Читать книгу Грамота самозванца - Андрей Посняков - Страница 2

Май 1604 г. Париж

Иван сдвинул шляпу на затылок, а затем, подумав, кинул ее в траву. Крупные капли пота тараканами сползали по лбу, текли по щекам и шее. Совсем по-летнему, немилосердно палило солнце, на блекло-синем небе ни облачка, ветки вязов, росших у самых стен аббатства, застыли недвижно в знойном полуденном мареве – ни ветерка, ни малейшего дуновения, даже листья – и те не шевелятся. Жарко.

– Оп! – Жан-Поль играючи подбросил вверх шпагу и, ловко поймав ее за эфес, шутливо поклонился Ивану. – Продолжим, месье?

Иван стиснул зубы и улыбнулся:

– Продолжим!

Кажется, ни жара, ни сам черт не брали этого хитрого нормандца – Жан-Поля д’Эвре – потомка измельчавшего и обедневшего дворянского рода. Жилистый, худой и верткий, Жан-Поль не очень-то походил на потомков викингов – нормандцев, скорее являл собой тот чистый тип француза, что так любят описывать путешественники. А вот волосы его – белые, словно выгоревший на солнце лен, – вот они-то как раз и были вполне нормандскими, северными, чем Жан-Поль очень гордился.

– Ну, Жан? – Нормандец улыбнулся, выписал в воздухе свое имя кончиком шпаги. – Хочу показать тебе еще пару приемов. Хотя ты недурно фехтуешь, недурно для поляка или русского… Но – не для француза, мой друг! А ну, готовься к атаке! Оп-ля!

Молнией сверкнул клинок. Раз-два… Чуть подавшись назад, Иван едва успел отразить натиск и тут же сам ринулся в атаку, стараясь выбить оружие из рук насмешливого соперника. Смейся, смейся, Жан-Поль! Не так-то легко вывести из равновесия русского служилого человека, с детства знакомого с оружным боем.

Раз! Длинный выпад…

Два! Укол…

Нет, мимо! Увернулся-таки чертов нормандец.

– Стоп, Жан!

Д’Эвре опустил шпагу и покачал головой:

– Ты хорошо бьешься, но почему-то забываешь о кинжале в своей левой руке! Отбивай удары не только шпагой… Тут целый простор для разного рода комбинаций, сказать честно, даже я знаю далеко не все, хотя и посещал фехтовальную школу, да и мой покойный батюшка тоже кое-чему меня научил.

– Plus lentement, s’il tu plait. – Помотав головой, Иван выдавил из себя французскую фразу. – Помедленнее, Жан-Поль. Все ж таки я еще не настолько хорошо знаю французский, чтобы понимать все, что ты только что протрещал.

– Ага, понял. – Нормандец кивнул. – Я говорю – почему ты не пользуешься кинжалом?

– Забываю, – честно признался Иван. – Знаешь, у себя на родине я привык действовать палашом, саблей… шпагой как-то не приходилось, лишь чуть-чуть пробовал. И вот эта пара, «шпага – кинжал», пока вызывает у меня затруднения.

Жан-Поль расхохотался и хлопнул приятеля по плечу:

– Не переживай, Ив-ван, ты очень понятливый ученик. К тому же и учитель у тебя – хоть куда!

Нормандец с притворной гордостью выпятил грудь:

– Сказать по секрету, ты бьешься куда лучше своих друзей – Ми-ти и Про-хо-ра… О, у вас, русских, такие трудные имена!

Иван утер пот рукавом рубахи.

– О! – Жан-Поль отбросил в сторону шпагу и вытянулся на траве, раскинув в стороны руки. – И в самом деле – жарко. Вот что, Ив-ван… А давай не пойдем сегодня на лекцию! Ну его к черту, этого занудливого богослова Мелье! От его муторных речей мне почему-то всегда хочется спать.

– Мне тоже, – улыбнулся Иван.

– Вот видишь! – обрадованно встрепенулся нормандец. – Так прогуляем?

– Хм… – Иван задумался.

Прогуливать лекции в университете, конечно же, не хотелось, не для того их послал во Францию государь Борис Федорович… Впрочем, не их послал, а совсем других юношей, вместо которых – так уж вышло – уехали Иван с друзьями. Волею обстоятельств, спасаясь от страшного предательства и смерти. Французский посланник Андрэ де ля Вер был очень доволен юношами и честно доставил их в Париж, пред очи короля Генриха – Анри, как называли своего властелина французы. Бородатый и волосатый Генрих оказался весьма смешливым и склонным к решительным действиям, враз определив ребят в Сорбонну, как и просил царь Борис в сопроводительной грамоте. И вот уже с осени Иван, Прохор и Митрий – студенты юридического факультета Сорбонны. Владевший французским языком Митрий еще в пути обучал говорить сотоварищей, в чем преуспел, по крайней мере, в отношении Ивана. Что же касается Прохора – бывшего молотобойца и знатного кулачного бойца, – то тому иностранная речь давалась с большим трудом, что, впрочем, отнюдь не мешало ему подмигивать зеленщицам, цветочницам и прочим парижским «les femmes», добиваясь вполне определенных успехов.

