Читать книгу Незавидные истории - Андрей Но - Страница 1

– Значит, если собеседник при констатации пониженного уровня серотонина, дофамина и ацетилхолина, выраженных через анализ Musculus orbicularis oculi и дилататор зрачка, при напряжении Musculus procerus свыше 140 % от среднестатистического и ослаблении Musculus Risorius по отношению к ее антагонисту, ссылается на дождливую погоду, твой патч предлагает совершенно риторический вопрос: «Тебе не хватает солнца?», так?

– Да, но вы читайте дальше…

– Если собеседник ответит «да» или выразит согласие невербально, согласно «Общеустановленным признакам невербального согласия по версии Эмпатиора 1.7» или использует сарказм, так или иначе подтверждающий ожидаемый ответ на риторический вопрос, то система предложит пользователю реплику: «Как насчет бутылочки Санспри? Sun. Солнце. Ну, ты понял, ха-ха».

– Но ведь у нас часто дождливая погода…

Мэрилин Словакич, старший менеджер по маркетингу, отложил планшет с презентацией патча и медленно потер глаза. Основной источник для считывания информации был перекрыт его волосатой пятерней, поэтому Эмпатиор Терри, что в ожидании замер перед менеджером, мог полагаться только на идеомоторику и позу собеседника.

Но даже согласно самым ранним, сырым «Общеустановленным признакам для интерпретации психологического состояния собеседника по версии Эмпатиора 1.0 с исключительными правами на интеллектуальную собственность Д. Стила» на интерфейсе в глазах Терри высветилось предупреждение о скрытом и быстро нарастающем гневе его начальника.

– Знаешь, – мягко начал Мэрилин, – мне интересно, как ты до сих пор здесь работаешь?

Эти слова хоть и не были неожиданными, тем не менее, от них Терри бросило в жар.

– Нет, мне действительно интересно, как? Ты же элементарного не понимаешь, – Мэрилин указал на презентацию Терри. – Что это вообще за хрень? Ты хочешь, чтобы я прямо сейчас тебя с позором выгнал? Это имплантированный искусственный интеллект, мать твою… А не желтая пресса!.. Какое самое главное правило рекламы, а?

– Реклама не должна быть похожа на рекламу, – пробубнил Терри.

– Иначе ее будут игнорировать, – вторил Мэрилин. – Ты напрямую предлагаешь пользователю выпить эту сраную газировку, даже не удосужившись аргументировать, что это якобы полезно или уместно для данной ситуации… Это старые и ныне недейственные приемы, но даже их ты не использовал. Ты сам воспользовался бы своим советом, а? Как насчет бутылочки Санспри, мать твою?

– Я уже не знаю, что придумать, – устало оправдывался Терри. – Все знают про эту Санспри, столько рекламы с ней на каждом углу… Мы занимаемся спамом…

– Я не понял: ты у нас аналитик рекламы? – завелся Словакич. – Заказ поступил – делай. И делай красиво. Повторяю для олигофренов: реклама должна быть скрытой, как твоя одна-единственная извилина, за которую тебя каким-то чудом сюда взяли – это раз. Реклама должна связываться только с приятными ассоциациями – два. Рождество, деньги, отпуск, солнце, женщины…

– Так я же связал свою с солнцем…

– Не настолько прямолинейно, идиот!..

– А как? – оскорбленно воскликнул Терри.

– Встань, подойди ко мне ближе, – рявкнул Мэрилин. Терри с опаской приблизился к нему.

– Ближе, не бойся!

Почти все поле зрения Терри заполонило раскрасневшееся от гнева лицо старшего менеджера. Интерфейс рябил от непрерывно меняющихся значений в виде графиков, диафрагм, процентов и рекомендаций в разговоре с ним.

– Смотри в глаза!

Терри нашел в себе силы сцепиться с ним взглядом. Он был не в том настроении, чтобы вчитываться в пляшущую информацию на периферии, но одно слово царапнуло его чем-то знакомым…

– PD 63 миллиметра, радужная оболочка цвета Санспри… – пролепетал Терри вслух.

