Читать книгу Темные тропы - Андрей Саломатов - Страница 4

Оставив мужа лежать за трансформаторной будкой, Лена быстро дошла до перекрестка, остановила обшарпанный жигуленок и, усевшись на переднее сиденье, назвала свой адрес. У дома Лена попросила водителя подождать, поднялась в квартиру и уже через несколько минут вернулась со спортивной сумкой, в которой был минимум необходимых вещей, носильное золото, деньги и газовый пистолет Сергея, который он купил из баловства, как только появилась такая возможность. Прятал свою игрушку Сергей в секретере за книгами. Понимая, что больше никогда не вернется в эту квартиру, Лена просто сбросила книги на пол, сунула пистолет и коробку с патронами в сумку и на секунду замерла, прикидывая, что еще ей может понадобиться в этот неприятный и опасный промежуток времени между последним посещением дома и предстоящим новосельем где-нибудь в старой доброй Европе.

Даже второпях она не забыла забрать все свои фотокарточки, хотя прекрасно понимала, что на работе в личном деле фотография есть. Но ей не хотелось оставлять семейный архив на разграбление и хоть отчасти облегчать работу милиции или тем, кто будет ее разыскивать.

По дороге к дому Антона Скоробогатова Лена старалась сохранять спокойствие, сидела с непроницаемым лицом и про себя повторяла: «Все будет нормально. Все будет нормально». И все же сквозь это успокоительное заклинание, словно в плохо настроенном приемнике, постоянно прорывался незнакомый грубый голос: «Все, это конец». Лена пыталась бороться с наваждением, забивала страшное пророчество мыслями о деньгах, которые ждали ее у Антона, но получалось неубедительно. Голос нагло прерывал лихорадочное течение ее мыслей и с железной уверенностью неумолимо повторял: «Это конец».

Машины Скоробогатова у дома не оказалось, но это нисколько не смутило Лену. Расплатившись с владельцем «жигулей», она вбежала в подъезд, поднялась в лифте на третий этаж и собственным ключом открыла квартиру, в которую последние несколько месяцев приезжала не реже двух раз в неделю.

К ее немалому удивлению, хозяина дома не оказалось. Лена всегда сама убирала жилище Антона, знала, где что хранится, и сейчас была неприятно удивлена странным беспорядком, которого, по ее разумению, не должно было быть. Казалось бы, все лежало на своих местах, и все же у нее создалось впечатление, будто здесь произошло что-то ужасное, обрекающее ее на верную погибель: на столе валялась пустая коробка, в которой Скоробогатов хранил документы; платяной шкаф был раскрыт и там не хватало кое-каких вещей; ящики серванта и комода были выдвинуты, словно там искали что-то впопыхах. Но самое главное обнаружилось позже. На кухонном столе она нашла тетрадный листок, на котором торопливым почерком было написано: «Ленок, прощай. Этих денег мало даже для двоих, так что, прости. В квартире не задерживайся, она давно продана вместе с барахлом».

После прочтения записки состояние Лены было близко к обморочному. Не желая верить в то, что ее так незамысловато и подло обманули, она несколько раз перечитала послание, заглянула на другую сторону листа, будто ожидая увидеть там коротенькую фразку: «Я пошутил», – и только после этого исступленно скомкала лист бумаги и обессиленно повалилась на стул.

Всего лишь сорок минут назад она имела все, что нужно для нормальной человеческой жизни: жилье, работу, мужа, любовника и в перспективе надеялась женить на себе какого-нибудь удачливого бизнесмена, успевшего поймать свою синюю птицу за хвост и впрячь ее в новенький «мерседес». Благо для этого у нее были все данные: красиво слепленная рыжая головка с кукольным личиком, точеная фигура и завидная женская хватка. Еще полчаса назад она держала в собственных руках небольшой чемоданчик с тисненым вензелем, в котором лежало то же самое плюс абсолютная финансовая независимость. Но, словно в страшном сне, в одночасье все это вдруг испарилось, и вот сейчас она лишилась последнего – возможности легально жить в своей квартире, городе, стране. Пресловутое разбитое корыто, по сравнению с тем, что она получила, выглядело бы подарком судьбы. Опостылевшая работа в банке и презираемый муж остались где-то там, в безнадежно утерянном прошлом, тогда как она столкнулась с таким чудовищным настоящим, что в пору было намыливать веревку.

Оглоушенная и раздавленная, Лена даже не заметила, что плачет. Из этого состояния безысходности ее вывел резкий телефонный звонок. И тут же у нее появилась слабая надежда, что это лишь недоразумение, ошибка или жестокий розыгрыш. Подбегая к телефону, она молила бога, чтобы это оказался Антон Скоробогатов. Одно его имя значило для нее сейчас гораздо больше, чем вся предыдущая жизнь, а сам он начисто утратил человеческие черты и превратился в некий символ возврата к жизни.

Звонок окончательно разочаровал Лену. Новый владелец квартиры на всякий случай поинтересовался, есть ли кто дома и сообщил, что намерен заехать сегодня во второй половине дня и оставить кое-что из вещей. Молча выслушав его, Лена швырнула трубку мимо аппарата и только после этого тихо произнесла:

– Пошел ты в задницу, говнюк!

