Читать книгу Побег - Андрей Прохоренко - Страница 2

«Давай расставим все по местам, сын, – говорил отец. – Мы с тобой на одной стороне и мы – правители. Кем являются остальные лаэсы? Не более чем сором у наших ног. Их жизнь и смерть – есть наше благо. То, что делают они, служит и должно служить нам и высшей касте. Кто этого не делает, того исправят, вписав в мозги программу повиновения. Не усложняй себе и мне жизнь! Стань продолжателем моего дела».

Каждый из нас делает, хочет или нет, выбор, но не каждый действует в соответствии с ним. Что есть выбор? Только лишь решение и декларация намерений. По большей степени он заранее предрешен, но в соответствии с ним формируется твоя дальнейшая судьба и жизнь.

Говорят, что сын пойдет дальше отца, но в моей жизни сын в конечном итоге пошел против отца и того дела, которому отец посвятил всю жизнь.

Где здесь добро или зло, правда или ложь? Их нет, поскольку каждый выбирает себе, что ему делать дальше, на кого работать и кем быть.

Я выбрал свободу, обманув отца. Если бы я этого не совершил, то стал бы переделанным существом, покорным и послушным чужому управлению.

И где здесь хорошо или плохо? Я выжил и смог совершить главное в своей жизни: постепенно стать самим собой – сильным, смелым и уверенным в себе лаэсом, опирающимся на себя.

Аэлс Ту Обинро. Из дневника

С высоты прожитых лет возвращаясь сознанием к юным годам, когда я только лишь начинал осознавать себя, как личность, когда многое то, что было заложено в меня изначально за первые шестьдесят три года жизни только лишь начало сдавать свои позиции, я, тем не менее, испытываю чувство некоторого удовлетворения. Тот юноша, которым я был, когда только лишь начал проживать вне дворца, во многом симпатичен мне, хотя, если честно, и далек. Да, я многое прошел, многое повидал, успел пожить среди представителей всех без исключения цивилизаций, существовавших на Фаэтоне, стал валбом (мастер первой, второй или третьей ступени познания), а потом достиг и положения воцелла (мастер седьмой, восьмой, а чаще девятой ступени познания по девятибалльной шкале), став к моменту написания истории о своей жизни ведущей личностью, но я не забыл свой исток.

Мысль о том, что я урчай (наследный принц), поначалу наполняла меня гордостью и значимостью, высотой положения. Прошло всего несколько лет, и я корил себя за то, что я принц, а не лаэс (фаэтонец) из среднего сословия. Мне претило мое происхождение, мое высокомерное отношение к окружающим, мой апломб и амбиции, важность, как будто я пуп мира и все должны передо мной преклоняться. Так меня воспитывали и таким я стал, отчаянно прожигая первые 62 года своей жизни.

Земными словами говоря, я подался во все тяжкие. Трудно не найти пороков, наслаждений и удовольствий, которым я не предавался. Я попробовал все, почти убив себя и свое здоровье, придя к 62 годам пустышкой. Ведь принятие сильнодействующих препаратов, а я стал чиртром (наркоманом), не проходит без последствий. С ними после того, как я вступил на путь исправления, я сталкивался в последующие даже не десятилетия, а столетия своей жизни.

Пишу я исключительно для землян, поэтому вынужден пояснять в рассказе некоторые особенности жизни представителей нашей цивилизации. Мы, лаэсы, жили гораздо более продолжительное время, чем будете жить вы. Сроки жизни лаэсов даже из низших цейсов (каст) достигали 500–600 лет. Если же речь шла о представителях ведущих каст, то две, а то и три тысячи лет не были пределом. Да, требовалось приводить себя в порядок, идти на самые разные процедуры и терапии, иногда даже вести определённый образ жизни, не слишком впадая во все тяжкие, но результат подобных действий в виде увеличения сроков жизни был налицо.

Если же речь шла о лаэсах, которые с детства или юности занимались собой, развивая способности и силу, то срок жизни таких особ мог достигать пяти, а то и шести тысяч лет, если, конечно, упомянутая особа могла за себя постоять, обладала силой и знаниями, всем необходимым для того, чтобы вовремя исчезнуть. Надо же было как-то прерывать историю, чтобы, воспользовавшись паузой, восстановить себя и вновь заняться полезным и ответственным делом – совершенствованием и отдалением конца нашей цивилизации, которая, чем дальше шло время, тем все более пододвигалась к пропасти, за которой маячила бездна.

В конце прошлого цикла существования высокоразвитых прямоходящих существ на Фаэтоне наше общество подошло к черте, за которой жизнь на Фаэтоне должна была прекратиться, а планета рассыпаться на куски. Этого не произошло. Валбы и воцеллы смогли, применив силу, не допустить прощального прыжка в пропасть небытия. Удалось остановить планету в момент, когда ее атмосфера была вот-вот готова оторваться, а растительный и животный мир планеты были, по сути, уничтожены в результате войн и выяснения отношений, а также благодаря деятельности фаэтонцев.

Примерно пятьдесят тысяч лет понадобилось для того, чтобы отойти от пропасти, вырастить представителей новой расы, адаптировать их к новым условиям, восстановить ресурс Фаэтона. Именно тогда, на заре нового цикла существования, был принят свод законов и правил Лючина, четко устанавливающий ряд неизменяемых пунктов, которые следовало выполнять любому правителю и всей без исключения правящей верхушке. Без этого их власть считалась нелегитимной. Более того, правителей, которые не выполняли свод правил Лючина, можно было вполне законно, как и незаконно, применив силу, сместить. При этом те, кто сместили такого правителя, не считались нарушителями законов. Свод Лючина не мог быть забыт, обойден или каким-то образом изменен так, чтобы не выполнялись его положения.

Именно этот факт на самом деле так сильно волновал отца и его соратников, а также сходных с ним сэдаров, которые вознамерились править так, как хотели, устанавливая закон темной силы и свое единоначалие. Сэдары на самом деле хотели образовать империю или конфедерацию государств, которая, хоть так и не называлась, но все-таки была имперским или около имперским образованием. При этом всем фаэтонцам в соответствии с кастами, а также с их способностями предписывалось выполнять свои обязанности и подчиняться правлению упомянутых особ.

Иного варианта для любого лаэса в Сихтэе, где я проживал, не было. Можно было загреметь в тюрьму, но в таком случае ты быстро расставался с телом, поэтому большинство умных лаэсов не спешило туда и старалось держать свое поведение в рамках принятых законов. Сэдары все больше нарушали свод Лючина, который принято было «усовершенствовать», попросту говоря провести к нему такие поправки, чтобы можно было разрабатывать природный ресурс Фаэтона.

Такой момент наступил в моей жизни, когда я, прозанимавшись три года под руководством Эльсуна, был передан в руки Ницага. Эльсун был моим другом. Отчетливо я понял это только лишь тогда, когда Эльсун сбежал, оставив меня в руках отца. Да, Эль сбежал, но он не прекратил мне помогать. Ницаг, который взялся за меня вместо Эльсуна, не только в подмётки ему не годился, а начал жестко меня ломать, принуждая к повиновению.

Если бы не кое-какие мои помощники, в частности Инсанг, как потом оказалось, – часть сознания Эосая, прижитая ко мне, я бы не выжил. Меня бы попросту переделали, сделав послушным орудием чужой воли. А так в самые трудные минуты, обращаясь за советом к Инсангу и получая информацию изнутри себя, ранее записанную в меня, я не только смог себя на первых порах отстоять, но и во многом посчитаться с Ницагом.

Поединок, который я провел со своим «учителем», стал наукой ему. Я победил, но не извлек из победы уроков. Правда, это я вижу сейчас, когда анализирую свою жизнь, глядя на нее с высоты прожитых лет. Тогда же, после победы, я попросту чувствовал облегчение. Я радовался тому, что меня не ломают, не принуждают и не калечат. И это на самом деле тогда было для меня самым большим счастьем. Я выжил и сохранил себя, но это было только лишь отсрочкой. Я ведь не убежал, как Эльсун, куда подальше из Фаэи, где жил, не исчез из-под навязчивой опеки отца, вознамерившегося сделать из меня воина, а потом и полководца, чтобы я справился с самым ненавистным его врагом.

