Читать книгу Особо опасная особь - Андрей Плеханов - Страница 2

Виктор шел по лаборатории энергичным шагом, заложив руки за спину, бормотал что-то под нос. Потом резко остановился и семенивший сзади Тутмес едва не налетел на него.

– Лина еще спит? – спросил Виктор.

– Да, хозяин.

– Во сколько легла?

– В два после полуночи, хозяин.

– И все это время ковырялась в стенах?

– Да, хозяин. Сняла все панели, потом повесила их обратно.

– Нашла что-нибудь?

– Две камеры из пяти.

– И что?

– Раздавила их ногой. Очень сильно ругалась при этом. Неприлично ругалась.

– Это нормально. Я бы тоже ругался.

– Похоже, она неплохой техник. В ее правую руку вживлен полный набор инструментов.

– Видел… Как раз в этом ничего необычного – не забывай, что она пилот. Надеюсь, оружия с собой не притащила?..

– Такое невозможно, хозяин. Сканер засек бы это еще на входе.

– Паутинку не нашла?

– Нет, хозяин, нет. Паутинка хорошо спрятана.

– Ладно, пусть спит. Пусть выспится – сегодня она нужна мне свежей. Показал ей наш зоопарк?

– Да, хозяин. Госпоже очень понравилось.

– Теперь покажи мне.

– Хозяин, вы знаете здесь все гораздо лучше меня… Может быть, не стоит тратить время на осмотр?..

– Это что, попытка невыполнения приказа? – Виктор удивленно поднял брови. – Когда меня заинтересует твое мнение, я дам тебе знать.

– Да, конечно. Простите, хозяин, – Тутмес суетливо отвесил поясной поклон. – Пойдемте, хозяин.

– Начнем со зверюг первой категории допуска. Где они у нас?

– В третьем и восьмом блоках.

– В каком состоянии?

– О, они в полном порядке! – Тутмес расцвел в улыбке. – Настоящие красавцы, да! На них можно смотреть часами, глаз не оторвать! Пойдемте, хозяин.

* * *

– Пальцеглаз равнинный… – Виктор стоял, сложив руки на груди и любовался тварью, приникшей к стеклу с другой стороны. – Красавец, ничего не скажешь. Обошелся мне в тридцать восемь миллионов. Думаю, он того стоит.

Красавец был похож телом на помесь кенгуру и динозавра-теропода, в два метра ростом, с блестящей пятнистой шкурой, мощными нижними конечностями и маленькими верхними – трехпалыми, с жуткими крючковатыми когтями. Морда его напоминала крабью – фасеточные глаза на тонких стебельках, два ряда непрерывно движущихся жвал. Пальцеглаз жевал, из челюстей его свешивались кровавые ошметки.

Виктор подошел вплотную к террариуму и хищник тут же среагировал – разинул пасть, бросился вперед и влепился в толстое стекло. Глухой удар отозвался вибрацией пола. Виктор инстинктивно отпрыгнул, оглянулся на Тутмеса, устыдившись собственного страха.

– Да, попадешь такому на зубок, и никакой инвазии не понадобится, – смущенно сказал он. – Сожрет, зверюга.

– Не волнуйтесь, хозяин. Это стекло даже граната не прошибет.

– Знаешь, зачем мне нужен пальцеглаз? – спросил Виктор.

– Для того же, что и остальные ксенобионты. Источник полезных генных утилит.

– А конкретнее?

– Извините, хозяин, откуда я могу это знать?

– Врешь. Ты много лет крутишься среди биотехников. Наверняка слышал о проекте «Форслайф».

– Извините, хозяин. В первый раз слышу о таком. Что это?

