Читать книгу Гонения - Андрей Прохоренко - Страница 2

Как-то очень уж быстро и незаметно бежит время под конец жизни. Еще недавно ты был юношей, обучался волховскому радению, потом сполна помахал мечем, вдоволь постранствовал по миру, были у тебя и семья, и друзья, и короткое счастье с любимой женщиной. Время равняет все своим течением и неспешным ходом. Когда тебе уже за сто лет, а ты обращаешься к своей молодости, чтобы оставить для потомков записки, многое из прожитого тобой видится по-иному, чем раньше. Именно тогда по-особому начинаешь ценить время и свои действия. Я знаю примерно, когда уйду. Я сделаю это сознательно, отделив тонкие оболочки от физического тела, которое вдоволь уже успело находиться, получив необязательные поражения и удары. Именно они раньше времени ухудшают мое положение.

Я многое могу, но есть раны и травмы, перед которыми, не буду скрывать, я почти бессилен. Я только лишь могу оттянуть на десяток лет уход из жизни. Впрочем, в сложившейся ситуации для меня – это не так уже и мало. По крайней мере, я многое сумею сделать. Будут дописаны записки о моей жизни, через которые потомки увидят историю Руси, какой она была в мое время. Это, как я вижу, не так и мало и пригодится тем, кто еще не потерял вкус к жизни, интерес к истории и к себе, а также живость и сообразительность, подвижность ума. Я думаю, что знание, которое я предоставляю потомкам, многих из них при их усилиях и размышлении сделает сильнее.

Ведь что такое сила? Это ты сам и все, что есть в тебе, твоя возможность, имея это, совершить те или иные действия. К пониманию силы надо приходить всю жизнь. Зачем? Только лишь потому, что, владея ей, ты еще что-то можешь сделать. В противном случае тебе ничего не остается, кроме как влачить жалкое и во многом убогое существование, обслуживая чужие интересы, выдавая чьи-то мысли за свои, будучи послушным исполнителем чужой воли. Почему? Если ты не проявляешь свою волю к чему-то, следовательно, ты выполняешь волю лица или лиц, о которых и не догадываешься, что такие есть. Впрочем, напомню потомкам одну простую истину: незнание не освобождает от ответственности за поступки.

К завершению жизненного пути я обеспечен всем, чем необходимо для жизни. У меня есть люди, считающие меня своим учителем и озаром – ведущей личностью, которой ведомы, по их мнению, многие тайны космоса и Земли. Я молчу. Не собираюсь рассеивать туман невежества или подтверждать прописные истины. В данный момент на волхвов нет гонений. Союзу волхвов-радетелей на Руси возвращены земли, отнятые еще при Аскольде, прежние права и многое другое, что делает жизнь волховского класса на Руси в наше время очень даже спокойной и размеренной, но это, если только не всматриваться в самое ближайшее будущее и не видеть предопределение, тьмой все больше нависающее над Русью.

Близится ночь Сварога. Ее покрывало раскроет над Русью князь, который, по сути, будет устанавливать на Руси византийские и хазарские порядки. Хуже, что подобное предопределение некому изменить. К этому времени я уйду, а учеников и друзей, волхвов, которые могли бы, разобравшись в ситуации, изменить предопределение, не воспитается.

Если бы положение дел касалось только лишь Руси, то было бы полбеды. Земля и род людской вступают в новый период существования, который завершает наш цикл. Мы, как раса, выращенная нашими предками из числа элтов, которые были последними свободными существами среди атлантов, подходим постепенно к моменту, когда ресурс и потенциал нашей расы, топчущей поверхность планеты, исчерпывается. В лучших сынах и дочерях человечества уже, как у предков, не проявляются способности и возможности, как раньше.

Представителей нашей расы даже можно не сравнивать с элтами и атлантами, хотя в наших лесах встречаются еще индивиды, которые кое-что могут. Век их, правда, не долог, если не позаботиться, но, тем не менее, Руси в ее прежнем, пусть и многократно ослабленном виде хватит еще на 500-600 лет. Лучшие сыны из числа людей, которых в будущем назовут казаками, станут нашим завершением. После них прервётся волховская летопись о событиях, в которых все рассказчики были прямыми участниками. Так что с другой стороны мне не на что кивать или жаловаться. Условия жизни в моем времени еще очень и очень подходящие для того, чтобы являть силу в действиях и мыслях.

Путем силы, знания и понимания шел я с некоторого времени по жизни. И этот путь привел меня к тому, что я имею в данный момент. С одной стороны, это не так и мало, с другой – всегда хочется большего, особенно, когда перед тобой раскрывается во многом во всей своей красе видение и знание прошлого, настоящего и будущего. Именно знание побуждает тебя постоянно делать все для того, чтобы по возможности продлить свое существование в данном теле. Очень много можно сделать даже в таком виде, несмотря на годы.

Тем не менее, не безоблачно даже в эти дни мое существование. По следу моему идут. Я даже в свои годы представляю угрозу для многих людей. В первую очередь для тех, кто хотел бы, взобравшись на крепкие спины русичей или русов, а именно так я буду называть совокупно население обширных территорий, приверженное родовому укладу, проехаться на чужом горбу, впаривая, пуще репы, тьму и муть в головы родичей. Ромеи и их помощники, во многом хазарская ростовщическая верхушка, местные выходцы, уже перенявшие ромейские порядки, главари некоторых варяжских отрядов и не только желают моей смерти. Их можно понять. Их главный враг пока еще жив и, несмотря на ранения и многочисленные попытки его убить, не собирается уходить из жизни на радость врагам.

Борьба жесткая и отчаянная, временами подходящая к своему апогею, а иногда, как по мановению волшебной палочки, замирающая лишь для того, чтобы лучше можно было разглядеть твои слабые стороны и найти подходы к тому, как больнее тебя достать, стала уделом всей моей жизни. Особенно после того, как я помог Олегу взойти на Киевский престол. Ведь произошло тогда самое главное с точки зрения моих врагов, скрытых и явных недоброжелателей: князь-волхв укрепился на киевском столе. А это значило только лишь одно: христианизация и византиизация Руси откладываются до лучших времен. Богатейшие земли, в первую очередь сильными, привыкшими к труду людьми, оставались не прибранными к рукам миссионеров и других любителей легкой и дармовой поживы. И это тогда, когда в Европе к этому времени подобное разделение уже произошло.

