Читать книгу Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом - Андрей Рейман - Страница 5

Итак, путники вошли в Оторофельд. Их глаза не сразу привыкли к сумраку леса. Лес был действительно сумрачным. Недаром некоторые его так называют. Лес был преимущественно сосновым, но встречались и березы, и вязы, и ели. Хвоя местных сосен была настолько густой и обширной, что практически полностью перекрывала солнечный свет, погружая все, что находится под ней в густой полумрак. Все в этом полумраке казалось иссиня – черным, мрачным, одноцветным. Люди, отягощенные знаниями, особенно в среде чародеев и волшебников, распространяли мнение, будто на Оторофельде лежит тяжкое проклятье. Однако достоверных источников касательно этого вопроса не осталось, так как произошло это, по-видимому, в настолько незапамятные времена, что и местные обитатели не скажут, когда именно.

Чем глубже путники углублялись в лес, тем душнее становилось. Воздух в лесу застыл, загустел и отяжелел. Йорвину это как-то не особо мешало, но вот Сиртаме, как ни странно, пришлось тяжелее. Он стал часто вздыхать, на лбу заблестели капли пота. Он даже сомкнул свой тойшен, и опирался на него как на трость. Казалось годы, от которых он убегал всю жизнь, в конце концов нагнали его, бросились ему на шею и придавили своим весом. Лес был нем. Или только прикидывался немым, глуша свои, и усиливая звуки, издаваемые незваными гостями. Каждый шорох и каждый вздох казались оглушительными. Мнилось, будто лес пристально наблюдает на ними, приглядывается и прислушивается. Все вокруг было вроде бы узнаваемым; деревья, растения, насекомые, но каким-то другим. Темнее, злее, более гнетущим, более отталкивающим. Лес был однообразен и темен, темен и однообразен. Тропа, ведущая через лес, вилась и вилась нескончаемо. Йорвин потерял счет времени. По его разумению они шли уже целый день, и ждал сгущения сумерек. Но на самом деле едва перевалило за полдень. Желудок Йорвина вновь затребовал насыщения, и Йорвин обратился к монаху;

– Сиртама давай сделаем привал. Мы уже почти сутки ничего не…

– Тс-с-с, я что-то слышу, – прервал его Сиртама. На лице монаха было написано напряжение и беспокойство. Что-то было не так. Внезапно Сиртама скомандовал:

– На дерево, живо! – Йорвин, привыкший слушать команды специалиста по выживанию беспрекословно, обшарил глазами близлежащую территорию. Его взор остановился на маленькой, по сравнению со своими сестрами, сосенке. Тем не менее, Йорвину потребовалось подпрыгнуть, чтобы дотянуться до нижних ветвей. Он обхватил ногами ствол, отпустил одну руку и ухватился за другую ветку, повыше. Сиртама же выбрал старую, уже начавшую усыхать, осину. Он карабкался по ней как кот, уверенными движениями перебираясь с ветки на ветку. Когда оба путешественника закрепились на своих позициях, Йорвин наконец заслышал топот, который так напугал Сиртаму. Из кустов огромного папоротника на тропу выскочило существо, сильно недовольное тем, что его пытаются обвести вокруг пальца потенциальные жертвы. Зверь рычал, пуская слюни, и глядя на разместившихся на деревьях людей злыми и голодными глазами.

Йорвин сразу узнал зверя, чьей шкурой был устлан пол у него дома. Вульферга, жемчужину фауны Оторофельда можно было бы принять за обычного черного медведя с головой, гривой и лапами волка, а также метловидным волчьим хвостом. Этот медведь был проворнее, свирепее своего косолапого брата, и что самое важное – отличался умом и сообразительностью, превосходящей способности некоторых людей. А потому был почти идеальным охотником. Единственным его недостатком было грузное тело, издававшее в лесной тиши слишком много шума.

Зверь снова зарычал, нахохлился, и повертев хвостом прыгнул, ухватился зубами за одну из нижних ветвей сосны. Та не выдержала его веса, и они оба с хрустом и грохотом рухнули на землю. Побродив с минуту меж стволов, зверь собрался с силами и с разбегу врезался в сосенку Йорвина задней частью шеи, наклонив голову. Удар был настолько сильным, что все дерево содрогнулось, а с веток посыпалась хвоя. Зверь повторил прием, затем еще раз. Видимо, вульферг таким образом пытался стряхнуть Йорвина с дерева. Но Йорвин не стал дожидаться, пока зверь стряхнет его себе в пасть, достал кинжал, и после очередного удара сам прыгнул на шею полумедведю. По его расчету после того, как хищник протаранит ствол, он некоторое время находится в состоянии легкого оглушения. И в этот момент он уязвим для внезапной атаки сверху. Расчет оказался верным. Вульферг не ожидал такого от своего обеда, и кинжал Йорвина, с хрустом проткнув шкуру, застрял между шейными позвонками зверя. Йорвин потратил несколько секунд и приложил немалое физическое усилие, чтобы вытащить кинжал и ударить вульферга еще и еще раз. Даже смертельно раненый хищник способен нанести врагу смертельный удар прежде, чем испустить дух, но придавленный весом Йорвина зверь бы настолько ошеломлен нападением, что умер прежде, чем сработал его животный рефлекс.