Предательство, страшное предательство собственного начальника – дьяка разбойного приказа Тимофея Соли – вынудило Ивана и верстанных им же на службу Прохора с Митрей бежать из Москвы, воспользовавшись сложившейся ситуацией: царь Борис хотел отправить на учебу в дальние страны нескольких отроков, а вот те никуда отправляться не хотели. Иван предложил поменяться – что и сделали. Путь до Парижа оказался неблизким, а впечатлений было столько, что дух захватывало! Польша, германские земли: небольшие уютные городки, таверны, незнакомый уклад жизни – все это сильно интересовало Ивана и Митрия. Что же касается Прохора, то тот сразу же предложил поскорее бежать – податься на юг, к казакам.

– Если они нас там примут, эти казаки, – насмешливо откликнулся Иван. – К тому же не забывайте – мы с вами на государевой службе. И пусть сейчас мы оболганы и вынуждены бежать, но настанет день возвращения – ведь предательство должно быть раскрыто! Полгода—год – и можно будет вернуться в Москву. Враги забудут о нас, а мы возникнем, словно из небытия – явимся пред очи государя, как вернувшиеся из обучения!

– Полгода? Год? – в ужасе воскликнул Прохор. – Что же мы будем делать все это время здесь, на чужбине?

– А то же, что должны были делать те парни, место которых заняли мы, – учиться! Да-да, учиться и перенимать новое. Не зря же их посылал государь! Значит, и мы должны оправдать доверие…

– Но нас же считают разбойниками, лиходеями, ворами!

– Так говорит Тимофей Соль, купец Акинфий и их подручные – но не Россия, которой мы служим… вернее – служили. Так послужим же и здесь, благо есть возможность кой-чему поучиться. Поучиться тому, чему мы никогда бы не научились дома!

Так вот решили в пути. И стали учиться. Не только для себя, но в первую голову – для-ради Отечества.

И вот теперь… Прогулять лекцию? Так богослов Мелье и в самом деле зануден, а от лекций его не больно-то много пользы… Впрочем, Митьке нравится… Вот пусть и сидит, слушает.

– Эй, Иван, ты там не заснул часом? – въедливо осведомился Жан-Поль.

– Да не заснул – думаю.

– Ну, и чего надумал?

– Черт с ним, с этим занудой Мелье.

– Правильно! Пошли-ка лучше пройдемся.

– Пошли. А куда пойдем?

– Для начала – в таверну, что на улице Зеленщиков, ну, в ту, что принадлежит хромому Ферни.

– Знаю! Но это ж не близко – почти у Гревской площади.

– Да, далековато, – согласился Жан-Поль. – Зато вино там хорошее и, что самое главное, недорогое. У тебя найдется несколько су?

– Да пожалуй, найдется.

– Во! И у меня звенит в кошеле кое-что. Погуляем!

Иван быстро натянул на рубаху узкий камзол из тонкого синего сукна с длинными – по новой моде – разрезными рукавами и воротником-жерновом.

Нахлобучив на голову берет, Жан-Поль скептически осмотрел приятеля.

– Что? – озаботился тот. – Шпага топорщится? Или гульфик не завязан?

– Нет, с гульфиком все в порядке. А вот твой воротник – другое дело.

– А что с моим воротником? – удивился Иван. – Очень даже красивый воротничок, неудобный, правда.

– Красивым он был лет двадцать назад, – насмешливо поведал нормандец. – Не обижайся, Жан, но сейчас такие только старики носят да всякие там торговцы рыбой и прочие недостойные уважения личности. Брабантские кружева – вот что теперь на острие моды! Знаю по пути одну лавку, зайдем.

– Кружева? – подозрительно переспросил Иван. – Их ведь только женщины носят.

– А теперь – и мужчины, – расхохотался Жан-Поль. – Из тех, что не хотят прослыть деревенщиной. Потратишь несколько су – пока еще кружева дешевы, – не обеднеешь!

– Ну ладно, – махнул рукой Иван. – Идем, показывай свою лавку.

От Сен-Жерменского аббатства, у стен которого друзья упражнялись в фехтовании, до Нотр-Дама, рядом с которым располагалась упомянутая Жан-Полем лавка, идти оказалось далеко – почти через полгорода. Извилистые мощеные улочки, трех– и четырехэтажные дома, высокие и узкие, лавки, мастерские, закусочные – приятели, конечно же, не удержались, пропустив по пути по стаканчику красного бордосского вина, которое, увы, оказалось кислым, зато дешевым. Девчонки‑цветочницы, поставив на мостовую корзины со своим товаром, призывно поглядывали на проходивших мимо людей, особенно – на молодых. Увидев вышедших из таверны приятелей – заулыбались.

– Купите цветы, господа! Подарите вашим дамам.

– Обязательно купим, – поклонился Жан-Поль. – Только на обратном пути.

– А ваш братец, наверное, другого мнения?

– Братец? – Нормандец расхохотался, кивнув на Ивана. – А, вы про моего кузена! Он от природы неразговорчив. Но его молчание вовсе не означает его согласия.

Иван ухмыльнулся – тоже еще, братец нашелся. Вообще-то да, они с Жан-Полем были похожи, и даже очень. Оба высокие, стройные, Иван, правда, чуть выше нормандца, оба блондины, только Жан-Поль чуть посветлее, ну и глаза у обоих разные, у Ивана – карие, а у нормандца – синие, словно море, вернее, как пролив Манш, на берегу которого Жан-Поль и родился. Да и по возрасту парни почти одинаковы – Ивану семнадцать, а нормандец на год старше.