Европа, земли за Висулой (Висла) и Истром (Дунай) не прельщали меня. Я не хотел, несмотря на преследования волхвов, уходить с насиженных и привычных мне мест, оставляя жену и детей одних, но ситуация в те годы повернулась так, как я и не предполагал. Решение покинуть Русь зрело во мне. Все мои наставники намекали мне на это. Тот же Белогор, поглядывая на меня, только лишь слегка вздыхал, особенно после того памятного случая с Вегулом, когда он в поединке победил воспитанника Гвирды. Белогор, справившись с Вегулом, во многом обезопасил меня и ведущих волхвов от происков Гвирды, Враженя, Вегула, их помощников, которые, связанные клятвой Вегула, десять лет обязались не интриговать против нас, но, что главное, не пускать в ход оружие. Все они были умелы в его применении, здоровы и сильны.

Можно было тогда вздохнуть спокойно, что я и сделал, но Белогор тогда, когда дело с главными, как я считал противниками, было улажено, в беседе предупредил меня о грядущих неприятностях. Я был тогда молод, силен и подвижен. Исполнилось мне уже тридцать пять годков. По меркам волхвов возраст очень и очень юный. Я напомню, что волхвами становились чаще всего уже после пятидесяти, пятидесяти двух лет, когда на лице начинала проглядывать зрелость, а сила и опыт были наградой за предыдущие десятилетия работы над собой. Только тогда ты допускался к прохождению испытаний, результатом которых, если ты их проходил, становилось посвящение в волхвы.

В данном случае не работало правило, что ты чей-то сын, к примеру, ведущего волхва. Да, это бралось во внимание, но не больше. К тому же если даже ты был родственником ильи, а именно так назывался ученик, готовящийся стать волхвом, то в число двенадцати ведущих волхвов, которые оценивали прохождение ильей проверок и испытаний, такое лицо не входило. Никто из волхвов-радетелей, принимающих участие в оценивании, не опускался до подсуживания или до недобросовестного радения. Это все равно становилось известным. А авторитет того или иного волхва в волховской среде был для него самым ценным, что только могло быть. Поэтому душой и естеством не кривили, своих не проводили, говорили объективно, кто и чего заслуживает.

Девять, а еще лучше двенадцать веточек дуба, по одной от каждого волхва, должны были лечь на тебя. Волхв, если засчитывал тебе прохождение проверок и испытаний, касался веткой твоего плеча, после чего вручал ветвь тебе, как знак того, что ты сдал экзамен на зрелость. С этого момента ты получал новое, волховское имя, которое с этого момента было кодом твоей судьбы и отличительным признаком. Это имя чаще всего признавалось основным. В моем случае так не вышло. Все-таки русичи и родичи знали меня, как Велеса, несмотря на то, что волховское имя, которое я получил, пройдя все проверки и испытания, также было у многих на слуху. Волхв Радозар, так меня назвали, стал председателем волховского совета.

Впрочем, я несколько увлёкся рассказом. До этого момента должно было пройти еще много событий, о самых главных из которых я и решил рассказать достаточно подробно в этой части записок, полагая, что она выйдет в будущем в виде книги. Поначалу я вообще не хотел касаться темы странствий, считая их все-таки эпизодом из моей жизни не таким и главным, рассчитывая рассказать больше о Руси моего времени, но потом, поразмыслив здраво, все-таки решил кое-что включить в повествование. Ведь одно дело ты говоришь о Руси, а другое – тебе есть с чем сравнить положение дел. И говоришь ты не с чужих слов, а будучи прямым участником событий. Я ведь прошёл вдоль и поперёк наш мир. Многое видел. Могу сам, будучи в странствиях почти двенадцать лет, судить о происходящем. А все начиналось с событий на Руси, которые с некоторого времени не оставили мне шанса на иной вариант событий, кроме ухода.

Сейчас, с высоты прожитой жизни, я, вглядываясь в того молодого мужчину, которым я был, только лишь усмехаюсь ему и себе. Я был молод, исполнен сил, любил и был любим, делал успехи и немалые в волховской науке, в становлении силы. Мои слегка кудрявые золотистые волосы охватывала на лбу повязка. На ней знаками было сказано все, что нужно было знать обо мне: откуда я, кто мои родители, к какому волховскому роду я принадлежу, каково мое положение. Просторную домотканую рубаху, перетягивал кожаный пояс, а на нем всегда с некоторого времени висели нож и меч. За спиной я часто носил колчан со стрелами и лук, а в руках было короткое копье или длинная палка-посох. Мне было тогда всего-то тридцать пять лет.

Уже тогда, после успешного для меня выяснения отношений Белогора с Вегулом, я полгода руководил отрядом из двух десятков воинов. Я многое, как считал, знал и умел, но этого было слишком мало, чтобы выжить и не просто выжить, а жить так, чтобы сила внутри меня крепла.

Белогор, когда я разобрался с двумя первыми помощниками Бурата, вызвал меня к себе. Я явился на зов Белогора, едва пришел в волховское поселение. Я знал, что Белогор хочет о чем-то переговорить. По пустякам меня или кого-то другого Белогор не беспокоил, не той закваски был муж. Взглянув на меня, Белогор усмехнулся.

– Устал, как я вижу.

Я кивнул, но в моих глазах, что Белогор отметил, блеснули задорные огоньки.

– Поешь, а потом переговорим.

Жена Белогора сразу же принесла еду. Отказываться я не стал. Утолив голод, я преисполнился внимания, глядя на Белогора. Волхв, тем не менее, был тих, спокоен и задумчив чуть больше, чем обычно. Я хорошо изучил Белогора, чтобы сомневаться в выводах. Мы вышли из избы, прошли на опушку леса, которой смыкал свои объятья вокруг поселения, притаившегося в его чаще. Белогор, подойдя к колоде, жестом пригласил меня сесть. Сам он устроился напротив меня на пеньке, подложив под себя непромокаемый плащ.