Маленький костерок горел слабо, и то и дело затухал. Казалось, древесина Оторофельда не желала гореть, да и сам огонь был очень тусклым и нежарким. Тем не менее, Йорвин и Сиртама сумели-таки не только поддержать огонь, но даже поджарить на нем мясо убитого зверя. Мясо вульферга плохо жевалось, было не особо приятным на вкус, а жир хищника вообще источал такую мерзкую вонь, что будь Йорвин дома, у него на двое суток отпало бы желание есть что-либо. Но сейчас юноша был голоден до крайности, и мелкие недостатки пищи его мало волновали. Известно доподлинно, что голодному человеку (действительно очень голодному) сгодятся в пищу хоть гвозди, были бы зубы их разжевать.

Когда запас хвороста начал иссякать, Сиртама поднялся:

– Пойду еще веток насобираю, мой кусок не прожарился, а хворост кончается, – сказал он.

– А я пойду грибов да ягод поищу. Закусить. А то какое-то мясо жестковатое.

– Останься. Поддерживай огонь. Сходишь, когда я вернусь, – Йорвин пожал плечами и стал шебуршить угли дальше.

Сиртама отошел за хворостом достаточно недалеко от костра, и все время следил за ним, дабы не потерять из виду. В семи шагах от него кипел жизнью огромный муравейник размером с небольшую крестьянскую хижину, который населяли огромные, почти с ладонь, муравьи. Пока Сиртама собирал хворост, он перестал обращать внимания на муравьев, а вот они на Сиртаму – не перестали. Муравьи Оторофельда не только крупнее своих меньших братьев, но и стократ агрессивнее. Они фанатично защищают свою территорию и свою матку от любых потенциальных угроз, будь то заяц, лисица или вульферг. Сиртама, пока собирал хворост, не заметил, как вторгся на их территорию. Несколько муравьев вскарабкались по его штанине, залезли под рубаху и… От неожиданности и боли Сиртама даже вскрикнул, но потом понял в чем дело, рассорил хворост и стал бежать прочь от муравейника, попутно отрывая муравьев, впившихся ему в кожу. Укусы обычных муравьев очень неприятны, но у этих ребят жвала еще острее, а яд сильнее. Сиртама бежал и не смотрел под ноги, когда к нему, забыв о запрете, подбежал, обеспокоенный Йорвин. Сиртама споткнулся о корень и чуть не упал, задев ботинком круглую шипастую шляпку белого, с черными пятнами, гриба. Внезапно этот маленький грибок выпустил огромный клуб белого дыма, в котором утонул и Сиртама, и подбежавший к нему Йорвин. Когда дым рассеялся, они оба лежали без сознания.

Йорвин очнулся, лежа лицом на холодной земле, во рту был неприятный кисло-землянистый привкус. Его руки были связаны за спиной. Узел был добротный, и веревка была не менее надежная. Даже крепкие руки кузнеца не смогли из нее освободиться. Единственное, что у него получилось – это перекинуть руки вперед, подобрав ноги. Попытки распутать Сиртаму тоже не увенчались успехом, слишком уж мудреный узел придумали их заточители. Они с Сиртамой находились в яме глубиной около двенадцати футов. Яму накрывала бревенчатая крышка, но не до конца, обеспечивая пленникам минимум света и максимум воздуха. Через зазор яму освещал красный свет факелов. Скорее всего, уже наступила ночь. Йорвин встал, размял затекшие ноги и шею. Сиртама тоже подал признаки жизни. Читая немой вопрос на лице Йорвина, он глубоко вздохнул и заговорил:

– Скверны наши дела. Угораздило попасть в плен к морферимам… По моей вине. Боюсь Йорвин, твое обучение закончится, даже не начавшись.

– Кто это тут помирать собрался, ты что ли? Рано тебе, да и мне пока не время.

– Восхищаюсь твоим оптимизмом, но боюсь, в нем нет смысла. Нам не сбежать. Даже если мы выберемся из этой ямы, нас моментально расстреляют лучники, которых вокруг больше ста пятидесяти на квадратную милю. Тем более, нас поместили наверняка где-то неподалеку от центра их полиса. Чтобы поутру их вожак лично отвел нас к плахе.

– Не имеет значения, я не собираюсь подыхать здесь! – зарычал Йорвин. – Мы должны бежать.

– Оченно не советую, – что-то пропищало сверху. Оба резко подняли глаза. Через зазор на них бирюзовыми глазами смотрел силуэт маленького существа с лисьими ушками и пушистым хвостиком. Маленький морферим разглядывал людей с выражением крайнего и до зуда в пятках искреннего любопытства. И говорило это существо на отчетливом всеобщем, хоть и с тяжелым акцентом. – Вы человеки, так?

– Люди, – прогудел Йорвин.

– Ай, да. Я забыла. Когда вас много – вы люди, а когда по одному – человеки. Хи-хи, впервые вижу людей. А какие вы лысые-е-е! И хвостов совсем нет. Папа говорит, вы вкусные.

– Эй, эй, малявочка, а кто твой папа? Это он нас сюда упрятал?