Имя Игула, которого я впоследствии должен был победить, в словах отца было больше ругательством. Нет, конечно, он не скрежетал зубами, не раздражался и не впадал в ярость. Вахутирн был слишком умен и просвещен для этого. Да и нет смысла попросту терять силы, проявляя эмоции и изрыгая недовольство. Так поступают слабые лаэсы. Мой отец, хочу я того или нет, к таким не принадлежал. Иначе бы он не правил бы Сихтэей уже более двухсот лет. Надо иметь немалые способности, чтобы такое продолжительное время, пусть и с некоторыми перерывами, удерживаться на троне.

После победы над Ницагом, это я все отчетливее осознавал, мне было не избежать новых встреч с отцом. Не могу сказать, что я их хотел или не хотел. Я просто знал, что такая встреча произойдет рано или поздно, поскольку с моей победой ситуация во мне и вокруг меня поменялась. Я тогда четко себе не отдавал отчет в том, что, по сути, я сдал экзамен, прошел проверку и теперь, предоставленный сам себе, должен был все-таки пойти на поводу у отца. Был ли у меня тогда в сложившихся обстоятельствах иной вариант? Точно не было. Однако такой исход я с особой четкостью и ясностью вижу с высоты прожитой жизни, когда обращаюсь сознанием к моей юности. Тогда же я не осознавал этого, я больше чувствовал, что один этап моей жизни вдали от дворца, в Оэране, в комплексе зданий и сооружений, распложённом на берегу океана, завершен.

И я скажу сразу: подобное житье-бытье мне все больше, по окончанию более чем трех лет обучения под руководством Эльсуна, начинало нравиться. Я встал на ноги и начал делать, пусть и робкие шаги, но навстречу себе – молодому, сильному и здоровому мужчине, а не наркоману, который едва волочит ноги, с пренебрежением глядя на окружающих. В то время я все чаще начал слышать песнь Мириума, звучащую в маншельгах (гигантские ракушки).

Океан, я точно знал, дает мне силу и если я правильно веду себя, то вполне могу справиться с собой, с тем положением дел, которое сложилось у меня, когда я транжирил силы и молодость направо и налево, ослабляя себя и низводя к смерти. Иногда лучше видеть то, что ты постепенно становишься тенью, чтобы, уяснив это, никогда больше в жизни не вести себя так, но, потомки, никому не пожелаю проверить это на себе. Без учителя и посторонней помощи ты попросту не выкрутишься.

На самом деле шансов без Эльсуна или кого-то подобного ему встать на ноги у меня не было. Я так жалел, что его нет, одно время даже считал, что Эльсун нарочно бросил меня, но тут уже ничего не поделаешь. В любом случае после побега Эльсуна и посрамления Ницага, которого назначил мне в учителя отец, мне требовался кто-то еще. Заинтересованные лица в виде отца и его советников, а также чеиков – этих вездесущих агентов, выполняющих ответственные задания, не могли не приставить ко мне еще кого-то. Слишком был высок интерес ко мне.

Более того, отцу, хоть он этого никак не ожидал, моя победа в поединке над Ницагом понравилась. Он увидел в этом добрый знак. Раз я выиграл, то вполне мог, поднапрягшись, подучившись, оказать ему еще большую услугу – справиться с Игулом. В общем, события после моей победы в очередной раз должны были проявить себя самым необычным образом, что и произошло, о чем и говорю ниже.

Победа, вне сомнения, сослужила мне добрую службу, подняв в глазах окружающих на новую ступень. Особенно это чувствовалось в Оэране среди завсегдатаев этого заведения. Я теперь был лицом чуть ли не уважаемым. Со мной хотели поговорить, даже просто пообщаться, попить коктейлей или других напитков, которых всегда было много в здешних урзиках (забегаловках). Так что мое одиночество с некоторого времени закончилось. На прогулках меня всегда сопровождали прежние друзья, если были не заняты.

Женарт теперь был горд дружбой со мной. В прошлое ушли и рассеялись, как дым, наши недоразумения. Я оказался очиком – смышленым и компанейским парнем, с которым легко и который никого из себя не корчит. Прошлые мои замашки все меньше давали о себе знать. Я тепло и с сердечностью относился к друзьям и знакомым, продолжая, как и прежде, вместе с ними убирать территорию. Правда, продолжалось это недолго.

Через три дня после памятных для меня событий ко мне пришел Удоцай для беседы. Походив по комнате, в которой я жил, Удоцай начал беседу с того, что, по обычаю, поинтересовался моим здоровьем, спросил о том, чего мне хочется и, удовлетворившись ответами, как-то даже слегка торжественно тоном, не терпящим возражений, произнес:

– Переезжаешь в другое место сегодня же…

– Куда? – вырвалось у меня.

К своему обиталищу я вполне привык. Оно устраивало меня. Здесь было два шага ступить до залов и чуть больше до тренировочных площадок на улице. А что мне еще было нужно? Ничего. Поэтому я с некоторой опаской отреагировал на слова Удоцая.

У него при моем вопросе на лице появилась усмешка.

– В лучших условиях будешь жить. Зоцил (небольшой домик с удобствами) на территории уже приготовлен для тебя…

И тут до меня начало доходить, что отец, по всей видимости, принял в отношении меня какое-то важное решение. Именно об этом меня сразу же после окончания поединка предупредил Инсанг.

– Не знаю, радоваться ли или огорчаться, – отреагировал я.

– Понимаю тебя, – не замедлил с ответом Удоцай и сразу пояснил: – Это не мое решение. Так сказал тэкварг, – Удоцай слегка наклонил голову, выражая этим свое уважение правителю.

– Что еще велел передать тэкварг?

Удоцай слегка усмехнулся, глядя на меня.

– Прозорливый ты. Тэкварг, да будут годы его полны силы, сказал, что ты сам можешь выбрать себе учителя из числа лацелтов (фаэтонцы, развивающие физическую силу, готовящие тело к разным видам нагрузок для проявления способностей и занимающиеся атлетизмом) или цуалов (фаэтонцы, развивающие внутреннюю силу). Он не будет тебе никого предлагать, но взамен ты согласишься на то, чтобы тобой занялись учителя рангом повыше.

Я слегка нахмурился. Было что-то в словах Удоцая коварное, такое, о чем я и не догадывался, но делать было нечего. В конечном счете я согласился. Как только я произнес «Эц (да)», Удоцай уведомил меня еще об одном новшестве:

– Уц вил нуанак тэкварг (великий и светоносный правитель) сказал, что ты, если примешь для себя такое решение, свободен два раза в двенадцать дней покидать Оэран (комплекс зданий и сооружений для тренировок) и проводить время в Фаэе (столица Сихтэи, где правил Вахутирн), но ночевать ты обязан здесь.

Как не был я подготовлен, а все же слегка вздрогнул. Еще бы, можно было сказать, что сбылась моя давнишняя мечта, которую я так лелеял внутри себя. Сложно представить, как мне хотелось на первом году обучения вернуться туда, откуда меня, как я считал, самым наглым образом выдернули, переведя в ухудшенные условия. Теперь, когда мне было дано такое разрешение, я не почувствовал радости или восторга. Просто стоял и соображал, что же мне делать, воспользоваться или нет разрешением и в каком виде.

Удоцай по-своему понял мое молчание.

– Если нужно, думай. Я пойду. Пропуск у тебя на столике.

Я посмотрел на столик. На нем лежала овальная пластина, на которой было мое изображение.

– Дзалг (карта-пропуск) не потеряй, – предупредил Удоцай.

– Я как-то не собирался сегодня куда-то выходить.