Далее оставаться в квартире Скоробогатова нельзя было по любым соображениям, но у Лены совершенно не было сил, чтобы покинуть ее. Семейные деньги, которые она забрала из дома, казались в ее положении такими мизерными, что о них неприятно было вспоминать – их хватило бы не более чем на месяц нищенского существования. Что делать дальше, Лена не знала, размышления о будущем доставляли ей физическую боль, а улица, где она вскорости должна была очутиться, пугала ее своей открытостью. Где-то там, вне стен этого дома, за ней уже начиналась настоящая охота, и, думая об этом, Лена явственно ощутила тяжелые запахи несвежего белья и параши.

Мысль о семейной «копилке» пришла не сразу. Предательство Антона и последующие переживания лишили ее возможности рассуждать спокойно и трезво. Но когда Лена достала тоненькую пачку денег и бегло пересчитала их, в памяти неожиданно всплыли три с половиной тысячи долларов.

Лена с Сергеем не принадлежали к числу людей, которые месяц за месяцем с получки откладывают в чулок на черный день и уж тем более на далекую старость. Одна зарплата у них уходила на необходимое, другая – на развлечения. Но симпатичная идея сделаться рантье в свое время захватила Калистратовых, как и многих других граждан, мечтающих без особого риска и суеты делать свой маленький бизнес на деньгах. А вскоре подвернулся случай: посредничеством Сергей заработал две тысячи долларов, и вся сумма была отдана знакомым под неплохой процент. Спустя полтора года две тысячи превратились в три с половиной, но забрать их можно было, только предупредив благодетелей за неделю.

Вспомнив о «копилке», Лена бросилась к телефону, набрала рабочий номер подруги и от нетерпения заскребла ноготками по столу.

– Алло? – услышала она, и этот спокойный знакомый голос словно вернул ее на полтора часа назад, когда мир вокруг нее еще включал в себя всю палитру цветов и оттенков.

– Тань! – закричала она. – Тань, это я, Лена. Тань, слушай и не перебивай. Понимаешь, я очень сильно влипла. Мне срочно нужны мои деньги. Срочно. Понимаешь? От этого зависит, жить мне или нет.

– Но ты же знаешь, надо за неделю… – послышался растерянный голос подруги.

– Таня, я не могу ждать неделю! Меня убьют! Я не шучу. Я не могу тебе рассказать все по телефону. Танечка, милая, родная моя, ну, попробуй что-нибудь сделать! Мне нужно сегодня.

– Подожди, я спрошу, – после небольшой паузы ответила подруга и положила трубку на стол.

Время тянулось тошнотворно медленно, и пока Татьяна выясняла, можно ли клиенту в порядке исключения забрать деньги сегодня, Лена отдавила себе ухо телефонной трубкой и изгрызла нижнюю губу. Она со страхом дожидалась ответа и вслух, шепотом торопила ее:

– Ну, давай же, давай, скорее…

Почему-то только сейчас Лена особенно остро почувствовала, насколько опасно оставаться в этой квартире. Все здесь: стены пол и потолок сделались ей ненавистны, и, чтобы лишний раз не мучить себя, она старалась не смотреть по сторонам.

Наконец подруга снова подняла трубку и тихо, но внятно проговорила:

– Завтра в девять утра привезут деньги. Подъезжай в половине десятого. Только смотри, не опаздывай. – И совсем понизив голос, добавила: – Мне, между прочим, это не за просто так делают.

– Тань, спасибо! – громко, с надрывом поблагодарила Лена. – Я отплачу тебе. Ты даже не представляешь, что для меня сделала. Я завтра буду. Извини, больше не могу говорить.

Из квартиры Скоробогатова Лена вышла уже не такой отчаявшейся, какой была до разговора с подругой. Ощущение полной безнадежности несколько притупилось, появились какие-то размытые планы, которые роились в голове словно насекомые, мешая друг другу оформиться во что-то конкретное. На улице к этому сумбуру добавились маниакальный страх и подозрительность. В каждом прохожем, в любом проезжающем автомобиле Лена видела тех самых страшных людей, которые будут разыскивать или уже разыскивали ее. Разгулявшееся воображение отчетливо рисовало ей, как однажды они появятся, бросят ее в машину и навсегда увезут из этой знакомой жизни в другую, думать о которой было невыносимо страшно.

Пробежав сгоряча метров четыреста, Лена от усталости едва не повалилась на раскаленный асфальт. Только сейчас она заметила, какая на улице жара, и поняла, что с тяжелой сумкой такой темп долго не выдержит. Кроме того, она вдруг открыла для себя, что бежит не целенаправленно, не куда-то и не к кому-то, а просто убегает подальше от дома Антона. И тут же на нее свалилась та самая проблема, от которой она мысленно отбивалась последние полчаса: куда идти? Этот сволочной вопрос словно вышиб у нее из-под ног почву. Лена привалилась к стене, с отчаянием на лице окинула взглядом рыжую от солнца, задымленную улицу, грязные с подтеками дома, и ей захотелось зажмуриться, а лучше – раствориться в воздухе, потому что все окружающее ее пространство и предметы источали смертельную угрозу. В голове у Лены замелькали какие-то фамилии, адреса, номера телефонов. Она в панике начала перебирать в уме школьных друзей, родственников и знакомых, но каждый раз сама же и отвечала себе одним и тем же словом: «Нельзя! Нельзя! Нельзя!»