– Мой папа – као, отец всему клану, но папой его называю только я и Юрки, а для мамы он – муж, – «Какой уж там муж,» – подумал Йорвин, – И зовут его Ояярви. А мою маму зовут Йоухки. Мы с папой, мамой и Юрки живем в самом большом доме в городе. А город наш называется Яаскелайнен. И он большой – в три дневных обхода. Есть еще город Вахванен, он принадлежит сынам Черного Волка. А мы, – Хвостатая девочка гордо выпятила грудь. – Сыны и дочери Серого Лиса.

– Очень рад за вас, – сказал всегда учтивый Сиртама. – Но нам бы хотелось узнать, за какие преступления нас сюда поместили, и что с нами собираются сделать в скором времени?

– Ой, я не знаю. Убьют, наверное. Просто потому, что вы челове… люди. Хотя лично я в вас ничегошеньки плохого не вижу. С вами очень приятно поболтать. Даже приятнее, чем с некоторыми морфериам. Вы ведь правда ничего злого не замышляете?

– Ничего, мы лишь мимо идем. Наша цель – северная окраина вашего леса. У нас и в мыслях не было чинить беспокойство твоему народу и твоему папе. Можешь так ему и передать. Меня зовут Сиртама, а это – Йорвин.

– Мой папа не знает, что я сейчас здесь. А если узнает… то накажет. Если он будет с вами говорить, скажите ему, что я не приходила, ладно? А я замолвлю за вас словечко. Ладненько?

– Угу, – дружно кивнули люди, не вдаваясь в подробности.

– Ну, все, мне надо бежать домой, а то мама хватится.

– Постой, прекрасное лесное дитя, как твое имя? – спросил Сиртама

– Зуали, – услышали Йорвин с Сиртамой.

***

– Дочь, ну как ты можешь быть такой неразумной и безответственной, тебе же уже двенадцать! – воскликнул предводитель клана Серого Лиса, као Ояярви. Это был морферим почтенного для людей возраста, шестидесяти трех лет, однако по меркам морферимов – это очень даже средний возраст. Ояярви был очень умным и мудрым правителем, возможно даже лучше своего деда. Отец Ояярви, Сами был, мягко говоря, не для правления рожденным, и вместо того, чтобы заниматься управлением, проводил сутки напролет на обсерваторной башне, разглядывая дневное и ночное небо, и делая какие – то заметки угольком на бересте. Он, несомненно, сделал огромный вклад в развитие астрологической и метеорологической науки морферимов, но из населения Яаскелайнена его почти никто не видел. Все свои государственные дела он доверил своему другу детства, Паси. Ояярви унаследовал место отца после его смерти в восемьдесят семь лет, когда тот не вернулся на ночь с башни домой в ту ночь, когда над Оторофельдом шел сильный дождь и несся холодный ветер. Пожилой, но не старый као Сами подхватил пневмонию и скончался. Ояярви унаследовал его должность в двадцать восемь лет, но почти сразу зарекомендовал себя как мудрого и надежного правителя, несмотря на юные лета. Сейчас же, дозревший до седин, као Ояярви являл собой образец благочестия и целомудрия для правящего класса, хотя многие из жителей Яаскелайнена отмечали, что их као сильно себе на уме.

Он с укором смотрел на свою дочку, Зуали, а та стояла, опустив мордашку и, молча, ждала продолжения грозы. Она ни слова не сказала отцу о визите к пленникам, он сам догадался. Ояярви безошибочно мог определить, когда его пытаются надуть, обсчитать или скрыть проступок, а уж обличить родную дочь для него ничего не стоило. Он считывал неуверенность, страх, опаску и сомнения в глазах, в движениях век, рук, лап, хвостов, улавливал мельчайшую дрожь в голосе. Оставалось только понять, какой проступок совершило то или иное лицо.

– Повторяю, чем ты думала?

– Головой, – тихо ответила Зуали.

– У тебя из этого места хвостик растет.

– Но разве связанные и посаженные в яму человеки могут быть опасными?

– Даже связанная рысь кусается, дочка. Ну ладно, так и быть, я перестану сердиться, если ты скажешь что-нибудь хорошее в свое оправдание. О чем вы там говорили? – Зуали с надеждой подняла глаза.

– Ну, ничего плохого они не говорили, – сказала она. – Глупые только они очень, сбегать собирались. Они сказали, что направляются к северной окраине леса. А вот зачем – не сказали, – Ояярви провел мохнатой рукой по седеющей черной гриве, и в задумчивости отвернулся. – Пап, они вовсе не такие, как о них вы с мамой нам рассказывали. У них растет на голове шерсть, как у нас. У них по два глаза, как у нас, и щоп… щупалциев на подбородках нет. Морды приплюснутые – это да.

– Что же делать, что же с ними делать? – Тихо бормотал вождь, повернувшис лицом к углу комнаты. Его одолевали сомнения. Он очень не хотел расстраивать любимую дочь, но с другой стороны, нельзя же распахивать объятья чужакам, особенно людям на фоне событий их последенего появления в Оторофельде. – Ах, знаю. Через два дня состоится ежегодная церемония посвящения юношей в воины. Надеюсь, никто не будет против, если в этом году мы немного отойдем от традиционных рамок обычая, и позволим им драться не друг против друга, а с чужаками.