– Это военные разработки, базирующиеся на ксенобиологии. Уже двадцать лет специалисты, собранные со всех Соединенных Штатов, корпят в подземном городе в штате Юта – разбирают на составные части хромосомы стансовских зверюг, вырезают из них нужные участки и имплантируют в хромосомы людей. Конечная цель банальна – создать солдат, прыгающих на два десятка метров, дышащих под водой, бегающих со скоростью сто километров в час. Любой ученый, попавший в этот чертов город, может забыть о большом мире – он будет иметь все, что пожелает, но выход за пределы города запрещен ему до самой смерти.

– Почему вы говорите об этом, хозяин? Почему выдаете столь великие секреты?

– Ты должен знать. С завтрашнего дня мы начнем свою собственную работу и скрывать что-либо от тебя больше нет смысла. Ребята из «Форслайфа» трудились годы, а теперь их результаты лежат в моем кармане. – В голосе Виктора прозвучала нескрываемое тщеславие. – Не буду говорить, сколько я за это заплатил. Такая информация дороже любых денег.

– Зачем они это делают, хозяин? – спросил Тутмес. – Какой смысл создавать идеальных солдат? С кем они будут воевать? С арабами? С русскими? Арабы слишком слабы, чтобы направлять против них сверхубийц, а в борьбе с русскими никакие мутанты не помогут.

– Это инерция человеческой тупости. Желание использовать любую технологию прежде всего для создания нового оружия, и только уже потом, если не пригодилось, разрешить ее мирное применение. Проблема в том, что наши военные засиделись. Их генные разработки уже давно должны быть доступны человечеству, а они и не думают делиться. И вряд ли в ближайшие тридцать лет поделятся с кем-то. Им и так хорошо в своем сверхкомфортном подполье. Это не устраивает меня, Тутмес. Боюсь, что через тридцать лет я буду уже полной развалиной. Есть у меня такое подозрение.

– Они действительно создали идеальных убийц?

– Создали. Разработана технология. И я получил ее в чистом виде. Если бы не получил, не стоило б затевать все это. Ты знаешь, Тутмес, что я не профан в прикладной генетике. Но чтобы осуществить то, что мне нужно, понадобилась бы многолетняя работа сотен специалистов. Теперь я смогу сделать это в короткие сроки. Потому что у меня есть методика. Я пущу ее в ход не для того, чтобы создать выродка-убийцу. Я направлю ее на благое дело. Ты знаешь, какое.

– Знаю, хозяин.

– Я создам идеального человека. Переделаю человека, вылеплю из него то, чего не смогли вылепить ни Господь Бог, ни миллионы лет эволюции. Дам человеку то, о чем он мечтал. Этот человек положит начало новой популяции. Популяции людей, живущих сотни лет, не болеющих ничем, не склонных к порокам и ипохондрии, сильных, красивых и здоровых. Людей будущего, отличающихся от обычных людей настолько же, насколько человек разумный отличается от питекантропа.

– И этим человеком будет Лина? – спросил Тутмес, вежливо склонив голову.

– Этим человеком буду я, – сказал Виктор. – Я заслужил этого больше, чем кто-либо другой. А Лина… Она послужит материалом для отработки методики. Ее шансы выжить при этом не слишком велики. Ничего не поделаешь. Ничто не дается просто.

– А если она умрет, а вы все еще не достигнете цели?

– Тогда я слетаю на Землю и привезу другую девочку. Или мальчика. В моей памяти лежит список из сотни кандидатур – все они подходят по основным параметрам, все готовы пойти за мной хоть к черту на рога, лишь бы я заплатил. Хай-стэнды и мормоны, американцы и дети Европы. Я привезу сюда столько людей, сколько мне понадобится.

– Хозяин… – Тутмес поднял лицо, в глазах его застыли слезы. – Не убивайте девочку Лину. Она умрет, да. Нельзя так делать. Возьмите меня вместо нее. Возьмите. Мне даже не нужны деньги. Сделайте с моим телом все, что хотите. Но пусть девочка Лина живет.