Невдалеке от Нотр-Дама приятели перешли по мостику на остров Сите, в старый город, шли с опаской, оглядывались – не встретить бы кого из знакомых профессоров: Латинский квартал, где университеты, вот он, за спиной, рядом. Ну, Бог милостив, пронесло – никого не встретили, так и добрались почти до самого собора, то ли еще недостроенного, то ли постоянно перестраиваемого – но, в общем, ничего, красиво, Иван даже засмотрелся, пытаясь разглядеть сидевших на фронтоне химер.

– Ну, что уставился, будто в первый раз Нотр-Дам увидел? – Жан-Поль невежливо схватил приятеля за рукав. – Вон она, лавка-то, – там!

Кружевная лавка – впрочем, в ней продавались и перевязи, и плащи, и пуговицы, и еще какие-то галантерейные мелочи – и в самом деле располагалась недалеко от собора, на одной из многочисленных улочек, стиснутых домами так, что едва можно было разойтись двум встречным прохожим. Вот и Иван, уже на выходе из лавки, чуть было не столкнулся с какой-то знатной дамой в бирюзовом нарядном платье и желтой шелковой накидке на плечах. Естественно, дама была не одна, со служанками – видать, кружевная лавка и впрямь начинала пользоваться популярностью.

– Excusez-moi, madame, – едва не наступив даме на ногу, сконфуженно извинился юноша.

– О, non! – Дама, оказавшаяся совсем еще молоденькой девушкой с милым приятным лицом и большими серыми глазами, засмеялась, шутливо нахмурив брови. – Non madame! Mademoiselle!

– Pardont-moi, mademoiselle.

Иван приложил руку к сердцу, а прекрасная незнакомка, фыркнув, прошла мимо, едва не задев парня грудью. И, вдруг задержавшись на пороге лавки, чихнула… уронив на мостовую платок.

– Что ты стоишь, как пень, Жан? – тут же зашептал на ухо нормандец. – Видишь – платок! Подбери и галантно верни хозяйке. Какая симпатичная у нее мордашка! Эх, и повезло же тебе, парень!

– В чем же это повезло?

– А в том, что платки по Парижу просто так никто не разбрасывает! Иди, давай быстрей поднимай.

Иван так и сделал, правда сомневаясь – а правильно ли он поступает? От насмешника Жан-Поля можно было ожидать любой шутки. Впрочем, сейчас он, кажется, не шутил…

– Мадам… ой… Мадемуазель, вы, кажется, потеряли одну вещь… – Иван вошел в лавку и покраснел.

– Что? – Девушка в бирюзовом платье обернулась. Действительно – красавица! И очень юна. – Ах, это…

Взяв платок двумя пальцами, как показалось Ивану, небрежно, кивнула и отвернулась. Юноша постоял еще немного, переминаясь с ноги на ногу, но, больше ничего не дождавшись, вышел из лавки на улицу.

– Ну, как?– нетерпеливо осведомился Жан-Поль.

Иван лишь пожал плечами.

– Так она тебе понравилась? А?

– Гм… Скорее всего – да.

– Ну и наверняка ты ей.

– А вот в этом я совсем не уверен…

– Слушай, Иван! Не будь деревенщиной – платки даром не падают.

– Так, может, стоит подождать?

– О, нет! Как раз ждать и не следует – слишком уж это будет невежливо. Просто не торопясь пройдемся до Нотр-Дама.

– И что?

– Увидишь. Поверь, я в таких делах человек опытный.

Они уже подходили к площади, когда позади раздался вдруг нежный голосок. Иван обернулся – служанка. Черноглазая, в белом чепце, с остренькой хитрой мордочкой.

– Месье дворянин?

– Да. – Иван улыбнулся.

– А где месье проживает?

Юноша назвал адрес.

– Цветочная улица? – уточнила служанка. – Та, что между Латинским кварталом и аббатством Святой Женевьевы?

– Да, именно там. Доходный дом господина Будена. Каменный, четырехэтажный – он там один такой.

– Знаю. Спасибо, месье.

Поклонившись, служанка убежала… И, кажется, где-то позади мелькнуло бирюзовое платье.

– Тебе следует ждать визита, – хохотнул нормандец.

– Визита? – Иван неожиданно ощутил испуг. – Неужели эта девушка – явно не из простых – явится в наши апартаменты? Нет, они, конечно, неплохи, но…

– Ох, Жан, друг мой. – Жан-Поль притворно вздохнул. – Не обижайся, но видно, что ты из глубокой провинции и рассуждаешь как замшелый провинциал! Скажи на милость, с чего ты взял, что прекрасная незнакомка нанесет тебе визит? Конечно же, она пошлет за тобой служанку! Как вовремя мы купили тебе кружевной воротник – сразу видно столичного человека. Гм… – Нормандец вдруг замолчал, задумался, искоса посматривая на приятеля. – Плащик у тебя, конечно, тот еще… но покупать новый и дорогой ни к чему, плащ попросим у Мелиссье, ну, ты его знаешь, ларошелец, что снимает комнату этажом ниже.

– А, Рене! – кивнул Иван. – Приятель нашего Митрия.

– Да-да, Рене Мелиссье дружит с Мити. – Как и все студенты, Жан-Поль довольно смешно называл Митьку – Мити, с ударением на последний слог. – Тем более – не откажет! Этот Мелиссье – хороший парень, несмотря на то что гугенот.

– Ты не любишь гугенотов, Жан-Поль, – негромко констатировал факт Иван. – А ведь ваш король Анри еще лет шесть назад подписал эдикт в Нанте…

– Да-да, – недовольно прервал нормандец. – Подписал. Так было нужно ради единства страны и прекращения гражданских войн. И какое же единство он получил?! – По всему чувствовалось, что своими словами Иван задел приятеля за живое. – У гугенотов осталось двести крепостей! Двести! Они пользуются привилегиями, налоговыми льготами и у себя на юге и юго-западе, по сути, творят, что хотят. Так что у нас теперь две Франции, Иван. Одна – добрых католиков и другая – гугенотская.