– Ты хочешь, чтобы неотесанные дуболомы порвали их на куски? Нет, я не согласна. Они хорошие, – Глаза Зуали заблестели, отец повернулся к ней, опустился на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне и тихо сказал:

– Не понимаю, Зу, что движет тобой, любопытство или доброта, но я готов пойти тебе навстречу. Турнир пройдет без кровопролитий. А по окончании турнира я отпущу их на все четыре стороны. Но помни, если у этого поступка будут плохие последствия – огромные беды обрушатся на нашу семью. Ты точно готова за них поручиться?

– Без раздумий и всем сердцем! – выпалила Зуали.

***

Йорвин и Сиртама сидели в канаве и ждали, когда же их прикончат. Прошел длинный как жизнь эльфа день, сумеречный и темный, как обычно в этих местах. Затем наступила не менее длинная ночь, настолько темная, что даже огонь факелов был не в силах разогнать такой густой мрак. Затем цикл повторился, и пленники поняли, что так просто не отделаются. На рассвете третьего дня крышка их темницы отодвинулась и пленникам был сброшен канат и заостренный камень. Они разрезали путы и выбрались наружу. Вокруг них собрались морферимы – двулапые гуманоиды, наполовину – люди, наполовину – лисы. Нижняя часть их тела принадлежала целиком семейству псовых – прыгучие когтистые лапы и пушистые хвосты позволяли морферимам бегать быстрее ветра на четвереньках, а также лисьи морды, с развитыми обонятельными рецепторами делали их идеальными охотниками. Торс морферима имел человеческое строение. Тела мужчин – морферимов украшала крепкая мускулатура, а женщины морферимов были стройны и изящны. На пятипалых ладонях, как и на всей поверхности тела, росла гладкая шерсть, а на пальцах росли длинные и черные ногти. Головы всех морферимов украшали пышные и длинные шевелюры, которые были того же цвета, что и расцветка шерсти на всем теле. Умные глаза смотрели прямо и уверенно. Рост морферимов был средним – от пяти до шести футов. Исключения были редки.

Один из морферимов подошел к Йорвину. В руках у него было копье с острием из отточенного камня, а за спиной висел длинный лук и колчан, полный стрел. Точно так же были вооружены и остальные члены отряда.

– Заточку, – Произнес морферим бархатным, чуть подсиповатым голосом и вытянул вперед руку, раскрыв ладонь. Йорвин, чуть помедлив, без особого желания отдал камень.

– За мной, – также спокойно и бесстрастно сказал солдат, развернулся и зашагал куда – то. Йорвину и Сиртаме ничего не оставалось, кроме как проследовать за ним.

Они, безусловно, находились в глубине огромного поселения морферимов. По обе стороны от дороги стояли дома. Дома были простого с виду строения – бревенчатые каркасы, обтянутые несколькими слоями кожи. Дома строились не только на земле, но и на деревьях. Деревья, находящиеся в городской черте, были особенно высокими и толстыми, и не было ни одного дерева, которое не размещало на себе хотя бы один дом. Между домами была организована целая сеть подвесных коммуникаций, состоящих из канатов и канатных мостов, которые все время активно использовались. Из окон, построенных на верхотуре домов, а также с подвесных мостов на людей смотрели как на диковинку местные зеваки. Улица, по которой шагал конвой, была прямой и широкой. В нее впадали как притоки более узкие улочки. Вдоль дороги были расставлены ночные факела, а также с крыши на крышу над улицей на специальной веревке были развешаны фонари, которые зажигались по ночам.

Наконец, дорога кончилась, и конвой оказался на центральной площади. Посреди площади стоял огромный дом, трехэтажный, более основательный и крепкий, чем остальные. Дом этот, несомненно, принадлежал вождю и его семье. На пороге стоял никто иной – сам вождь. Он был осанистым, крепко сложенным морферимом шести футов ростом, с глубокими и ясными глазами, серыми, как зимнее небо перед закатом. Цвет шерсти был темным, но не черным. Густая длинная грива с заметной проседью была перехвачена сзади лентой. Одет он был как воин, в кожаную броню. На спине у него была накидка из медвежьей шкуры, с наплечниками из лап зверя. Этот атрибут не был декоративным элементом одежды, он подчеркивал главенствующее положение вождя среди своего народа. Конвой остановился на расстоянии восьми шагов от ступеней, на которых стоял верховный морферим и сделал два шага в разные стороны, взяв пленников в полукруг. Вождь сошел на землю и подошел к Йорвину почти вплотную. Глубоким взглядом темных глаз снизу вверх вождь окинул Йорвина, задержавшись лишь на его голубых глазах. Затем он подошел к Сиртаме и их глаза встретились почти на одном уровне.

– Так, значит, вы направляетесь на север? – осведомился вождь.

– Это ты у нас по глазам прочел? – изумился Йорвин.

– Нет. Мне это дочь рассказала. Но по глазам я могу определить правдивость ее слов.

– Ну и как, определяется что-нибудь?

– Если бы ответы на все вопросы отражались в глазах… – вождь повернулся спиной и солдат слева от Йорвина крепче сжал древко копья. – И все-таки мне крайне любопытно, что понадобилось двум людям на северной окраине Оторофельда? Ответьте, если не секрет.