– Твой геном напрочь испорчен, – надменно произнес Виктор. – Ты три раза менял лицо, в каждую из твоих хромосом вшит кластер иммунотолерантности – дешевый, марджевского производства. Когда ты был федаином и охотился на неверных, ты присадил туда же кластер скорости, не думая о том, что это навеки сделало тебя бесплодным – такое вот побочное действие. У тебя не будет детей – на черта ты нужен после этого? И, самое главное – ты серв, Тутмес. Твои гены грязны, как помойка – чего там только нет. К тому же мне нужен толковый помощник. А ты весьма толков, Тутмес.

– Девочка Лина, – снова сказал Тутмес. – Она такая юная, красивая, славная. Она ни в чем не виновата, хозяин. Она не должна умереть. Отпустите ее, хозяин, пожалуйста…

– Ты говоришь глупости, серв, – бросил Виктор. – Я начинаю сомневаться в твоих умственных способностях.

* * *

Лина ждала чего-то подобного. Ждала любой хорошо просчитанной подлости, поэтому всю ночь не смыкала глаз. И все же под утро провалилась в мертвый, бесчувственный сон.

– Спит, – констатировал Виктор, глядя в монитор. – На боку лежит, не очень удачно, лучше б на спине… Впрочем, пойдет. Начали.

Он щелкнул по клавише ввода, из потолка над Линой выпросталась тонкая сеть и намертво приклеила девушку к койке.

– Пошли, Тутмес.

– Она не вырвется, хозяин? – спросил серв.

Лина корчилась на экране, рот ее безмолвно открывался – звук был предусмотрительно отключен.

– Нет. – Виктор осклабился. – Паутинка – весьма прочная штука. Пойдем, успокоим ее.

Два десятка шагов по коридору – комната Лины – кубатура, плотно заполненная визгом, воплями, проклятиями. Виктор пожалел, что не взял скотч, дабы заклеить девчонке рот.

– Замолчи, Лина, – сказал он, пытаясь сохранять спокойствие. – Мы не сделаем тебе ничего плохого. Заткнись, ради Бога.

– Ничего плохого?! – взвизгнула Лина. – Скотина, урод! «Серва» мне сейчас вкатишь, да? Сволочь!

– Нет, нет, – Виктор покачал никелированным инъектором перед ее носом. Нельзя тебе «Серв». Никаких психомодуляторов. Ничего генного. Только чуть-чуть успокоительного. Нервы нужно беречь, милая.

Он приставил инъектор к шее девушки и нажал кнопку. Лина дернулась и затихла.

– Срежь паутинку, Тутмес, – сказал Виктор. – И доставь Лину в третью лабораторию. Через час начнем работу.

* * *

Лина лежала на хирургическом столе – обнаженная, до пояса укрытая простыней. Лицо ее скрывалось под серой пластиковой маской, к вене шла прозрачная трубка от капельницы. Гармошка искусственной вентиляции легких ритмично совершала движения вверх-вниз и грудь Лины двигалась в такт ей. Конечно, легче было воспользоваться безыгольным инъектором, но иногда лучше вот так, по старинке, внутривенно и с полным наркозом. Сейчас – особый случай. Нужно сделать все особенно тщательно.

– Хорошее тело, – сказал Виктор. – Завидую девочке от всей души, белой завистью. Двадцать три года – и никакой дряни, чистые гены, гладкие клапаны сердца, здоровая печень, сбалансированная работа ферментов. К тому же она никогда не употребляла стимуляторов, не говоря уж о наркотиках. Это невероятная редкость.

– А вы их употребляли? – спросил Тутмес.

– А ты как думаешь?

– Думаю, да.

– Само собой… Все мы подсели на химию, разрушающую мозги. Человечество отравлено. Думаю, что современный вид человека уже не вылечится от этой болезни. Более того – вымрет от нее в ближайшее время, в течение сотни лет. Создание нового биологического вида – не прихоть, это уже необходимость, единственное лекарство, избавляющее от смерти если не вида, то хотя бы рода.

– Это нарушение естественного течения эволюции.

