Читать книгу Сажайте, и вырастет - Андрей Рубанов - Страница 9

Часть первая
Глава 8

Оглавление

1


С сигарами вот что произошло: в последний раз я мечтал о сигаре за три года до своего ареста.

Весной девяносто третьего года, в теплом, томительно-влажном московском мае, я и мой друг Михаил, благодушно настроенные, физически крепкие начинающие капиталисты (мне – двадцать четыре, ему – двадцать восемь), сидели в припаркованном у тротуара автомобиле и ожидали появления нужного человека. Слушали магнитолу. Звучал один из гимнов того бурного времени: «Отель Калифорния» американской группы «Иглз».

«Добро пожаловать в отель „Калифорния“!», – пронзительным тенором выводил солист, особой хрипотцой давая понять, что приглашение адресовано далеко не всем – а лишь самым продвинутым, резким, решительным, рисковым, серьезным, сильным, уверенным, хладнокровным и при этом тонко чувствующим мужчинам. Я и Михаил причисляли себя как раз к таким.

Мы искали офис. Нам требовалось помещение. Комната. С телефоном. С дверью, запирающейся на ключ. Отапливаемая. На умеренном расстоянии от метро. Возник посредник, обещавший подыскать что-то подходящее. Сегодня утром он позвонил. Назвал адрес. Назначил время.

Прибыв на место, мы поняли, что вариант вполне устраивает. Конечно, не калифорнийский отель. Но в общем – то, что надо. Дом – серая бетонная коробка семи этажей – пребывал в собственности некоего научного учреждения. Во времена Совдепии наука необычайно процветала. Советские ученые работали в светлых комнатах с большими окнами. Теперь просторные залы и кабинеты, где так сладостно, наверное, было решать проблемы неорганической химии или ядерной физики, сдавались внаем предпринимателям, чьи умы беспокоили иные вопросы: «поставки» и «недопоставки», «проплаты» и «откаты», «конвертировать» и «расконвертировать», «затаможить» и «растаможить» – вот стандартный набор проблем, ныне мучительно решаемых под высокими потолками бывшего храма науки.

Все подъездные пути к зданию занимали дорогие самодвижущиеся экипажи. В разных направлениях сновали молодые люди в небрежно повязанных галстуках, с озабоченно напряженными лицевыми мускулами. Отсвечивали золотые часы, браслеты, перстни и оправы очков. Здесь же оборотистые представители мелкого уличного бизнеса наладили сопутствующую торговлишку: установили табачный киоск.

Прождав час, мы поняли, что ничего не будет – ни посредника, ни помещения.

Деловой этикет в те времена соблюдали не все участники рынка недвижимости, а только работающие с солидной клиентурой. Те, кто искал общества толстосумов. А мы, я и Михаил, не позиционировались как толстосумы. Это, в целом, понятно. Если ты не являешься толстосумом реально, то тебе нет никакого смысла позиционироваться как толстосум.

Все же мы – особенно Михаил – знали вкус денег и умели себя вести, как надо, и одевались вполне прилично.

Однако маклер нас пробросил.

В каком-нибудь двухтысячном году этот непорядочный человек, очевидно, позвонил бы на мобильный телефон и как минимум извинился перед клиентами за сорванную сделку. Но тогда, в круто посоленном девяносто третьем, мобильной связью наслаждались только избранные. Толстосумы. А прочие голодранцы, вроде меня и моего друга Михаила, пользовались телефонами-автоматами.

Маклер не пришел.

Я и Михаил недоумевали. Вроде бы на первой встрече с посредником мы все сделали, как надо. Предусмотрели мельчайшие нюансы. Облачились в куртки из грубой свиной кожи и в черные джинсы. Наши скулы играли. Глаза сверкали стальным блеском. Чемоданы типа «дипломат» оттягивали руки. Но посредник, сволочь, опознал-таки в нас начинающих. Небогатых провинциалов. Юных дураков.

Теперь я и мой друг Михаил, сидя в скромном салоне скромного автомобиля, молчали, размышляя, порознь, об одном и том же.