Жан-Поль немного помолчал и продолжил:

– Я, конечно, не истовый католик… грешен. Но что касается любви или нелюбви к гугенотам… Знаешь, Иван, мне было десять лет, когда гугеноты ворвались в наш городок. Осквернили и разрушили церковь, убили кюре… да много чего творили… До сих пор в дрожь бросает от всех этих мерзостей.

– Понимаю, – тихо отозвался Иван. – Но ведь ты сам только что сказал, что Рене – неплохой парень. А ведь он гугенот!

– Да – Рене неплохой парень. – Жан-Поль согласно кивнул и – уже шепотом – добавил: – Только он был бы еще лучше, если б сменил гугенотскую веру на католическую.

Таверна хромого Ферми, что на улице Зеленщиков, неподалеку от моста Шанж, и впрямь оказалась на удивление уютной и недорогой. Заказав под вино парочку жирных каплунов, друзья уселись за стол и в ожидании заказа неспешно потягивали сидр из больших деревянных кружек.

– Как Париж? – неожиданно поинтересовался Жан-Поль. – Нравится?

– Красивый город. Особенно – Нотр-Дам, Сите, Ратуша.

– О! Видел бы ты Нормандию! Море, рыбацкие лодки, вечнозеленые поля с пасущимися тучными стадами, вязовые и буковые рощицы, желтые гнезда омелы.

– Ну, омелы везде у вас много. И вот насчет красоты…

– Постой-ка, Иван. Можно тебя кое о чем попросить?

По тому, как нормандец прикусил губу, по прищуру глаз Иван понял, что просьба окажется непростой. Тем не менее готов был выслушать.

– Видишь ли, Жан… – Жан – так обычно здесь называли Ивана, и только близкие друзья правильно выговаривали имя. – Что ты делаешь в субботу, в день святого Матиаса?

– В субботу? – Иван почесал затылок. – Еще не знаю. А что?

– Не согласился бы ты вместе со своим другом Прохором постоять некоторое время у дверей одного дома в Сите близ Нотр-Дама. Видишь ли, я хотел бы проучить одного наглеца…

– И ты просишь в этом о помощи?!

– О, нет, нет: если б можно было проткнуть его шпагой – я бы вас ни о чем не просил. – Жан-Поль натянуто улыбнулся. – Сей наглец – подлого звания, но он оскорбил меня… А я ведь неплохо дерусь… Но боюсь, как бы не помешали стражники.

– Стражники?

– Да, вот бы вы с Прохором устроили там, у дома, хорошую свалку сразу же после мессы. Недолго, но мне бы вполне хватило этого времени. А?

– Ну и просьба у тебя! – Иван покачал головой. – Драку какую-то устроить. Что ж, дело нехитрое. Поговорю с Прохором – уж тот согласится поразмять кулаки, тут и думать нечего.

– Да, Прохор отличный боец! Как-то показал мне пару ударов.

– Нас с Митькой тоже учил. Одно слово – кулачник.

– Так, значит, поможете?

– Да поможем, чего там…

– Эй, трактирщик! Как там наши каплуны?

Каплун оказался вкусным, как и вино, и Иван отдал должное местной кухне. Жан-Поль что-то говорил, смеялся, махал рукой знакомым; Иван его не особо слушал, жевал молча – думал. Вообще, кажется, нормандцу можно было доверять. Они все подружились за зиму: те, кто квартировал в доме господина Будена. А все началось еще в октябре, когда приехали и королевской волею определились в университет. В университет-то определились, а вот с жильем оказалось хуже. Можно было бы, конечно, снять недорогой пансион, но все упиралось в деньги – а их приходилось экономить, ведь было неизвестно, как долго ребятам придется прожить во Франции. Кто-то из братьев-студентов посоветовал поискать небольшие апартаменты в доходных домах, и тут нарисовался Жан-Поль, у которого как раз имелся на примете подобный домишко, вернее – апартаменты. Господин Буден с охотой сдавал студентам комнаты на двух верхних этажах, правда, на одного цена – полсу в день – выходила все ж таки дороговатой, а вот если поделить на двоих…

В общем, Жан-Поль уговорил. И ребята о том не пожалели – апартаменты у господина Будена в самом деле оказались славными. Уютные комнатки с цветами, ширмами и двумя деревянными кроватями – почти совсем без клопов! – а после полудня в распахнутые ставни вовсю светило солнце.

Одну комнатку заняли Прохор с Митькой, другую, соседнюю, – Иван и Жан-Поль. Столовались все вчетвером, ну и языковая практика была богатой. Нормандец поначалу смеялся над выговором новых друзей, но потом ничего, привык и даже похваливал иногда Ивана, приговаривая: «bien», «bien», «tres bien».

