Читать книгу Россия-2024. Выбор судьбы - Андрей Савельев - Страница 10

Отказ в поддержке власти со стороны интеллектуалов и части политического класса – это начальное условие возникновения неустойчивости режима, потеря уважения к высшей власти со стороны критической части активного населения – это граница, за которой обрушение систем управления может произойти вследствие неожиданного коллапса. При этом уже не столь важно, насколько остальное безразличное население поддерживает систему власти.

Так случилось в правление Николая II, когда благими пожеланиями премьер-министра П. Столыпина была предпринята попытка разрушения крестьянской общины, чтобы создать слой богатых фермеров из крепких крестьян. Переселение крестьян в Сибирь на Дальний Восток было благим делом правительства и великой заслугой его председателя. Однако выделение крестьян из общины в центральных регионах страны было обоюдоострым конфликтным решением – разрывом традиции, идущей от славянства древней Руси.

В те далекие времена слово «вервь» означало древнюю общинную организацию – это местная община с определёнными поземельными границами и круговой ответственностью в определённых случаях. Название происходит от меры длины (верёвка). Вервь упоминается в Русской Правде (XI–XII века). «Дикая вира» (вира за чужую вину) – вид наказания в Древней Руси при неразбойном убийстве. Оно состояло в уплате общиной штрафа (виры) за своего члена, которого община не выдавала. Наказание выполняло также полицейские функции, связывая членов общины круговой порукой. Тот, кто входит в дикую виру, платит взносы – не деньгами, а мехами, пшеницей. Взнос – это фактически залог, который вносился в общину-вервь для уплаты компенсации за случайное убийство или за иной ущерб, нанесенный членом общины. Такой общинник имеет право на то, что община (вервь) за него выплатит штрафы и заступится.

Ранее виры ещё в дохристианском обиходе Руси употреблялось слово «продажа», как плата «за ударение или убиение», например в договоре Игоря в 945 году с греками. Если виновный не может заплатить за причиненную обиду, то его имущество должно быть продано, чтобы обиженный был удовлетворен. Там, где месть уже не была легальным способом удовлетворения потерпевшего, например, в договоре с Византией, оговаривались действия в случае несостоятельности обидчика. В Русской Правде 1016 года первой в очередности была месть, если обидчика не настигнут, то – плата 12 гривен. Несостоятельность на Руси оговаривалась продажей имущества или с помощью третьих лиц[8].

Князьями Ярославичами месть за уголовные правонарушения, в первую очередь, за убийство (особенно княжих мужей), была заменена системой денежных штрафов «вир» в пользу князя. «Пространная Правда» XII века освоила термин «продажа», как наказание за кражу, «продать» значило «наказать». В борьбе за Киев между Мономаховичами и Олеговичами «продажа» трансформировалась в насильственный и разорительный сбор с населения по отдельности (не контрибуция), чтобы неповадно было.

Подобное произошло с «вирой». Проф. Рыбаков приводит запись Новгородского летописца 1209 года о «дикой вире» и подводной подати, как пример «всяческого зла», чинимого человеку государством. Речь идет о рязанском походе Всеволода Большое гнездо. В результате веча было конфисковано всё имущество виновных, не считая пограбленного. Деятельность сборщика вир – вирника регламентировалась положением, которое связывают с именем Ярослава Мудрого. Вирник (на современном языке – чиновник князя) приезжал на место в территориальную общину, вервь, на территории которой обнаружен труп. Убийца должен быть найден силами верви; если не найдет, то «дикую виру» платит вервь. Если убийца – член верви, то общиной уплачивается та же «дикая вира» из 40 гривен. Убийца платит только родичам убитого, власть размером платежа не интересуется. Но княжие мужи при их убийстве оценены вдвойне, т. е. в 80-гривенную виру входит частная плата убийцы. В течение недели вирник должен был завершить процедуру сбора виры и продажи. Тому, кто не вложится в дикую виру, вервь помогать не обязана, пусть «сам платит». По регламенту Ярослава Мудрого вирнику с собранной им виры или продажи полагалась доля – 20 %, она определяла его доход. В «Пространной правде» детально описан механизм сбора виры и продажи[9].

Убийство и разбой были достаточно заурядными явлениями в эту эпоху самозащиты и самоуправства. Профессиональных разбойников-грабителей община выдавала князю со всей семьей, вырывая с корнем и отрекаясь от него. Но и у всякого правила бывали исключения, когда виновник убийства в разбое расплачивался с помощью соседей[10].

