Читать книгу Андрей, его шеф и одно великолепное увольнение. Жизнь в стиле антикорпоратив - Андрей Мухачев - Страница 5
Поставили на бабки
Оглавление– Муху пиздануть, как два пальца обоссать. – Юра сидел расслабленно, нога на ногу.
– Муху?
– Ну да, еп. Он вообще ни о чем.
Юра Ильин и Андрей Кочетков обсуждали меня. Муха – мое погоняло класса с третьего. Как только пацаны научились каверкать фамилии и извлекать из них что-то смешное или звучное, так в нашем классе стали появляться погоняла.
Радик, Молодой, Новый, Овца, Роман (с ударением на первый слог), Лоб, Залеська (девочка Олеся, которая почему-то не носила трусов). Ну а я Муха, потому что фамилия такая… жужжащая. Не объяснишь же, что она вообще белорусская, от слова «мукач», то бишь мельник.
Они сидели на втором ряду, я на первом. У меня была своя небольшая группа парней, с которыми я общался. Знаете, как на зоне есть паханы, воры в законе, мужики, погонялы и опущенные. Вот Ильин и Кочетков были ворами в законе, а мы с этими парнями – мужиками.
Нас можно было обсуждать, и мы обычно не возражали. В восьмом классе все было настолько жестко, что драки стали обычным делом, цыгане приходили прямо в классы, а гопники бродили по коридорам на уроках. Я вспоминаю восьмой класс с явным ужасом. Ну, наверное, во многом именно тот восьмой класс и стал для меня очень поучительным. То, чего, возможно, никто не переживает вообще в течение всей своей жизни, я пережил по полной.
Мы с парнями, а нас было трое, сидели впереди лохов. Два лоха обычно служили развлечением для остальных на переменах. К ним можно было подойти, гаркнуть, поржать, с деланым сожалением взять пакет с учебниками (если кто помнит, то тогда именно в полиэтиленовых пакетах носили учебники, а самыми модными были черные), вынести в коридор и разбросать из него все книги и тетради.
Лохи сносили это покорно, мы тоже просто отворачивались. Каждый был на своем месте, у каждого была иерархия, и в замкнутых коллективах, которые я потом видел немало, это всегда было обычным делом.
Рядом со мной сидел Костя, и его, как правило, никто не трогал. Все дело в том, что он дружил с очень гоповатыми ребятами из своего двора. Они шакалили (отнимали деньги) на улицах возле киосков, бухали, и трогать Костю было себе дороже. Тем более что он умел драться.
В начале восьмого класса я стал замечать странный запах от него. Мы много времени проводили вместе, и раньше этого запаха не было. Пахло отвратительно изо рта и особенно сильно перед первым уроком.
Несколько раз я, недоумевая, спросил его об этом, но он то говорил о каком-то чесноке, то еще какой-нибудь бред нес. В общем, только спустя некоторое время я понял, что так пахнет человек после того, как покурил. Поймите меня правильно, я особо больше ни с кем так близко не дружил, мы всегда были вместе. И новый запах от Костяна стал для меня каким-то новым этапом в жизни, как бы глупо это ни звучало. Тем более что на запахи я всегда был сверхчувствительный – такое отличное обоняние досталось мне от отца, и я всегда мог различить по запаху, человек боится, поел острого или покурил траву.
Он стал часто прогуливать уроки, иногда его не было в школе целыми днями. И он с увлечением рассказывал мне, как сдружился с парнями из своего двора. Я этих парней видел – мы с братишкой называли таких «цыки». Ну, это гопники, шакалы, опасные типы, которые гоняют таких, как я. На улице такие типы всегда распознают такого, как я, подойдут – и начнут вымогать деньги.
Я боялся их отчаянно. И несколько раз видел в компании Кости Вовчика. Вовчик – тема отдельная. Это толстый, уродливый парень, который в шестом классе мутузил меня до и после уроков, ловил возле раздевалок, сладострастно зажимая голову себе под мышку и ударяя с оттягом в живот.
Он ничего не добивался, не спрашивал, не отнимал деньги, он просто находил меня и бил. Одноклассники убегали, Костя стоял рядом и в общем-то просто говорил: «Ну Вован, ну давай это… прекрати, а».
Я бы не сказал, что я боялся в шестом классе этого Вову, но как-то уже привык к тому, что меня бьют. Пару раз недоумевал, смотрел на рыхлое лицо Вовы и готов был ударить. Особенно после того, как он поносил мою ушанку на ноге в грязном ботинке. Я смотрел на него, страха не было, но так и не ударил, потому что тупо не умел этого делать. В меня просто никто этого не заложил.