Вообще, занятный оказался тип, этот Жан-Поль д’Эвре. Потомок разорившегося дворянского рода – из так называемых «людей шпаги», – он, будучи парнем храбрым, оказался к тому же и весьма неглуп, здраво рассудив, что искать богатств на королевской службе без покровителей – дело долгое и, можно даже сказать, гиблое. От махания шпагой на поле брани богаче не станешь – да и крупных войн король Генрих сейчас не вел, так, одни мелкие стычки, в которых не добудешь ни богатства, ни особой славы. Другое дело – взять в свои руки какую-нибудь государственную должность, скажем, прокурора или начальника канцелярии провинции. Уж тут и почет, и деньги. Превратиться, так сказать, из «дворянина шпаги» в «дворянина мантии», как называли богатых буржуа, покупавших придворные должности, земли, дворянство. Правда, таких «выскочек» истинные аристократы презирали… что ничуть не трогало хитрого нормандца. Как он любил говорить:

– Из окон собственного особняка легко плевать на любое презрение!

Такой вот не совсем типичный был дворянин. Денег на покупку любой, даже самой маленькой должности у Жан-Поля, естественно, не было – приходилось искать обходные пути. И такой путь он нашел – учеба на юридическом факультете Сорбонны. Надо сказать, это был неплохой выбор. Правда, каким образом он скопил на учебу деньги – нормандец умалчивал, впрочем, на эту тему его особо и не расспрашивали. Не хочет человек говорить – не надо, мало ли у кого какие тайны имеются? Вон, хоть те же Прохор с Митькой – по сути, беглые тяглые людишки Тихвинского Богородичного монастыря!

– Ну, так не забудешь про день святого Матиаса? – еще раз спросил Жан-Поль, заедая вино овечьим сыром. – Ведь скоро уже.

– Да не забуду, – хохотнул Иван. – Правда, надо еще с Прохором поговорить. Ну, уж тот не откажет. Ему драку устроить – в радость. Поди, соскучился по кулачным боям. В Тихвине-то частенько стенка на стенку сходился.

– Тик-вин? – переспросил нормандец.

– Это его родной… эээ… не вилль – город… посад… Как же по-вашему – посад? А, пусть будет – «город». Послушай-ка, Жан-Поль, а ты бывал в Алансоне?

– Бывал, конечно. Ведь это очень близко от моих родных мест.

– Там есть королевские оружейные мануфактуры, хотелось бы их посмотреть. Так, из чистого любопытства.

Жан-Поль хохотнул:

– Хочешь – посмотришь! Съездим в июле. Мне и самому хочется, давненько уже не был на родине.

– Ну и славно, – подвел итог Иван. – А Прохора я уговорю, ты не сомневайся.

На том и порешили. Просидели в таверне почти до самого вечера, а едва солнце склонилось где-то над воротами Сен-Мишель, поспешили домой – улицы Парижа с наступлением темноты были небезопасны, а понапрасну рисковать не хотелось.

Дома Иван не удержался, похвастал нежданным знакомством, вернее, начал-то тему Жан-Поль, едва уселся за стол немного перекусить перед сном. На этот раз всех угощал Митрий – сумел заработать переводами с латыни, которую деятельно изучал наравне с французским.

– Этот увалень Робер такой забавный, – рассказывая, потешался Митрий. – В латыни – ни в зуб ногой, а ведь уже третий год учит.

– Он и в других науках так же, – засмеялся Жан-Поль. – Пикардийцы – они ж тупые, все равно как валлоны. Рассказывают, даже время по часам определять не умеют – придут к Часовой башне и у прохожих спрашивают. Потеха!

– Неужто такие тупые? – изумился Иван. – Болтовня все это.

– Не скажи – зря-то болтать не будут.

Митрий, улыбаясь, откупорил небольшой бочонок вина, с важностью разлил по кружкам – еще бы, он ведь угощал-то, на собственные, заработанные на чужбине деньги. Своим умом заработанные, не чем-нибудь, недаром ведь с детства прозвали – Митька Умник. Худой, темно-русый, с серыми большими глазами, Митрий был самым младшим из русской троицы – не так давно ему едва миновало пятнадцать. Тем не менее с ним все считались – ум, он и в Африке ум, тем более такой въедливый, как у Митьки. Сестра еще была у Митрия, Василиска, а кроме сестры, никого и ничего не было. Хотя нет – домик-то сестрице все же купили. Эх, и красива была дева – статная, синеокая, с толстою темно-русой косою. Иван, взглянув на Митьку, вспомнил вдруг Василиску, взгрустнул, искоса посмотрев на только что вошедшего Прохора. Прохор был старше его на целый год, высоченный, крепкий, кулаки что пушечные ядра, косая сажень в плечах, кулачные бойцы его так и прозвали – Пронька Сажень, дрался Прохор знатно, да и не дурак был, только вот не очень-то глянулась ему всякого рода ученость. Чем книжицы-то читать, так лучше лишний раз кулаком помахать – все веселее!

Прохору тоже нравилась Василиска, сильно нравилась. Однако девчонка избрала Ивана, а Проню, при расставании, нарекла братом, так вот…

– Садись, братец Проша! – приветствовал друга Митька. – Поведай, где бродил, что поделывал?

– Старине Пьеру ворота чинить помогал, – потеребив окладистую рыжеватую бородку, довольно отозвался Прохор. – Он, Пьер-то, хоть и знатный кузнец, а все ж не молод уже – сила в руках не та.

Все это, естественно, Прохор произнес по-русски, ибо французскую речь меж своими не жаловал, поскольку плохо ее знал, а узнать лучше ничуть не стремился, не было у него такого желания – иное дело кулаками помахать или, вот, помочь кому по кузнечной части – Прохор ведь в прежней своей, тихвинской жизни молотобойцем служил у Платона Акимыча Узкоглазова, кузнеца, спору нет, знатного, правда, как оказалось, страшного интригана, ну, да это уж другая история. Короче, свое ремесло парень туго знал, чем, не без основания, и гордился.