После реформы Ярославичей, когда штрафы за убийства стали источником государственного дохода, наступила презумпция оплаченного убийства, а над вервью повисла платежная ответственность в любом случае при нахождении на её территории даже неведомого трупа или человеческих останков. Понадобилось много десятилетий, чтобы прекратить эту порочную практику.

Община стала опорой государства при его возникновении. Шаткая поначалу власть призванных князей не удержалась бы без уважения к традиционным нормам жизни. Таковые нормы сложились при переходе от родовой общины к соседской, в которой правил не глава рода, а вече и выборные старейшины. Малые общины назывались вервями, из которых составлялись волости, призывавшие князей с дружинами для защиты и правления.

Автор теории о задружно-общинном быте восточных славян известный русский историк Ф.И. Леонтович привел следующие аргументы в пользу верви. При переходе народа от кочевой к оседлой жизни, родоплеменная организация неминуемо заменяется территориальной. Жизнь с её потребностями устанавливает общение между чужеродцами, связывает их в общество. Леонтович писал: «Таким образом, между родичами поселяются пришлые чужие люди; между родственными родами – роды других племен. Но юридические отношения между этими соседями на первых порах складываются по привычному для родоплеменной организации типу, являются как бы искусственные роды и племена». По мнению Леонтовича, «таковыми искусственными родами были верви, мелкие общественные союзы, являющиеся в Русской Правде семейными общинами. Такими искусственными племенами были группы славян, объединявшиеся в волости или земли вокруг главных городов. Родственное начало не устраняется из формирования общественных союзов восточных славян. Теория отрицает только сохранение в чистоте родоплеменной организации»[11].

Развитие теории Леонтовича привело к утверждению одного из его последователей А. И. Никитского: «род вообще создается посредством фикции, распространяющей узы родства и на посторонних лиц. Семья превращается в род лишь единственно тем, что она уже перестает довольствоваться физическими и нравственными отношениями, и вместе с тем приобретает сознание о юридическом или политическом принципе жизни и сообщает этому принципу обязательное или объективное значение. Поэтому получаемая через усиление юридического сознания новая общественная единица, род, есть не что иное, как государство; новое начало, сообщаемое жизни фикцией родства, есть начало государственное; при рассмотрении родового быта историк присутствует при зарождении государства. В семье вся власть исходит от отца семейства и не нуждается в признании со стороны подчиненных. Иное дело в родовом союзе – там вся власть исходит из рода, опирается на своё происхождение, на немой или явный договор всех потомков, короче говоря, основывается на выборе. Поэтому, если власть отца семейства является по своей сущности неограниченной, то власть родоначальника, наоборот, доступна для всякого ограничения»[12].

В отличие от индивидуального земледелия у скандинавов и западников, древние славяне понимали, что в одиночку не выживет никто. Рождается традиция единого общежития. Сопротивляться нашествиям кочевников можно только сообща, да и жить веселей – земли много, есть куда уйти на волю или в другую общину.

Русским князьям была удобна вира и вервь, можно взять штрафы и налоги сразу со всех, раз есть круговая порука. Исключается индивидуальная ответственность – вервь заплатит. Большие семьи объединялись в общину (вервь) вне города, а в городах – в улицы и концы. Город и сельская округа были единым и не разделимым целым: не существовало разделения на «крестьян» и «горожан» – Киев, Москва, все города допетровской Руси были «большими деревнями», а их центры – «сгрудившимися помещичьими усадьбами». Аграрная экономика была абсолютной в этом обществе.

На вопрос, «какая же сила сплотила восточных славян в новые общественные соединения?», ответ дал В. О. Ключевский. Торгово-купеческая сила устанавливала не только экономические отношения между территориальными общинами и их объединениями, но и политические связи, как для урегулирования взаимных отношений, так и для охраны общих интересов. Так образовались на Руси городовые волости, обнимавшие известные торгово-промышленные районы, с центральным средоточием в главном торговом городе, к которому тяготели окружающие поселки. Оборона от кочевников и охрана торговых путей соединили волости в первое государство восточных славян – Киевскую Русь.

В это время в Константинополе сменяются императоры, возникает жесточайшее социальное расслоение – нищета и богатство. Тирания, пытки и казни. Славяне не знали пыток, но знали русские сказки – они великодушны и добры. Славяне – хорошие воины, организуют самозащиту, но, пока не нападают, не особо думают о будущем, понимая, что оно зависит от набегов кочевников. Возможно, тогда родилась не только круговая порука верви, но и традиция беспечности, выраженная девизом «русской тройки»: «авось, небось, и как-нибудь». Таков русский характер, но это вовсе не признак разгильдяйства, неорганизованности и недисциплинированности, а русский дух – как простор и воля, терпение и выносливость. Сверхнапряжение и упование на Бога в верви-общине – способ выжить в тяжелых и непредсказуемых обстоятельствах на просторах Русской равнины, в условиях непрерывных набегов кочевых племен.