– Придется. Тэкварг ждет тебя для беседы. В шесть ты должен быть у него в Гаише (одно из названий дворца правителя). Тебя проведут в Оцвилум (высотная башня). Это все, что я знаю.

Слова Удоцая побудили меня задуматься. Он же не стал задерживаться, сказал: «С переездом не медли» и ушел, оставив меня в глубокой задумчивости.

– И что тут делать? – шепотом спросил я себя, мысленно сразу же получив ответ: «Поразмыслить».

Я усмехнулся. Инсанг давал о себе знать. Мой помощник, как я догадывался, уже обо всем знал. Впрочем, думаю, что ему было известно о таком повороте событий еще до поединка. Поэтому я мысленно себя, подразумевая, что его, спросил:

«И что мне делать?»

«Готовиться к беседе, поразмыслить о том, что будет высказано тэкваргом в ней. Ты же понимаешь, что просто так на тебя Вахутирн время тратить не будет. Ему есть, что сказать тебе. Скорее всего, он сделает тебе предложение, на которое тебе придется отреагировать сразу же или через какое-то время».

«Что за предложение?»

«А ты сам подумай, что может предложить тебе отец, если он разрешил тебе самому определить для себя наставника».

«Полагаешь, задабривает?»

«Делает то, что он должен сделать в соответствии с тем, что он правитель. Отец видит, что ты прошел одно испытание. Нет смысла продолжать тебя воспитывать в том же духе. Условия должны измениться…».

«Тогда что?»

«Тебя переделают, но прежде сделают предложение добровольно стать на сторону отца и объявить войну интам».

«И что же мне делать? Бежать?»

«Соглашаться», – был ответ Инсанга.

Внутри я обмер, даже подумал, что Инсанг разыгрывает или проверяет меня. Выдержав паузу, я спросил:

«Это ты сейчас не ошибся? Шутишь?»

«Говорю вполне серьезно. Для вида надо согласиться. Это будет верный ход. Придется играть роль, если хочешь вырваться отсюда».

«Сразу же заметят мою неискренность. Я не испытываю к интам и валбам злобы и раздражения, не вижу их врагами».

«С этим мы разберемся. Зря, что ли, ты глотал пилюлю!»

Я усмехнулся. У Инсанга на все было объяснение. Вообще внутренний помощник, представляющий собой усовершенствованную матрицу, все больше нравился мне, точнее, нравилась его деятельность. Он проявлялся только тогда, когда в этом была необходимость. На мои вопросы Инсанг не всегда отвечал, предоставляя возможность поразмыслить.

«Ты точно советуешь мне согласиться?»

«Предложи другой вариант. Может, он будет лучше того, что последует вслед за твоим согласием. Если ты жестко откажешься, тебя начнут переделывать. Ты же этого не хочешь?»

«А кто хочет, чтобы его насиловали?»

«Играй тонко. Веди себя естественно и свободно, как лаэс, приходящий к определенному пониманию происходящего. Раз инты враги твоего отца, значит, они и твои враги. Ваш род славен традициями и одна из них – уничтожение инакомыслия».

«Издеваешься?»

«Нет, говорю правду. И тебе придется так себя вести. Отец твой должен понять: ты на пути к исправлению в том направлении, в котором это нужно ему. Тогда он будет относительно спокоен в отношении тебя, а раз так, то ты получишь некоторую свободу действий. Без нее ты отсюда не выйдешь».

«Может, как Эльсун, попробовать исчезнуть на ицкаре (животное, подобное киту, но в несколько раз больших размеров)?»

«Что за наивность в тебе говорит? Что один раз прошло, второй – уже не действенно».

«Что тогда?»

«Думай. Ситуация порой поворачивается так, как мы на то и не рассчитываем…».

«Что-то знаешь?»

«То же, что и ты».

«А больше информации на заданную тему?»

Внутри меня перед внутренним взором развернулась газета. Я пробежал ее, слегка цокнул и сказал:

– Так-то лучше.

«Ты же прими к сведению. Веди себя прогнозируемо. Каждый твой шаг просматривается, а мысль прослушивается. Это здесь ты пока еще не как на ладони. Оэран для тебя – лучшее место в данный момент, но дом придется навестить…».

«Не хочется говорить с ичесантом (одно из уважительных прозвищ правителя Сихтэи)», – признался я.

«Говорить тебе придется в дальнейшем много, – успокоил меня Инсанг. – Привыкай. Веди себя по-иному, чем при первой беседе, после которой тебя упрятали в Оэран. Ты взрослый мужчина, а не больной лаэс, к тому же еще и наркоман. Еще немного и ты будешь готов, заметь, по своему желанию, возглавить армию, чтобы разобраться с Игулом. Не пытайся врать, что-то скрывать. Веди себя естественно. Тебе объективно нужен еще год, может, полтора, чтобы ощутить силу и подготовиться. Упирай на то, что поспешность в решениях и в действиях приводит к проигрышу, а ты этого не хочешь. Ты стремишься к тому, чтобы выполнить задание, покорить интов и распространить власть сэдаров на природную зону. Этолай должен быть включен в состав Сихтэи на правах отдельной области. Несогласные должны умереть вместе с семьями и отпрысками. При этом обязано соблюдаться правило: хорошие илахоцы – мертвые илахоцы. Кто не успел убежать и скрыться, тот будет уничтожен».

«И это говоришь мне ты?»

«Тебе важно показать отцу, что ты почти что согласился с его такими намерениями».

«Но инты, илахоцы тоже лаэсы. Их за что?»

«За то, что думают по-другому и мешают тэкваргу. А то ты не знал…».

«Отец чудовище. Зэак оду черарг имонг (дракон, пожирающий сам себя)».

«И что из этого? Он так привык жить. Ты его не изменишь. Он лишь реализует замысел, не больше».

«Да кому нужен такой замысел!» – возмутился я.

«Тебе сейчас, какая разница? Когда выберешься, у тебя будет возможность с этим разобраться. Оставь свои возмущения и негодования при себе. Чем больше ты проявляешь эмоций, несогласия и непокорности – тем больше, в конечном счете, работаешь на отца, на онгов (магов) и тем ты слабее и уязвимее. Что толку от твоего несогласия? Во что преобразуется твое возмущение? В пустышку и в твою слабость. Хочешь сражаться и с оружием в руках доказать свою правоту – вначале выберись отсюда».

Возразить Инсангу мне было нечего. Его аргументы были точны и исчерпывающи. Я же вел себя, как несформировавшийся подросток.

«Нашло на меня что-то», – разъяснил себе и Инсангу я свое поведение.

«У тебя нет твердых убеждений, как жить и что делать в жизни. Для того чтобы их обрести, потребуются даже не годы, а десятилетия и столетия, но вначале тебе нужно для того, чтобы ты мог начать становиться собой, покинуть Фаэю. Для этого в данный момент все средства хороши».

Многое тогда Инсанг мне не говорил. Все-таки мне надо было пройти должную школу. Сын правителя слишком мало сталкивался с реальной жизнью, витал в облаках, замотавшись в покрывало иллюзии. Я не видел мира, не знал реалий. Врожденное чувство справедливости, время от времени пробуждавшееся во мне, приводило лишь к ухудшению положения дел. Я не владел собой на должном уровне, не был выдержан. Всему этому еще предстояло научиться.

Меня же ждала беседа с отцом. От ее исхода очень многое зависело. Это я отчетливо понимал и чувствовал. Впервые тогда я начал играть роль блудного, но исправляющегося сына, чем, не скрою, порадовал отца, но не его помощника – Ловиуца. Бывший воцелл слишком хорошо разбирался в лаэсах и в их побуждениях, чтобы я смог его обмануть. Именно Ловиуц, которого я был вынужден признать своим наставником, едва не воспрепятствовал моему побегу.

