Читать книгу Рассказики. Морские истории - Андрей Сатирский - Страница 7

Эти часы сопровождали Романыча повсюду, без расставаний, еще с тех давних пор, когда он лично стибрил их во вьетнамской лавчонке. Ну, может, не так прямо, но, во всяком случае, уж точно приватизировал. Никогда о том не жалея.

О том, как произошла встреча с часами, отдельная песня. Тогда его еще не звали уважительно по отчеству – Романыч, когда молодым лейтенантом прибыл служить на лодку. Да не куда-нибудь, а во Вьетнам, где советские боевые корабли стояли якобы для ремонта, но реально на всякий пожарный случай, чтобы способствовать, если что. И попал парень в боевую обстановку при бомбежках да артобстрелах, готовый исполнить интернациональный долг. Хотя лично ничего не был должен Вьетнаму как и Вьетнам ему.

Надо заметить, что вероятный противник старался не наносить огневые удары по советским кораблям, опасаясь неадекватного ответа, даже несмотря на то, что русские зенитчики и летчики нещадно уничтожали американские самолеты.

Но «ближе к телу», как говорил Мопассан. В один ненастный день, когда вьетнамский порт не могли бомбить, молодого лейтенанта послали в город что-то купить. А в помощь назначили матроса – за два метра ростом, сажень в плечах, 110 кило весом – с подходящей фамилией Зайчик и с таким обликом, что Валуев отдыхает. У матроса было хобби – собирать сувениры в припортовых магазинах. Увидав что-то интересное – картину, кружку или бокал – брал и шел восвояси. Если его останавливали: -Куда, мол? —он отвечал: -Сувенир! – и зловеще скалился. Никто ему не отказывал. Такой вот помощник достался лейтенанту.

Купили они все, что нужно, а на обратном пути проходили мимо лавочки, где хозяин почему-то отсутствовал. Сама судьба, видимо, способствовала тому, чтобы зайти! И зашли. Зайчик стал осматриваться в поисках сувениров, а лейтенант сразу уперся взглядом в красивые большие часы на полке. Чем больше смотрел, тем сильнее они ему нравились.

Просто воспылал любовью. И часы ответили взаимностью! Приглянулся им русский офицер. Незримые сети симпатии притягивали и притягивали их друг к другу, словно затмение нашло, пока матрос не крикнул: -Полундра! Хозяин идет!

Лейтенант очнулся было от одури, шагнул следом за тащившим что-то Зайчиком, но тот, обернувшись, скомандовал: -Бери часы, и валим!

И словно рухнули незримые моральные преграды! Схватил лейтенант часы под мышку да помчался на родной корабль быстрым соколом. Только на трапе пришла ясность сознания, но дорогой предмет-то вот он – к сердцу прижат. Сувенир, как ни крути.

Раннее солнышко застало лейтенанта расхаживающим по палубе подлодки и ласково осматривающим полюбившиеся часы. На пирсе у трапа раскачивался в бамбуковом кресле-качалке вахтенный матрос Зайчик. Мирное утро грозило вскоре прерваться выстрелами зениток, ревом самолетов и взрывами бомб. Но пока янки еще завтракали.

Однако тишину разрушили тяжелые шаги по железу пирса. К лодке двигался начальник Политотдела соединения кораблей в окружении стайки вьетнамцев. По мере приближения к цели маленькие юркие аборигены значительно опередили пузатого капитана 1 ранга, подбежали к трапу и засуетились вокруг слегка дремлющего матроса.

– Вы чего тут вертитесь? —грозно приоткрыл глаза Зайчик.

Вьетнамцы разом загалдели, а один, переводчик, выступил чуть вперед: -Это наше кресло! Только вчера оно стояло в лавке вот этого товарища.

Указанный товарищ согласно закивал головой. Остальные его поддержали.

– Вот кресло! —сообщил приближающемуся политработнику переводчик: -Его украли!

– Прекрати орать! —слегка рыкнул Зайчик. И переводчик отступил за товарищей.

Но лавочник раскрыл, как мог, глаза, уставившись на предмет в руках лейтенанта. Под настойчивым взглядом офицер инстинктивно спрятал часы за спину. Однако местные товарищи уже тыкали в его сторону пальцами, а переводчик, сучара, угодливо докладывал политработнику: -Вон те часы тоже украдены из лавочки!

Тут матрос заметил, наконец, начальника, вскочил и заорал так, что разбудил спящих в лодке: -Товарищ капитан 1 ранга, вахтенный подводной лодки «Б-13» матрос Зайчик!

Когда матрос поднялся, вьетнамцы отскочили чуть не на 10 метров, и глаза у них округлились от страха.

– Какие у вас претензии? —обратился к ним начальник Политотдела.

Вьетнамцы дружно замотали головами: -Нет претензий. Обознались, не наше это.

– А вы что скажете? —повернулся к матросу начальник: -Откуда у вас кресло?

Зайчик нагло пожал плечами: -Сувенир.

Политработник поглядел на лейтенанта: -А у вас откуда часы? Не прячьте, я же вижу.

– Сувенир, -робко выдавил тот, густо краснея.

– Сувенир, сувенир, -подтвердили вьетнамцы под суровым взглядом Зайчика.

Начальник поглядел на мостик, где уже стояли командир лодки со старпомом: -Сами разберитесь! —и зашагал с пирса. Впереди шустро бежали вьетнамцы.

Командир молча погрозил Зайчику кулаком. На что тот лишь недоуменно развел руки: -А что? Есть еще авторитет у державы!