– За время существования жизни на Земле вымерли миллионы видов животных – сгинули в небытие, не оставив после себя ничего, кроме окаменелостей. Сейчас пришла наша очередь. Это очевидно для всякого, кто умеет работать мозгами, но никто не хочет осознавать серьезность факта – каждому понятно, что свою жизнь он дотянет в комфорте, а дальше – хоть потоп. Хомо сапиенс остановил свою эволюцию, когда усовершенствовал до предела медицину, позволив выжить и благоденствовать любому заведомо нежизнеспособному уродцу. Мы выкинули естественный отбор в мусорную корзину – легко, непринужденно, и каждый, кто пробует заикаться о последствиях, автоматически обвиняется во всех смертных грехах. Но генетический груз – не шутка. Он накапливается, если его не разгребать.

– Что значит «разгребать», хозяин?

– Ты прекрасно знаешь, Тутмес.

– Убивать.

– Да, да. Убивать всех, кто не соответствует генетическим стандартам. Спартанцы выкидывали своих ублюдков в море безо всякой жалости, никто не заикался о правах и свободах – и ничего, жили хорошо, были красивыми и здоровыми. Мы плюнули на законы природы, и в ответ она плюнула в нас. Мутации возникают непрерывно, спонтанно, это элементарный биологический закон. В первой половине двадцать первого века с этим еще справлялись – даже добились успехов, когда было введено обязательное кариотипирование[2] всех беременных. Ты помнишь, к чему это привело.

– Помню, хозяин.

– Вначале пришлось принудительно прерывать каждую четвертую беременность. Потом – каждую третью. Бабы цивилизованной части планеты завопили и зарыдали, побежали по судам. Два года юридических войн… Цивилизованность победила. Кариотипирование было объявлено преступлением второй степени. Острословы-юристы порезвились в свое удовольствие, разжирели на миллиардах, вложенных в дело о генетическом контроле. Но, поверь мне Тутмес, именно они поставили большой черный крест на человеке разумном как на биологическом виде. Там, где исчезает хотя бы малейший отбор, начинается деградация. Генетический груз уже добрался до критической массы. Сейчас две трети приличных людей – носители ублюдочных генов, причем доминантных. Процесс развивается, Тутмес. Всего три поколения спустя здоровый человек станет реликтом. Для того, чтобы найти Лину и сотню ей подобных, я потратил два года.

– Почему вы не искали в Азии и в Африке, хозяин? Процент чистых генов там гораздо выше…

– А ты не знаешь почему? – рявкнул Виктор.

– Извините, хозяин! – Тутмес скукожился, посерел от страха, сложился в поклоне. – Простите, ради Бога!

– Потому что чертовы ниггеры и азиаты вымрут позже приличных людей! Только не говори, что я расист!

– Нет-нет, что вы, такое мне и в голову придти не может…

– Белая раса сделала больше всех для этой долбаной планеты, а вымрет первой из-за своего сибаритства и чистоплюйства. Это что, нормально по-твоему?

– Нет, нет.

– Это ты – расист, – Виктор ткнул пальцем в согбенного Тутмеса. – Все вы, цветные, ждете, пока мы окочуримся, лелеете надежду поплясать на наших косточках, получить в наследство то, что мы создали сотнями лет труда. Только ничего у вас не выйдет. Знаешь почему? Потому что ниггеры и китаёзы тоже вымрут, только, может быть, лет на пятьдесят попозже. Пружина заведена, процесс запущен. Понял, да?

– Понял…

– Ладно… – Виктор махнул рукой, остывая как чайник, выпустивший пар. – Довольно болтать. Начнем работу. Сегодня я введу Лине присадку генотолерантности. Присадку высшего качества – в пару тысяч раз дороже того дерьма, что торчит в твоих хромосомах. Присадку, изготовленную на материале Амеадоры красной со Станса. Три дня уйдет на адаптацию. И это будет нашим первым, малейшим шажком. Надеюсь, он не закончится пшиком. Шагать нам еще ох как долго…