Как я позже понял, нет ничего хуже, чем воцелл, ставший магом, который знает кухню мастеров изнутри. Если бы не предательство в рядах воцеллов, наша цивилизация не подошла бы к опасной черте, не погиб в будущем Фаэтон, многого бы не произошло. Но, опять-таки, слишком много «если». В конце жизни все чаще ловлю себя на мысли о том, что многого не сделал, что, знай я, что будет, то обязательно бы учел это и поступил бы по-другому. Не так я представлял себе будущее нашей цивилизации.

Да, еще недавно я возглавлял Совет Фаэтона, еще недавно правители ацалов (стран и отдельных зон), прислушиваясь к моему слову, делали все так, как и надлежит делать в соответствии с законами и со сводом правил Лючина, поправки к которому были отменены. Можно радоваться, глядя на пройденный путь и на достижения, но меня печалит будущее. Слишком отчетливо знаю я, что будет вскоре после моей смерти.

Хуже всего то, что следующее воплощение, а я его готовлю, не сможет выполнить то, что следует в ухудшающихся условиях проживания на Фаэтоне. И в данном случае излишен ответ на вопрос: почему так? Я дам ответ на него развернутым повествованием на страницах десятков книг, по желанию потомков, естественно. Ведь я записал всю историю своей достаточно продолжительной жизни. А скитаться мне пришлось вдоволь, прежде чем ответить себе на вопросы: кто я, кем мне необходимо быть и что делать, чтобы Фаэтон и цивилизация прямоходящих существ на нем не сошли в бездну.

Я смог добиться некоторой отсрочки. Речь идет, в конечном счете, о миллионах лет, что само по себе немало, но я не смог остановить нисходящие процессы, протекающие в материи на всех планах и уровнях Фаэтона, бескрайнего космоса, в котором существует планета. Но, если не смог я, то это, как я вижу, смогут сделать потомки, живущие на Земле. Для них мои записки. В них я рассказываю отчасти историю нашей цивилизации.

Как и было оговорено, в положенное время я прибыл во дворец к отцу. Меня провели, как и прежде, в Оцвилум. Поднявшись на лифте в Сакоэй – сферу, располагавшуюся на самом верху Оцвилума, я, наконец, вошел в один из залов. Его больше всего любил отец. Здесь он принимал самые важные решения, размышлял о жизни и предавался философским беседам.

Когда створки, закрывающие вход в зал, разошлись в стороны, я прошел внутрь. Отец уже ждал меня. Одет он был предельно просто. Синрай (верхняя одежда, чем-то похожая на сюртук) удобно сидел на нем и был подпоясан широким поясом. Слегка широкие штаны доходили до голеностопного сустава. Койты (обувь, схожая с туфлями-мокасинами) на ногах подчеркивали, что здесь Вахутирн чувствовал себя, как дома. В целом его наряд был больше домашним, чем официальным. Отец, как обычно, пока ожидал меня, рассматривал город и открывающиеся с высоты красоты. Столица отсюда представала во всем своем великолепии.

Обернувшись на звук шагов и оторвавшись от созерцания пейзажей, отец при виде меня изобразил на лице улыбку.

– Ты повзрослел и возмужал, – были первые его слова.

– У меня были подходящие учителя, – слегка наклонив голову, уведомил я.

– Похвально, что ты отмечаешь заслуги учителей. Как я понимаю, преимущественно Эльсуна?

– Ницаг не учил, а калечил меня.

– Он получил по заслугам. Я даже рад, что так произошло. Ты показал, на что способен потомок славного и древнего рода.

– Я всего лишь учусь. Могу больше. Мне нужно время.

– Время нужно всем, но не всегда оно есть, – вздохнув и сложив руки за спиной, поразмыслил вслух отец.

Он был склонен к философской беседе.

– Садись, поговорим, – жестом указал Вахутирн на ложе.

– Лучше, если я постою. Все-таки шатерн (роскошное ложе) больше располагает к иному времяпрепровождению…

– Да, ты изменился. Знаешь, зачем я тебя позвал?

– Только лишь предполагаю.

– Готов услышать твое предположение.

– Думается, ты хочешь поручить мне что-то важное.

– В чем-то ты прав, – отозвался отец.

На месте он не стал стоять, а начал прохаживаться мимо меня, о чем-то размышляя. Что-то тревожило Вахутирна. Внезапно, остановившись напротив меня, отец произнес:

– Хотел поговорить с тобой о важных делах. Ты мне нужен и не только мне…

Я молчал.

– Сихтэе и сэдарам нужен мужчина-воин, который разберется с валбами и интами. Как я вижу, ты вскоре будешь готов это сделать. Скажи мне, только честно, видишь ли ты для себя такую судьбу?

Выдержав некоторую паузу, я ответил положительно. Отец спокойно воспринял мои слова. Какое-то время он молчал, а потом с его губ слетели следующие слова:

– Если ты говоришь правду – это похвально, если нет, – обман все равно вскроется.

– У меня нет какого-то особого желания разбираться с нашими врагами. Мне лучше жить так, как я жил. Я хотел бы покинуть Оэран и жить, как прежде…

– Этого пока не произойдет. Ты должен пройти все, что следует для подготовки. Будешь не только грицархом (воин младшего звена управления), но и полководцем. Под твоим командованием будут десятки тысяч воинов, готовых по первому зову выполнить приказ.

В глубине естества отлегло. Покидать Оэран я не хотел, но Инсанг настоял на том, чтобы я работал на упреждение и заявил при удобном случае в завуалированной форме отцу о своем желании перейти жить в привычные мне условия. Ход сработал.

– Не останавливаются на половине дороги, – продолжил высказываться отец. – Ты должен стать воином. Как думаешь, сколько тебе еще нужно для этого?

– Год, – не колеблясь, произнес я.

– У тебя полгода и возможность самому выбрать себе одного учителя.

– Почему одного?

Легкое недоумение читалось на моем лице.

– Другого наставника выбрал для тебя я сам. И это мое решение обжалованию не подлежит.

– Кто он?

В следующую секунду в воздухе передо мной возникло точное голограммное изображение Ловиуца и начало медленно вращаться вокруг своей оси, чтобы я его хорошенько рассмотрел.

– Лицо мне знакомое. Он воцелл?

– Бывший, – уточнил отец. – Это то, что тебе нужно. Ловиуц вскоре переедет к тебе поближе в Оэран. Вместе с ним будете заниматься.

Чего-чего, а этого мне точно не хотелось.

– А без этого нельзя?

– Ты же должен обтесаться и мудрости набраться. Ловиуц умен. Его помощники, Зуглай и Целин, помогут тебе.

– Был Ницаг, теперь Ловиуц. Зачем тогда мне еще учитель?

– Ловиуц будет с тобой заниматься, как с моим сыном, преимущественно интеллектуальной работой, а тот, кого выберешь ты из кандидатур тебе известных, займется больше твоей физической подготовкой.

И тут я все понял. Меня будет обрабатывать Ловиуц. «И это тебе, Тэатан, не прямолинейный Ницаг, который рубит с плеча», – подумалось мне.

«Нехотя соглашайся», – прозвучала в голове подсказка Инсанга.

Я так и сделал, слегка сопротивляясь для виду, вяло убеждая отца, что справлюсь и без Ловиуца. Взамен этого я вновь настоял на том, чтобы Женарт, Паис и Као Ван были моими друзьями и помощниками. Отец согласился, слегка пожурив меня за то, что я выбрал общение с уборщиками, лаэсами из низшей касты. Я же в ответ сказал, что все равно никто из моих бывших друзей и знакомых не захочет и не будет вместе со мной выполнять упражнения. Возразить отцу было нечего. Он согласился. Да и чего было отказываться? Шла игра очень тонкая и на полутонах. Я не был специалистом в ней, делал только лишь первые шаги, но, как потом оказалось, весьма удачно.

Как-то само собой и незаметно мы разговорились. Отец ни с того ни с сего на первый взгляд начал меня расспрашивать о ситуации, о том, что я думаю по поводу представителей разных групп населения. Я отвечал подчас жестко и нелицеприятно для них. Выделил из всех жителей я только лишь воинов и интеллектуалов-ошей. Остальных я назвал презренным рабами, влачащими жалкое и полуживотное проживание. Вахутирн спокойно воспринял мои слова, но внутри, что я отметил, он остался довольным.