Я чувствовал досаду. Маклер нами пренебрег. Это значило, что сорокалетний дядя с птичьими движениями головы не проникся брутальными элементами моего гардероба: клубным пиджаком, и поясным ремнем с металлическими блямбами по всему периметру, и остроносыми, убийственного малинового цвета, ковбойскими сапогами. Барабаня пальцами по облезлому рулевому колесу, я озабочено признался самому себе, что моя дорогостоящая боевая раскраска, еще год назад убеждавшая всякого гражданина в моей абсолютной крутизне, теперь работает плохо. Любой мало-мальски обеспеченный предприниматель, хотя бы и маклер рынка недвижимости, легко умеет опознать во мне практически нищего молодого человека.

Михаил, мой надежный партнер и без пяти минут босс, маялся, как я предполагал, схожими вопросами. В свои двадцать восемь он смотрелся чрезвычайно солидно. Весил едва не сто кило. Разговаривал басом. Повязав элементарный галстук отечественного производства, он уже выглядел большим человеком: как минимум бывшим секретарем областного комитета ВЛКСМ. Если же галстук был из Италии, а пиджак из твида, перед Михаилом прогибался весь мир. Еще не будучи боссом, Михаил уже выглядел как босс. Глядя на него, я постигал удивительную правду отечественной коммерции, да и всякой коммерции вообще: если ты хочешь заделаться хозяином, то первое, с чего тебе следует начинать, – это одеться как хозяин, и так же разговаривать.

Тем не менее впечатляющий твид на плечах Михаила никак не поразил маклера. И маклер не явился на переговоры. Понял, что с Михаила и его приятеля Андрея он не получит приличных комиссионных.

Кстати, Михаил и Андрей и не собирались платить приличных комиссионных. Они предполагали опрокинуть маклера. Сразу. Не дать ему вообще ничего. Это просто: нам было достаточно лишь сделать вид, что предлагаемая комната не понравилась, вежливо расстаться с посредником, уехать, но через час – вернуться и заключить договор напрямую с владельцами здания.

Маклер не ошибся. Чутье не подвело его. А Михаил и Андрей теперь проводили время в ожидании, сокрушенно молчали и злились.

– Поехали, – в конце концов произнес Михаил. – Тут ловить нечего.

– Согласен, – ответил я, включил зажигание и принялся выворачивать руль.

Мы, возможно, выругались бы площадными словами, вымещая злобу акустическим способом, – однако вокруг, вторгаясь поверх полуоткрытых оконных стекол, утверждал себя роскошный городской месяц май, и его теплые воздухи овевали нас и справа, и слева, лаская щеки, умиротворяя сердца, сообщая благостность душам, снабжая их верой в добро, в любовь, в человечество, пусть оно и состоит частично из недобросовестных посредников рынка недвижимости…

Неожиданно огромный немецкий седан подрезал мое угловатое авто и остановился, грузно осев, в двух метрах впереди. Сверкающее тело городской торпеды покачнулось, распахнулись массивные двери, и на асфальт шагнули двое – в молодых летах и дорогостоящих кафтанах.

Один, огромный, как рефрижератор, выступил из машины с усилием. Он тяжело, в несколько приемов, распрямился, и стало видно, что ширина его тела немногим уступает его же высоте, шея почти отсутствует, а повыше имеется круглая, наголо бритая голова, украшенная с фронта маленьким лицом Квазимодо.

Второй экземпляр предстал как модернизированная, более приспосабливающаяся к обстановке и более быстрая версия первого. Его крепкая фигура, приятные золотые браслеты, спортивные брюки с лампасами, а также плавная походка – не лишенная между тем пружинистости – впечатляли. Но наибольший эффект производила сигара: толстая, светло-коричневая, испускающая обильный дым. В самый момент исхода из кожаных глубин салона спортивный юноша как раз пыхнул ею, и с конца колоссального табачного цилиндра на асфальт обрушилась изрядная доза пепла. Носы у обоих были сплющены, ушные хрящи переломаны.

Молодые львы приехали по своей надобности. Ко мне и Михаилу никакого отношения не имели. Они совершили опасный дорожный маневр из обычного хамства.

Безусловно, яркие существа не являлись глупцами, они явно понимали, что нарушили не только и не столько правила дорожного движения, сколько неписаный водительский этикет: не будь наглым! Не лезь поперек всех! Поэтому любитель сигар взглянул в нашу сторону и даже слегка дернул шеей, вопросительно: нет ли, мол, претензии? И опять выпустил облако дыма. Его машина стоила в десять раз дороже моей, и он смотрел так, как и положено смотреть молодому льву: с превосходством.

Я в ответ пошевелил головой, шеей и предплечьями, в целом – враждебно. Смысл пантомимы проявился четко: более серьезные ребята помешали гораздо менее серьезным ребятам.

