Читать книгу У бога за пазухой - Андрей Расторгуев - Страница 7

25 января 2018 (1238)

Потерял я всё-таки людей. Всего с неполными двумя тысячами выскочил из прорыва. Не даром дался нам тот последний тумен, забрал жизни русских воинов, хоть и в разы меньше, чем отдал сам.

Первым делом нас покормили в дружинной избе. Тесновато там было, пришлось посменно снедать. «Свою» дружину завёл последней. Она самая большая оказалась – почти семь сотен душ.

Я, наконец, умылся, стерев с лица кровь. Тут и Вакула с прочими гриднями по-новому на меня взглянули.

– Да ты ли это, Роман Ингваревич? – вопросил парень, внимательно всматриваясь в моё лицо.

Как я и предполагал, в гуще сражения он спутал меня со своим князем. Тот, скорее всего, погиб. Кстати, князь-то был Коломенским и, как выяснилось, из рода Ярославичей. Мой пращур, в общем. Оттого, видать, мы внешне и схожи. Да ещё чело у меня в крови было, а затем и забралом наполовину скрыто. Почитай, одну бороду и видать. А уж бороды у нас на Руси мало чем друг от друга отличаются. На доспехи, пока отступали в спешке, просто никто внимания не обратил, что не такие. Теперь-то в спокойной обстановке все отличия в глаза бросались.

Пришлось признать, что не князь я им. Пригорюнились ратники, враз осознав, что потеряли своего Романа Ингваревича.

– А я так вам скажу, братцы, – встал вдруг Вакула. – Сей князь вывел нас из сечи лютой. Жизни наши сберёг. Вы как хотите, а я гриднем его себя числю.

– Верно говоришь, – пробасил рядом другой ратник, что вместе с Вакулой прикрывал меня в бою. Иннокентием кличут. Повернулся ко мне. – Прими службу нашу, князь. Бились мы с Романом Ингваревичем, и под твоим крылом не хуже биться будем. Все согласны, други?

Он обвёл взглядом притихших гридней, и те закивали. Никто не возразил. Так я стал их князем во второй раз, уже по-честному. Попросил только величать меня, как и прежде – Роман Ингваревич. А что? Имя почти моё, родное. А другим воинам, кто с нами пришёл, и знать о том ни к чему.

Нетеча отвёл меня в детинец, где располагался княжий терем. Там я и познакомился с Васяткой и его матерью. Конечно, для козельчан он был князем. Василий Иванович по прозвищу Козля. Этому 12-летнему мальчишке с русыми непослушными кудрями просто не оставалось ничего иного, как занять Козельский стол. Все старшие из поместных князей – и дед, и отец Васятки – сгинули в постоянных стычках с погаными. Он последний в роду. Хоть и маленький, но мужчина. С понурым лицом паренёк сидел в необъятном княжеском кресле и, не смотря на юные годы, внимательно ловил каждое моё слово.

Его мать Ульяна, красивая женщина средних лет, с тревогой посматривала то на сына, то на меня с Нетечей. Видно было, что смерть мужа сильно её мучает, но княгиня старалась держаться ровно, не позволяя спине гнуться под тяжестью свалившегося ей на плечи горя.

– Скажи, Роман Ингваревич, придут сюда поганые? – тихо спросила она, выслушав мой рассказ.

– Хотелось бы мне, чтобы случилось иначе. – Я беспомощно развёл руками. – Придут, княгинюшка. Непременно придут. Они не оставят нас в покое, пока не перебьют всех до единого.

– Они нападут на город? – подал голос Василий.

– Да, чтобы добраться до нас. Не пощадят никого. Поэтому сами решайте, оставить нас в городе или отпустить с миром.

– Но тогда вы точно погибнете. – Ульяна повернулась к сыну. – Что скажешь, княже?

Мальчишка закусил губу. Думал ли он тогда, что может поплатиться головой за то, что приютил опасных беглецов? Причём не только своей. В закладе были жизни всех горожан и обитателей окрестных сёл. Наверняка думал. Не такой уж он и маленький, чтобы не понимать этого.

– Разве мы не русские? – вдруг по-взрослому ответил Василий. – Али звери какие? Нельзя их прогонять, матушка. Порубят их поганые. Не отдадим на смерть.

Княгиня улыбнулась бледными губами. Кивнула, звякнув подвесками.

– Врагов много, – попытался предупредить я. – Будет жаркая сеча.

– Дядь Ром!.. – звонко возмутился малец и даже хлопнул по креслу ладошкой. – Вы же вои. Умеете драться. Так деритесь!