Интов, валбов и бларгов (мастера 4-5-6 ступени посвящения) я тоже заклеймил, назвав их грязью и мусором, который надо убрать как можно быстрее с планеты. Отцу понравились мои слова. Он даже слегка для виду разоткровенничался, начал называть вещи своими именами. Наша беседа тогда была беседой двух друзей, делающих одно дело. Я слушал себя и удивлялся, как это у меня все так легко выходило. Я даже заверил отца, что, если мне удастся разобраться с Игулом, то я хотел бы получить в управление сразу несколько областей. Вахутирн, не моргнув глазом, согласился. При этом отец пообещал, что даст мне выбрать самые процветающие области Сихтэи, если это случится. Обещать, я вам скажу, не тяжелые снаряды передвигать, напрягая мышцы. В общем, мы расстались, довольные собой и друг другом. Так мне показалось. Я отправился в Оэран, а отец сразу ж вызвал к себе Нагриха и Ловиуца. Их беседу я также вкратце привожу.

Взглянув на советников, Вахутирн спросил:

– Что думаете по поводу беседы? Сын, как я вижу, изменился, но думается мне, что во многом он поменял тактику и притворяется, высказываясь о наших врагах.

– Как бы это ни было, но сдвиги есть, – высказал мысль Нагрих.

– Твой сын играет, – убеждено заявил Ловиуц. – И в данном случае меня волнует один вопрос: кто и как ему помогает. Не может урчай сам в таком возрасте так искусно играть партию без опытных советчиков. Надо выяснить, кто они.

– Тебе будут даны широчайшие полномочия для этого. Если дело обстоит так, как ты говоришь, для нас это еще лучше. Надо только лишь сменить вектор направленности.

– Мне нужно будет просканировать и изучить его сны, а также деятельность в бодрствующем состоянии. Больше всего меня интересуют его мысленные беседы, то, с кем он общается.

– Эта информация будет тебе предоставлена, – пообещал Вахутирн.

– Ты просматривал ее? Там есть что-то интересное?

– Почти ничего, – сознался отец.

– Значит, – сделал вывод Ловиуц, – это не то, что нам нужно.

– Копай. Все предоставляю для этого.

Ловиуц слега заметно наклонил голову.

– Игра становится все интереснее, – заметил Нагрих.

– Ты, я надеюсь, на нашей стороне? – поинтересовался Вахутирн.

Его вопрос поколебал Нагриха, хотя виду он не подал.

– А есть какие-то сомнения в том, что это не так?

– До меня дошли сведения, что ты связан с Эльсуном и работаешь на его стороне, – решил открыть карты Вахутирн.

Скрывать, что это так, было бы неверным в данной ситуации, поэтому Нагрих, нисколько не смущаясь, ответил:

– Да, это так. Я не только помог бежать семье Эльсуна из Фаэи, но и пообещал позаботиться о Тэатане. Эльсун также просил, чтобы я помог ему бежать из Фаэи, но, как я вижу, в этом нет необходимости.

– Пообещай мне, что не будешь больше делать то, о чем тебе намекал, говорил или просил Эльсун, – тихо произнес Вахутирн, искоса поглядывая на советника.

– Эср цу оклиум (Даю честное слово), клянусь, – добавил Нагрих.

– Черз оцар виг суатил ммаанфериурм (Ничто так не радует, как искренние слова друзей), – процитировал Вахутирн слова одного из мудрецов. – Смотри, не ошибись. Ошибки порой дорого стоят. Хоть ты и помог мне справиться с чеиками (представители спецслужб), Дзургом, Ироханом и другими, этого совсем недостаточно, чтобы не впасть в немилость…

– Мне дважды объяснять ничего не нужно.

– Значит, мы поняли друг друга. Не помогай Тэатану, если он обратится. В таком случае наши с тобой отношения останутся неизменными.

Нагрих едва заметно наклонил голову, соглашаясь.

Еще немного побеседовав, Вахутирн не стал больше задерживать советников. Когда они ушли он какое-то время размышлял, а потом позвал Свицеллу. Когда начальник его личной охраны пришел, Вахутирн, взглянув на него, произнес:

– Проследишь за Нагрихом. Не нравится он мне. Если будут свидетельства двойной игры – сразу представишь мне их. Только так, чтобы твоих помощников не уличили.

Свицелла едва заметно наклонил голову, соглашаясь.

– И еще, надо бы и за Ловиуцем присмотреть… Только грамотно. Бывший воцелл все-таки.

– Только собирать информацию? – уточнил Свицелла.

– Да, кто у тебя отвечает за слежку и ведение?

– Цэнал.

– Пришлешь сейчас же его ко мне. Надо будет всерьез взяться за дело. Мне нужна личная служба, которая будет вести наблюдение и, если надо, предпринимать действия против моих личных врагов.

Отпустив начальника охраны, Вахутирн в одиночестве предался размышлениям. Он чувствовал, что приближается решительный момент.

«Неужели, – думал Вахутирн, – дело с Тэатаном принимает нужный оборот? Если так, то можно не сразу его устранять после того, как он справится с Игулом. Сын все-таки. С другой стороны – еще неизвестно, как все сложится. Три года, а какой результат. Эльсун все же мастер своего дела. Ушел он, конечно, в Ваицилн. Куда же еще бежать, но почему предупредил? Не хотел, чтобы престол захватили чеики и сделали кого-то из двойников правителем, став править через него? Вроде все верно и логично, но что-то не совсем так, как мне кажется, не совсем».

Не любил тэкварг неразгаданных загадок, а именно это в случае с Эльсуном и произошло. Многое бы дал Вахутирн, чтобы узнать подоплеку и причины такого поступка со стороны Эльсуна, чувствовал, что было еще что-то, почему ему помогли. Также уже тогда решил отец разобраться и с Нагрихом, который, как ему показалось, обрел слишком большое влияние при дворе. Этого тэкварг точно не любил. Рассуждал он логично: что мешает Нагриху, точно так же, как Ирохану и Дзургу, подсесть его? Ничего.

Так считал тэкварг. Дело в том, что он мыслил в рамках, свойственных правителю. Нагрих-то на самом деле не хотел большей власти. Его вполне удовлетворяло сложившееся положение. Эльсун в беседе предупредил намеком Нагриха о том, что он может быть следующим, кто попадет в немилость к Вахутирну. Но предупреждение предупреждением, а что можно сделать для того, чтобы не попасть в немилость? Нагрих тогда над этим вопросом не слишком задумывался.

Вопросов, над которыми следовало поразмыслить, у тэкварга было много. Я же оставлю Вахутирна предаваться размышлениям, перенеся внимание потомков на Эльсуна и на то, чем занимался учитель в пригороде катра Ваицилн. Эльсун все делал для того, чтобы помочь мне выбраться из Фаэи до того времени, пока меня не переделают. Он быстро понял, что Нагрих не будет мне помогать в связи с изменившимися обстоятельствами, поэтому решил задействовать прежние связи.

Был у Эльсуна друг, проживавший в пригороде Ваицилна. Звали его Айма Угваот, но инты звали Айму Моаталом или Моа, что означало – вездесущий и всевидящий, наделенный силой лесной житель. Именно к нему направился Эльсун после беседы с Цусом, отметив для себя, что за ним уже следят.

«Цус, друг тоже мне. Ищеек приставил и думает, что я их не замечу, – размышлял про себя Эльсун. – И чем, интересно, Ваицилн для меня отличается от Фаэи? Получается, ничем. Хорошо еще, что Цус не стал ограничивать мою свободу до выяснения всех обстоятельств моего появления в здешних местах. А что ему мешает это сделать сегодня или завтра? Ничего, – сам себе ответил Эльсун. – Придется тебе Эль, исчезнуть на время. А что делать, если будут прижимать?»