Наконец сообразив, что здесь она ничего не придумает, Лена попыталась взять себя в руки. Стараясь соблюдать хотя бы внешнее спокойствие, она добралась до ближайшего ларька, купила пачку сигарет, хотя не курила уже больше двух месяцев и, подумав, банку крепкого пива.

Лысый безжизненный дворик, куда занесло Лену, напоминал недавно покинутую стоянку древнего человека, дорвавшегося до всевозможных благ цивилизации: кругом валялись жестянки из-под пива, бутылки и обрывки газет. В воздухе стоял крепкий до осязаемости запах тухлой рыбы, который сохранялся здесь даже в ветреную погоду. Два полупьяных грузчика бодро сновали с картонными коробками между микроавтобусом и открытым складским люком. За их работой наблюдал пожилой усатый кавказец в кожаной куртке, который, впрочем, делал вид, что не имеет к алкоголикам и коробкам никакого отношения. А грузчики безыскусно подшучивали друг над другом, смачно матерились, и за всем этим возбужденным трепом определенно проглядывало ожидание и надежда на скорое продолжение прерванного праздника.

Лена вошла в загаженный подъезд, с отвращением втянула через нос воздух и поспешила подняться на второй этаж. Эта часть жилого дома явно использовалась местными алкоголиками и приезжими мелкими коммерсантами не по назначению. Пахло мочой и настоянными на ней же окурками.

Как это не странно, но именно здесь, в этом жалком, опущенном до состояния сельского сортира, месте Лена почувствовала себя в относительной безопасности. Она наконец смогла расслабиться, взглянула на часы и посчитала, что с того самого рокового момента, когда они с Сергеем покинули банк, прошло чуть больше часа. Из-за этого безобидного открытия с ней едва не случилась истерика: семьдесят две минуты показались ей более чем половиной жизни. Они заключали в себе такое количество острых ощущений и разочарований, что ее рассчитанная на спокойную жизнь психика не выдерживала. Лена снова расплакалась, лишь с третьей попытки открыла жестянку и лихо запрокинула голову.

Пиво оказалось почти горячим, и Лена очень скоро ощутила его благотворное успокоительное действие. Она опорожнила полулитровую банку крупными глотками в два приема и тут же закурила, пожалев, что не догадалась взять две, а то и три банки. Ей вдруг ужасно захотелось напиться до бесчувственного состояния, а затем уснуть и никогда больше не просыпаться, потому что пробуждение не сулило ничего хорошего. Одна жизнь для нее навсегда закончилась, другая, о которой она мечтала, так и не началась, а третья, неизведанная и жуткая, как сама смерть, была ей не нужна.

Она понимала, что надо на что-то решаться, потому что бездействие рождало невыносимые мысли о безысходности, страшило ее тем кошмаром, который она пережила в первые минуты, когда поняла, что ее предали.

Достав из сумочки записную книжку, Лена наугад раскрыла ее и увидела телефон знакомого с необычной фамилией Буздырь.

С Николаем Буздырем, тридцативосьмилетним холостяком и любителем долгих застолий, Лена познакомилась больше двух лет назад. Это произошло в ресторане «Буревестник» у Киевского вокзала, куда они случайно забрели с Сергеем, Антоном и его девочкой в поисках выпивки и приключений. Напились они тогда изрядно, плясали со слепым скрипачом под его же скрипочку, а когда Лена вышла в туалет, высокий толстый Буздырь остановил ее в коридоре, прижал животом к стене и лениво ощупал, будто проверяя на мясистость. Лена не возражала и не сопротивлялась. Она лишь кивнула в сторону зала и, поведя бровями, коротко пояснила:

– Муж.

– Объелся груш, – пошутил Николай и положил Лене в разрез блузки, очевидно, заранее приготовленный листок бумаги. – Позвони если что. Это домашний. А так я почти всегда здесь. Со мной не соскучишься.

– Позвоню, – с пьяным кокетством пообещала Лена и действительно через неделю не только позвонила, но и навестила нового знакомого – веселого администратора ресторана.

С тех пор Лена не менее десятка раз приезжала к Буздырю в «Буревестник», затем он скоропостижно женился, но семейная жизнь с такой же свободолюбивой женой не вытанцовывалась и, хотя они жили вместе, друг другу старались не мешать.

То, что записная книжка открылась именно на этой странице, выглядело как подсказка судьбы, и Лена сразу, не раздумывая, решила попросить помощи у Николая. По дороге она взяла еще одну банку пива и, пока добиралась до Киевского вокзала, успела выпить ее и даже немного подремать.