– Я боюсь, это секрет, – сказал Сиртама. Вождь снова вцепился в него взглядом, будто усомнившись в том, что увидел там ранее.

– То, что вы отказываете мне в ответе на прямой вопрос, говорит не в вашу пользу. Боюсь, в таком случае я не смогу просто взять и отпустить вас. Тем не менее, я соглашусь пойти вам навстречу при одном условии…

– Ну и каком? – нетерпеливо прервал напряженную паузу Йорвин.

– Я возьму с вас одну услугу, так сказать… таксу по страховке… вашей свободы. Кажется, так у вас говорят. Вы примете участие в нашем ежегодном турнире посвящения мальчиков в мужи. В турнире участвуют оба клана морфериамо. Турнир командный, его цель – вывести противников из строя. Та команда, которая будет стоять на ногах, когда их противники будут не в состоянии продолжать бой, побеждает. И я хочу, чтобы в этом году юноши дрались не друг против друга, а против вас, чужаков. Короче говоря, проявите себя на арене, и я обещаю вам свободу. Договорились? – Йорвин с Сиртамой переглянулись.

– Это был… риторический вопрос? – поднял брови Йорвин.

– Какой вопрос? – не понял вождь.

***

Города Яаскелайнен и Вахванен располагались на расстоянии примерно около мили друг от друга, а между ними стояла арена для ежегодных турниров. Зона боя была ограждена кольями, толстыми, но отлично отточенными. Арена была огромная и предполагала вместить в себя более пяти тысяч зрителей. Трибуны были разделены так, чтобы кланы располагались друг напротив друга. Например, морферим клана Сынов Лиса не допускался на территорию Сынов Волка и наоборот. Такая жесткая сортировка обусловлена предотвращением возможности межклановых связей во имя поддержания чистоты крови. У морферимов этот закон был на уровне святых. И если солдаты замечали уединенную разнополую пару из разных кланов – расстреливали без предупреждения.

Трибуны были заполнены, и гвалт стоял невообразимый. Йорвина и Сиртаму вывели на арену первыми. Напротив ворот, из которых они вышли, на трибуне располагалась двойная аркада с переборкой. На правой стороне расположился вождь Ояярви со своей семьей. Сам Ояярви сидел на самом большом кресле, устланном шкурой лесного барса. Барс Оторофельда, как впрочем, и все остальные животные этого леса, страдал гипертрофированной акселерацией организма и был почти вдвое больше своего брата из других краев. Его рыжая жена Йоухки сидела по правую руку от него, а по левую сидели дети – уже знакомая беленькая Зуали и ее брат, Юрки, темношерстный, как его отец. На левой стороне аркады на таком же кресле восседал вождь Сынов Черного Волка, дао Вальттери. Семьи при нем не было. Вальттери был само воплощение свирепости. Огромный, восьми футов ростом полуволк – получеловек, был настолько перегружен мышцами, что его голова казалась просто крошечной. На этой крошечной голове размещались два маленьких свирепых черных глаза. На левом глазу у него был шрам от брови до угла рта, оставленный чьей – то когтистой пятерней, скорее всего в драке с такими же морферимами. Длинная черная грива его была собрана в толстую косу. Вальттери сидел молча, подперши морду локтем. Ояярви поднялся с кресла, поднял руку, требуя тишины, и заговорил:

– Братья! Сестры! Родичи! Сегодня день воистину особый. Четверо наших сильнейших парней сразятся за право стать воинами. Но я не просто так сказал, что день особый. В этом зимовье драться они будут не между собой, как принято, а с этими чужеземцами, дерзнувшими вторгнуться на нашу землю. Да простит меня Праматерь за это попущение, но я расцениваю это как знак. Знак грядущих перемен. Но чтобы перемены были к лучшему, нельзя забывать об уроках прошлого. Так давайте в этом зимовье вспомним бой три тысячи восьмого и устроим небольшую его инсценировку. Да начнется битва за родину! – Рев и вопли с трибун вновь разразились подобно урагану, так, что с сосен посыпалась хвоя. – Итак, дети мои. Начнем же турнир!

Дао Вальттери, не двигаясь с места, скупо кивнул, давая свое согласие на начало турнира. Решетка под вождями поднялась, из нее вышли двое морферимов из клана Серого Лиса. Один из них был бурого цвета шерсти, другой – медно рыжего. Морды у морферимов на людской глаз были почти одинаковые. Впрочем, на людской глаз все морферимы были одинаковые. Друг друга же они различали так же как люди, а цвет шерсти имел для них не больше веса, чем цвет волос у людей.