Рассуждая так, Эльсун покинул пригород Ваицилна, выйдя за укрепленные стены, и исчез в зелени пилга (девственный тропический лес на Фаэтоне). Здесь шансов за ним проследить у агентов, приставленных Цусом, не было. Эльсун применил один из своих фокусов, а он долгое время был проводником в пилге, который позволил ему без хвоста прибыть на место к давнему другу.

Эльсун обошел ловушки, расставленные Моаталом в лесу на подходе к жилищу непрошеным гостям, и вышел к нескольким домам, притаившимся за укрепленной стеной, окружавшей небольшое поселение. Он бы мог и дальше скрывать свое присутствие, даже попробовать пробраться и войти незамеченным за стены, но поступать таким образом не стал.

Моатал был одновременно и гидом-проводником по пилгу, поддерживающим дружбу с самыми различными племенами илахоцев и разведчиком интов, и лицом, пользовавшимся большим доверием исуцина (правителя округа) Эфарола. Дело в том, что местность вокруг катра Ваицилн была разбита на восемь округов, примыкавших к катру. И в каждом округе был свой правитель. На эту должность Игул назначал своим решением помощников и лаэсов, которым доверял. Эфарол был одним из доверенных лиц Игула и еще ни разу за несколько столетий совместной работы его не подводил, хотя за это время происходили самые разнообразные события. Пилг видел разное: и наступление понров (кадровые войска), и стихийные бедствия, когда лес превращался в одно большое болото, и применение сверхмощного оружия, уничтожавшего все живое. Многое менялось, но не отношение к Моаталу со стороны Эфарола.

Моатал входил в десятку самых ближайших товарищей и сподвижников Эфарола, хотя виделись эти две особы редко. Моатал также был другом и побратимом Эльсуна, хотя был моложе его примерно на сто лет. Однако в пилге такие мелочи, как возраст, быстро стираются. То, что за прожитые годы жизнь изрядно потрепала Моатала, можно было не сомневаться, особенно в условиях непрекращающихся боевых действий между интами и понрами, которые, особенно в двести последних лет, с того времени, как Вахутирн стал тэкваргом, только лишь усиливались.

Поэтому, как только Моаталу доложили, что к тэйну (фактория, небольшое поселение) приближается незнакомец, обходящий ловушки, нечто похожее на усмешку появилось на лице энлага (проводник-разведчик в пилге). Можно было попытаться схватить незнакомца. Группа прикрытия тэйна могла это сделать, но каким-то шестым чувство Моатал понял, что к тэйну приближается не враг. Когда же на экранах высветились фигура, а потом и лицо незнакомого мужчины, то на лице Моатала и вовсе появилась усмешка, которая, впрочем, сразу же пропала.

Так что Эльсун без проблем и сразу прошел внутрь тэйна через главные ворота, подвергнувшись процедуре усиленного сканирования. Ничего необычно замечено не было. Оружие в счет не шло. Без него по пилгу не ходили. Хвоста за путником тоже не было.

Беседа, которая произошла между Моаталом и Эльсуном, прольет некоторый свет на то, каким образом Эль решил мне помочь бежать. Давние друзья, оставшись наедине, после слов приветствия не спешили обниматься и бурных восторгов по поводу встречи не проявляли, лишь внимательно присматривались друг к другу, отмечая самые незначительные изменения.

– Давно тебя не было в наших краях, – после длительной паузы отозвался Моа. – Говорят, ты стал агентом, обучал их, как интов лучше достать…

– Было и такое, – слегка усмехнулся Эльсун.

– Хоть ты и на чеиков работал, похоже, агентом ты не стал. Пахнет от тебя, правда, некоторой гнилостью, как будто залежался где-то, но это пройдет. Давно в Ваицилн прибыл?

– Уже несколько дней, как прошло, – не стал скрывать время прибытия Эльсун.

– Чем думаешь заняться? Если ко мне пришел, значит, я тебе нужен…

– Дело есть к тебе.

– Дел с бывшими агентами у меня не было и быть не может, разве что, – Моатал слегка усмехнулся, – они работают на нашей стороне.

– Хочешь меня проверить? Я готов.

– Проверка такого, как ты, все равно ничего на первых порах не даст, – поразмыслил вслух Моа. – Если тебя перевербовали, то это умело скрыли. Если же ты действительно не работаешь на чеиков, то ты чист, настолько, насколько можно таким быть в Фаэе. Лоск на тебе столичный. Понимаю, что без этого – никак.

– Царг мосило нежтай цварг (примерно то же самое, что и с волками жить – по волчьи выть).

– Так-то оно так, но ты вернулся к интам. Здесь тебе точно не рады. Хорошо, что хоть хвоста за собой не привел. Еще ходить по пилгу не разучился.

– Свои следят. Цус, как и ты, не верит, что я не играю за чеиков или еще на кого-то.

– Цус силу набрал. Он – один из ближайших помощников Игула и Васурая.

– Цус не захотел мне встречу с Игулом устроить. Боится, что я его устраню.

– Его понять можно. Рассказывай, зачем пришел. Вижу, что за помощью.

Эльсун вдохнул, медленно выдохнул, провел ладонью по лицу, повел плечами, словно освобождаясь от невидимого груза, и начал рассказ. Говорил он долго. Когда закончил, в помещении, где происходила беседа, на некоторое время установилась тишина. Ее нарушил голос Моатала:

– Если дело обстоит так, как ты говоришь, тогда надо помочь Тэатану немедленно. Гарантий, как я понимаю, иных у тебя нет?…

– Кроме моего прихода сюда. Сейчас тебе покажу, как он расправился с Ницагом.

В воздухе после слов Эльсуна возникло в кубе объемное изображение поединка. Какое-то время Моатал смотрел на него, а потом произнес:

– Как для Тэатана – это слишком много, а для Эосая – в самый раз. Если он станет врагом Игулу, возможно, что угодно. Ты Цусу это говорил?

– Он меня не слышит, видит во мне агента.

– Хотя с другой стороны тут надо действовать гибко и тонко. Я бы на месте Тэатана согласился бы временно сотрудничать с Вахутирном. Так лучше будет для него.

– Надеюсь, что он, это понимая, так и поступит.

– Но в любом случае его без наставника не оставят… Кто следующим будет после Ницага?

– Вахутирн передаст сына в руки кого-то из бывших воцеллов, ставших онгами. Это опаснее всего. Бывший мастер знает, что надо делать, чтобы воспитать в ученике нужные ему чувства. Поэтому необходимо поторопиться…

– Спешка губит результат. Ты это прекрасно знаешь. Да, Ницагу не повезло. Теперь он думает: лучше было не слушать Дзурга и не браться за воспитание Тэатана или умереть на месте. Хуже всего, когда на тебя с усмешкой посматривают прежние друзья и знакомые, поминая, как ты пал от удара мальчишки, бывшего наркомана и любителя праздно провести время. Я бы не поверил, что Тэа на такое способен, если бы мне раньше сказали, что такое может произойти.

– Если честно, я тоже на это не рассчитывал. Надо предельно четко в каждый момент времени проводить действия, тренируя ум, разум и сознание, даже имея подсказчика, чтобы добиться должного результата.

– Тэатану помогает Эосай, – убежденно отметил Моатал.

– Нам нужно вытянуть его оттуда как можно быстрее. У меня нет связей, а те, которые есть – просматриваются и под контролем чеиков…

– Придется тебе пройти вначале проверку. Ты уже не обессудь. Таковы правила. Потом поговорим.

– Сколько времени займет проверка?

– Этот и следующий день. Отдыхай пока.

Через день в этой же комнате вновь встретились Моатал и Эльсун. Хозяин, слегка щурясь на гостя, какое-то время молчал, а потом произнес:

– В тебе очень мало контролей и чипов. Жить относительно свободным в Фаэе невозможно. Не могу понять, как у тебя это получилось?