Буздырь не только оказался в «Буревестнике», но и мучился от тяжелого похмелья. Он уже две недели как находился в отпуске, но приехал на деловую встречу с каким-то киевским гонцом, за пятнадцать минут отстрелялся, выпил с ним рюмку коньяку за успех общего предприятия и выпроводил гостя, чтобы тот случайно не застрял в ресторане на сутки и более. От встречи с киевлянином в кармане пиджака у Николая образовалась приличная сумма. Настроение у Буздыря сразу улучшилось, а рюмка коньяка довершила дело – лицо у администратора ресторана сделалось добродушным, а голос мягким и проникновенным.

Лена появилась в его кабинете как раз в момент расставания с киевским гостем и своим приходом положила конец встрече. Гонец быстро распрощался и ушел, а Николай по своему обыкновению облапил ее и предложил выпить.

– Я сильно влипла, Коля, – умоляюще глядя на него снизу вверх, проговорила Лена, но Буздырь, видно не желая омрачать так хорошо начавшийся день, только рассмеялся:

– Забеременела, что ли?

– Если бы… – Она с опозданием начала соображать, говорить или не говорить Николаю об ограблении. Пожалела, что заранее не приготовила правдоподобную легенду, но времени на раздумывание не было, и Лена попросту расплакалась.

– Давай вначале выпьем. – Буздырь насильно усадил Лену за письменный стол, разлил коньяк по рюмкам и одну из них вставил ей в руку. – Хватит реветь. Пей, а то разговора не получится. Терпеть не могу, когда бабы сопли распускают.

– Мы с Сергеем и Антоном стащили миллион баксов, – размазывая тыльной стороной ладони слезы, начала Лена. У Николая от этих слов лицо сразу сделалось серьезным, а в глазах попеременно замелькало недоверие и уважительное внимание. Он тут же расположился на противоположной стороне стола, налил себе еще коньяку, залпом выпил и переспросил:

– Что вы с Сергеем и Антоном стащили?

– Миллион баксов, – повторила Лена и, отпив из рюмки, пересказала основную часть истории, опустив при этом два, на ее взгляд, самых щекотливых эпизода.

– Так он что, вас кинул? – дождавшись окончания рассказа, спросил протрезвевший Буздырь.

– Он меня бросил как последняя тварь! – распалившись, ответила Лена. Нетвердой рукой она сама наполнила свою рюмку и продолжила: – Я не знаю, где он. Едет сейчас куда-нибудь с чемоданом денег, а я все… У меня ничего нет. У меня даже дома нет. Этот козел, Сергей, завалил все дело. Пока он, сволочь, телился, пришел этот… заместитель директора. Пришлось его…

– Замочили?! – не веря своим ушам, воскликнул Николай.

– Не знаю, – жалобно простонала Лена. – Он так… так сильно корчился. Может, и умер.

– А где муж-то? – спросил Буздырь.

– Понятия не имею, – изменившимся голосом с неприязнью произнесла Лена. – Мы разбежались, договорились потом встретиться. А чего теперь встречаться? На кой он мне нужен?

Некоторое время оба молчали. Рассказывая, Лена по второму разу пережила все случившееся, но уже без трезвого беспросветного трагизма. Николай же никак не мог придумать, что делать с этой опасно засвеченной гостьей. С одной стороны, ему хотелось провести с ней вечер и ночь, с другой – непонятно было, чем эта встреча закончится: возьмут ее, достанется и ему, и неизвестно, кому больше.

– Не ожидал, Ленок. От тебя не ожидал, – несколько ошарашенно проговорил Буздырь. Он выпил еще рюмку коньяка, пососал ломтик лимона и с отсутствующим видом промолвил: – Трудно его будет найти. Вы договаривались через Турцию?

– Через Турцию или Финляндию, – пьяно ответила Лена.

– Значит, через Китай пойдет… А может и через Владивосток в Японию. Хорошо бы его отыскать, – мечтательно глядя в зарешеченное окно, сказал Буздырь.

– Найдешь, деньги пополам, – внезапно оживилась Лена и, икнув, прикрыла рот ладонью.

– Ух ты моя сладкая! – рассмеялся Николай. – Не беспокойся, Ленок, поделим. Фотография его есть?

– Нет. С собой нет. – Лена покопалась в сумочке, достала ключи от квартиры Скоробогатова и бросила на стол. – У него дома должны быть. Только я туда не поеду.

– Естественно, – усмехнулся Буздырь. – Ну иди, поспи на диванчике. Вечером посидим в зале. Не бойся, твои знакомые сюда редко заявляются. А потом поедем на одну квартиру, кореш по европам гуляет, а ключи мне оставил – цветы поливать.

Николай помог Лене добраться до комнаты отдыха, уложил ее на диван и прикрыл пледом.

– Спасибо, Коля, – размазывая пьяные, черные от туши слезы, проговорила Лена. – Ты настоящий мужик. Я не знаю… что бы я делала. Куда идти? Все к черту… Вся жизнь…

– Спи, я тебя разбужу.

Лена закрыла глаза и мгновенно уснула глубоким сном.