Морферимы взяли с козел боевые шесты, и приняв боевую стойку, медленно двинулись навстречу противникам. Йорвин с Сиртамой сделали то же самое. Без предисловий рыжий напал на Сиртаму. Удар был молниеносен, но тем не менее, Сиртама без труда его парировал. Далее на монаха с бешеной скоростью посыпался град ударов, но ни один не достиг цели. Йорвину тоже было некогда наблюдать за их поединком. Его противник нанес ему быстрый удар в плечо, на который Йорвин просто не успел среагировать. Этот удар был такой сильный, что Йорвина аж отшвырнуло на два шага. Он попытался ответить ударом на удар, но его шест лишь со свистом рассек воздух, в то время, как на его спину обрушился ураган. В бешенстве Йорвин нанес удар в пируэте, но его противник, легко парировав его, разорвал дистанцию. Ничего вокруг себя не видя от боли и бешенства, Йорвин стал размахивать шестом как деревянным мечом, разя воздух размашистыми и сокрушительными махами. Вдруг, оглушительный треск возвратил его из состояния боевого исступления. Его противник, поняв, что от очередной атаки не сможет уклониться, понадеялся парировать последний удар, но он оказался настолько силен, что шест моферима ударил его же чуть повыше глаз. Оружие в руках обоих противников разломилось надвое. У Йорвина шест разломился от невероятно сильного удара, а у бурого лиса – от столкновения с его головой. Морферим упал на песок арены, раскрыв пасть и выкатив язык. Со лба на землю с рассеченного лба закапала кровь. Сиртама пока не получил ни одного удара от рыжего противника, зато сам нанес порядочно. Хоть морферимов обучали скрывать свою боль от врагов, было заметно, что рыжий едва держится на лапах. Утратив концентрацию, он пропустил добивающий удар ноги в грудь, и повалился рядом со своим собратом. Победители, наконец, смогли выпрямиться и отдышаться. Но это был еще не конец. Ояярви поднялся с кресла, и гвалт мгновенно смолк.

– Чужаки показали себя умелыми воинами. Что ж, тем почетнее будет одержать над ними верх. Проигран бой, но не война.

Вождь сел, а из-под решетки вышел серебристый морферим – лис и черный морферим из клана Черного волка. Все сыны и дочери этого клана имели неизменно темный цвет шерсти. Человеческий глаз был способен различить их лишь по росту и специфическим прическам, кои морферимы делали с восхищающим мастерством.

Серебристый взял с козел свой шест, и с хриплым ревом кинулся на Сиртаму. Но за мгновение до того, как поразить монаха, что – то выбило из его рук оружие, а он сам рухнул мордой в песок. Поднявшись, он увидел, что человек, как ни в чем не бывало, стоит в двух шагах от него и держит в руках оба шеста – свой и его.

Полуволк увидел, что у его противника оружие сломано, и предпочел сойтись с ним в рукопашной. Они поравнялись и посмотрели друг другу в глаза. Они с Йорвином были почти одинакового роста. Вдруг, морферим схватил Йорвина за грудки, поднял над головой, используя свою невероятную силу, и швырнул Йорвина на песок как связку хвороста. Поднявшись на четвереньки, Йорвин бросился ему под ноги, с неимоверным усилием оторвал его лапы от земли и опрокинул на спину. Юноша, уразумев, что его оппонент гораздо сильнее его, не теряя ни секунды, пока противник очухается, набросился на него и начал изо всей силы бить морферима по глазам, ушам и носу. Не успел он нанести и трех ударов, как был отброшен прочь. На этот раз хвостатый громила пошел в атаку. Правило «не бей лежачего» определенно здесь не работало. Морферим вознамерился одним ударом локтя переломать Йорвину все ребра, но он оказался проворнее, в последний момент перекатившись в сторону. Каким-то чудом в его руку лег обломок шеста, и Йорвин, недолго думая, обрушил его на голову противнику. Обломок от силы удара разлетелся в щепки, а морферим, дико завыв, откатился прочь, держась за правый глаз. Похоже, острая щепка шеста в глазу причиняла ему сильную боль. Пока хвостатый здоровяк протирал глаз, Йорвин поднялся и, зайдя морфериму за спину, что было силы сдавил в сгибе локтя его толстую шею, стремясь пережать место, где у людей находится сонная артерия. У морферимов она находилась там же. Полуволк сначала оказывал яростное сопротивление, пытался добраться до Йорвина и вырваться, но тот держал крепко. Руки морферима бились в тщетных попытках снять голову Йорвину с плеч, и даже сильно расцарапали ему бровь, оставив две глубокие царапины. Наконец, мохнатый великан начал мякнуть, в движениях стала проступать кисельность, и, в конце концов, его руки безвольно опустились как плети. Чтобы окончательно «вырубить» его, Йорвин с размаху опустил свой кувалдоподобный кулак ему на череп.

Серебристый цвет шерсти морферима, смешавшись с пылью арены, стал грязно – серым. Всколоченная грива постоянно лезла в глаза и загораживала обзор. Сиртама же стоял твердо. Взгляд его был неизменно прям и спокоен, и лишь едва заметная капелька пота скользила по его виску. Соперники снова обменялись ударами. Удар – блок. Удар – блок. Удар – хруст! Удар, пришедшийся на пальцы морферима, сжимавшие шест негромко хрустнули, но оба бойца это почувствовали. Морферим выронил шест и дико завыл, схватившись за кисть. Два пальца, указательный и средний были сломаны и смотрели в разные стороны.

– Ар-г-р-р, я убью тебя, человече! – заревел он, и изрыгнул какое – то древнее проклятие морферимов как плевок.

– Все кончено – сдавайся, я не хочу тебя больше калечить, – ответил Сиртама.