Папа, человек набожный и боязливый, не умел драться и меня никогда этому не учил. Но однажды, когда Вова избил меня особенно сильно, я пришел домой весь в крови (она хлестала из носа), да и обосрался вроде, потому что Вова в тот день просто скакал на мне, я с ревом сказал отцу, что меня избивают.
Папа быстро собрался и пошел со мной в тот двор. Я настучал, и отец пришел в квартиру к Вове. Его мама была спокойна, она сказала, что ее толстого мальчика часто пиздили в школе раньше, и теперь он, видимо, отрывается. Отец поговорил нормально, он иногда может быть жестким, когда припрет.
С тех пор меня Вова не трогал, но я видел его в компании цык с Костей. И я понимал, что между мной и Костяном больше нет того открытого понимания, обмена книжками в газетной обложке (я оборачивал их, так как читал в основном мистику, а на обложках у них обычно были изображены всякие гадости).
Сказать по правде, я его чертовски ревновал. Он пропускал уроки, рассказывал мне, как весело в водку добавлять Yupi. Помните тот жуткий концентрат, из которого мы в девяностых делали «сок» и даже ставили эту химию на стол в праздники? Костя был мне другом, он относился точно так же ко мне, но я-то понимал, что у меня лично вообще больше нет друзей.
Халва, книги, родители, которым лишь бы не было проблем и все было хорошо. И однажды я просто позвонил маме Кости и, как бы невзначай, спросил, почему его так часто не бывает в школе.
Не знаю, что я тогда хотел по-настоящему. Отомстить другу, без которого стало так хреново, или вернуть друга, или вырвать его из той среды и прекратить нюхать этот отстойный сигаретный запах. В общем, все это меня расстраивало, раздражало, и я стуканул на него.
Был скандал у него дома. Потом он все мне рассказал, спрашивал меня, как его мама узнала, и я, конечно же, отнекивался. Ну, скорее всего его мать, как и любая другая женщина, все равно потом рассказала ему, что ей стало все известно именно после разговора с Андрюшей. Андрюша – это потому, что хорошо учился, потому, что пример для ее сына распиздяя Кости.
Затем случилось то, что обратило мою жизнь в ад. Все вроде бы пошло как прежде, Костя сидел рядом. Мы общались, хихикали на уроках, жили своей жизнью, нормально приятельствовали. Я уж думал, что это просто здорово, что я так поступил. Не скрою, внутри что-то подсказывало, что не будет все хорошо.
Знаете, есть у меня интуиция. Воспитанная с детства, воспитанная на том, что вокруг всегда и все опасно. Потом, много позже, она встала передо мной проблемой панических атак и тревожности, но тогда это просто было ощущение опасности и постоянные «ушки на макушке».
И здесь она меня не подвела. Сидим на уроке химии, приходит Костя, от него пахнет сигаретами. Говорит – иди вниз, тебя там ждут. Тогда я не пошел, ну струхнул отчаянно и весь урок сидел как на иглах. Но после уроков возле раздевалки ко мне подошел он. Худенький шестиклассник с выдвинутой вперед челюстью, весь в веснушках, рыжий.
Его звали Олег, среди друзей и за глаза, как это обычно бывает, – Олега (с ударением на второй слог). Он сказал мне, что я стуканул на Костю и теперь я должен ему бабки. Ситуация была абсурдной – шкет еле-еле доставал мне до подбородка, был на пару лет меня младше, но разговаривал нагло, зло и постоянно пытался меня ударить в грудь.
Только потом из своего жизненного опыта я понял, что чаще всего жертвами становятся именно такие, как я, – красивые, стройные, высокие, смазливые, с домашним пирожком в заднице и абсолютно не приспособленные к жизни в целом. Никогда не рулит физическая сила, но всегда – наглость и готовность драться. Будь я злее, истеричнее, психованнее и просто более тупым – я бы отмутузил этого недомерка ногами.
Но я был умным парнем и знал, что за ним стоит целая кодла, а самое страшное то, что это был брат того самого Вовы, который меня пиздил в шестом классе. Сработал давний страх, закольцевал своими удушающими объятьями, я зациклился окончательно и каждый раз при встрече просто мычал как корова, даже не зная, что сказать.
Потом я разговаривал с Костей, он сказал, что сгоряча сболтнул среди «друзей» о моей подставе. Я умолял его отшить от меня Олегу, извинялся перед ним. Ему самому было неудобно, я это видел. Да, он поговорил с малолетним ублюдком, но это не произвело на того впечатления и нагоны на меня продолжались.