– Я кое-что знаю. В принципе, можно жить где угодно припеваючи, если владеешь некоторыми методами и средствами…

– Сил в тебе меньше стало, и они загрязнились.

– Не отрицаю. Таковы условия, в которых я жил.

– Психика ослабла. Налицо ухудшение состояния дел всего организма, а также обработка сознания излучением, подавляющим волю.

– Ты забываешь, с кем я работал и где жил.

– Как это тебя не «подковали» (не поставили в голову биочипы и платы, управляющие сознанием), не могу понять? Так, что-то есть, но это – больше маскировка.

– Надо же от остальных не слишком отличаться.

– Биочипы, улаги (разновидность жучков) и платы из тебя выковыряли. Голова не болит? Тело не ломит, не зажимает?

– Нормально. Есть некоторые побочные эффекты, но это не помешает мне услышать тебя. Больше мне обратиться не к кому.

– А Зифиц, Туцай?

– А то ты не знаешь, что с ними. Цусу сразу доложат, так мол и так.

– Я тоже могу.

– Не в твоих интересах. К тому же, как я чувствую, Цус начал вести свою игру.

– Как узнал? Догадался?

– Ты забыл о том, кто меня учил, где я стажировался и жил долгое время…

– Пройдет несколько лет, прежде чем ты выхаркаешь из себя полностью агента.

– Ты мне поможешь?

Моатал слабо усмехнулся.

– А если Тэатан не захочет уйти? Его что тогда, принудительно вывозить?

– Захочет, была бы возможность.

– Я помогу, но ты не будешь знать как.

Эльсун задумался. Он долгое время молчал, взвешивая «за» и «против», а потом откликнулся:

– Выбора у меня все равно иного нет. Только знай: от тебя зависит судьба Фаэтона.

– Так уже и судьба, – усмехнулся Моатал.

– Я похож на шутника?

– Да вроде нет.

– Только не затягивай.

– Меры уже приняты. Кто надо, тот оповещен. Так что не беспокойся.

– В какие сроки планируешь его вытащить?

– В кратчайшие. Не пройдет и двух васикров (двадцать четыре дня), как Тэа будет в пилге.

– А еще быстрее получится? – спросил Эльсун, понимая, что быстрее вызволить меня невозможно.

– Посмотрим, как сложатся события. Я что, не заинтересован? Да еще больше тебя.

– Тогда я спокоен.

– Что дальше делать собираешься и где жить? Говорят, что в Ваицилн ты семью не перевел…

– Слишком опасно. Много агентов. Могут достать.

– Живи у меня. Место есть. Дело тебе найдем. Восстановишься, снова вспомнишь, что такое пилг.

– Пожалуй, я приму твое предложение. Не боишься, что из-за меня у тебя будут проблемы?

– У меня их и без тебя хватает. Тебя не сдам.

– Тогда договорились.

Так Эльсун остался жить у Моатала, что было для него едва ли не лучшим выходом из ситуации. Цус же тогда на некоторое время потерял его из виду. Он сразу смекнул, что Эльсун подался к кому-то из давних друзей, но все они на вопросы помощников Цуса отвечали однозначно: не видели, не знаем, не приходил. Что тут было делать? Эльсун был очень важен для Цуса. Поэтому он лично наведался по очереди ко всем тем, у кого мог находиться Эльсун. Беседы ему точно ничего не прояснили, а информации о том, что кто-то из посторонних приходил в тэйны, не было. Естественно, что Моатал подстраховался на тот случай, если кто-то захочет просмотреть информацию о посещении поселения.

Жили в тэйне несколько семей и отдельные воины. Под руководством дзада (старосты) находился отряд в сотню воинов. Еще вдвое больше воинов по первому зову Моатала готовы были стать в строй через несколько часов. Моатал был одним из самых умелых и опытных тоцигов (командиров) в пилге. Спорить с ним, высказывать ему претензии было бы глупо и недальновидно. Поэтому в беседе Цус только лишь по-дружески посоветовал Моаталу, если вдруг Эльсун объявиться, сразу же уведомить его. На это предложение Моатал отреагировал незамедлительно, сказав, что делать этого не будет, поскольку не обязан и не считает нужным заниматься доносительством на давнего друга. Убедить Моатала в том, что, возможно, Эльсун попал под чеиков, Цусу не удалось. Моатал сразу поинтересовался доказательствами, а их у Цуса не было. Пришлось, что называется, получив от ворот поворот, Цусу возвращаться ни с чем. Агентов среди помощников Моатала у него не было.

Пока такие события проходили в пилге, в окрестностях катра Ваицилн, мне был представлен новый учитель. Ловиуц произвел на меня впечатление. Он умел многое, видел мои действия наперед, но по большей части не вмешивался и не указывал, что мне делать, а что нет. Чем-то он был по манере поведения похож на Эльсуна, но в отличие от него у Ловиуца чувствовался какой-то надлом, было то, что он скрывал. Может, и у Эльсуна тоже было не все в порядке, но от него таких энергий упадничества и сдачи позиций не исходило. Ловиуц производил на меня какое-то странное впечатление. Я чувствовал, что он находится на последней стадии некоей неизвестной мне болезни. Какие-то тоскливость и сожаление по утраченной свободе или еще чему-то то и дело проскакивали в нем.

Тем не менее, бывший воцелл очень многое умел, пытаясь этим привлечь к себе мое внимание. Он, чего не было с Эльсуном, начал приходить ко мне во снах. Мы с ним вели умные беседы, но потом я решил с ним дело во сне не иметь. Не был уверен, что это он, да и несколько странными мне казались такие беседы. В них Ловиуц или кто-то под его видом выспрашивал у меня о связях с Эльсуном и не только.

Я сразу же понял, что Ловиуц захочет выведать мой секрет о том, как я готовился к поединку, но он очень умело задавал мне вопросы. Упрекнуть его в том, что его интересует именно это, до некоторого времени было сложно. Ловиуц хотел, было, переехать в Оэран, чтобы быть неотлучно при мне, но я воспротивился, прямо сказал ему, что не хочу его присутствия. Ловиуц тогда, усмехнувшись, предложил:

– Я предоставлю тебе некоторую свободу, но в обмен за услуги…

– Какие? – сразу же поинтересовался я.

– Мы с тобой в обязательном порядке будем беседовать один, реже два раза в день. Иногда будем делать перерыв. Я кое-что расскажу тебе об интах, валбах и не только. Все-таки я еще недавно был одним из них. Не хочу, чтобы у тебя возникло какое-либо предвзятое к ним чувство. Инты – враги не только Вахутирна, но и всех тех лаэсов, которые хотят расширить окультуренную зону. Атшеты (окультуренные зоны) в любом случае будут расширены за счет пилга. Это – требование времени, а не чьи-то прихоти. Фаэтон может, если площадь атшетов расширится, прокормить без напряжения впятеро больше населения. Мы сможем получить доступ к ископаемым, которые так необходимы нашей цивилизации. Запасы, оставшиеся от прошлых цивилизаций, исчерпаны. Приходит время уточнить заветы предков. Поэтому свод Лючина в данных условиях только лишь сдерживает прогресс. Я многое тебе поясню в беседах.

Пришлось согласиться. К тому же Инсанг не был против. Когда я остался сам, в голове возникал мысль:

«И как тебе Ловиуц?»

«Хитер, расчетлив и умен».

«Это тебе не прямолинейный Ницаг. Да и Вахутирн стал действовать тоньше и хитрее. Произвел ты на всех впечатление».

«Я чувствую, что мне все тяжелее дышать. Такое ощущение, что круг сужается, что кто-то или что-то незаметно для меня придвигается все ближе, чтобы нанести решающий удар. Не знаю, что мне делать».

«Играть роль, которую ты на себя взял».

«Я в нее так войду, что, когда придет время, придется отвыкать».

«Выхода иного я для тебя не вижу. Если ты нащупываешь его, поделись. Может, ты нашел то, мимо чего прошел я…».