Лето уже шло на убыль. Утром и ближе к вечеру становилось все прохладнее, а полдень уже не дышал зноем, как было на макушке лета. Мне хотелось сразу же окунуться в воды бежавшей рядом речушки или в прозрачную глубь озер, которых было немало в здешних местах. Ветерок слегка шевелил еще зеленые листочки. Было тихо и светло, несмотря на то, что солнце уже выполнило большую часть работы, побывав в самой высокой точке своего стояния над горизонтом и начало помаленьку опускаться вниз.

– Осень на пороге, – начал беседу Белогор. – Жнива прошли. Год был удачным, но трудным.

– Главное ты справился с Вегулом, а значит, в какой-то мере и с Гвирдой.

– То же самое могу сказать о тебе, но вижу я, что твое радение мечом, хоть и прошло успешно, все-таки имеет обратную сторону.

– Я впервые взял на себя чужую кровь, – опустив голову вниз, признался я.

– Хуже было бы, если бы ты этого не сделал и дал бы возможность Полте и Вурсигу посчитаться с родичами. Или ты думаешь, что они пощадили бы семьи, помогающие нам?

Я молчал.

– То-то и оно, – продолжил речь Белогор, вздыхая. – Ты поступил, как воин. Смерть в бою – не самый худший исход для таких, как Полта и Вурсиг. В покое нас не оставят. Бурат возьмется за нас всерьез. Он – не Гвирда. Тот хотя бы с головой дружит и понимает, куда и к чему идет дело.

– Это ты на что намекаешь?

– Гвирда оставил тебя Бурату и таким, как он, людням без чести и совести. Вмешиваться и откровенно выступать на его стороне Гвирда не будет, как и Вегул. Сыну он разъяснит, что нужно делать и когда. Нам повезло, что Вегул, преисполнившись рвения, сам попал в ловушку. С другой стороны, даже такое положение дел только лишь отдаляет исход. В Сважье (территория ниже Киева по Днепру от Выдубичей примерно до Триполья) тебе, учитывая ситуацию, не так-то и легко будет укрыться от Бурата и его людей. Пощады нам ждать не приходится. Аскольд объявил нам войну. Сколько времени она продлится, не знает никто. Я полагаю, что такое положение сохранится лет пятнадцать…

– Так долго?

– А чего ты хотел? Мира и добра, когда постепенно происходит подчинение людей темной силе? Я побывал во многих странах. Везде одно и то же. На Руси, правда, еще не так нагибают. Здесь пока еще даже дети Одина не столь разошлись…

– Нам и Гвирды достаточно.

– Гвирда занял очень четкую и последовательную позицию. В крайнем случае, он будет только лишь консультировать Бурата и его помощников. Может, также с изирками встретится, но, скорее всего, Гвирда от этой «почетной обязанности» откажется.

– А скажи, почему он не нарушает данное тебе слово? Зачем ему себя сдерживать? Ведь такие, как он, слова не держат.

– Ты заблуждаешься. Молод еще, не видишь то, что зрит Гвирда. Ему на самом деле некуда спешить. Гвирда слишком много пожил и прошел, чтобы совершать повторно или по третьему разу ошибки. Ведь открытая война с нами на самом деле ему невыгодна, учитывая цели, которые он преследует.

– Почему?

– Так расскажи мне, почему он так поступает? Вроде бы и ромей, а законы наши соблюдает?

– Русичем хочет казаться.

– А я тебе так отвечу: Гвирда русич. И так тебе скажут все родичи, которые с ним имели дело. А почему? Он законы Рода и Прави соблюдает. Слово держит. А что ему это дает? А больше, чем что-либо другое, – репутацию. Гвирда видит дальше Аскольда и его первых помощников. Он дело делает на века и не с руки ему, как медведю косолапому после спячки, неуклюже пятиться или не рассчитывать ходов. С ним имеют дело русичи. Это самое ценное в наших непростых временах. Опять за тебя слово молвил, – усмехнулся Белогор. – Молчать там, где надо, не научился. Все тебе помочь хочу, а вместо этого врежу.

– Вегула Гвирда прочит на главу волховского совета в будущем, вот и делает вид, что честный и слово держит, – дополнил я Белогора.

– Жену и семью тебе надо до лучших времен надежно спрятать. На север надо идти за Вышгород. Там места нехоженые. Есть люди, которые о жене и детях позаботятся. Тебе же пока надо быть в другом месте. Так я вижу.

Я вздохнул. От Зарицы и детей уходить не хотелось, но я понимал, что Белогор прав. Я только лишь создаю своим присутствием возле жены дополнительную ей угрозу. По моему следу точно пойдут, как по следу того, кто расправился с помощниками Бурата.

– Мне тоже надо будет семью подальше отвести, – продолжил речь Белогор. – Трудные времена начинаются. Загонять нас будут, как диких зверей. Изирков (отряды из числа пришлых варягов, исполнявших особые поручения, бесчинствовавших на Руси во время правления Аскольда) по нашему следу пустят. Надо быть готовым к ответу.

– У Аскольда, я слышал, нет средств на содержание отрядов.

– Для этого случая и дела они найдутся. Ромеи или хазары Аскольда и его соратников не оставят. Русь – слишком лакомый кусок, чтобы жалеть гривны и дирхемы на расходы. Вложения стократ окупятся в будущем.

– Я не понимаю, почему так! Почему все нас хотят покорить, заставить работать на себя, приобщить к тому, что является тьмой и управой на себя, как на свободного человека?

– А здесь не надо что-то понимать, – грустно усмехнулся Белогор. – Пришло такое время. Есть замысел, который реализуется на Руси, есть его исполнители, мало принадлежащие самим себе, но, пока они его выполняют, имеющие если не все, то многое для этого: власть, средства, положение. Ты что же, думаешь, что Аскольд самостоятельно принимает решения? В своем большинстве ему их диктуют советники. Аскольд – полностью подотчетное существо, которое не ведает, что творит. Он всего лишь готовит почву для будущего воцарения на Руси византийских порядков и Хазарии. Сейчас это пока что не так явно проявлено, но пройдет лет десять и все тайное явится с особой силой. К тому времени Аскольд выполнит задачу, и его уберут. На его место придет другой князь. Разумеешь, на что я намекаю?