Прошло месяца три, ко мне стали подходить другие парни из его кодлы, толкая невнятные речи о том, что кто-то по моей вине попал в ментовку, кого-то убили, кто-то реально встрял. Этот бред они несли постоянно. Я старался не попадаться им на глаза, скрываясь то в крыле младшеклассников после уроков, то выходя через черный ход школы.
Знаете, самой любопытной реакцией была реакция моих одноклассников. Они боялись, очень боялись эту кодлу. Я ни в коем случае не надеялся на то, что кто-то меня защитит, но пару раз все же за меня вступались двое новеньких – Эльвир и Айдар.
Мне было это непонятно, потому что именно тогда я как-то зарубил себе на носу – тебя могут бить посреди улицы, тебя могут макать в унитаз и издеваться при куче народу в общественном туалете, но никто и никогда за тебя не вступится. А эти парни вроде даже старались что-то предпринять, мне было непонятно их поведение.
Я не спал ночами, похудел, у меня появилось сразу три нервных тика. И наконец мать заметила, что со мной что-то не так. Почему я ору по ночам, что со мной? И пару раз заставала меня на коленях перед иконами: я молился и плакал. Маленький долбоеб думал, что откуда-то сверху помощь придет быстрее.
Но… в конце концов я опять все рассказал отцу. Он не стал паниковать. Опять и опять я убеждаюсь в том, что, когда ситуация становится критической, мой вечно апатичный, затюканный отец начинает действовать жестко и довольно решительно.
Мы опять пошли в ту знакомую по шестому классу квартиру Отец говорил о том, что это уголовное преступление – вымогать деньги. Я помню, что тогда еще в недоумении про себя думал – у нас куча народу поставлена на бабки цыганами, гопниками, всякими уродами и наркоманами. У нас ловят пацанов за школой и постоянно требуют у них денег. Так что, получается, это все уголовники?
Мама Олеги пообещала, что больше это не повторится. Да, это больше и не повторялось. Я ходил в каком-то растерянном, шоковом состоянии, руки мои дергались, как и глаза, и подбородок, в классе меня вообще не трогали и не разговаривали – потому что я был ходячим олицетворением ужаса, который мог случиться с любым из них.
Кстати, Эльвир и Айдар меня стали провожать до дома, а потом требовать, чтобы я давал им списывать контрольные в первую очередь. Конечно, я немного приходил в себя, но моей настоящей мечтой тогда стало – закончить школу побыстрее, уйти из этого ада. Вполне нормально я провел 10 и 11 классы, все тогда думали о поступлении в университет, ходили деловые, выбирали себе факультеты.
А тот урок для меня остался на всю жизнь – следить нужно за своим языком, потому что именно он становится источником наибольших бед. Наврал – ответишь рано или поздно. Настучал – ответишь. Сказал лишнее – готовься краснеть от стыда, когда тебя выведут на чистую воду. Я никогда потом не встречал в своей жизни людей, которые бы врали и никогда за это не получали по голове.
В классе девятом я видел, как за стукачество опускают какого-то паренька, заставив целовать член у цык за нашим троллейбусным депо. Видел пистолеты с глушителями из пластиковых бутылок, которыми махали перед лицом совсем завравшегося парня. Я пришпилил своей язык страхом к нёбу и с тех пор либо врал нагло и открыто, зная, что и как могу за это получить, либо чаще просто говорил правду, какой бы неимоверно горькой она ни была.
Что потом стало с Олегой, не знаю. Вроде бы он пошел в другую школу, я его так и не видел. Нет, вообще-то пару раз на улице видел, но очень быстро переходил на другую сторону. Тот восьмой класс я сидел дома, в покое и уюте, с книгами, и мне ничего не надо было. Мамин вечный крик по поводу неубранных полов для меня стал милым, я даже плакал, когда понимал, насколько сильно меня выручили тогда родители.
Ведь сколько бы обид мы на них ни таили, но за тысячей легко вспоминаемых ссор теряется всего пара, возможно, вещей, которые тебе когда-то спасли жизнь.
Вспоминаю детство и вижу не только свою школу. Я вижу свои игры за гаражами с девчонками, вижу уже других двух девочек, которые очень хотели с нами поцеловаться на стройке дома.
Вспоминаю свою первую сигарету с Костей, это была «Балканская звезда», и потом я в троллейбусе почему-то упал в обморок. Помню свои книги и газету «Антенна», где я представлялся как Кастер Трой (персонаж моего любимого фильма), чатясь на страницах знакомств. Для этого надо было вырезать небольшие бланки из газет и отправлять их в эту самую газету.
Поймите меня правильно, в моем детстве тоже были приятные моменты, но почему-то возвращаться туда я совсем не хочу.