– Да! – крикнул Словакич. – Именно! Ты же знаешь, как женщины или еще какие художники любят дифференцировать цветовую палитру на звучные названия. Они же не говорят: «Дайте мне платье цвета 4b0082», они скажут: «Можно мне то платье цвета индиго». Или цвета античной латуни. Да-да, такой есть. И введение такого промежутка цветовой палитры, как цвет Санспри, выглядит уже не как реклама, а как способ облегчить обозначение коричневого оттенка, используя название известного всем напитка. Не карие глаза, а цвета Санспри, понял? Ты не сможешь отдать себе отчет, почему при виде красивой кареглазой девушки вдруг захочешь хлебнуть бутылочку Санспри. Теперь ты чувствуешь уровень? Вот она – настоящая, незаметная, но влиятельная реклама. А твою чушь я даже видеть больше не хочу… Если не придумаешь ничего внятного в течение двух дней, я заведу разговор с нашим начальником о целесообразности твоего дальнейшего пребывания здесь.

* * *

Терри Абботт был разработчиком рекламы низшего звена в монопольной корпорации Эмпатиор и занимался тем, что пытался внедрить рекламу известных брендов в рекомендации ИИ Эмпатиора при анализе собеседника. И если бы вы спросили Терри, а что это вообще за штука такая – Эмпатиор, то он, как и следует добросовестному сотруднику этой корпорации, заученными словами устроит вам мини-презентацию данного продукта и объяснит, почему его непременно стоит брать.

Плюсы:

– Восприятие другого человека/собеседника усилено ИИ, анализ на примере двенадцати миллионов изображений мимики и идеомоторики человека;

– На основе анализа ИИ предлагает Вам в виде эффектов дополненной реальности оптимальные варианты поведения с конкретным человеком и даже наиболее уместные для него фразы, темы для разговора;

– При разговоре с другим пользователем (!) в правом верхнем углу возникает изображение того, что видит пользователь, находящийся напротив Вас, то есть Ваше собственное изображение. Это помогает Вам контролировать не только оптимальную речь и поведение, но и мимику;

– Благодаря мгновенному анализу, Вы сразу распознаете скрытую симпатию или же затаенную неприязнь к себе и даже потенциальную опасность, что Вы могли бы упустить при обычных обстоятельствах;

– Уровень спонтанной преступности и социального мошенничества понизился практически до нуля.

Устройство представляет собой линзы, которые имплантируются специалистом в роговицу глаз. Утром и вечером необходимо закапывать глаза специальным дезинфицирующим раствором, а на ночь надевать очки для сна, которые заряжают устройство для следующего дня. Ежемесячно необходимы техосмотр и обновление версии. Пытаться самостоятельно извлечь из глаз устройство опасно для зрения и строго запрещено.

Но если вам удастся разговорить Терри за парой стаканчиков у барной стойки, и он в полной мере убедится, что ваши мозги еще не до конца промыты, как у большинства, он поведает вам – уже не в официально-торжественном формате – о недостатках этого устройства, о которых на федеральных каналах принято молчать.

Минусы:

– нарушение права на неприкосновенность личной жизни из-за функции сохранения увиденного пользователем в огромной сетевой базе, а при необходимости – просмотра сохраненного министерством внутренних дел;

– скрытая и не очень реклама, проскальзывающая в советах ИИ при анализе другого человека (то, на чем как раз и специализировался Терри);

– регулярные попытки террористических актов с целью свержения действующего режима. Для борьбы с ними было основано спецподразделение – предвосхитители.

Чтоб вы понимали, предвосхитители и были тем самым спецподразделением, которое нарушало права на неприкосновенность личной жизни. Так что это еще вопрос, кто кого породил на самом деле: террористы предвосхитителей или наоборот.

Если кто-то из носящих эти линзы становился свидетелем потенциально опасной идеомоторики и мимики, сигнал и его геоданные тут же регистрировались в сети, и на него съезжались предвосхитители, которые начинали следить за потенциальным нарушителем. Им было дано просматривать историю увиденного за последние два дня у каждого пользователя, на которого они только посмотрят и решат запросить у закрытой сети данные, поэтому многие при виде них как бы невзначай разворачивали обратно.