– Надо быть готовым к грядущим временам.

– Правильно. И кто, как ты думаешь, должен прийти на смену Аскольду из тех, кто может постоять за себя и за Русь?

Я молчал. Не спешил называть имя и Белогор.

– Ты можешь выяснить этот вопрос для себя и назвать имя, – побудил меня к сознательному действию Белогор.

И имя мне пришло. Я даже усмехнулся, когда раскрыл глаза, а потом сказал:

– Мне пришло два имени: Олег и Заромысл. Почему так?

– Заромысл, скорее всего, волховское имя Олега. Пока он еще не волхв, но время быстро бежит. Иногда не успеваешь оглянуться, как годы пробегают и виски белит седина. Теперь ты знаешь имя того, кому надо посодействовать, чтобы на берегах Славуты не взошла раньше времени тёмная сила в лице Византии.

– А кто устанавливает это время?

Белогор вздохнул и слегка нахмурился.

– Замысел и лица, его проводящие в жизнь своими действиями. Аскольд – лишь предтеча, но и он многое может сделать, подготовив на Руси место для преемников. Ведь уничтожение волхвов и лишение их влияния на ситуацию и русичей – необходимое условие для прихода других князей, еще более властолюбивых, которые захотят на Руси править по византийскому образцу.

– Себя не беречь, для кого-то или для чего-то стараться, не понимаю.

– Не нужно понимание. Есть четкое выполнение замысла. Кто впрягся в эту лямку, а Аскольд такой шаг сделал и давно, тот его будет делать до смерти и после нее.

– Как тебя понимать?

– В следующих воплощениях духа или той субстанции, которая воплощена в физическое тело. Аскольд сам себя приведет к провалу, но при этом создадутся условия, которые ухудшат положение сотен тысяч русичей.

– Может, лучшим способом был бы его досрочный уход?

– И кто его заменит? Назови имя мужа, который может по силе, уму, имеющимся качествам, придя на престол, не затеять междоусобицу и не сдать еще больше позиции.

Белогор молчал. Я же выяснял для себя ситуацию. Имя мне не пришло, о чем я и сказал Белогору. Волхв никак поначалу не отреагировал на мои слова, предоставляя возможность подумать самому. Я был нем, только лишь мои глаза, устремлённые на Белогора, говорили ему, что хотели бы услышать ответ.

– Пока придется терпеть всем нам, терпеть и вести себя так, чтобы муж, имя которого ты назвал, пришел в Киев. Я не вижу иного исхода. И если так случится, то это будет лучшим, что можно получить в сложившейся ситуации. Сыновья Аскольда или Дира, его други или кто-то еще из варягов еще больше уронят престиж Руси. Аскольд хотя бы выполняет замысел, пытаясь переиначить сложившиеся порядки, невзирая на ропот и сопротивление. Откровенное междоусобие начнется, если кто-то еще придет к власти в Киеве. Много групп, которые хотели бы поставить своего ставленника, но у каждой из них поодиночке силушки не хватает.

Белогор, разразившись длинной речью, волхв от природы был молчалив и не любил много говорить, снова замолчал, вслушиваясь в окружающее.

– Скоро осень нагрянет к нам в гости, – слегка щурясь на солнце, заявил он и при этом посмотрел на меня, как бы оценивая, на что я способен.

Взор Белогора, устремленный на меня, побудил меня слегка поежиться. Я сразу заметил, что Белогор определяет для себя что-то важное. Помолчав, слегка усмехнувшись, волхв из числа самых удачливых в недавнем прошлом предводителей варягов, сменивший меч и топорик на посох, спросил:

– И что думаешь по поводу того, что ты побил Полту и Вурсига?

Я пожал плечами.

– А чего тут думать? Сами напросились.

– На такой ответ я и рассчитывал. А это значит, что ты не готов встретиться с Буратом и вожаками изирков. Ты благодушествуешь, как и я. За прожитые годы ты мало чему научился, чтобы сберечь свою жизнь. Враги могут ударить в любую минуту. Скажи, мы с тобой готовы, чтобы встретить их, если они завтра явятся сюда?

Белогор молчал, ожидая ответа. Мне нечего было сказать.

– Разведчиков я оставил наблюдать.

Волхв никак не отреагировал на мои слова, предлагая мне продолжить излагать мысли.

– Если случится что-то серьёзное, то Радень и Свеша сразу же нам весть донесут.

– Ты полагаешь, что они успеют это сделать? А если нет, что тогда?

Я молчал. Такой вариант я исключал, зная Раденя и Свешу, которые знали здешние места, как свои пять пальцев. Белогор вздохнул, посмотрел чуть мимо меня и произнёс, больше отвечая сам себе:

– Уходить семьям надо отсюда, бысто уходить.

– Насиженные места бросить и уходить? – не поверил я. – Куда?

– На север надобно идти за Вышгород в Беловежье, но пока что на Выдубичи пойдем.

– Прямо в гости к врагам?

– Знаю я, куда ушли из Аратыни волхвы и все те, кто им помогает и живет пока еще волховским законом. К ним присоединимся.

– Ты хочешь разделиться? – дошло до меня.

– Бурата на поселение выведут. Кто это сделает, не так уже и важно. У нас два дня в запасе. Это очень мало. Женщины и дети не ходят так быстро, как воины. Разумеешь?

– Ты уверен в том, что говоришь?

– Сон мне этой ночью был. В нем ворон черный нападал на меня, а я отбивался. Птица все норовила меня клювом в лоб ударить или в темя. Большой ворон, больше на орла похожий. Отогнал я его. Как только свет солнца, который он мне заслонял, открылся, увидел я мужчину, который мне и говорит: «В дорогу надо тебе собираться. Не опоздай, а то лихие люди тебя дома застанут». Волхв был тем мужчиной, который предупредил меня об опасности. Я и сам ее чувствую. Сон вещий. Я сразу, как встал, определил, что по нашему следу идут. У нас два дня, может, три, но на это не стоит рассчитывать. Поэтому ты здесь ночевать не останешься, а в поселение, где Зарица с детьми осталась, пойдешь. Мы вас будем ждать, – Белогор задумался, – возле Мирогарта (имя дуба) к полудню. Тебе надо будет успеть. До вечера можно еще потянуть, но с утра следующего дня надобно в путь отправляться. Варяги ходить умеют.