Проснулась она сама, и не от шума или какого другого раздражителя, а от ужаса. Ей приснился кошмар, в котором участвовали все те же Антон, Сергей и некоторые банковские служащие, но сюжет был совершенно иным: Лена лежала привязанная к кушетке, а они по очереди насиловали ее и били чем попало по лицу. Особенно старались Сергей и Александр Гаврилович, которые тыкали в нее кухонными ножами и рвали на ней волосы. Лена пыталась звать на помощь, но у нее ничего не получалось, и только открыв глаза, она наконец услышала свой голос, потому что пробудилась от собственного крика.

Возвращение к действительности принесло облегчение только на несколько секунд, пока Лена не вспомнила, как она оказалась в ресторане у Буздыря. Спустив ноги на пол, она обхватила голову руками и, раскачиваясь словно правоверный мусульманин во время намаза, завыла в голос. За этим печальным занятием ее и застал вернувшийся Николай.

– Все горюешь? – бодро спросил он. – Ничего, Ленок, пробьемся. Бог даст, мы твоего красавчика отыщем. Вряд ли он полезет через горы, а на пропускном пункте его наши люди аккуратненько так, без лишнего шума возьмут.

– Да, – перестав плакать, хриплым со сна голосом сказала Лена. – Только меня к тому времени уже загребут и посадят за решетку.

– Да брось ты, спрячем мы тебя. Отсидишься, документы сделаем, и уедешь ты в теплые страны клеить миллионеров из высокоразвитых капиталистических государств. А пока давай-ка умойся. – Он взял ее за плечи, поднял с дивана и подвел к настенному зеркалу. – Посмотри на свой фейс. Теперь понятно, почему тебя твой Ромео кинул? – Буздырь расхохотался собственной шутке, а Лена взглянула на свое отражение и увидела жалкое взъерошенное создание с чумазым, как у Золушки в начале ее карьеры, лицом.

– Боже мой, где моя сумка? – закрывшись ладонями, воскликнула она.

– Наводи марафет, я через пятнадцать минут за тобой зайду, – распорядился Николай и оставил ее одну.

На восстановление красоты Лена потратила больше часа, но Буздырь не торопил гостью. Заходя, он лишь снисходительно посмеивался, хлопал ее по попке и удалялся по своим делам. Спокойная уверенность Буздыря и привычное занятие макияжем умиротворили Лену настолько, что утренняя трагедия показалась ей пригрезившейся, и из комнаты отдыха она удалилась с чуть виноватой улыбкой, которая очень ей шла.

В зал Лена вошла не сразу. Она остановилась в дверях и довольно долго разглядывала посетителей. Все они, за исключением знакомых официантов, выглядели подозрительно: и те, которые пришли сюда в костюмах и галстуках, и особенно публика в джинсах или мятых брюках. Незаметно для себя Лена принялась изучать интерьер зала. Она бывала здесь много раз, но редко обращала внимание на убранство ресторана и только сейчас заметила, что «Буревестник» за последние два года довольно сильно устарел и как-то обветшал. Его безвкусная имперская вычурность с несмываемым клеймом общепита сразу бросалась в глаза и вызывала не ностальгию по ушедшим временам, а музейное удивление – неужели же такое было? Правда, за тот же отрезок времени Лена побывала в нескольких новых ресторанах, которые были отделаны в современном европейском стиле с непременным российским перебором. Возможно, поэтому, на фоне уютных закутков по-европейски «Буревестник» выглядел, как спившийся, но не потерявший достоинства актер в кругу своих более молодых собратьев.

Николай усадил Лену в самый угол, спиной к залу, а сам пошел отдавать какие-то распоряжения официантам. Начальный этап ресторанных игрищ ему никогда не нравился – оркестр разминался, посетители только приступали к трапезе, и в воздухе господствовали звон вилок да треньканье посуды.

До пятой рюмки Буздырь, как правило, был вялым, мало говорил и рассеянно шарил взглядом по залу в поисках знакомых или просто чего-нибудь необычного. Он ждал праздничного настроения, лепил его как снежную бабу, а затем всецело отдавался ему. Но сегодня был особенный день. Рассказ Лены отбил у Николая охоту напиваться, он постоянно уходил к себе в кабинет, с кем-то созванивался, а потому его подружка большую часть вечера провела одна.

Самое интересное в «Буревестнике» начиналось лишь после восьми вечера, когда посреди зала начинались традиционные оргические пляски. Вкусившие дионисовых прелестей посетители забывали о том, сколько они намеревались истратить на культурный отдых, и прокуренный ресторанный воздух оглашался шампанской канонадой. Оглушительная музыка заставляла говорить всех на повышенных тонах, мужская половина зала все чаще под столами пускала в ход руки, а женская, разрумянившись, млела над тарелками или отчаянно отплясывала под неумирающую «Калинку» и «Миллионы алых роз».

Стол Буздырь организовал более чем приличный: с букетом садовых ромашек, шампанским и двумя мельхиоровыми вазами с красной и черной икрой. В течение нескольких минут он опрокинул в себя три большие рюмки финской водки, с аппетитом закусил кричаще-красной чавычей и нежнейшим салатом из лобстеров, и только после этого проявил интерес к своей даме.

