Читать книгу Ледяной поход генерала Корнилова - Андрей Петухов - Страница 3

Зверево. Именно вблизи станции с таким ёмким названием в середине января 1918 года произошли события, поражающие воображение своей бесчеловечностью. Они стали яркой иллюстрацией взаимной ненависти и непримиримости обеих сторон конфликта. В названии маленькой станции словно бы отразилась суть братоубийственной бойни… Конечно, это простое совпадение, но в нём маячит кошмарная гримаса одной из самых тяжёлых страниц российской истории. А ведь это было только начало междоусобицы…

С первых дней января над донской казачьей столицей сгущались тучи. «Прикрытие Новочеркасска лежало всецело на состоявшем по преимуществу из учащейся молодёжи партизанском отряде есаула Чернецова, – отмечал А. И. Деникин. – В личности этого храброго офицера сосредоточился как будто весь угасающий дух донского казачества. Его имя повторяется с гордостью и надеждой. Чернецов работает на всех направлениях: то разгоняет совет в Александровске-Грушевском, то усмиряет Макеевский рудничный район, то захватывает станцию Дебальцево, разбив разбив несколько эшелонов красногвардейцев и захватив всех комиссаров… Между тем 11 января большевики берут станицу Каменскую, создают военно-революционный комитет и объявляют его правительством Донской области»[18]. Спустя несколько дней после создания военно-революционного комитета в станице Каменской его председатель донской урядник Подтёлков[3]отправился в Новочеркасск с ультиматумом к донскому правительству о передаче ему власти. Несколько вернувшихся с фронта донских полков примкнули к красноармейцам. У красного казачества появились свои вожаки. Кроме Ф. Г. Подтёлкова, среди них тогда выделялись Ф. К. Миронов, Н. М. Голубов и М. В. Кривошлыков.

Во второй половине января малочисленные отряды партизан-добровольцев полковника Чернецова, войскового старшины Семилетова, есаула Карпова, войскового старшины Мартынова и другие небольшие партизанские формирования едва сдерживали натиск красноармейских частей на разных участках фронта, и атаман Каледин забил тревогу, требуя помощи от генерала Корнилова.

Фронт Добровольческой армии тоже трещал по швам. Затыкая бреши в обороне Ростова, с одного участка на другой лихорадочно перебрасывались поредевшие, уставшие от нескончаемых боёв добровольческие части. Однако для защиты Новочеркасска всё же направили 1-й офицерский батальон полковника Борисова.

В батальоне находилось всего около 150[4] человек. Пополнение его рядов шло крайне медленно – с 1 (14) января записалось всего 10–12 офицеров, поскольку добровольцам стало почти невозможно пробраться через кольцо фронтов. Лишь немногим смельчакам удавалось просочиться в Ростов, и то с огромным риском для жизни.

Для прикрытия тыла отряда есаула Чернецова и охраны железнодорожного моста с 15 (28) января на узловой станции Зверево обосновался добровольческий взвод. Пост у моста всё время находился под прицелом красных. За снежной равниной, приблизительно на двухвёрстном расстоянии, они установили два пулемёта. Не жалея патронов, они открывали огонь по любому человеку, появившемуся на мосту. «Два пулемёта, и около них маячит всё время человек десять, – писал С. М. Пауль[19]. – Моим товарищам по оружию, это, наконец, не понравилось. Прапорщик Паслин вторым выстрелом на прицеле “3200” сбил одного из “товарищей”. Моментальная фотография! Все “товарищи” бросаются на землю, лежат, не поднимаясь, с полчаса, потом ползут назад, утаскивают с собою пулемёты и исчезают за бугорками»[20].

16 (29) января с запада, по Харьковской ветке со стороны станции Гуково, красные перешли в наступление. Их разведку боем добровольцы отбили с большим трудом. В тот же день, совместно с подошедшей на станцию группой чернецовцев, взвод предпринял вылазку, потеряв при этом убитым поручика Арбатского.

Разведка донесла, что на станции Гуково красные накапливали крупные силы, готовясь атаковать Зверево. Ударить они могли в любой момент. Командир взвода срочно связался с Новочеркасском и запросил подкрепление. Время поджимало, однако 17 (30) января, ввиду забастовки железнодорожников, 1-й офицерский батальон выехать не смог. Машинисты сбежали с паровоза. Их поиски не увенчались успехом, и полковнику Борисову пришлось искать людей, способных управлять паровозом, среди своих подчинённых.

По счастливой случайности нашлось несколько офицеров, имевших необходимые знания, и лишь утром 18 (31) января состав смог покинуть Новочеркасск. Набрав максимальную скорость, с короткой остановкой на станции Сулин, всего за 66 минут поезд преодолел расстояние в 95 вёрст до станции Зверево, где его с тревожным нетерпением ожидал добровольческий взвод.