– Ты знаешь имя?

– Идвар. Он идет по нашему следу, – после паузы уведомил Белогор.

– Его послал Бурат?

– У Идвара и Бурата примерно равные полномочия. Идвару покровительствует сам князь и Итахор. Знаешь такого?

– Как не знать. Гвирда вместо себя Аскольду советника представил.

– Идвар в отношении нас клятвы не давал, – прояснил ситуацию Белогор. – И Гвирда ему сказал примерно следующее: сможешь до Велеса и до Белогора дотянуться, сделай это. И Итахор сделает. У него той силы, что у Гвирды и Враженя нет, но навредить может. Взамен этого настойчивостью и усердием берет. К тому же он – едва ли не главный помощник князя, что само по себе многое значит.

Я только лишь молчал, устремив взор в землю. Только тогда я понял, насколько реальна угроза.

– Что ты кудрявую голову повесил? Действовать надо. Ты думаешь, что одних победил и все, можно отдохнуть?

– Я с собой Микошу и Свирада возьму. С ними пришел, с ними и домой отправлюсь.

– Место встречи знаешь. Не опаздывай.

Так закончилась моя встреча с Белогором, после успешного, как я думал, противостояния. Что самое интересное, мы едва успели уйти от варягов, которые шли по нашим следам. Поселение, где жил Белогор, было тогда сожжено. Правда, никого из людей там не было. Идвар был взбешен. Он чётко знал, что далеко мы не ушли, не могли уйти. Все-таки женщины, а тем паче дети, быстро ходить не могут. Лошадей у нас почти не было, так что пришлось мне тогда с Белогором и другими воинами, а все мужчины из волховских поселений были таковыми, с гостями незваными, в наши края пожаловавшими, встретиться. Благо было то, что Идвар тоже ошибся. Он ведь ускоренным шагом шел. Лошадей у него также не было. Да и куда по лесным тропам и почти буреломам на лошадях? Пешком пришлось ему и воинам до нас добираться. Приударить-то они приударили, но силенок не рассчитали, подустали на марше. Было преимущество некоторое у нас тогда в свежести.

Вообще, Итахор очень умно придумал. Они с Буратом отвлекли наше внимание, послав по следам сразу два отряда. Третий отряд, им руководил Идвар, должен был действовать по ситуации. Итахор, посоветовавшись с Гвирдой, определил, что, вероятнее всего, мы отобьемся сразу от двух отрядов, после чего вернемся домой и захотим отдохнуть. В Сважье у нас тогда было почти десять родовищ. Это такие маленькие поселения, в которых самое большое, изб пятнадцать или двадцать может быть. Но чаще всего родовище состояло из семи-восьми изб, притаившихся в глубине леса на полянах возле речушек или озер. Их местоположение часто менялось.

Наши враги не знали точно, где мы находимся, поскольку для этого надо было быть местным жителем. А местные жители были уведомлены о том, что волхвов хотят убить. Это, кстати, считалось среди простого населения самым большим преступлением.

Те, кто так поступали, являлись и были отступниками от всех законов, но в первую очередь от законов Рода. Население здешних мест их неукоснительно соблюдало, как и закон Прави. Он гласил, что муж, поднявший руку на волхва, тем паче желающий его смерти или уже проливавший кровь волхвов или их учеников, достоин смерти. Его убийство не считалось нарушением не писаных законов на Руси в наше время. Более того, людей, помогавших варягам и отступникам из нашей среды, ставших на кровавый путь, родичи, проживавшие в родовищах, называли изверами. Кто так поступал, сам в чем-то становился татем, а раз так, то в отношении него законы Прави и Рода вполне разрешали пролитие крови в случае необходимости. Поэтому найти проводника по волховским местам было не так-то и просто. Идти не хотели в проводники даже под страхом смерти.

Однозначно также, что люди, занимавшиеся кровавым промыслом, становились в среде родичей отступниками от всех законов, а раз так, что смерть была для них вполне законным наказанием. Так что в мое время, в год 865, на Руси впервые в ее истории началась кровавая охота за волхвами, их учениками и помощниками, а также за теми, кто им помогал. Дело было в том, что среди родичей, населявших Сважье и окрестности, не было людей, которые бы не соблюдали Родовые законы и законы Прави. С этим рождались, так жили и никакие князья, пусть они трижды захотели бы, чтобы народ отрекся от своих обычаев, не смогли бы ничего сделать. Аскольд это прекрасно понимал. В Киеве, как я уже говорил, он еще был князем, но отойди за городские стены на тысячу шагов и ты уже попадал в другой мир. И в этом мире царили и выполнялись совершенно иные законы, чем в княжеском тереме.

На самом деле Аскольда больше всего бесил и раздражал именно этот факт. Пассивное, иной раз неявное противление и неповиновение жителей, которым ты мог говорить, что хочешь, но сделают они то, что с его точки зрения было недопустимым. И ничто их не заставит, даже смерть, поступить по-иному. Да, волхвы были первый раз изгнаны с насиженных земель. Да, опустела к осени 865 года Аратынь. Двери в брошенных домах жителей впервые были заколочены, чтобы звери не нашли в них приют. Население ушло на запад и на север в Древлянские земли, где пока еще не было гонений.

Варяжские отряды вошли в Аратынь, но Аскольду все-таки хватило ума пока что не сжигать поселение. Князь первый раз пригласил туда миссионеров, но любители Христа поостереглись там жить, учитывая то, что там был «волховской» воздух, да и ситуация на Руси была тогда для них неустойчивая. Народную любовь можно было видеть по взглядам. Не приживались на нашей земле быстро паразиты и особы, желающие за чужой счет безбедно жить, постепенно погружая людское сознание во тьму и беспросветье.