«Квазимодо» и его друг направились к табачному ларьку.

Крайняя унизительность момента прочувствовалась мною и Михаилом очень остро: вокруг нас торжествовала сладкая, как карамель, столичная весна, цокали каблуками девочки в мини, пахло молодой листвой, душа рвалась в синие небеса, – а посреди этого жизненного буйства два кретина с наглыми мордами провоцировали нас на конфликт.

– Давай пробьем им головы, – вдруг решительно предложил Михаил. Его прочная западнославянская шея покраснела. И он даже протянул руку, чтобы открыть дверь.

Я задумался. Мой друг имел разряд по боксу в тяжелом весе. Без сомнения, он легко уложит «Квазимодо» несколькими боковыми в челюсть. А я тем временем померяюсь силами со вторым. Тот выше меня, и штаны у него удобные – но явно наркоман. Руки болтаются, как плети. Дерганые движения. Потому и курит сигару: ему требуется много большая доза яда, нежели рядовому пользователю никотина. Возможно, нас ожидает успех. Но вдруг у них – оружие?

– Это бандиты, – сказал я и тронул с места. Отъезжать из района несостоявшейся драки следует медленно, не теряя достоинства. Полезно даже в последний момент слегка притормозить и обернуться, как бы находясь в сомнении: а может быть, все-таки не стоит прощать обиду? Может быть, вступить в бой? Пусть потенциальный противник понервничает лишние секунды – это и будет если не моральная победа, то как минимум моральная ничья.

– Бандиты? – с вызовом переспросил Михаил. – Ну и что?

– Бандиты есть бандиты, – философски ответил я. – Преступники. Зачем с ними связываться?

– Нет, – возразил Михаил, выпятив квадратный подбородок. – Не так. Брить голову и кататься по городу в краденом «мерседесе» – это не преступление. Это глупость. Тоже мне, преступники! Да я завтра же возьму себе такой «мерседес»! Соберу все свои деньги, немного подзайму – и куплю, легко! И цепи золотые, типа, повешу!

И голову побрею. И стану трясти мелких уличных торгашей. Какая в этом доблесть?

– Ты видел его сигару? – спросил я, включая третью передачу.

– А ты видел его штаны? – Михаил заерзал на сиденье. – Дешевый кретин, ведущий дешевый образ жизни! В дорогом автомобиле катается дешевый человек! Когда я таких вижу, меня тошнит!

Мой друг яростно крутанул дверную ручку и грубо плюнул в раскрытое окно.

– Разборки, – выговорил он с отвращением. – Распальцовки. Наезды. Предъявы. И все время они делают такой вид, как будто знают что-то такое, чего я не знаю! Правду сказал Кончаловский: нет хуже зверя, чем человек!

– Он только режиссер фильма, – поправил я. – Он лишь поставил «Поезд-беглец», но финальная цитата принадлежит Шекспиру.

– Какая разница! – зло, с жаром выкрикнул Михаил. – Я говорю о козлах и гадах, а не о Шекспире и Кончаловском! Я говорю о моральном праве. Какое моральное право имеет наглый хам? Никакого! Он может сколько угодно брить голову и гнуть, типа, пальцы, но меня не напугать. Я не связываюсь с таким хамом только потому, что у меня нет времени! Я бы его завалил, на хрен, невзирая на Шекспира! Разворачивай, блин, машину!

Мой друг говорил о наболевшем. И я, и он имели немалый опыт общения с представителями преступного мира. Начинающий коммерсант никогда не избежит встречи с профессиональными вымогателями, более известными как «бандиты». Эти вымогатели подстерегают смельчака в подъезде дома и на дороге. Но в какой-то момент начинающий перестает быть начинающим – он вырастает, арендует офис с охраняемым входом, и бритоголовые хулиганы практически перестают его беспокоить. Михаила, я знал, вывело из равновесия не поведение самодовольного дурака с сигарой, а именно неудача с арендой офиса. Если бы маклер оказался человеком слова, мы, может быть, уже сидели бы в собственной комнате, с высоким потолком и окном до пола, и прикидывали, куда поставить кофеварку и факс.

Но, увы, – мы оба все еще на улице. И вынуждены проглатывать оскорбления ее грубых обитателей.