Вымученная улыбка снова едва тронула губы княгини.

– Ты воевода, Роман Ингваревич. Тебе и решать, как биться будем, – деликатно уточнила она несдержанное высказывание сына. – Вот соберём вече, там всё и обговорим. Ступай, тебе отдохнуть надобно.

Нам растопили баню. Боже, какое это наслаждение, оказывается, помыться после долгих боёв и нескольких дней непрерывной скачки!

После обедни басовито загудел кремлёвский колокол, и на площадь к детинцу потянулись люди. Нас упредили заранее, потому я и Нетеча уже стояли там подле Василия с княгиней. Народу было много. Вокруг нас волновалось, тихо бурлило людское море. Не думал, что здесь окажется столько жителей. Наверное, с ближайших деревень тоже пришли.

Первой говорила Ульяна. Сильный у неё голос. Небось, в самых дальних рядах было слышно. Всё рассказала: и как мы бились, и как от поганых ушли. Подвела к тому, что не гоже нас отпускать на верную погибель, а потому драться предстоит с бесчисленной Батыевой ратью, и другого пути нет.

Притихла толпа, внимая княгине своей. Она уже закончила, но тишина стояла гробовая – слышно как снег хрустит под множеством переминающихся ног.

– Что скажете, козельчане? – выкрикнула Ульяна. – Аль не по нраву вам слово моё?

– А чего ж князюшко наш помалкивает? – раздался женский голос, и народ загудел, поддерживая крикунью.

Васятка встал рядом с матерью, гордо вскинул голову.

– Отец мой всегда поучал не воротиться от ворога, – начал он по-детски звонко, – а встречать его челом. И если суждено умереть, умри достойно, как подобает русичу, с мечом в руке, а не с ярмом на шее. Кто выберет ярмо, тех я не держу. Пусть уходят из города. Но если выберете меч, то до конца стойте!

Честно сказать, не ожидал услышать что-то подобное из уст отрока. Речь Васятки меня поразила. Гладко, понятно, сильно. Не мальчик стоял предо мной, но муж. Настоящий князь. Василий Иванович Козля. Вот же воспитывали детей своих князья древние. Нет, всё верно, ведь они растили достойную смену, думали о будущем. Во времена Батыя эта цепочка, к сожалению, прервалась.

– Дык гутарят, шо нельзя татар побить, – робко высказался стоявший невдалеке старичок, опирающийся на кривую палку. – Они все о конях да числом невиданным. И стрелы пущають метко. Аки пальнут, дык небо темнеет.

– А ишо, – подхватили из толпы, – у них метатели есть. Огроменные каменюки швыряют. Стены разносят вдребезги. Опосля в энти дыры сами лезут.

– Во-во, так Рязань и пожгли. Всех вырезали, нехристи.

– Энто за то, шо рязанцы им ворота не отперли. Предлагали ж им…

– Да сплетни всё! Не так страшен чёрт!..

Поднялся галдёж, но княгиня вскинула руку, и разговоры постепенно стихли. Она глянула на меня, сказав громко:

– А вот мы сейчас у гостя нашего, князя Коломенского, и спросим. Он поганых воевал, поболе нашего знает. Скажи людям, Роман Ингваревич, слухи то али правда?

Я вышел на середину. Прочувственная речь Васятки, похоже, пропадала втуне. Врать не хотелось. А говорить откровенно – значит, запугать до смерти, отобрав у козельчан последнюю надежду. Вздохнув, я осторожно начал:

– Да, други, враг неимоверно силён. Такого врага за всю нашу многовековую историю, пожалуй, никогда ещё не было. Возможно, Батый вполне способен стереть наши города и веси с лица земли-матушки, поголовно истребив русский люд. – Женщины испуганно ахнули, мужики зароптали. Я повысил голос: – Но в чём сила врага нынешнего? Верно тут говорилось – он силён числом и тем, что каждый воин постоянно бьёт из лука. Отсюда и тучи стрел. Они больше стреляют, чем сражаются. Я дрался с погаными, и скажу вам, что побить их можно. Любой из них слабее нас в рукопашной схватке. Они невелики ростом и не очень сильны. Оружие и доспехи хуже нашего. Монголы это знают, поэтому боятся близко подходить, если только их не в разы больше…

Меня внимательно слушали. Некоторые даже раскрыли рты. Над площадью снова повисла тишина. Переведя дух, я продолжил:

– Нельзя выходить драться с ними в чисто поле. Под Коломной мы пробовали остановить поганых, да не вышло. Не в рукопашной схватке полегли основные рати наши, нет. От стрел они гибли, пока ждали врага в строю, пока сближались, пока отходили. Многие даже не успели оружием воспользоваться. – Снова ропот и всхлипывания в толпе. – Мы были отличной мишенью и теряли ратников, а поганые кружили поодаль, осыпая наши полки стрелами. Теперь всё будет по-другому. Не мы выйдем против них. Пусть сами придут сюда. Слезут с коней, сгрудятся под стенами, собьются в кучу. Да, их много. Но если каждый из вас будет стрелять из лука, метать сулицы, бросать камни… Поверьте, промахнуться будет невозможно. Каждая стрела, камень, копьё достигнут цели. Мы положим столько поганых, что хан Батый ужаснётся и думать забудет о набеге на русскую землю. И не видать им победы. Пусть повертают взад!

У меня пересохло горло. Не хватало воздуха в груди. Я замолчал, чтобы отдышаться, потому что ещё многое хотел сказать, но продолжить не смог. Вече взорвалось восторженным рёвом. Вверх полетели шапки. Стоя с открытым ртом, я едва расслышал голос Ульяны за спиной:

– Так дадим бой поганым?

В ответ народ взревел ещё громче, оглушив меня на какое-то время.

Отлегло от сердца. Люди твёрдо решили сражаться, а это первый шаг к победе.

Весь остаток дня в крепость стекались люди с ближайших окрестностей. Вели скот, завозили на телегах свой скарб. Нетеча отбирал народ в ополчение, раздавая оружие и доспехи из детинца. Многие приходили со своим. Жители Козельска всегда были готовы отразить нападение из степи.

Мы несколько раз прогнали дружинных коней по дороге за Козельск, чтобы создать видимость, будто не остались в городе, а помчались дальше. Но я подозревал, что монголы вряд ли попадутся на нашу маленькую уловку. Особенно после того, как мы срезали путь на Оке. Раз они до сих пор не явились, то двинули в обход по наспех намётанному следу. Второй раз на подобную удачу рассчитывать не приходится.

Пока было светло, я осмотрел городские укрепления.

Козельск возвышается на яру, у подножия которого, далеко внизу, раскинулась гладь замёрзшей Жиздры с востока и скованная льдом Другуска с запада. На севере эти реки соединены широким каналом. На юге выкопан ров, тоже заполненный замёрзшей водой. Можно себе представить, как они разливаются по весне, затапливая низину. Крепость, наверное, выглядит поставленной на острове посреди озера. В тёплое время эти места, пожалуй, можно считать неприступными, но сейчас зима…

Остаётся уповать на крепкие, добротные крепостные стены, бегущие по гребню высокого вала. За ними ещё вал внутри, над которым тоже торчит стена, создавая своего рода захаб, этакую ловушку для штурмующих. Разумная предусмотрительность древних строителей. За внутренним кольцом располагаются жилые дома, церкви, склады, мощёные деревом улицы, даже обложенный брёвнами водопровод имеется. Домов не так уж и много, едва ли больше трёхсот. В центре, как и положено, детинец. Тоже небольшой. Да, тяжеловато придётся, когда монголы полезут.

Осмотр крепости не прошёл даром. К вечеру у меня уже сложился план обороны.

А ночью, когда сон окончательно сморил, кажется, даже самых жарких любовников, над городом разнёсся тревожный звон больших колоколов.

Я и Нетеча оказались на дозорной башне почти одновременно. Снег за воротами утратил свою белизну, скрытый тысячами тел монгольских всадников. Тёмная масса передвигалась, наползая на крепость и растекаясь по сторонам в стремлении охватить её полукольцом.

– Прикажешь всех в оборону ставить, княже? – спросил козельский дружинник.

– Не надо. – Зная монголов, я был уверен, что ночью они к нам не сунутся. Не любят воевать по темноте. А раз так, то и нам незачем людей понапрасну мучить. – Поганые пока будут лагерь обустраивать да на отдых становиться. Дозоры только усиль, чтобы лазутчиков не проморгали.

Разведка у монголов – первейшее дело, без неё никуда. Вот и бьёт Батый русских, потому как знает о них всё: где стоят, сколько их, какие подкрепления подходят, есть ли фураж и в каком количестве, с какой стороны удобнее подступить. Я у них это перенял и вовсю пользовал. Знание противника не раз мне жизнь спасало.