«Добролюбивый» и «боголюбивый» князь Аскольд, тем не менее, не смущался. Он, как провозвестник новых законов и порядков, делал то, что ему так не советовал Гвирда: рубил направо и налево, не считался ни с чем, пер напролом, чем ухудшал, пусть и незаметно, свое положение. Даже Итахор, ставший после Гвирды на его место, советовал князю действовать более тонко и изощренно, не спешить там, где в этом не было необходимости, но что ты сделаешь, когда тебя что-то изнутри как будто подзуживает, почти принуждает на подвиги? А ничего, поскольку с некоторого времени Аскольд был только лишь вначале полуслепым, а в последние годы своего правления полностью ослепшим исполнителем чужой воли, который, закусив удила, вел Русь к пропасти. К какой пропасти? К ее разделу на уделы. В первую очередь это касалось южной и восточной Руси до черниговских лесов на севере. Эти земли облюбовала для себя Хазария. С них она все больше собирала дань.

Хазары были хитры и брали не только войском, но и лестью, а еще больше деньгами, которыми ростовщики щедро снабжали князей: вначале Дира, а потом и Аскольда. С хазарской точки зрения незачем было воевать с русичами, когда они и так постепенно сдавали позиции. Аскольд не мог защитить, чем дальше шло время, земли на левой стороне Славуты. А что это означало? Лишь то, что он оставлял их на разграбление хазарам. И дань зачастую с жителей все чаще собирали не каганы, а успешные предводители отрядов, которые то и дело, а с некоторого времени постоянно, нападали на население. Проще было откупиться, чем сражаться.

Могу сказать, что хазарские предводители на самом деле не хотели много, прекрасно зная, на что могут они рассчитывать. Аскольд на местах при сборе дани брал больше. Поэтому многие общины и местные князья склонялись к уплате дани хазарам, но при этом говорили, чтобы хазары сами разбирались с Аскольдом. Ведь дань ими уже была уплачена. Больше, если бы даже и захотели, они все равно дать не могли, разве что умереть с голоду.

Поэтому, потомки, примерно с 867 года и дальше хазары по договорённости с Аскольдом и тогда еще жившим Диром брали дань с этих территорий себе. Этого не напишут в летописях, не расскажут, поскольку сделать это – полностью признать поражение Аскольда, как князя и его политики. Почему я говорю преимущественно об Аскольде, мало упоминая Дира? Лишь потому, что с 867 года Дир все меньше принимает участия в делах. Князя начинает подтачивать изнутри болезнь, которая делает его все слабее. Более того, в некоторые периоды хвори князь не только слабнет так, что не может ходить, но и, что гораздо хуже для правителя, слабнет умом. Иногда он не понимает, где находится. Правда, приходит время и Дир снова оживает, освобождаясь от приступов неизвестной болезни. Тогда он по-прежнему хмурит брови, а рука его все также с силой сжимает рукоять кинжала или меча, с которым князь никогда с некоторого времени не расстаётся.

Что же происходит? Дир сталкивается с действием сразу нескольких проклятий и работы против него. Более того, этот князь нарушает клятву, которую сам же дал, накануне княжения. Во времена, когда Дир вступил на престол, он обязан был на вече при стечении народа, при волхвах-радетелях трижды повторить слова, что он будет неукоснительно соблюдать их права, будет защитником их интересов и сделает все для того, чтобы народ благоденствовал.

Также князь давал клятву, что на нем нет крови и что он чист, вступая на престол. Если же это было, то по его же словам его должны были покарать силы небесные за обман, поскольку он недостоин быть стольным князем. А Дир, еще раз подчеркну, пришел к престолу через кровь, о чем я рассказал в предыдущих книгах.

Мог ли Дир отказаться от выступления перед народом, своими помощниками и противниками? Нет, если он пошел на это. По сути дела, князь сам себя проклял. Он рассчитывал на ромеев и на магическое искусство, когда пошел на обман, но ромеи были горазды проклинать и ставить магии, совершать ритуалы, ухудшающие положение дел, но никак не лечить болезни. Лекари из их среды ничего сделать с немочью князя и приступами не могли, лишь руками разводили.

Лекари из числа русичей были все волхвами, хоть так себя и не называли. Каждый русич и родич знал: для того, чтобы лечить и целить на Руси, ты обязан был пройти несколько проверок. Проводил проверки волховской круг, поверенные от него. Тот, кто их не прошел, лечить не имел права. Таков был закон, который не изменялся и пока еще не изменяется, когда я пишу мысленное письмо.

Я к чему веду? Некто Радча, лекарь Дира, когда князь его спросил, сможет ли он что-то сделать, чтобы избавить Дира от мучений, только лишь повел из стороны в сторону головой. Когда князь спросил, почему так, Радча не стал скрывать причины, пояснив князю сложившееся положение дел, объяснив, что можно только лишь смягчить приступы, сделав их не такими сильными. Диру, конечно, этого было мало. Тем не менее, учтя ситуацию, где-то с 867 года Дир приходит к тому, что не надо идти против течения и жестко изменять существующие порядки. И в этом он всерьез расходится во мнениях с Аскольдом, который еще больше закусывает удила, считая Дира слабаком.

Более того, с некоторого времени Аскольда, несмотря на ухудшающееся положение Дира, все больше преследует в виде навязчивой мании мысль о том, что Дир хочет оттереть его от престола и править сам. Если не он, то его дети, а этого Аскольд никак не может позволить. Он во что бы то ни стало хочет основать в Киеве династию. И для этого он не считается ни с чем.

Я почему прерываю повествование о собственных приключениях, лишь потому, что хочу на фоне их отобразить как можно полнее события, происходящие в те времена на Руси. Мне видится, что так будет правильно, поскольку в противном случае мой рассказ с некоторого времени – одно большое приключение, в котором слышатся только лишь лязг мечей, крики воинов и свист стрел, видятся короткое счастье и постоянные выяснения отношений. С другой стороны, так сложилась моя жизнь. От этого не скрыться и не уйти, если ты занимаешь определённую позицию и принадлежишь к группе, ведущих представителей которой во что бы то ни стало стремятся уничтожить.