Отсутствие кабинетика со столом, стулом, компьютером и телефонным аппаратом мучало моего старшего друга. Он постепенно выходил из разряда начинающих. А я – рассчитывал на то, что он вытянет за собой и меня.

Кроме Михаила, друзей в мире бизнеса я не имел.

– Нет, ты видел его сигару? – опять спросил я, желая поднять у друга настроение.

Но Михаил не успокоился.

– У меня высшее образование, – прорычал он. – Типа, диплом! Психолога! У меня расчетный счет в банке! У меня, блин, бизнес! Я в прошлом месяце почти сто тысяч отмыл! Я расширяюсь, офис ищу, не успеваю! Вот – человека нанял! Тебя! Но на «мерседесе» не езжу! Не по чину! Не по Сеньке шапка! А он кто такой? Что у него есть, кроме краденой, типа, машины? Что он знает? Что он умеет?

– Ты – нетолерантен, – сказал я. – И поэтому – фрустрирован.

– Ого! – запальчиво выкрикнул Михаил. – Слышу звонкие термины! А может, я мучаюсь базальными тревогами? Или просто подсознательно угнетен? Или, может быть, впал в состояние эмоциональной аназагназии?

Я смолчал.

– Не дави интеллектом, малыш, – наставил меня мой друг. – Иначе однажды впадешь в реактивное состояние. Умничать будешь на бандитских разборках.

– А они ожидаются? – быстро поинтересовался я.

– Может быть.

– Тогда лично тебе там лучше не присутствовать.

– Это почему?

– Ты слишком презираешь бандитов.

– Да, это так, – с ненавистью выговорил Михаил. – Они – животные. Существа без мозгов и культуры! Дешевка!

– Санитары общества, – возразил я.

– Сам ты санитар!!

– А чего ты кричишь?

– А чего ты умничаешь?! Я пожал плечами.

– Извини, – пробормотал мой друг после секундного молчания.

Михаил, да, был довольно нервным молодым человеком, мог сказать грубость и даже оскорбить, но, обладая силой воли и довольно хорошим воспитанием, он всегда находил способ быстро овладеть собой.

– Реальные санитары – это мы, – уже более спокойно, тяжелым, низким голосом произнес он. – Когда мы сделаем деньги, мы расчистим и облагородим пространство вокруг себя. Туда не будут допускаться идиоты с золотыми, типа, цепями. Чем больше в обществе богатых, тем оно безопаснее. Зависимость – прямая. Поехали, Андрей, делать деньги! Поехали! Здесь сворачивай. Заскочим к одному интересному парню. Он предлагает, типа, жирный вариант…

– А куда ехать?

– Я покажу. Сейчас – налево. Ты что-нибудь знаешь о финансовом рынке? О банковском бизнесе?

– Почти ничего.

– Узнаешь, – заверил меня Михаил. Его приступ уныния и сплина сменился бешеной активностью. Всякий упрямец, обладатель крепкого характера, воспринимает очередное поражение как повод удвоить усилия на пути к победе.

Я надавил на газ и переложил руль. Двигатель заревел. Колеса взвизгнули.

Так оборвалась цепь последовательных событий, каждое из которых было причиной предыдущего: бандиты самоутвердились за счет меня и Михаила, затем Михаил накричал на меня и самоутвердился за мой счет, а мне пришлось самоутвердиться за счет своего автомобиля.

– Нет, ты видел, какая у него была сигара?!

– Не переживай. Скоро и мы закурим такие же! Нажав клавишу, я прибавил звук, и салон заполнился страстными выкриками американского певца, приглашающего всех, кто неравнодушен, кто смел и силен, в калифорнийский отель.


2


Вечером того дня, когда меня и Михаила оскорбили малолетние уголовники, я купил в дорогом магазине сигару.

В то время я думал, что презираю мечтателей, а уважаю только тех, кто желает – и добивается желаемого. Я отправился в немыслимо дорогой супермаркет и приобрел самую большую, толстую, длинную «Гавану», какую только смог найти. Еще раскошелился на особый металлический пенал. Можно покурить, притушить и убрать в карман, до другого случая. Сигарные окурки пахнут ужасно, но все же не так, как сигаретные.

Оставшихся денег хватило на пачку пельменей и «Сникерс» для жены. Карманы опустели. Зато я получил то, что заострит мой имидж. Придаст вес. Усерьезнит. Без хорошей сигары на финансовом рынке делать нечего.

Сажайте, и вырастет

Подняться наверх