Любопытный Жан-Поль хотел было попросить Митрия или Ивана перевести Прохоровы слова, да не успел – в дверь как раз постучали.

– Все свои давно дома сидят, – пошутил Иван. – Ну, заходи, кто там…

– Не помешаю? – в приоткрывшейся двери показалась круглая физиономия ларошельца Рене Мелиссье. Иссиня-черные кудри, темные глаза, крупный породистый нос, небольшие усики – Рене был парнем видным и нравился девушкам, в особенности – цветочницам и служанкам, и даже небольшой рост его не был в этом помехой.

– Ого, вижу, все в сборе, даже Жан-Поль здесь, – войдя, поклонился Рене. – Что-то не видал сегодня на лекции ни тебя, ни Жана. Небось, решили предпочесть общество веселых девиц скучнейшим словесам старого черта Мелье?! Я бы тоже так сделал, только вот не с кем было, а одному – скучно. Жаль, вас не встретил.

– Мы у Сен-Жермена фехтовали, Рене.

– Ах, вы еще и фехтовали? Ну, молодцы, ничего не скажешь.

– Да ты садись, садись, – пригласил Митька. – Выпей вот с нами вина.

– Вкушать вино – грех. – Рене резко посерьезнел, потом не выдержал, фыркнул. – Впрочем, в хорошей компании – можно. Собственно, я зашел переговорить с Прохором…

Нормандец открыл было рот – наверняка сказать что-нибудь обидное, нет, не лично про Рене, а про гугенотов вообще, – но Иван быстро пресек подобную опасность, заговорив о парижских лавках. Заодно похвастался обновкой – воротником брабантского кружева.

– Ну, – поцокал языком Рене. – Теперь все аристократки в Париже – твои! Можешь даже иногда этак прогуливаться около Лувра, главное, чтоб воротник был издалека виден.

– К такому б воротнику еще и плащ, и шитую серебром перевязь, – поддакнул хитрый нормандец. – Не знаешь, где все это взять, хотя бы на время?

– Плащ могу одолжить. – Рене усмехнулся. – А вот перевязь… О! Спросите-ка у Робера Перме, он живет на…

– Знаю я, где он живет, – махнул рукой Митька. – Этот Робер Перме – потешный такой увалень, так?

– Так, так, правильно ты сказал – увалень.

– Ну, стало быть, перевязь раздобудем.

Раздобыли и перевязь, и плащ, и даже новые перья на шляпу – всем этим охотно занимался Жан-Поль, поставивший дело так, что его русский друг быстро приобрел весь внешний лоск молодого парижского аристократа из довольно небедной семьи. Парень стал – хоть куда, вот только «belle inconnu» – прекрасная незнакомка – что-то не давала о себе знать до самого четверга. Но вот в четверг, в день поминовения Орлеанской девственницы Жанны…

Вообще-то был уже не день, но и не совсем вечер, а то, что французы называют «de l’apres midi» – после полудня. Иван как раз вернулся из университета, вернулся быстрее всех – Прохор остался помогать кузнецу Пьеру, Митрий задержался по пути в книжной лавке, а Жан-Поль, по своему обыкновению, торчал в какой-то таверне. Звал и Ивана, да тот отказался в тайной надежде – а вдруг прекрасная мадемуазель подаст хоть какую-то весточку? Вдруг?

И в дверь постучали. Легко так, даже, можно сказать, пикантно. Иван давно уже научился определять, кто как стучит: Митька – сухо, сдержанно, Жан-Поль, наоборот, трескуче-эмоционально, Рене – четко разделяя удары: тук-тук-тук, ну а Прохор – громко и неудержимо, словно кулаком в лоб. Ну а сейчас все было иначе, совсем иначе…

– Кто там?

Сердце юноши дрогнуло.

– Не здесь ли проживает месье Иван из Русии?

– Да, это я. – Иван рывком подскочил к двери.

Служанка! Та самая! С хитрой лисьей мордашкой.

– Моя госпожа хочет вас видеть, молодой господин, чтобы лично выразить свою признательность и благодарность! Конечно, если это возможно и если у вас нет более неотложных дел.

– Дел? Нет-нет. – Иван вдруг ощутил, как пересохло в горле. – Я… готов. Куда прикажете идти?

Служанка улыбнулась:

– Идите за мной месье. Это не так далеко.

Не забыв накинуть на плечи роскошный, голубой, затканный золотом плащ гугенота Рене, Иван вслед за служанкой спустился по скрипучей лестнице доходного дома и растворился в сгущающейся полутьме узеньких улиц Латинского квартала. Шли и правда недолго – миновав Старый город, прошли рядом с часовней Сен-Шапель, затем по мосту Шанж перебрались на правую сторону Сены, где селились в основном богатые аристократы и приобретшие дворянство и должности буржуа – «люди мантии». Там и остановились, где-то между Гревской площадью и Шатле, остановились у богато украшенного входа в один из особняков с резным фронтоном и большими застекленными окнами.

– Прошу вас, мой господин, пройдите во-он по той улочке. – Служанка кивнула куда-то вбок. – Немного подождите там.

Иван пожал плечами: подождать так подождать – даже интересно. Долго ждать не пришлось – в увитой плющом стене вдруг распахнулась небольшая дверца.

– Сюда, месье Иван!

Юноша не заставил себя долго упрашивать, оказавшись вдруг в небольшом прелестном саду с тщательно подстриженными кустами, беседками и бегущим неизвестно куда ручьем.