– Подкрепись, Ленок, а то развезет, – посоветовал он, разливая водку по рюмкам. – Вся жизнь проходит в ресторане. Работаю здесь, гуляю здесь, баб трахаю здесь. Наверное, и помирать здесь придется, – медленно проговорил он с некоторой неприсущей ему грустью. – Привык. У себя в квартире просыпаюсь и не узнаю стен. Как в гостинице. У меня там даже тапочек нет, сюда привез. Думал, женюсь, буду гостей домой приглашать…

– А у меня теперь и дома нет, – подперев голову кулаком, равнодушно сказала Лена. – И неизвестно, будет ли.

– Будет, Ленок. Казенный или свой – обязательно будет. Давай вмажем, а то меня что-то на философию потянуло, а нам с тобой философствовать вредно. Можно головы потерять.

После второй рюмки Лена почувствовала, как оттаивает. Вкусная еда всегда на нее действовала расслабляюще, а водка возбуждала и делала рискованно компанейской.

– Пойдем потанцуем, – без всякой надежды предложила она, точно зная, что Николай откажется.

– Иди, танцуй, а я пока к своим загляну, – вставая, ответил Буздырь. – Гуляй, Ленок. Веселись. Я тебя потом заберу. Иди, дай жару этим засранцам.

В этот вечер Лена отплясывала так, будто навсегда прощалась с молодостью, страной, где эта молодость прошла, или жизнью. Обманутые ее раскованностью, к ней подсаживались разновозрастные ловеласы с шампанским и водкой, ананасами и осетриной, чего было предостаточно и на ее столе. Пьяные командировочные, удачливые коробейники, подающие надежды, молодые аль капоне, мистеры иксы, не достигшие статуса новых русских, а потому ищущие лекарство от меланхолии в ресторанах – все они по очереди потянулись к столику одинокой красавицы, и с каждым Лена сплясала хоть полтанца, а с некоторыми даже и выпила.

В этот вечер ей два раза предлагали руку и сердце, раз пять звали прокатиться к морю в качестве подруги и несчетное количество раз откровенно или менее откровенно намекали на койку в разных районах необъятной столицы. В ответ на все приглашения и щедрые посулы Лена хохотала, делала губки бантиком и томно говорила:

– Я подумаю.

За весь вечер Николай возвращался к столику всего дважды. Он убеждался, что его подружка на месте, и снова уходил к себе в кабинет звонить по телефону. Чувствуя себя покинутой, Лена тем не менее не скучала. А где-то ближе к полуночи, когда гуляния достигли наивысшего накала, из-за нее случилась драка. Один из кавалеров, молодой и с бабочкой под подбородком, настойчивый как покоритель Эвереста, устроился за столиком напротив Лены и попытался влить в нее как можно больше водки. Он по-хозяйски наполнил фужер, вставил ей в руку и, улыбаясь, принялся объяснять, что ничего страшного не произойдет. Просто ей станет еще веселее. Но в этот самый неподходящий момент, когда Лена уже поддалась на уговоры, а ухажер, празднуя победу, жадно наблюдал, как она отпивает, к столику подошел претендент постарше с явными признаками неправедной жизни на лице. Подошедший не стал извиняться перед желторотым соперником, полагая, что у того ровно столько же прав на рыжую красавицу, сколько и у каждого сидящего в ресторанном зале. Он предложил Лене потанцевать, галантно протянул ей руку, и Лена охотно приняла предложение. Она поставила фужер и выпорхнула из-за стола на середину зала, оставив ухажера скрипеть молодыми крепкими зубами.

Когда песня закончилась и Лена вернулась за свой столик, к ее удовольствию кавалера с бабочкой там уже не было. Она увидела его идущим плечом к плечу со своим более зрелым конкурентом, который представился Валентином и весь танец ощупывал Лену, а заодно пытался выяснить, сколько стоит ее красивое молодое тело. Соперники твердой мужской походкой направлялись к выходу, но не утерпели и до дверей не дошли. Они вдруг отскочили друг от друга, молодой в бабочке неудачно продемонстрировал знание приемов карате, старший – принял боксерскую стойку, но вскоре оба перешли на обычную махаловку. И у того и у другого в зале оказались друзья, и через минуту половина посетителей ресторана была вовлечена в побоище.

Дрались по-животному жестоко, словно от каждого удара зависела жизнь всего человечества. Нокаутированные, истекая кровью, валялись здесь же, под ногами, и их топтали уже не как смертельных врагов, а из-за тесноты. Те, кто был в состоянии, отползали в сторону, но встав на четвереньки, они как бы снова становились опасными противниками, и таких старались добивать.

Из-за духоты и табачного дыма окна были открыты, женский визг доносился даже до подземного перехода станции метро «Киевская», а потому охранники порядка появились на удивление быстро. Но дерущиеся действовали еще быстрее, и к приходу сразу четырех милиционеров на полу без движения лежало столько же самых нерасторопных бойцов. Вычислить остальных не составляло никакого труда – по кровавым следам на лицах и разодранным сорочкам – ни один из них не вышел из драки без потерь.