Утром 19 января (1 февраля) выставленная батальоном застава спугнула красных разведчиков, после чего полковник Борисов решает перейти к активным действиям. Он приказал командиру 2-й роты штабс-капитану Добронравову внезапным ночным налётом выбить красных со станции Гуково. По разведданным, отряд красноармейцев насчитывал многие сотни бойцов, но полковник Борисов посчитал, что 35 штыков 2-й роты будет вполне достаточно для успеха дела. Добровольцы недоумевали по этому поводу, но приказ есть приказ…

В степи не на шутку разыгралась метель, затрудняя видимость. Считалось, что это поспособствует внезапности операции. Примерно в 15 часов штабс-капитан Добронравов повёл свою роту вдоль железнодорожного полотна, и вскоре она исчезла в снежной круговерти. Часа через три дежуривший на телеграфе старший портупей-юнкер Козлов уличил телеграфиста в тайных сеансах связи со станцией Гуково. Выяснилось, что уже в момент выхода на задание 2-й роты он сообщил об этом красным. Предателя расстреляли и немедленно отправили связных во 2-ю роту, чтобы вернуть её. Но тщетно – рота словно исчезла. Проплутав некоторое время среди непроглядной метели, связные вернулись ни с чем. А к ночи на станцию Зверево вышло 7 офицеров – это всё, что осталось от 35 душ 2-й роты.

Согласно их рассказу, чтобы не сбиться с пути в метельной степи, первые семь вёрст штабс-капитан Добронравов вёл роту вдоль железнодорожного полотна. Когда же до станции Гуково оставались последние три версты, рота приняла влево к оврагу и двинулась к станции с дозорами впереди и по бокам. В метельных сумерках видимость почти нулевая. Передние дозорные внезапно в упор столкнулись с красными. Грянул винтовочный выстрел. Тут же рота развернулась в цепь. Но огонь с фронта мгновенно поддержали вражеские пулемёты с обоих флангов, взяв добровольцев в огневые клещи. Им стало ясно, что рота угодила в ловушку. Штабс-капитан Добронравов скомандовал отход. Но не тут-то было! Снежная вьюга мгновенно превратилась в свинцовую. Добровольцы метались из стороны в сторону в непроглядной мгле, ища лазейку в западне.

Прапорщик Пауль, в дни боёв у станций Зверево и Гуково офицер 1-й роты, впоследствии вспоминал: «…наша вторая рота, идя в атаку, попала под заградительный огонь из пулемётов, установленных на мельницах и крышах домом, и отступила, понеся большие потери»[21].

Один за одним, как подкошенные, падали в снег убитые и раненые офицеры. Вражеская пуля нашла и штабс-капитана Добронравова. Его подняли и попытались вынести, но он отказался от помощи. Не желая быть обузой, в резких выражениях он приказал оставить его и уходить.

История разгрома 2-й роты вызвала волну возмущения всего батальона. Никто не сомневался, что участь оставшихся у красных 28 офицеров была ужасной, что те из них, кто попал в плен живым, завидовали павшим. Их мученическую кровь в батальоне всецело возложили на совесть полковника Борисова, пославшего 35 душ на авось, в непроглядную метель, на десять вёрст, разбить многие сотни красноармейцев.

20 января (2 февраля) в батальон поступили сведения, что красные продолжают интенсивно наращивать силы на станции Гуково. Получив подкрепление, их отряд теперь насчитывал до 2000 бойцов, большей частью латыши, при 13 пулемётах. Не дожидаясь наступления противника и несмотря на неудачу 2-й роты, полковник Борисов не отказался от активных действий. Для ликвидации угрозы он вновь решил действовать не всем батальоном, а направил 1-ю роту – 94 офицера с двумя пулемётами под командованием подполковника Плохинского.

Метель утихла. Ударил сильный мороз. Около 22 часов 1-я рота двинулась вдоль железной дороги. При слишком неравном раскладе сил добровольцы уповали на внезапность. Впереди цепью шли разведчики – 6 офицеров, за ними на вагонетках везли пулемёты и двигалась рота. За 5 часов преодолели все 10 вёрст и под утро, после 3 часов ночи, вышли к станции Гуково.

