда являлся настоящей противоположностью третьему рейху? Негры, арабы и индусы. Ну подумай сам. Сравни чистенькие немецкие города и дисциплинированных трудолюбивых бюргеров с хаотичными арабами и погрязшими в антисанитарии индусами. Разве может быть что-то дальше от какого-нибудь Гамбурга, чем Каир или Калькутта? Гитлер баран! Зачем он ввязала в безнадежную войну с Россией, вместо того, чтобы идти на Ближний Восток и в Индию – туда, где его ждали с распростертыми объятиями. Вместо того, чтобы посылать миллионы замерзать в русских снегах, нужно было всего-то пару сотен тысяч послать походом в Южную Азию.

– И чего бы он там добился?

– Всего! Все колонии сразу восстали бы! Индусы и арабы тогда просто боготворили Гитлера! И не нужно было бы никого захватывать, а просто, помочь им всем выгнать англичан из Египта, Ирана, Индии, Малайзии и Китая. И никто бы не вмешался бы… ни СССР, ни США. Никто не стал впрягаться ни за англичан, ни за французских колонизаторов, ни за голландских. Потому что это было дело заранее проигрышное! Это то же самое, как Линкольн – когда запахло жареным, и разведка доложила о том, что Европа хочет вмешаться в гражданскую войну на стороне Южан – тут же опубликовал прокламацию об отмене рабства. Никто ни Англия, ни Франция – не посмели сражаться против освободителя рабов!

Представляешь – Гитлер-освободитель несет свободу и независимость колониям! Никто бы ничего не смог с этим поделать. Гитлер дал свободу Азии и Африки, и они бы все объединились вокруг Германской Европы – экономического центра. Но Гитлер слишком верил в придуманные им иллюзии и запрещал натравливать низшие расы на высших.

– Ну да. Это как бы противоречило его учению о превосходстве германской высшей расы.

– Да надо было разделять то, что ты говоришь тупым самодовольным бюргерам от реальной политики… В итоге лавры друга третьего мира потом присвоил себе СССР. Оттуда и его влияние в пятидесятые-шестидесятые от Гаваны – до Пекина и Мозамбика.

– Только вся проблема была в том, что мы не умели их грамотно эксплуатировать, как это всегда делали Вы – американцы.

– Ну конечно. Социализм – не умеет грамотно эксплуатировать… Тут постоянно нужен вертухай. А при капитализме человек сам стремиться в эксплуатацию и радостно её принимает – в надежде преуспеть. Более дешевая система и более эффективная, способная добывать из человека деньги, как из скота мясо. Вот Китай – единственный кроме Америки умеет подружиться с противоположностью.

– С кем?

– Ни с кем, а с чем.

– И с чем же?

– Как с чем? С капитализмом конечно! В Китае построен очень эффективный капитализм и при этом у власти находится коммунистическая партия. Разве может быть что-то более противоположное? Коммунистическая партия развивает капитализм? Ну ты представь – это какую смелость надо было иметь! Председатель Мао, большой скачок, народные коммуны, культурная революция и вдруг практически сразу после его смерти – свободные экономические зоны, инвестиции и частные фабрики! Это тоже самое, как если бы Хрущев сразу после смерти Сталина объявил бы свободу предпринимательства и разогнал колхозы.

– Но ведь у нас же то же самое практически произошло… В 90-ые годы. Из коммунизма сразу в рынок. Почему же тогда не прет как в Китае?

– Ты не понял… Смотри – в Китае осталась также система власти, также компартия, те же люди, тогда как у Вас все старые структуры были сметены в пропасть. Понимаешь? Это уже не союз противоположностей… Противоположностей не стало! Вот в Китае – все члены политбюро – олигархи и долларовые миллиардеры и члены их семей тоже миллиардеры понимаешь?

– Да… я все понял. Это, как если бы у нас коммунисты с Зюгановым, Анпиловым и Шандыбиным захватили бы вместо Горбачева власть, образовали новое правительство, но при этом стали бы олигархами как Борис Абрамовича с Ромкой.

– Верно!

– То есть все как сейчас, бананы с порнухой только лозунги везде висят – «Слава КПСС» и тому подобное.

– Да, то есть нет… согласен. Было бы похоже, как сейчас, но хуже для нас – в смысле Америки, а для Вас лучше… Триллион долларов зарубежных инвестиций потек бы не в Китай, а к Вам. Научись использовать свою противоположность и извлекать из нее выгоду. Эта технология – ключ к достижению самых невероятных целей.