– Оставь свою милость малолетним ворюгам из ваших помойных городов! – зашипел морферим и поднял здоровой рукой свой шест. Он попытался поразить Сиртаму одной рукой, но удары его были медлительны и Сиртама легко уклонялся от них. Его же удары были стремительны подобно молнии и сильны как удар тарана. Одним ударом снизу по челюсти Сиртама покончил с морферимом.

Но вождь не унимался. Он определенно хотел их видеть побежденными. Вновь решетка под ним поднялась, выпуская всех оставшихся бойцов. На этот раз на арену против Сиртамы и Йорвина вышли аж трое противников. Причем, двое из них были бугаи из волчьего клана. Двое братьев, судя по похожим прическам, переглянулись, и один из них указал пальцем на Йорвина, и, ткнув своему родичу из лисьего клана на Сиртаму, уверенной походкой зашагали к Йорвину. Морферим – лис бросился на Сиртаму и стал оттеснять его к шипастой ограде, в то время как здоровяки из клана Волка прогрессивно урабатывали Йорвина. Против двух таких противников Йорвину было не выстоять. Их меньший брат из клана Лиса не давал Сиртаме прийти ему на помощь, не нападая, но ожесточенно отбиваясь ото всех попыток миновать его. В их совместных действиях невооруженным глазом прослеживалась тактика. Очень скоро Йорвин лежал на песке без чувств, а Сиртама был вынужден сражаться с тремя противниками, просто подавлявшими его напором, числом и свежими силами. Но каким бы ни был Сиртама хорошим бойцом, он очень скоро был свален на песок, избитый, как и Йорвин.

Бой был окончен для Йорвина с Сиртамой. Победоносное трио покинуло арену. Один из морферимов держался за выбитый клык. С поля боя уносили побитых и покалеченных, чтобы выпустить свежих бойцов для нового поединка. Йорвин довольно быстро пришел в себя и попытался подняться, правда получилось у него не сразу. Все – таки у народа Черного Волка была очень тяжелая рука. Но со второй попытки он – таки сумел подняться и выпрямиться. Вождь клана Серого Лиса поднялся, чтобы произнести финальную речь:

– Братья! Сестры! Родичи! Могучие противники были повержены. Восславим же наших новых воинов! В их честь сегодня вечером мы устроим пир. Пока же продолжим наш турнир. А что касается вас, люди, вы свободны и можете покинуть наши земли, когда вам заблагорассудится, – Йорвин, держась рукой за сломанные ребра, кивнул в знак благодарности, повернулся, чтобы уйти, но сделав два шага, упал ничком без сознания.

– Что? – взревел Вальттери, который до этого момента сохранял молчание, и вообще производил впечатление немого, – Отпустить этих.… Этих? – от возмущения вождь аж подскочил, – Ояярви, ты спятил?

– Я собираюсь сделать лишь то, что должно. Я не нахожу в них ни вины, ни угрозы, тем более они только что нам услужили. Те бойцы, которых сегодня унесли на носилках, станут только сильнее к следующему зимовью. Поэтому они нам не враги.

– Не враги? Тебе самому не смешно от того, что ты несешь? Люди расползаются по земле как чума, вырубают леса, иссушают реки, вторгаются на земли наших отцов и дедов. По-твоему на это способны друзья?

– А я и не говорил, что они – друзья! – Ояярви тоже начал повышать голос. – Но я не допущу, чтобы за грехи целого народа расплачивались безвинные его представители.

– Безвинные? Ты смеешься? Они у тебя на глазах вмяли в землю четверых наших. Двое из них покалечены. По-твоему, они безвинны, раз способны на такое? Ох, нет. Дай только им возможность, они позовут свою братию и камня на камне здесь не оставят. В отличие от тебя, я имел дело с людьми, и они умеют мстить за обиды не хуже нас с вами, а ты только что заставил их плясать под свою дудку на посмешище толпе. Я бы этого не забыл, и сомневаюсь, что они забудут. Поэтому я прикажу от них избавиться. Их лица я натяну на камень и повешу у себя дома, а их мясо скормлю беднякам.

– Только через мой искалеченный труп, – сквозь зубы прошипел као и кулаки его сжались.

– Ну что ж, будь по – твоему, – на морде дао Вальттери появилось некое подобие ухмылки. Кажется, вождь Черных ждал именно такого расклада. Он снял с себя все регалии и спрыгнул на арену, – Уладим это, как велит наш обычай. Никакого оружия и выживает только один.

Као тоже снял с себя накидку, манжеты и затянул потуже кушак.

– Ояярви, что ты делаешь? – воскликнула его жена, Йоухки. – Он же убьет тебя! Ты не должен приносить себя в жертву, ради каких-то людей. У тебя семья, у тебя дети, ты не можешь вот так просто лишить их отца. Умоляю тебя, одумайся, одумайся, пока не поздно. Зазря себя погубишь!

– Значит, такова судьба, – тихо произнес Ояярви, после чего обнял жену и детей и спустился на арену к Вальтери.