Вот так у Романыча появились часы, ставшие с ним неразлучной парой. Он брал их в дальние плавания и таскал по казенным квартирам, а они скрашивали серые будни службы, лаская взор своими красивыми формами. Часы действительно были хороши: бронзовый корпус в виде готического храма с вычурными башенками почти в полметра высотой, огромный циферблат червонного золота, серебряные стрелки, украшенные рубинами цифры, подставка из благородного розового мрамора. Им бы украшать каминную полку красного дерева в каком-нибудь родовитом замке. А они скромно стояли на куцем столике лодочной каюты или в облезлом шкафу задрипанной квартирки. Но не роптали, потому что стали спутницей моряка, помощницей в его трудах. Ибо в краткие минуты отдыха Романыч ласкал их взором перед сном да рукой, вытирая пыль, и тем отдыхал душой. Вместе они прошли все ступеньки его флотской карьеры от лейтенанта до капитана 1 ранга, от командира группы до командира атомной подлодки, мотаясь по всем морям и океанам, пере- езжая с одной базы флота на другую. Неразлучно. И в морях офицер заслужил право уважительно называться по отчеству – Романыч.

Он готов был за часы душу отдать, да почти отдал, когда молодого лейтенанта вызвали все-таки во Вьетнаме на военный совет, и начальник Политотдела предложил суровый вы- бор: -Или вы отдадите часы хозяину или будете отправлены в Союз!

Вот когда проявился флотский характер. Романыч рванул на груди тельняшку с криком:

– Вы меня Родиной не пугайте! —и его оставили в покое.

Конечно, у часов были маленькие недостатки: во-первых, они не шли из-за неисправности механизма, и стрелки постоянно висели на полшестого; во-вторых, являясь курантами, они не звенели. Зато являли великолепный блестящий вид заботами Романыча. Он гордился часами, представлял их товарищам, защищал от посягательства начальников и спасал в случаях опасности. Он был их защитником, а они – его амулетом.

Когда лодка возвращалась из Вьетнама, произошла авария – один отсек залило водой. И не просто водой, а с дерьмом из треснувшего баллона гальюна. Помощи посреди Индийского океана не ждали. Спасайся, кто может!

И в затопленном отсеке спасались Романыч с Зайчиком. Полная дерьма вода доходила до подбородков, головы упирались в подволок, руками подводники хватались за клапаны, а ноги их скользили по коробкам электрических щитов в поисках опоры. Однако, несмотря на трудности положения, Романыч ухитрялся одной рукой держать над водой часы. На них, любимых, вообще не попало ни капли, и они блестели в свете аварийной лампочки, словно тепло улыбались другу.

Медленно текли минуты, каждая из которых в мучениях казалась часом. Силы таяли, надежды на спасение иссякали. И Зайчик пал духом: -Все, больше не могу терпеть… Руки не держат. Прощай, лейтенант, не поминай лихом. Конец…

Кривая усмешка исказила бледное лицо Романыча: -Ну, ты даешь! А ты подумал, какая похоронка придет к твоим родителям? «Ваш сын утонул в дерьме при исполнении служебных обязанностей». То-то им в радость!

– Ты все шутишь, лейтенант…

– Я шучу?! Ты лучше хватайся зубами за клапан, а то я сейчас тресну по ним часами, чтобы ты всякие глупости не болтал! —и ведь замахнулся. Правда, еле-еле, но Зайчик тут же укусил грязный металл клапана.

Так они провисели еще два часа, когда к лодке подошел неизвестно откуда взявшийся эсминец и своей мощной помпой откачал воду из отсека. Сработал амулет-часы?

Прошли годы. Завершились скитания по морям по волнам, и Романыч ушел служить на берег преподавателем в военно-морское училище. Где коллеги также называли его уважительно по отчеству. А часы устроились в благоустроенной квартире на буфете из резного дуба, сверкая аристократической бронзой. Но чистил их только хозяин, не доверяя процедуру ни жене, ни дочерям с внуками. И любовался ими.

Долго бы еще длилась идиллия, но тяжкая болезнь внезапно поразила Романыча. Он лежал в постели, глядя на часы, и вспоминал совместно пережитое. А часы отвечали теплым блеском, словно пытались своей аурой отвести беду. Но помочь не смогли.

Однажды утром в 8 часов Романыч вздохнул последний раз. И в тот же миг часы вдруг громко и яростно зазвонили, словно забили в набат, провожая усопшего хозяина. Они пробили ровно восемь раз, потом захрипели и замолчали, сразу поблекнув внешне: бронза покрылась патиной, циферблат потускнел, серебро почернело, алмазы подернулись сединой, башенки сгорбились, подставка зазмеилась трещинками. У всех, кто слышал этот звон, на спине выступил холодный пот, словно их коснулась рука смерти.

Друга-хозяина унесли хоронить, дом опустел, и в тишине квартиры одинокие часы горько плакали-звонили, со стонами, с надрывом, в безнадежной тоске. Но когда вернулись люди, они затихли, скорбно глядя на поминальный стол и рыдающего седого Зайчика.

На девятый день ровно в 8 часов куранты начали бить, словно отзванивая выстраданную речь: -Хоть уже сказаны прощальные слова, но только не пробил последний час – пусть тело бренно, а душа твоя жива, ты еще здесь, еще витаешь среди нас, -и замолкли.

Через сорок дней в 8 часов часы отбили ровно три раза – прощальный ружейный салют.

И больше никогда не звонили.