Причины таких действий в отношении волхвов со стороны князей я уже называл. Их можно еще раз повторить одним предложением: люди знающие, выполняющие свод правил и законов, который мешал установлению на Руси чуждых византийско-хазарских порядков, к тому же авторитеты среди родичей, должны были либо умереть, либо перейти на служение хазарско-византийской верхушке. Иного варианта для волхвов-радетелей тогда не было. Другое дело, что подобное тихое и скрытое завоевание Руси уже продолжалось со времен Рима и готов, но с особой активностью продолжилось во времена Дира и Аскольда. Таковыми стали условия, в которых я жил и проходил свой путь.

С моего времени история Руси – это еще более ожесточившееся и активизировавшееся противостояние между укладами и устоями. Один из них, исконно русский и родовой, а другой – византийско-хазарский. Если Рим сполна уже сделал свое дело в Европе, о чем скажу дальше, то Византия, как с некоторого времени наследница дела Рима, а им стало, по сути, скрытое и явное порабощение народов, продолжила его, на этот раз на землях Руси. Ведь Русь на самом деле не подверглась ко времени моего рождения существенным изменениям. Я имею в виду правила и законы, мировоззрение, бытовавшее здесь от деда прадеда и родовой уклад. В наших краях только лишь складывались предпосылки для слома в первую очередь мировоззрения и изменения своего взгляда на мир в худшую сторону.

Что я называю ухудшением взглядов? Только лишь все более явное служение темной силе, свое внутреннее ослабление, преследование корыстных интересов, обогащение любыми путями, не считаясь с законами Прави и Божа. А законы эти гласили, что обманывать людей, не говоря уже о родичах, ими я называю всех без исключения людей, придерживающихся законов Рода и Прави, нельзя ради получения прибыли. Нельзя сверхмеры бить зверя ради меха, нельзя торговать живым товаром. Именно эти и другие «нельзя» так сильно заботили пришельцев на наши земли, в первую очередь ромеев и хазар, которые, особенно, что касается ростовщиков, старались во что бы то ни стало сломать давние традиции. А как их сломать? Нужен князь, который в своей среде начнет устанавливать то, что нужно для получения прибыли за счет труда других людей.

Подавляющее число походов Аскольда, а именно он выступал основным князем, который каждый год, иногда по нескольку раз, возглавлял походы, были походами за взиманием дани и грабежом. В данном случае не стоит себя обманывать. Аскольд, что видно из предыдущей части моих записок, все больше становясь послушным исполнителем чужой воли, теряя при этом себя, действовал резко и нахрапом, стараясь переиначить и на свой лад изменить положение дел на Руси, но в первую очередь в Киеве. Да, князь преуспел в этом на первых порах. Да, гонения стали уделом волхвов-радетелей, даже части пернов, которые, видя «труды» князя, как сам Аскольд посчитал, вступились за волхвов, проявив чуть ли не взаимовыручку. И это, несмотря на то, что перны в отличие от волхвов-радетелей, преследовали интересы как можно более широкого распространения культа Перуна, как ведущего божества на Руси.

Здесь надобно пояснить, что никогда раньше Перун или какой-либо другой «бог» не был верховным или главным на Руси. Испокон веков Русь придерживалась Родовых законов, законов Прави и Божа. Общины, а по сути, небольшое поселение от пяти-шести изб, называлось оно родовище, считалось общиной, вполне сами управлялись с любыми делами, начиная от посевов и сбора урожая и заканчивая защитой урожая от захватчиков, которых во все времена хватало. Князь был только лишь военным вождем. Для содержания дружины ему давали установленную не князем, а общиной подать. Ее размер определял общинный совет. И больше князь не мог взять. Увеличение податей без уважительных причин, а ими считались явные нашествия или серьёзные разорения, считалось явным нарушением законов Прави и Божа.

В чем была основная проблема Аскольда? В том, что он в сознании людей не был князем, как он того хотел. Его считали всего лишь удачливым на первых порах военным предводителем, который всего лишь блюдет интересы купеческой, а потом и хазарско-ромейской верхушки в Киеве. Не было ни у Дира, ни у Аскольда морального авторитета среди населения даже в Киеве. Я не имею в виду варяжскую дружину, хотя и в ней многие воины, скажем так, тяготились правлением и руководством Аскольда и его поверенных. Князь же хотел заработать моральный авторитет и уважение в народе. И хуже всего было то, что это ему удавалось все меньше, чем дольше он правил. Даже киевляне из знатных родов не понимали, как это можно на берегах Славуты так откровенно попирать прежние порядки. Вот и окружил себя Аскольд выходцами из других стран да перевертышами. Но даже перевертыши имели некоторые границы в своем понимании, за которые не заходили.

Кто же был виноват в том, что князя не признавали? Крайними оказались волхвы. Именно они, их братство, как считали Дир и Аскольд, их ближайшие помощники и советники, были виновны в том, что на Руси сложилось такое положение дел. Вывод напрашивался сам собой: волхвы должны были погибнуть или перейти на сторону князя и его советников. При этом князь не запрещал культы Перуна и других «богов». Если ты был радетелем, но отходил от законов Рода и начинал проводить энергии источников, скажем Стрибога или Даждьбога, а еще лучше Хорса или Макоши, то тебя не преследовали. За тобой по лесам не рыскали варяжские отряды, рассчитывая подловить и уничтожить, чаще всего путем принесения кровавой жертвы. И что было хорошо для таких варягов: им давалось от лица князя, негласно, конечно, полное разрешение на такие действия.

В чем тут вопрос? Лишь в том, что хитрые византийские советники, внедряя христианство, должны были утвердить его преимущества над немытыми и «заблудшими» русичами, которые якобы погрязли в кровавых ритуалах и придерживались с отчаянием и упорством дедовских обычаев. Должна была пролиться кровь. И чем больше это будет сделано, тем лучше. Ведь мало кто знал, что творилось в лесах да перелесках. Да и можно было переиначить правду так, как нужно было для укрепления чуждого для русичей мировоззрения. К тому же кровь ведь падала не на князя, даже не на его первых лиц и помощников, которые руководили гонениями и убийствами, а преимущественно на исполнителей. А это было очень и очень удобно. Ты мог, делая нужное для себя дело, оставаться без наказания и проблем, которые в любом бы случае последовали. Это советники из числа ромеев очень и очень хорошо усвоили.