Вальттери был в полтора раза выше его и вдвое шире. И, разумеется, был намного сильнее Ояярви физически. Зато тот был быстрее и проворнее грузного полуволка, на что, собственно, и рассчитывал. Первым делом, Ояярви бросился с разбегу в ноги Вальттери, стараясь сбить его наземь, но дао прямо на лету поймал его и что было силы, швырнул через себя. Немало ошарашенный Ояярви не заметил, как Вальттери подошел сзади, схватил его за хвост и лапу, и швырнул на трибуну для вождей, где они только что сидели. Проломив собой ограждение, као чуть не застрял в нем, но свалился на землю, оставив после себя приличную пробоину. Жена и дети не могли смотреть на это. Они сидели, закрыв глаза ладонями и дрожа от страха. Могучий дао подошел к лежащему као, схватил и поднял его над головой, а затем что было силы обрушил на колено. Все собравшиеся думали, что после такого уже не встать, но проходит десяток ударов сердца, а затем еще один, и ухмылка с морды Вальттери, который уже думал, что с Ояярви покончено, начала сползать.

Вождь клана Серого Лиса отличался кошачьей живучестью, несмотря на то, что его предки принадлежали семейству псовых. И в тот момент, когда Вальттери, уже празднуя победу, собрался его прикончить, као Ояярви быстро поднялся. Он все время был в сознании, и копил силы для дальнейшего боя. Но нельзя сказать, что это далось ему легко. Поврежденная спина сильно болела и као заметно хромал. Вальттери начал приходить в бешенство. Этот спектакль с танцами начал ему сильно надоедать. Он решил одним махом покончить с Ояярви. Быстро, красиво и кроваво.

Вальтерри побежал навстречу Ояярви, намереваясь насадить его на колья на глазах у его семьи и обоих племен. Он уже представлял себе окровавленный кол, торчащий у као из груди, но в последний миг, когда от Ояярви его отделяло два шага, Ояярви с силой оттолкнувшись от земли, бросился под ноги дао, и тот, споткнувшись, налетел прямо на кол, на который собирался насадить соперника. Пронзенный Вальттери зарычал, но рык очень скоро превратился в булькающий хрип, а затем стих. Дао Вальттери, бывший вождь клана Сынов Черного Волка, обвис на колу.

С трибун Сынов Лиса обрушились овации. Их вождь только что доказал, что он воистину первый в клане. Йоухки лила слезы счастья, а дети с визгом восторга прыгали по всей трибуне. Сторона Сынов Волка хранила угрюмое молчание. Хоть Вальттери и не был хорошим предводителем, но он как – никак он был вождем. Теперь, до избрания нового в племени будет твориться анархия безвластия, а вождя найдут нескоро. У Вальттери не было семьи. Он всю свою жизнь посвятил воинскому искусству. Но как воин ли он умер – спорный вопрос.

***

Йорвин лежал на койке из черного дуба на соломенном матрасе в лечилище Яаскелайнена. Когда Он очнулся, его перекладывали с телеги на койку трое морферимок – лекарок. Койка была ему мала, но жаловаться он не стал. Сиртама очнулся чуть позднее, и поняв, что бой закончился, и что их отпустят, как только они встанут на ноги, улегся спать дальше. Сиртама лежал на такой же койке справа от Йорвина и тихонько посапывал. Наступила ночь, но Йорвин не спал. Он смотрел в потолок и думал, сколько еще людей видели этот чудо – город? Пожалуй, таких «счастливцев» можно пересчитать по пальцам… одной руки.

В палате они были одни. Морферимы, с которыми они бились утром, лежали в соседней палате, откуда доносился негромкий гомон. Вдруг, дверь в палату открылась, и вошел као Ояярви. Он шел, прихрамывая, держа в правой руке трость, а левая была на перевязи. Еще перевязана была травмированная спина, оттого он и хромал. Йорвин резко повернул голову в его сторону. Светильник осветил его лицо. Под левым глазом виднелся синяк, на подбородке ссадина, на лбу две глубокие рваные раны. У Йорвина также было перевязано вывихнутое предплечье.

Као подошел к Йорвину и присел на соседнюю койку.

– Ого, вождь, что с тобой, с вульфергом подрался? – спросил Йорвин

– Не совсем с вульфергом, но около того. Вы с твоим другом пропустили большое веселье. Мы с дао Вальттери поспорили о том, что делать с вашими головами. Он хотел их отрубить и натянуть на камень, а я настоял, что вы их унесете на своих плечах. К сожалению, спор урегулировать мирно не удалось.

– И ты надрал ему хвост? – Ояярви кивнул. – Ого! Да ты крут, в нем же два тебя! Не расскажешь, в чем твой секрет?

– Ну, у нас есть поговорка, чем больше сук, тем громче падает.

– Хорошая поговорка, – засмеялся Йорвин. – Надо будет запомнить, – Ояярви тоже улыбнулся углом рта. – Видать, теперь мы твои должники, вождь…

– Меня зовут Ояярви. Као Ояярви. Као – титул верховного морфериам в клане Сынов Серого Лиса, – Лицо Йорвина аж скуксило от такого имени.

– Ояй..? Ну и имена же у вас, однако. А меня зовут Йорв…

– Йорвин и Сиртама. Да, я знаю. Зуали мне сказала. Мне ваши имена кажутся не менее странными, – Оба рассмеялись. – А по поводу долгов… Сочтемся, быть может. Не на этом свете, так на том.