И не потому, что тем было что скрывать. Просто неприятно, когда подробности твоей личной жизни бегло и бесцеремонно рассматривает какой-то незнакомый человек. Но многие уже привыкли. Ценой этому стало почти безопасное общество. Почти, потому что оставались те, кто был категорически против этого устройства. И против тех, кто его носит, тем самым поддерживая спрос на него.

А ведь начиналось всё довольно безобидно: с гаджета для реабилитации общества после повальной эпидемии вируса Галлетта, который разрушал зеркальные нейроны высших млекопитающих.

Но, к счастью, вирус постепенно изжил себя, и, что самое главное, последствия заболевания не передавались по наследству. Мир оклемался, новое поколение начало заботиться о старом, и больше остальных в этом преуспел некий Д. Стил, который изобрел первый Эмпатиор. А потом что-то пошло не так.

Технология, предназначенная для больных, начала делать больными совершенно здоровых. За этим скрывался не то чтобы великий заговор, а скорее обычная человеческая лень. Зачем думать самостоятельно, когда за тебя это безошибочно сделает ИИ?.. На новую моду среди молодежи обратили внимание бренды, монополисты мировой экономики: они пустили в технологию щупальца со своей чертовой рекламой, а там и само правительство под шумок подкатило с новыми конституционными поправками в законы.

И что мы в итоге имеем? Технология уже настолько повсеместна, что ее использование стало признаком цивилизованности. Те, кто не желают ею пользоваться в силу разных обстоятельств (в основном, из-за нарушения неприкосновенности личной жизни), живут на окраинах, так как, мягко говоря, не приветствуются в светском обществе, а порой и подвергаются травле, поскольку нечитаемый человек потенциально опасен.

Травля вызвала ответную реакцию – терроризм. Среди не использующих устройство стали появляться активисты, которые хотели разрушить корпорацию Эмпатиор, а заодно и убить тех, кто пользуется ее услугами.

Напряжение между двумя фракциями общества выросло до того, что в городах обычных людей стали штрафовать просто за то, что они не оснащены Эмпатиором. Их прилюдно штрафовали и тут же депортировали под наблюдением предвосхитителей обратно на окраины.

Окраины городов практически перестали финансироваться государством, так как население там было признано безнадежным и погрязшим в беззаконии. Жители окраин не могли официально трудоустроиться и потому промышляли садоводством, охотой и, конечно же, набегами на города. Многие из них не могли вытерпеть такую жизнь, соглашались на добровольное внедрение Эмпатиора – и перед ними тут же раскрывались двери городов, они становились полноценными гражданами.

Жизнь нового пользователя налаживалась, разве что переставала быть частной. Пользователь ИИ Эмпатиора неизбежно глупел из-за того, что больше не мог думать без советов и становился искушенным потребителем всех навязываемых ему брендов.

В принципе, Терри спокойно относился к мысли, что его личная жизнь, как и у всех, под наблюдением спецслужб прямо через его глаза. Но ему не давало покоя другое. Он все чаще ловил себя на мысли, что ему не хватает настоящего живого общения. Советы несовершенного ИИ раздражали и нередко подводили его в тонкостях разговора с другими. И даже если он игнорировал ИИ, в этом не всегда видели смысл его собеседники. Разговоры были пустые, шаблонные – люди говорили не то, что думают, а только то, что якобы желал слышать собеседник, исходя из анализа ИИ. А еще Терри чертовски устал от навязываемой рекламы, которую он распознавал лучше других – ведь он сам с ней работал.

– А чего это ты такой смурной?

Терри оторвался от мрачных дум и поднял глаза на полноватого, веселого курчавого паренька в холле.

– Смурной? – переспросил Терри. – Гм, такого слова нет в оценочной системе интерфейса. Сам придумал?

– Конечно, сам, – расплылся в улыбке толстяк. Улыбка его была живой, заразительной. И даже по меркам внимательного ИИ, свободной от примесей других, циничных эмоций. – Я и без линз на тебя смотрю – и сразу на ум это слово приходит.