«Это вряд ли. Что меня все больше беспокоит, так это то, что я снова, как прежде, начинаю впадать в тягучие и пассивные состояния, в которых мне ничего не хочется. Твердо знаю одно: так быть не должно».

«Это последствия скрытой работы по тебе через сон. Нужно, чтобы ты усилием воли освежил действие таблетки, которую тебе дал Эльсун».

«А она была? Не помню».

«Проявляй к этому волю, смотри, как это происходит внутри тебя. Иных способов нет, и не предвидится».

«Моя воля очень слаба», – резюмировал я после попыток.

«А почему ты решил, что она должна быть сильной, если ты ее никогда не проявлял? Делай, что можешь. Вслед за началом, которое положено, будет продолжение».

Мне ничего не оставалось, как последовать совету Инсанга. С удивлением я начал замечать, что, по всей видимости, даже мои скромные усилия дают результат. Я стал живее и энергичнее, перестал спать на ходу, а прошло всего лишь несколько дней с того момента, как я время от времени повторял попытки.

Еще, что начало меня беспокоить, так это возрастающее желание вновь приобщиться к наркотикам. В последний год, когда я занимался с Эльсуном, это желание исчезло. Сейчас же оно вернулось ко мне с новой силой. Я, естественно, сразу же уведомил об этом Инсанга. Он, впрочем, знал, что со мной происходит. В мысленной беседе Инсанг сообщил, что это – работа чеиков. «Упомяни об этом, только невзначай, при Ловиуце. Посмотрим, как он отреагирует», – посоветовал Инсанг. Так я и сделал: выбрав момент, сообщил Ловиуцу о том, что меня тревожит. Наставник не удивился, пообещал разобраться. Потом оказалось, что Ловиуц действительно не давал такой команды, как и Вахутирн. Следовательно, это делали лица, неизвестные мне.

Ловиуц, что надо отметить, сразу же переговорил по этому поводу с Вахутирном, предупредив его о том, что против меня работают заинтересованные лица, о которых он не знает. Вахутирн пообещал разобраться. Отец также заверил Ловиуца, что не давал команды кому-то еще по мне работать. И тут вскрылся тот простой факт, что чеики, несмотря на то, что службу начали реформировать, делали все, что хотели. Вахутирн тогда особенно отчетливо ощутил, что принятые им меры для справления с произволом чеиков явно недостаточны. Дальше он пойти пока не мог. Требовались лаэсы, которые бы были на уровне подготовлены, чтобы разобраться с чеиками, которые нашли, как оказалось потом, другого хозяина. Им оказался магистр ордена таэгов – Квитай. Его вотчиной был ацал Тураг, граничивший с Сихтэей, но и в Сихтэе у этого ордена было много сторонников.

Квитай приютил у себя Дзурга и Ирохана, которым пришлось бежать, но это на самом деле мало что изменило в раскладе сил в Фаэе. Ведь не у одного только Вахутирна были точные двойники. Точно так же по два имели Дзург и Ирохан. Правда, в событиях они потеряли по одной из своих точных генетических копий, но кто же обращает внимание на такие пустяки? Да, отец на базе преданных ему толцеунов начал создавать организацию, которая должна была заменить чеиков, но она пока что не имела той силы, связей и влияния, которой пользовались агенты. Требовались годы, чтобы получить нужный результат. К тому же у чеиков все было прикормлено на местах. Это очень мешало искоренению их влияния. По сути, служба стала этаким государством в государстве. Ее ведущие лица проводили свою политику, иногда отличную от той, которой придерживался Вахутирн. Так что ситуация в Фаэе была сложной.

Я же в конечном счете также определился с новым учителем, выбрав Арасима Уйцу. Его посоветовали мне Женарт и Паис, которые снова помогали мне. Отец дал свое согласие, чтобы они меня сопровождали. Осталось после моего решения дело за малым: Арасим должен был согласиться. Я, не скрою, несколько волновался, когда высказал свое предложение. Арасим, подумав, не отказал. Какое-то время я обучался под его руководством. Поразмыслив, Арасим предложил мне воспользоваться услугами его первого ученика. Я согласился.

Юрзай жил в Оэране, как и я, тренировал группу и мог присматривать и за мной. Так что с некоторого времени я тренировался что в его группе, что сам по личной программе. Ее для себя я составил вместе с Инсангом. Надо отметить, что эта программа была достаточно гибка, учитывала все возможные варианты и не мешала мне жить, с одной стороны, не требуя, чтобы я неукоснительно в определенное время выполнял упражнения или процедуры. С другой стороны, она предписывала мне отводить определенное время для интеллектуальной и осмыслительной работы.

Я так же, как и раньше, один, чаще два раза утром и вечером в обязательном порядке купался и проводил время, тренируясь с маншельгами (ракушки больших размеров). Я так успел привыкнуть к ним, что здоровался, когда подходил к месту, где они грелись на солнышке, знал имя каждого из них, слушал их песню – песню безбрежного океана, песню жизни и торжества бытия. Вот только по мере того, как я становился чувствительнее, я стал улавливать в песнях маншельгов некоторую грусть и ранее незаметное для меня увядание, как будто они сожалели о том, что когда-то Мириум (Мировой океан на Фаэтоне) был еще более наполнен силой и жизнью.

Вода-вода, – ты лучшее и самое ценное, что есть у лаэсов. Никакие богатства не сравнятся с тобой. Ты – сама жизнь, которая существует в тебе, проявляясь в бесчисленном количестве видов и форм организмов от мельчайших водорослей до таких стражей Мириума, как ицкары.

Сам не знаю почему, но я во время своего вынужденного пребывания в Оэране полюбил водную стихию и ее обитателей. Я мог часами сидеть на берегу или лежать на маншельгах, или купаться, заплывая далеко от берега. Память прошлых воплощений духа, который моя личность представляла в этом, постепенно возвращалась ко мне. Нет, я пока не видел, кем был, но, проводя рукой по шероховатой, заросшей водорослями поверхности маншельгов, слушая их песни, ощущал свою неразрывную связь с Мириумом и его обитателями.

Ощущения сложно выразить словами. Они приходят к тебе, когда ты ведешь себя естественно и расслаблен, не напряжен и не зациклен на чем-то. И если честно, подобные минуты и часы одиночества на берегу были с некоторых пор самыми лучшими минутами моей жизни. Я оживал, а мои волосы слегка трепал легкий ветерок. Они, перетянутые на уровне лба тлоей (специальный обруч-повязка), к низу свободно спадали на плечи, рассыпаясь по ним. В такие минуты я был счастлив, и мне не надо было ничего. Я заново внутри себя постигал такое таинство и явление, как жизнь, желая находиться в таком состоянии бесконечно долгое время.

Но время не стояло на месте, неся в себе множество секретов и сюрпризов для жителей Фаэтона. Его течение чем-то похоже на полноводную реку, которая охватывает и насыщает особым смыслом существования все, что находится во времени. И нет тех предметов или явлений, организмов, которые бы не вовлекались в его глубину. Время протекало сквозь меня, как основополагающая стихия, чем-то похожая на воду, обозначая свою протяженность изменением вида и формы моего физического тела. Да, на моем лице пока что не было морщин, этих свидетельств прожитых лет. Я был даже не молод в те дни, скорее, юн. Я не имел забот, разве что в последние четыре года моей жизни меня всерьез напрягли для того, чтобы я начал вспоминать, кем был и определился с тем, что мне надлежит в жизни делать. Я считал себя наследным принцем, но последние события всерьез поколебали меня в уверенности того, что я жил правильно.

Если раньше я гордился родством, то сейчас я уже не так яро выставлял напоказ свое происхождение, осознав, что в мире и у окружающих есть совершенно иные ценности, в соответствии с которыми отмечаются лаэсы. И, признаться, победа, которую я одержал в бою с Ницагом, стала большим для меня, чем что-либо другое, в том числе и происхождение. Именно победа начала открывать мне несколько иной мир, который до этого времени был для меня закрыт.