Буздырь выскочил из служебки до появления милиции, в самый разгар побоища. Он вытащил Лену из-за стола и быстро увел из зала. Она вяло сопротивлялась, бессвязно рассказывала, кто, кого и за что бьет, и требовала продолжения банкета.

– Так это из-за тебя? – удивился Николай.

– Из-за меня, – кокетничая, ответила Лена.

– Сама в петлю лезешь, Ленок. Тебе сейчас нужно быть тише воды ниже травы. Это хорошо, если тебя менты возьмут…

– Да, очень хорошо, – перебила его Лена.

– Во всяком случае, жива останешься, – заталкивая ее в узкий коридорчик, продолжил Буздырь. – Но, если деньги левые, они сами будут искать, и тогда из тебя душу вынут.

– Пусть вынимают, – пьяно отмахнулась Лена. – У меня уже вынимать нечего.

– Они найдут что, – невесело усмехнулся Николай, а Лена неожиданно извернулась, проскочила у него под рукой и попыталась вернуться в зал.

– Дура, там милиция, – не трогаясь с места, тихо сказал Буздырь.

При слове «милиция» Лена все же остановилась, наморщила лоб и капризно проговорила:

– А как же шампанское?… Коль, принеси чего-нибудь выпить. Весь стол там остался.

– Иди в служебку, сейчас принесу. А через полчаса поедем домой.

Дожидаясь вина, Лена незаметно для себя уснула на диване, а через обещанный промежуток времени Николай действительно появился с сумкой, из которой торчали серебряные горлышки бутылок, свертки с закусками и пучок зелени. Прихватив вещи Лены, он вывел ее через служебный вход на улицу, усадил в свой видавший виды «опель-кадет» и на некоторое время снова исчез.

Буздырь вернулся не один. С ним были уже известный Лене официант Леша – хрупкий тридцатилетний блондин с игривыми глазами – и какой-то человек лет сорока пяти – здоровый как бык, в мягком кожаном пиджаке, который так обтягивал его необъятное туловище, что, казалось, пиджак вот-вот лопнет. Николай прямо через раскрытое окошко представил Лене своего знакомого:

– Ленок, это Владимир Алексеевич – большой, хороший человек. Его обязательно надо любить и жаловать.

– А еще холить и лелеять, – густым басом произнес здоровяк.

Балагуря, они забрались в машину, причем Владимир Алексеевич подвинул Лену, сразу же облапил ее обеими руками и прижал к себе так, что у нее затрещали кости.

– Уйди ты, черт! – закричала Лена, пытаясь высвободиться из удушающих объятий.

– Какая хорошая телочка, – с пьяным хохотом проговорил Владимир Алексеевич и с удовольствием добавил: – Я очень люблю миниатюрных. Дружить будем?

– Тебе со слонихами надо дружить или с коровами. – Лена поморщилась от боли, повела плечами и отодвинулась подальше от опасного соседа.

– Ну, если на «ты» перешла, значит, будем, – сам себе ответил Владимир Алексеевич. – Ты уже моя.

– Как же, дождешься, – обиженно выпалила Лена и уткнулась лицом в окно.

Квартира, куда они приехали, оказалась большой, чрезмерно набитой дорогой мебелью, но какой-то нежилой, словно ее только готовили для въезда хозяев. Вещи были подобраны по одному принципу – дорого – без учета взаимной совместимости и располагались как попало. Только в самой большой комнате можно было разглядеть хоть какой-то порядок. Сюда, очевидно, наведывались для таких вот посиделок с ночевками, о чем говорили гора грязной посуды в раковине на кухне и скомканное постельное белье в одной из спален.

Компания устроилась на огромном угловом диване за стеклянным столом в матовых кругах от стаканов и рюмок. Тут же был включен телевизор, и Владимир Алексеевич поставил фильм – эротический боевик с японскими субтитрами. Пока он занимался видеомагнитофоном, Буздырь с Лешей выгрузили из сумок привезенные продукты и бутылки с вином. Здесь же они поломали хлеб, разложили по тарелкам уже нарезанные закуски и приступили к поздней трапезе, которая, в сущности, была продолжением ужина, начатого в ресторане.

Говорили о ерунде, в основном обсуждали события, происходящие на экране. Как только там появлялась обнаженная красавица, Владимир Алексеевич начинал хохотать, тыкать пальцем в телевизор и хватать свою соседку за коленки.

– Смотри, смотри, – громко восклицал он. – Ка-кая хорошая телочка. Но ты лучше.

Поначалу Лена отбивалась от него, просила у Николая защиты, но тот лишь посмеивался и уверял ее, что его друг – человек во всех отношениях замечательный и очень нужный. А после двух полных фужеров шампанского она окончательно опьянела, и ее стало клонить в сон. Лена заваливалась то на одного соседа, то на другого, и в конце концов Владимир Алексеевич легко взял ее на руки и под шутки сотрапезников унес в соседнюю комнату.