Потомки спросят: а почему не несут или малой мерой несут ответственность именно заказчики преступлений? Ответ на самом деле, если знать подоплеку кровавых завязок и того, что происходит при смерти, очень прост. Я вкратце приведу это знание, постараюсь исчерпывающе его изложить под конец первой главы.

Начну я с того, что есть на самом деле кровь. Это жидкость, несущая индивидуальный код личности, а кроме этого являющаяся выражением жизни, основным обеспечением жизни и жизненности именно физического тела. Жизна, жива и живица – три основные энергии, определяющие такое явление, как жизнь, являются основополагающими. На самом деле – это самое основное богатство личности. Чем выше качество и уровень этих энергий, их полнота, тем больше любой из нас может сделать в физическом мире.

Энергия жизни, если присмотреться, бордового и ярко алого цвета, как кровь. Основной закон Прави гласит: кто бы ты ни был, где бы ты ни жил и как бы ни поступал, твоя задача намеренно не проливать кровь, не желая принести вред противнику. Именно не нанесение с умыслом вреда, приводящего к потере крови, а, значит, к растрате энергий жизны, живы и живицы являлось для родичей основным правилом.

Я сразу оговорюсь. Если мы рассматриваем вооруженные противостояния, это правило в расчёт не берется. Здесь работает другой закон. Он гласит: не оставляй удар без ответа, поскольку, когда ты даешь себя ударить с одной стороны, то ты бездействием побуждаешь противника нанести тебе удар с другой. И в данном случае пролитие крови врага обосновано тем, что он начал первым, а для того, чтобы не отдать свою жизнь, надо, если ничего не остается, пролить его кровь. Но в таком случае ты в мыслях не выступаешь инициатором нанесения вреда и не подкрепляешь такие свои мысли конкретными действиями. Также закон не пролития крови не распространяется на воинов, хотя и там воин, без нужды льющий кровь, с некоторого времени не является таковым.

В чем здесь вопрос? Желание пролить кровь живого существа, отнять жизнь является с точки зрения Прави и родичей серьезным проступком и нарушением, а также сознательным служением сущностям и существам, жаждущим крови через ее пролитие, что недопустимо. Некоторые люди называют этих существ богами, хотя к богам эти сущности тонкого плана точно не имеют никакого отношения. Еще более серьезным проступком считалось подтверждение желания пролить кровь, подкрепленное без крайней надобности действиями. Людей, сознательно занимающихся нанесением вреда через пролитие крови, родичи называли навами или навиями. Считалось, что они не имеют своей головы, служат темным силам, полностью утратили человеческое подобие.

Если кого-то нарекали навами, то такие существа, пусть и в людском облике, не считались людьми. В отношении них вполне допускалось пролитие крови. Более того, такие отступники не жили среди родичей и русичей. Их изгоняли или они уходили сами. Но на Руси в мое время среди русичей и родичей это были редчайшие случаи. А вот что касается варягов, то многие из них, в том числе и Идвар, в служении Черному Одину обязались проливать чужую кровь. Почему? На самом деле все очень просто: когда проливается кровь, происходит мощное выделение энергии. Этой энергией и питаются «боги», в частности Черный Один и другие существа магического вида и толка.

Что важно, как только проливается кровь, тем более кто-либо лишается через пролитие крови жизни, происходит вардж – кровавая зацепка. Так называли арии кровавые завязки. Это действие отпечатывается на убийце, хочет он этого или нет. Тот, кто прервал жизнь, знает об этом или нет, хочет или не хочет, нарывается на большие неприятности, поскольку человек, которого он убил, выполнял какую-то роль, являясь воплощением тех или иных сил, выполняя заданную ими программу. Очень часто смерть от руки убийцы для него самого является проклятием, поскольку у личности, которую он лишил жизни, такое обеспечение. Надо иметь или очень мощное свое энергетическое обеспечение, или полностью не дружить с собой, являясь слепым орудием чужой воли, чтобы поступать таким образом. И правило это справедливо для всех воплощений духа.

Если же ты не являешься воплощением духовной субстанции, а есть воплощение тьмы, темных, мрачных, черно-плазменных энергий, то на самом деле, поступая так, имея соответствующее сопровождение, ты не противоречишь своей природе. Почему? Все очень просто. Дух в нашем мире и все его воплощения – расходная субстанция. Ее задача разложиться, а в процессе разложения питать паразитов энергиями, выделяющимися в процессе разложения. Но даже представитель темных сил, выполняя такую работу, все равно нарывается на неприятности, связывая себя кровью. Именно эта кровь «падает» ему на голову рано или поздно. И тут в действие вступает иной закон: если кого-то убил, будь добр, восполни проступок. Как? На этот вопрос на самом деле нет однозначного ответа.

Как правило, когда приходит время, некоторые люди, имея возможность каким-то образом восполнить потери, находят тех, кого они убили, в следующих воплощениях, помогают им или другим образом, осознавая некоторые факты, начинают заниматься благотворительностью. Способов на самом деле много, но даже они не дают нужного результата. Очень часто в следующих воплощениях убийца сам погибает от руки того, кого убил в прошлых воплощениях. На самом деле каждый случай уникален. Здесь нет повтора, хотя имеются общие тенденции и есть исключения из правила. При них убийцы редко, а иногда и вовсе не несут никакого наказания. Но это – уже другая история. Важно на самом деле знание и его применение.

Что же касается заказчиков, то сказать ты можешь все, что угодно, в том числе и приказать убить. Делает же дело исполнитель. Да, бывают безвыходные ситуации, но на заказчиках нет крови и смерти. Все на себя берут исполнители. Спрос с них. Так было и есть. Ничего не изменится и в будущем. Это правило ромейские советники очень хорошо знали, поэтому всегда действовали через наемных убийц. С одним из них, с Идваром и с варягами под его командованием, мне пришлось вскоре познакомиться, встретившись лицом к лицу. Я не избежал встречи. В принципе, я не мог ее избежать, поскольку замысел, реализовывавшийся через варяга, шансов мне не оставлял. Здесь было или я, или меня. И в данном столкновении все решили сила, сноровка и умения. Итак, следующий рассказ.