– Вот за что и люблю тебя, Сэм. Своим умом думаешь, а не искусственным.

Друг Терри, Сэм Барановски, работал в отделе закрытой сети данных. Рутинная должность заключалась в просмотре быта какого-то очередного подозреваемого через его же глаза. Только поначалу эта работа могла бы показаться интересной, но она очень быстро надоедала своим однообразием. Несмотря на то, что просматриваемыми были не случайно выбранные люди, а подозреваемые в нарушениях или готовящиеся к ним, преступления выявлялись редко. Но Сэм относился к своей работе с иронией и особенно любил, как он выражался, «ловить лулзы» от сцен самоудовлетворения. Но обратной стороной медали этого развлечения стала паранойя, что кто-то точно так же посмеивается над ним в минуты рукоблудства. Не помогала Сэму даже реклама ламп «…приглушенного неонового света особой частоты, не воспринимаемого фильтрами Эмпатиора, но беспрепятственно проникающего на сетчатку глаза, что создает по-настоящему интимную обстановку. Скажи «НЕТ» сующим нос не в свое дело спецслужбам». Ведь Сэм и весь его отдел закрытой сети данных знали, что это – маркетинговый трюк от гиганта LED-продукции, который сыграл на блуждающей в массах фобии, собрав с людей урожай денег и дав взамен иллюзию права неприкосновенности личной жизни, которого у всех нас уже давно нет.

С другой стороны, такая лампа еще и провоцировала на запрещенный акт потенциального преступника, поэтому не удивительно, что ее «эффективность» против линз не пытались официально оспорить производители Эмпатиора.

А еще у Сэма был заработок на стороне. Пользуясь своим служебным положением, он сдружился с каким-то кибермошенником, который шантажировал сколько-нибудь известных дамочек видеозаписями их похождений, вымогая у них деньги, а иногда и короткий взгляд на код CVV2 на карточке одного из их богатых ухажеров. Естественно, в доле приходилось держать далеко не одного сотрудника безопасности хранилища данных, да и не все из них были готовы каждый раз подставляться. Так что выручка была совсем смешной, зато изрядно трепались нервы при внутренних расследованиях.

Сам Сэм объяснял свою причастность к этой неблагородной деятельности философски: мол, будет куда лучше, если деньги распределятся между ребятами, стоящими на страже безопасности общества, чем потратятся на очередное потребительское фуфло от ведущих брендов. Себя он к таким потребителям, само собой, не относил.

«Мне много не надо», – говорил он, покупая огромный плазменный телевизор на всю стену от топового бренда «Дакота».

Но, несмотря на этот проблеск лицемерия у Сэма (замеченный Терри, но не ИИ), несмотря на его плоские шутки и склонность к вуайеризму, Сэм был живым. Наполненным противоречиями, шутками и не стесняющимся неуместных эмоций живым человеком, что, на взгляд Терри, было сейчас большой редкостью. Это и было их дружеской скрепой.

– Как Ханна? – участливо поинтересовался толстяк.

В этот раз Терри действительно почувствовал себя смурным.

– Ну?

– Давай, Сэм… Докажи, что не машина… Сам прочти ответ на моем лице, – пробормотал Терри. Ханна была его младшей сестрой, и это всё, что осталось от его семьи. Также она была одной из немногих бедолаг, чей иммунитет на вакцину от вируса отреагировал сбоем, да таким, что сам вирус казался предпочтительнее.

Форма ее аутизма была столь тяжелой, что жизнь вне стационарного наблюдения казалась невозможной. Но для больных, подобных ей, существовал специализированный санаторий Реаникс, где разрабатывался индивидуальный ИИ, дающий им надежду однажды выйти в мегаполис и почувствовать себя полноценными людьми.

Само собой, разработка индивидуального ИИ и уход за больным на уровне пяти звезд в Реаниксе были крайне дорогим удовольствием, которое не каждая семья могла себе позволить. Но существовал особый социальный пакет, как раз таки предоставляемый рекламной конторой Терри, в который была включена путевка в этот самый санаторий. Надо ли объяснять, почему Терри, так нетерпимо относящийся к рекламе, вопреки всему, работал в ней?