Уже чуть-чуть начало светать, когда шедшие по леску справа от железнодорожного полотна разведчики у станционной сторожки наткнулись на часового. Прапорщик Пауль стал с ним переговариваться, прося пропустить на станцию погреться. Его напряжённый голос и незнание пропуска насторожили часового. Разговор оборвался. Справа, согнувшись, красные стали рассыпаться в цепь, стремясь обойти разведчиков. Как добровольцы узнали впоследствии, их заранее предупредили об опасности. Двое офицеров поползли к часовому, который, почуяв неладное, молясь и осеняя себя крестом, пошёл на них. Раздался выстрел – и часовой упал замертво. Грянули ответные выстрелы. Разведчики подались назад и попали в сферу огня чужих и своих. Схватившись за ногу, с криком упал поручик Кабуц. Прапорщик Пауль что есть мочи прокричал подполковнику Плохинскому, сообщая о раненом. Офицерская цепь поднялась и одним броском оказалась на линии разведчиков.

«Заработал наш пулемёт, но в землю: не установили подъёмного винта, – описывал бой под станцией Гуково С. М. Пауль. – Через минуту бойко застучали два пулемёта. Стрельба продолжалась минут десять. Встаём и идём в атаку. “Товарищи” бросают винтовки и бегут. В канаве перед будочкой, где стоял часовой и находился караул, два брошенных пулемёта. Спокойно расстреливаем мятущихся большевиков»[22]. В пылу атаки подполковник Плохинский поднял на штык пулемётчика. Раненный в правую руку штабс-капитан Згривец перехватил винтовку левой рукой и заколол другого. Повалился на снег смертельно раненный командир 3-й роты штабс-капитан Пейкер.

За железнодорожным полотном суетился красноармеец, наводя станковый пулемёт «Кольт-Браунинг» на наступающих офицеров. Метким выстрелом его снял штабс-капитан Некрашевич[23]. Пуля сбила мушку и угодила наводчику прямо в лоб. Прапорщик Пауль тут же разворачивает и устанавливает захваченный «Кольт-Браунинг», готовясь открыть огонь по бегущим в разные стороны красноармейцам.

В считаные минуты офицерская цепь захлестнула спящую станцию. Попытки оказать сопротивление жестоко пресекались. К такому стремительному развороту красные явно не были готовы и в панике спасались кто как мог. Одни вскакивали в стоявший под парами поезд, другие врассыпную разбегались по окрестностям. Состав тронулся и стал медленно набирать ход. Бежавшие по перрону красноармейцы лихорадочно цеплялись за поручни, пытаясь втиснуться в вагоны, где и без них царила сплошная давка. Кто-то из красноармейцев достал гранату и хотел бросить её на перрон из окна, но она взорвалась в вагоне, сея смерть и доводя панику до запредельного градуса. Всё же эшелон смог развить скорость и оторвался от преследования. Подоспевший пулемёт проводил его длинной очередью. Готовились уйти ещё два состава. Но их остановили офицеры, вовремя вскочившие на паровозы.

Добровольцы быстро подавили разрозненные очаги сопротивления. На вокзале свирепствовала мясорубка. Приклад и штык соревновались в жестокости. Свистели пули, довершая расправу. «Врываемся на станцию, – писал С. М. Пауль. – Раненого начальника отряда – латыша взяли в плен. “Товарищи” попрятались под скамейки, забились в углы. Повыволокли всех на перрон и тут же расстреляли. Кто-то из них вступает в разговор, размахивает руками и развязно говорит: “Да я, «товарищи», не виноват, я…” Кто-то из офицеров бьёт его по лицу. Вытягивается. “Виноват, ваше высоко-дие”. Отдельные выстрелы, и жизни потухают. Кто-то из “товарищей” даже бросается на нашего командира роты. Раскроили череп. Кровь широкой струёй заливает перрон»[24].

Около двадцати минут продолжался бой. Он словно смерч пронёсся по станции Гуково. «В несколько минут весь перрон усеян трупами красных, – описал кульминацию боя В. Е. Павлов. – Красные бегут в беспорядке к своим эшелонам, к двухэтажному зданию, из окон которого стреляют по перрону. За ними в здание врываются офицеры. Груды убитых покрывают полы. Вскоре в здании не остаётся ни одного живого большевика»[25].

Ускользнувший со станции эшелон красных, в версте-двух за ней, на всех парах проскочил железнодорожный мост, где его в упор обстреляла донская офицерская дружина. Мост был заминирован, но мины не сработали и эшелон избежал разгрома и умчался проч.

По сведениям В. Е. Павлова[5], при взятии станции Гуково ранним утром 21 января (3 февраля) 1-й офицерский батальон потерял 7 офицеров убитыми и 20 ранеными, а трупов красноармейцев на путях, на перроне, в железнодорожных вагонах и в станционных зданиях насчитывалось более 500. Кроме того, офицеры захватили 13 пулемётов и около 300 человек.