Такой тяжелой ночи у Лены не было никогда в жизни. Вначале ее бесконечно долго и грубо, словно резиновую куклу, насиловал Владимир Алексеевич. Он ее ворочал как бревно, забрасывал на себя, складывал пополам и наваливался чугунным пузом. Он даже не пыхтел, а рычал по-звериному, кусал ее за шею и плечи и мял сильными толстыми пальцами будто хлебный мякиш. Лена пыталась сопротивляться и даже звать на помощь Буздыря, но Владимир Алексеевич объяснил, что это бесполезно. Тогда, чтобы поскорее удовлетворить страшного любовника и избавиться от него, она сделалась послушной, и все равно это «поскорее» вылилось часа в полтора.

Ничего не соображая от выпитого и усталости, Лена наконец начала засыпать, но вскоре почувствовала, что кто-то очень мягко и осторожно пристраивается рядом. На этот раз все было куда более деликатно. Как ей показалось, Леша, ласково оглаживал ее, целовал в шею и плечи, а главное, почти не мешал лежать на боку.

– Тихо-тихо-тихо, – горячо шептал он Лене на ухо.

– Не тарахти, – попросила она. – Я спать хочу.

Под утро, когда на востоке горизонт залило розоватым светом, а где-то в соседнем доме на балконе прокричал петух, появился Николай. Лена уже почти ничего не чувствовала и ни на какие слова не откликалась, но ее дружок появился здесь не для общения. Он бесцеремонно перевернул ее на спину, быстро, по-деловому справил свою нужду и, отвернувшись к стене, захрапел.

Проснулась Лена в начале одиннадцатого утра. Тело болело так, будто по ней всю ночь ездил асфальтовый каток. В животе от малейшего движения начинала пульсировать острая боль, а ноги трудно было согнуть в коленях. Не лучше обстояло дело и с головой – она словно была наполнена раскаленным оловом, которое плескалось в черепной коробке и своей огромной тяжестью приковывало голову к подушке.

Открыв глаза, Лена обнаружила, что лежит на огромной двуспальной кровати в незнакомой комнате. Рядом, раскинув руки, спал Буздырь, и из уголка его рта на подушку стекала струйка густой желтоватой слюны. От этого неаппетитного зрелища Лену едва не стошнило, и она со стоном отвернулась.

Взглянув на антикварные бронзовые часы, которые, скорее всего, когда-то украшали каминную полку, Лена сразу же вспомнила, что в половине десятого подруга обещала отдать ей деньги – три с половиной тысячи долларов. Вслед за этим она восстановила в памяти и все остальное. Но до конца осознать, что произошло с ней за последние сутки, Лене мешала физическая боль и приступы тошноты. Она еще раз громко застонала и попыталась подняться, а Николай перевернулся на другой бок и что-то негромко пробормотал.

Заставить себя умыться Лена смогла только после того, как нашла в соседней комнате ополовиненную бутылку шампанского. Выпив залпом большой фужер, она наконец осмотрелась. На диване у стеклянного столика в позе эмбриона почивал Владимир Алексеевич. Он лежал в розовых сатиновых трусах, и вид этого жирного неутолимого любовника вызвал у нее приступ ненависти и непреодолимое желание врезать ему бутылкой по голове. От этого поступка ее удержало только то, что ей надо было срочно ехать за деньгами, и Лена ограничилась символическим плевком в сторону насильника.

После долгих бестолковых метаний по чужой квартире Лена наконец собралась. Остановившись у входной двери, она задумалась, что делать с вещами: взять ли сумку с собой или оставить здесь, а потом забрать у Буздыря? То, что Николай пустил ее по рукам, даже спьяну казалось ей наиподлейшим предательством, но он слишком много знал, занимался поисками денег, и эта повязанность мучила ее. Причину, почему он так поступил, Лена прекрасно понимала – включив Буздыря в игру, она попала в полную зависимость от него.

Сумку Лена все же решила бросить здесь и лишь достала оттуда документы. Затем она долго возилась со сложным сейфовым замком. При этом Лена старалась не шуметь, чтобы не объяснять Николаю и его приятелям, куда она собралась. Наконец ей удалось открыть дверь, и, тихонько прикрыв ее за собой, она с облегчением вздохнула.

На улице Лена посмотрела название переулка, номер дома и только после этого начала ловить машину.

До Товарищеского переулка, где в частной фирме работала Татьяна, Лена добралась за какие-нибудь десять минут. Она попросила таксиста немного подождать, вбежала в замызганный подъезд и позвонила в дверь, которая своей отделкой резко контрастировала с разрисованными грязными стенами и заплеванным полом.

Ей открыл пожилой, но подтянутый охранник в камуфляжной форме. По просьбе Лены он по телефону вызвал подругу, и уже через минуту Татьяна вышла.

– Ну и видик у тебя, – поздоровавшись, сказала Таня. – Все в порядке. Я только что отдала деньги Сереже.

– Что?! – испуганным шепотом промолвила Лена.

– Сергей пришел и забрал деньги, – пожав плечами, ответила подруга. – А что… не надо было? Вы что, не вместе?

– Это конец, – одними губами проговорила Лена и, чтобы не упасть, прислонилась спиной к стене. – Это конец!