Сэм был одним из немногих, кто знал всю ситуацию, поэтому при общении с ним никогда не скупился на шутки и оптимистический настрой. Он работал в соседнем крыле здания, но каждый раз после работы, если их графики не сильно разнились, они дожидались друг друга в главном холле и шли в бар. Сегодня же они дождались друг друга только затем, чтобы пожелать удачи в предстоящих свиданиях.

В прошлый раз они познакомились в баре с девушками, коих Эмпатиор опознал как расположенных к знакомству на основе выявленных индивидуальных данных. Очень удобная штука: ведь даже такому, как Сэм, совершенно не нужно было бояться подойти к незнакомой девушке – при условии, что она заметила его внимание и при этом не испытала негативных впечатлений, которые незамедлительно считались бы линзами толстяка. Таким образом, со временем и ростом моды на эту технологию практически не случалось неловких ситуаций: парочки находили друг друга молча и безошибочно.

Девушка Сэма была стройной, очень худой брюнеткой с грустными глазами бассет-хаунда. Вероятно, в ее жизни очень не хватало смеха, чего было не занимать Сэму. Сам же Сэм выбрал ее просто потому, что она была единственной, испытавшей при виде него хоть какое-то любопытство.

Девушка Терри была высокой, фигуристой блондинкой с надменно-интеллигентными чертами лица. Терри предположил в ней зачатки интеллекта. А она в нем – заинтересованного в них. На этом и сошлись.

– Ну что, как я тебе? – спросил Сэм, поправляя свою стильную бабочку в горошек от дорогой фирмы «Лютер». В ней он походил на тамаду, развлекающего пьяную публику на свадьбе. Но Терри из вежливости решил об этом промолчать.

– Ну, судя по данным о динамике обертонов твоего голоса, частичном расслаблении musculus superioris palpebrae и легкой ригидности biceps brachii и sternocle – птфу…

Сэм отмахнулся.

– …sternocleidomastoideus, тебе и так не нужны мои оценки. Уверенности – хоть отбавляй.

– Да что там эти бицепсы. Ты лучше половой бицепс свой проверь – готов ли он, – заржал Сэм.

– Как будто ты его у меня еще не проверил там за своими экранами, вуайерист ты недоделанный, – проворчал Терри. – Вот скажи мне хоть раз правду: зачем ты смотришь, как другие мастурбируют?

Сэм покосился на свой большой, вываливающийся за ремень живот.

– Чтобы хоть чужими глазами посмотреть, как это выглядит. Своими-то, – он крякнул, хлопнув себя по животу, – уже давно не вижу.

Терри покачал головой, глядя, как Сэм заливается неприличным смехом.

– Ну а ты – что, разве не занимаешься этим? – удивился Сэм. Терри уловил в его голосе предложение разыграть их новую дежурную шутку, которую они обсмеивали уже с неделю.

– Нет, я выше всего этого, – отрезал Терри. – Разумного человека такие вещи не интересуют.

– Разум – это, прежде всего, инструмент для обеспечения себе достойного места в мире низменных побуждений, – назидательно проговорил Сэм, а остаток фразы они с Терри, давясь от смеха, уже закончили вместе: – а не способ от них отречься.

Суть была в том, что неделю назад в рекламный отдел поступил частный заказ от некого писателя. Он желал, чтобы какую-нибудь цитату из его книги «Субъект» искусственный интеллект Эмпатиора предлагал пользователям для диалогов, не забывая, конечно же, в конце фразы проговаривать вслух ее авторство и, тем самым, рекламируя ее создателя впечатленным слушателям.

Смысл в цитате, может, и был, но Терри и Сэму она казалась вычурной, да и вообще сама ситуация смешила. Много чего кажется смешным, когда видишь систему без поверхностного шарма – такой, какова она есть изнутри.

Так друзья, перешучиваясь, дошли до метро и разъехались – каждый на свое свидание.