– За мной, месье.

Пройдя сад, Иван поднялся по неширокой лестнице на галерею, потом, войдя в высокие резные двери, оказался перед целой анфиладой роскошно обставленных комнат, обитых разноцветным шелком – голубым, розовым, желтым.

– Ты привела его, Аннет? – внезапно послышался нежный голос.

– О да, госпожа.

– Так пусть войдет!

Обернувшись, служанка откинула портьеру, за которой виднелся уютный альков с парой резных полукресел и широким турецким диваном. На диване, опираясь на левую руку, возлежала «belle inconnu» в переливающемся муаровом платье с обширнейшим декольте, почти не скрывавшем изящную грудь. Золотистые волосы красавицы ниспадали на плечи, серые искрящиеся глаза излучали смешанную с любопытством признательность.

«Ну, надо же! – непроизвольно подумал Иван. – Всего-то навсего платок поднял».

– Входите же, славный юноша. – Девушка сделала широкий жест рукой. – Садитесь и будьте как дома. Признаюсь, как только услышала на улице ваш акцент, так сразу же захотела познакомиться с вами. Простите мне мое любопытство, надеюсь, оно не оторвало вас от важных дел?

– О, что вы, что вы…

– Служанка сказала – вы русский?

– Да, из России.

– О, как это интересно! Скажите что-нибудь по-русски.

– Вы – очень красивая!

– Кра-си-ва… А что это значит?

– Tres belle… – Иван покраснел.

– О! – Незнакомка шутливо погрозила ему пальцем. – Давайте выпьем вина. За наше знакомство. Вас зовут Иван, так?

– Так. Иван, Леонтьев сын. Служилый человек.

– Да-да, я знаю со слов Аннет. Вы дворянин.

– Из детей боярских. У нас это чуть выше, чем просто дворянин.

– Интересно. Пейте, пейте же… Расскажите мне о России.

Иван стал рассказывать. Сначала немного, потом, увлекаясь, все больше и больше. О золотых куполах церквей, о Красной площади, о Преображенском соборе и Грановитой палате, о многих деревянных церквях, настоящем резном чуде, которые пришлось повидать. Девушка слушала с интересом, иногда с восхищением хлопала в ладоши, по всему видно было – рассказ гостя ее занимал, вызывая иногда весьма непосредственную реакцию, чересчур непосредственную для знатной дамы, коей, несомненно, являлась «бель анконю». Впрочем, почему – незнакомка?

– А вас как зовут? – решился наконец Иван. – Позволено ли мне будет узнать?

– Камилла, мадам де… Впрочем, лучше называйте меня мадемуазель, я ведь еще не очень стара, не правда ли?

– О…

– А мой муж… поверьте, вам совсем ни к чему знать его имя… Он совсем чужой для меня человек. Я здесь как птица в золотой клетке. Не улетишь, и не только потому, что – клетка, но во многом – потому, что из золота. О, из золота куются самые крепкие цепи! Впрочем, что об этом? Чему вы учитесь?

Иван улыбнулся:

– Можно сказать – всему. Всему, что может быть полезно моей родине. Юриспруденция, финансы, мануфактуры, добыча угля и металлов, корабельное дело – все. Конечно, я понимаю, что не получится охватить все, поэтому больше времени уделяю юриспруденции, экономике и финансам.

– Да, это все так сложно! Вы надолго у нас?

– Думаю, еще полгода, год.

– Что ж, не сомневаюсь, что за это время вы многому сможете научиться. – Камилла моргнула и улыбнулась настолько очаровательно, что у юноши заныло сердце.

– Вы умеете танцевать?

– К сожалению, еще не успел овладеть сим тонким искусством, – честно признался гость.

– О, это просто, я вас сейчас научу. Вставайте же!

– Почту за честь…

Камилла подошла к небольшому столику, раскрыв стоявшую на нем небольшую шкатулку – тут же послышалась нежная музыка: динь-динь-динь, динь-динь-динь…

– Дайте мне вашу руку, – шепотом попросила красавица. – Нет, не ту, левую. Правой обнимите за талию. Крепче… И – раз… И – два… Левая нога вперед… Теперь правая… Теперь все вместе – налево… ап! Ой!

– Прошу извинить. – Иван покраснел – все ж таки наступил девчонке на ногу.

– Нестрашно, – засмеялась та. – А вы способный ученик, Иван! Еще пара-тройка занятий – и будете блистать на балах. У вас в Русии есть балы?

– К большому сожалению, нет.

– Ах, как это грустно! И-и – раз, два, три… Раз, два, три… Хорошо-хорошо, молодец… Не стесняйтесь, держите меня крепче.

Ох, куда уж было крепче – Иван чувствовал под тонкой тканью жар трепетного молодого тела и краснел. А Камилла смеялась, видать, ей доставляло несказанное удовольствие вводить молодого человека в краску. С юноши градом катился пот.

– Жарко, – улыбнулась красавица.

Взяла со стола веер, обмахнулась, потом повернулась к гостю спиной:

– Знаете, Иван, лиф такой тугой… Немножко ослабьте завязки… Видите их?

– О, да…

Дрожащими руками Иван развязал шелковые шнурки, прикоснувшись пальцами к шелковистой коже.

– Еще, еще… Смелее!

Юноша оголил всю спину красавицы, и лиф теперь держался лишь чудом… Впрочем, уже не держался – резко обернувшись, Камилла явила пылкому взору гостя все свои стати – налитую любовным соком грудь, тонкую талию, плоский живот с темной ямочкой пупка.