Мои предосторожности оказались не лишними. К утру Нетеча доложил о пяти случаях попыток монголов проникнуть за стены. Двоих лазутчиков удалось повязать, остальных просто убили. Я захотел поговорить с пленными. Меня отвели в поруб, где их держали. Обычные, ничем не примечательные степняки. Лица плоские, глаза узкие. Задав одному из пленников пару вопросов по-монгольски, ничего кроме отборной брани в ответ не услышал. Вынув нож, хладнокровно воткнул его лазутчику в горло. Пока тот хрипел на земляном полу, заливаясь кровью, повернулся ко второму.

– Будешь говорить? – спросил, угрожающе надвигаясь.

Пленник бухнулся мне в ноги.

– Буду, буду, урусский хан! – испуганно запричитал он, отвешивая низкие поклоны. – Спрашивай, о чём хочешь! Всё скажу.

– Чей тумен у города?

– Тумен Кулькана, урусский хан.

– Не тот ли, что преградил дорогу русской рати под Коломной?

– Тот, урусский хан, тот.

– Разве Кулькан жив?

– Нет, урусский хан. Убили его. Мы в погоню бросились. По следам сюда пришли. Жизнь чингизида требует отмщения. Иначе гнев Бату-хана обрушится на наши головы.

– Сколько вас?

– Мало воинов Кулькана осталось. Всего-то шесть полных рук сотен.

Шесть полных рук – это тридцать. Три тысячи, значит. Хорошо же мы пощипали этот тумен. Если бы не поспешное отступление, всех бы там положили.

– Кто сейчас вами командует?

– Тысячник Эгдей.

– Гонца за подмогой отправили?

– Не ведаю, урусский хан. Я простой воин…

Как же, простой. Лазутчики, разве, бывают простыми? Нет, этот больше ничего не скажет, да и соврёт – недорого возьмёт. Коротко, без замаха бью его ножом в сердце. Он успевает лишь удивлённо распахнуть глаза. Так и умирает с растерянным выражением на лице.

– Больно скор ты на расправу, Роман Ингваревич, – говорит из-за спины Нетеча. – Негоже полонённых губить. Не по-божьи это.

– Видел бы ты, что поганые с русичами делают, – отвечаю, вытирая нож о стёганку мертвеца. – Туда ему и дорога. Некогда с ними возиться. Ещё людей отвлекать, чтобы стерегли. У нас каждый ратник на счету. А если сбегут? Думаешь, просто за стену подадутся? Нет, убивать станут. Подло убивать, в спину. Скольких успеют, стольких и порежут. Зачем нам такие подарки у себя в тылу держать?

Вижу, что не убедил, но зёрна сомнения посеял.

На улице нас кликнули на смотровую башню. Там уже стояли Васятка с матерью. На стены высыпали горожане – бабы, мужики, дети. Все, как один, при оружии.

Со стороны монголов к воротам неторопливо подъезжали два всадника. Один в богатом пластинчатом доспехе, другой – в простом куяке. Никак, сам тысячник Эгдей пожаловал? Будет убеждать открыть ворота?

Почти угадал. Военачальник, правда, больше помалкивал, предоставив слово толмачу, через пень колоду говорившему по-русски. Его речь, если отбросить малопонятные слова, звучала примерно так:

– Нам нужны железные урусы! Они пришли этой ночью и спрятались у вас в замке.

Мельком глянув на меня и Нетечу, княгиня прокричала в ответ:

– Здесь нет воев. Они ушли в Коломну и больше не возвращались.

Услышав перевод, Эгдей что-то недовольно буркнул. Толмач снова повысил голос:

– Впустите нас. Мы хотим убедиться. Если железных урусов действительно нет, мы пойдём дальше и никого не тронем.

Васятка вдруг перегнулся через край и, вытянув руку, показал дулю:

– А вот это видали!

Стены вздрогнули от громкого хохота. Послышались голоса:

– Ай да князюшко, ай да Козля.

– Так им, Василий Иваныч! Хрена лысого, а не в город войти!

– Что, съели, нехристи?

Я тоже смеялся. Рядом гоготал Нетеча. Улыбалась и Ульяна. Под весёлое улюлюканье монголы развернули коней и поскакали прочь.

– Так-то вот, – утирая выступившие слёзы, проговорил довольный козельский дружинник. – Князь наш хоть и мал, да умён не по годам. Все мы за него жизни положим, аки за отца и деда его. За то воздастся нам на небесах.

Задрав очи к небу, он осенил себя широким крестным знамением.