Добровольцам досталась богатая добыча. «На станции брошенный состав – пять товарных вагонов. В одном вагоне обмундирование: шинели, брюки, ботинки и обмотки. Один вагон, полный чернослива (конечно, уже не на полный груз). В третьем вагоне груда белого хлеба, мешка два с сахаром, два бочонка с маслом и сырое мясо. В четвёртом – походная печь, брошенная кухонная посуда и кое-какая одежда и, между прочим, совершенно новый комплект германского обмундирования. В пятом – две свиньи и пять барашков»[26]. По перечню трофеев видно, что красные готовились к наступлению на Новочеркасск основательно.

От пленных добровольцы узнали, где они зарыли убитых накануне офицеров. Яму нашли и раскопали. То, что открылось глазам, заставило содрогнуться видавших виды фронтовиков. Изуродованные тела офицеров 2-й роты красноречиво говорили о чудовищных предсмертных пытках, которым подвергли их красные. Но и этого им оказалось мало – раненого штабс-капитана Добронравова, после нечеловеческих издевательств, бросили в ледяную яму ещё живым.

«Взятые в плен, убитые и раненые офицеры были раздеты, – свидетельствовал о запредельной жестокости красноармейцев С. М. Пауль, – и над ними надругались: выкалывали глаза, отрезали языки, вместо погон вбивали гвозди и чуть ли не живых ещё закапывали. И мы мстили за это… Я останавливаюсь подробно на первом сражении, так как оно как-то запечатлелось, а потом был уже угар, туман какой-то»[27]. Увиденный кошмар решил участь пленных красноармейцев – всех их расстреляли.

Акты садизма по отношению к пленным офицерам не являлись редкостью, но этот случай запомнился добровольцам особенно изуверским. Возможно, он врезался в их сердца потому, что случился одним из первых, на заре вооружённой борьбы. Потом пролились реки крови, океаны слёз, многими людьми овладело помрачение, одурь братоубийственной бойни, и большинство её кровавых эпизодов их память уже не сохраняла… «Большевики с самого начала определили характер Гражданской войны. Истребление… – высказывался А. И. Деникин. – Выбора в средствах противодействия при такой системе ведения войны не было. В той обстановке, в которой действовала Добровольческая армия, находившаяся почти всегда в тактическом окружении – без своей территории, без тыла, без баз, представлялись только два выхода: отпускать на волю захваченных большевиков или “не брать пленных”… Когда во время боёв у Ростова от поезда оторвалось несколько вагонов с ранеными добровольцами и сёстрами милосердия и покатилось под откос в сторону большевистской позиции, многие из них, в припадке безумного отчаяния, кончали самоубийством. Они знали, что ждёт их. Корнилов же приказывал ставить караулы к захваченным большевистским лазаретам. Милосердие к раненым – вот всё, что мог внушить он в ту грозную пору»[28].

Днём 21 января (3 февраля) добровольческий отряд подполковника Плохинского сдал станцию Гуково Донской офицерской дружине, сформированной генералом Назаровым, в которой на самом деле из 200 человек личного состава, офицеров насчитывалось не более 20, а остальные – старики-казаки и молодёжь. Вечером того же дня, взяв с собой убитых и раненых и погрузив в эшелон богатую добычу, добровольцы отправились на станцию Зверево.

В пути неопытные офицеры-машинисты сожгли котёл паровоза, поэтому 1-й офицерский батальон смог покинуть станцию Зверево лишь на следующий день, 22 января (4 февраля). Спас положение бывший инженер-путеец поручик Лысенко. В недрах зверевского депо, в деревянном сарае, он обнаружил старинный паровоз на четырёх маленьких колёсах и конусовидной трубой. Этот архаичный экземпляр топился дровами. В старину в России его называли «Танькой». Офицеры любовно окрестили свою необычную находку «Танюшей». Она-то и дотащила эшелон до станции Сулин, где для дальнейшего пути нашёлся современный исправный паровоз.

На перроне Новочеркасского вокзала добровольцы выгрузили своих павших боевых товарищей и оставили взвод для достойного погребения и отдания им должных воинских почестей, а главные силы батальона, не задерживаясь в Новочеркасске, отправились прямо в Ростов.

Неизгладимое впечатление произвела на добровольцев мученическая смерть офицеров 2-й роты и особенно раненого штабс-капитана Добронравова. Отдав категорический приказ офицерам, выносившим его из боя, оставить своего командира и спасаться самим, он обрёк себя на пытки и жуткую смерть. «И тогда решили, – писал В. Е. Павлов, – никогда не оставлять врагу своих раненых и убитых. Это было суровое внутреннее решение, молчаливое взаимное обязательство, ставшее неписанным законом, традицией»[29]. Однако в будущем добровольцам не раз ещё пришлось нарушить эту клятву.