– Целуй меня… – облизав губы кончиком языка, прошептала молодая женщина. – Нет, не сюда. Сначала – в грудь… Так…

Она застонала, ловко освобождаясь от корсета; миг – и туда же, на пол, полетела одежда Ивана…

Камилла оказалась настоящим фонтаном страсти, то ревущим, как водопад, то нежным, как мягкий апрельский дождик. Стеная и изгибаясь, красавица, казалось, воплощала в жизнь все свои тайные желания и греховные мечты, причем ничуть не стесняясь, так что и Иван скоро перестал стесняться тоже.

– О, ты хороший любовник, Иван, – улыбаясь, похвалила Камилла. – Лишь кое-чему тебя подучить… А ну, хватит спать! Иди-ка ко мне, милый…

Уже под утро женщина подошла к окну – обворожительно нагая и совершенная, словно статуя греческой богини.

– Солнце встает, – обернувшись, улыбнулась она. – Тебе пора.

– Я… я еще увижу тебя?

– Быть может… Да, чуть не забыла, у меня есть к тебе одна просьба…

– Я исполню любую!

– Ничуть не сомневаюсь. Знаешь дом Равильяка на площади у Нотр-Дама? Впрочем, не важно, знаешь ли… Аннет тебе покажет. В субботу, сразу после обедни, устрой там хорошую потасовку!

– Чего? – Ивану показалось, что он ослышался.

– Ну, драку или как там у вас это называется? Так, чтобы стражники некоторое время не смогли бы подняться в дом, понимаешь? Это нужно мне… и моей доброй подруге.

– Хорошо. – Иван кивнул. – Просишь – сделаю. А теперь, похоже, мне пора уходить?

– Да… Впрочем, нет… Что бы ты хотел от меня на память?

– Только один поцелуй!

– Так иди же сюда, милый!

А потом Камилла долго смотрела в окно, наблюдая, как, выйдя из переулка, ее ночной гость пошел вдоль по улице, направляясь к мосту Шанж. Оглянется – или нет? Оглянулся! Камилла поспешно задернула штору и вздохнула. Славный мальчик… Жаль, что придется его… Жаль…

Целый день Иван не мог прийти в себя, все вспоминал, думал. Отошел лишь к вечеру, когда явились друзья. Митька, как всегда, принялся рассказывать очередную парижскую байку, которые во множестве собирал на городском рынке, Жан-Поль поошивался немного, а потом, заняв у Митьки несколько су, ушел, наверняка в какую-нибудь таверну или лупанарий – веселый дом. Прохор отсутствовал – верно, все еще чинил ворота вместе с кузнецом Пьером.

– А история ух и страшенная, – наливая вино, увлеченно повествовал Митрий. – Лет полтораста, а то и двести назад жил да был некий барон Жиль де Рэ по прозвищу Синяя Борода, сподвижник Орлеанской девы Жанны. После того как Жанну сожгли, барон отошел от дел и заперся у себя в замке. Жил себе да поживал, только вот местный люд начал вдруг примечать, что в окрестностях замка де Рэ начали ни с того ни с сего пропадать дети. Ну, когда цыганские ребятишки пропадали или там у кого из бедняков, тогда, конечно, никто ничего не замечал, а вот когда пропали детки богатых купцов… вот тогда зачесались! А тут вдруг слухи прошли, что этот самый барон де Рэ занялся, пес, черной магией. Не знаю уж, философский ли камень он там искал, иль чего похуже, а только заинтересовалась им инквизиция. Сильно заинтересовалась, особенно когда купцы хорошо заплатить пообещали. Ну, раз обещали – вот вам и расследование. Оцепили замок… надо сказать, барон и не сопротивлялся, то ли не хотел, а скорее всего, чувствовал, что зажился он на этом свете, тем более в таких жутких руках – у самого дьявола.

– Ну, ты дьявола-то не приплетай, – глотнув вина, заметил Иван. – Рассказывай, как дальше было.

– Да как дальше… Нашли у этого барона сотню, а то и больше детских костей да маринованные сердца, желудки, головы…

– Тьфу ты, Господи!

– Вот и я говорю – не к столу будь сказано.

– И что с бароном?

– Да ничего. Сожгли, не говоря худого слова. Говорят, барон перед смертью очень доволен был, радовался.

– Радовался? Чему?

– Так ведь из диавольских лап вырвался – мученическую смерть принял.

– Ох, и расскажешь же ты, Митрий! И обязательно на ночь надо, чтоб, значит, этот самый де Рэ приснился.

– Ну уж. – Митрий развел руками. – За что купил, за то и продаю. Вино еще будешь?

– Давай… Слушай, давно спросить хочу: Рене о чем с Прохором гутарил?

– Да помочь просил. Обидчики у него, вишь, есть – так попросил отколошматить. А нашего Проню, сам знаешь, хлебом не корми, но подраться дай. Согласился, конечно…

– Так-так! – насторожился Иван. – Переговоры через тебя велись?

– А то через кого же?

– Тогда скажи-ка: где и когда будет драка?

– Хм… – Митька ненадолго задумался. – Когда – помню. В день святого Матиаса, сразу после обедни, а вот где…

– Случайно, не у Нотр-Дама?

– Ну да, там! А что?

– Да так, ничего… – Иван задумчиво покачал головой и лишь шепнул сам себе: – День святого Матиаса, Нотр-Дам… Чудны дела твои, Господи!