Сложившиеся в ту пору качества русского человека затем проявились в первопроходцах, которые основали города Тюмень, Томск, Тобольск, Якутск и спустились к Амуру. Перенесенные ими в походах испытания не смог бы вынести никто, кроме русских. По мнению Ключевского, история России – это история экспансии, вечной колонизации, вечного расширения, которое фактически не знает границ. Скоро исполняется 500 лет от рождения Ермака Тимофеевича, русского первопроходца в Сибирь, надо нам – благодарным потомкам – поставить памятник первопроходцам – такой, как тысячелетию России в Великом Новгороде.

Таким образом, источником и базовой составной частью Древнерусского государства стала территориальная община. Она должна была сохраниться и в дальнейшем – при проведении государственно-правовых реформ, включая отмену крепостного права. Причём, общинное владение землей было гораздо важнее помещичьего землевладения. Это понимал историк и государствовед К. Д. Кавелин, который в 1855 году составил «Записку» об освобождении крестьян с землёй при содействии государства в оплате за выкуп в пользу помещиков. Её публикация Н.Г. Чернышевским в журнале «Современник» в 1858 году привела к отстранению Кавелина от преподавания русской истории и гражданского права старшему сыну Александра II и наследнику – цесаревичу Николаю Александровичу.

Кавелин одним из первых отечественных ученых взялся за всестороннее исследование сельской общины, по своему доказал, что она является главной несущей опорой социальной и экономической устойчивости России, что её разрушение разрушит тысячелетние обычаи крестьянского мира, вызовет упадок экономики и падение самого русского государства. Исходя из этих убеждений, Кавелин выступал против личной собственности крестьян на землю, считая, что она приведет к их массовому обнищанию.

Он предлагал передавать землю крестьянам в пожизненное пользование с правом наследования, но без права продажи, а выделение земли, по его мнению, должно осуществляться строго в рамках уже существующих общин – коллективных владельцев земли. Таковой она оставалась до начала XX века, когда её взялся реформировать Столыпин. Поэтому скажем мягко – проект Столыпина для Сибири и Дальнего Востока был необходимым, а для центральной России – революционным, но не мудрым решением. В итоге он стал не экономическим, а рискованным социально-политическим проектом.

Изучение процессов, происходивших в стране в то время, подтверждает, что Николай II и его ближайшее окружение уже к 1909 году ощущали потенциальные риски и не поддерживали проект Столыпина в центральной России. В 1910 году произошли свыше тысячи крестьянских выступлений против правительства. Деликатность царя по отношению к Столыпину не позволили Николаю II отменить свой Указ от 9 ноября 1906 года о свободном выходе крестьян из общины и прервать возмущающий общинников раздел крестьянских общин в пользу будущих фермеров. В результате последовал социокультурный раскол. Из общины вышло 22 % общинников, из которых около половины продали свои надельные земли и пополнили ряды пролетариата.

Столь грубое попрание общинного «мира», считавшегося собственником земли, вызвало «классовую» войну против успешных выделившихся крестьян. Отметим, что, переселившиеся при содействии Столыпина в Сибирь и на Дальний Восток, крестьяне сразу же создавали общинную организацию. Сам премьер-реформатор был вынужден признать эту меру оправданной. Но главный отрицательный результат был в том, что крестьяне отказали в поддержке императору. Крестьянские общины России возмутились нарушением традиции, когда «каждый за себя, но царь – за всех». «Только тупой ум восходит к истине через материальное», – предупреждали древние греки. Погибли все: реформатор, император со всей семьей, крестьянство и Россия. Страна погрузилась в очередную Смуту.

Эти уроки истории важны для нас пониманием того, что, помимо общеполитической солидарности, для стабильности социума нужен русский лад – местная организация жизни, которая вынашивалась столетиями и не может отменяться по прихоти реформаторов. Когда эта историческая опора выбита из-под государственности, порядок может поддерживаться только силой – полицейскими репрессиями, неизменно переходящими в произвол. Если к силе приложить ум, то русская государственность должна вернуть прежний порядок самоуправления ныне атомизированным гражданам. Они вспомнят и сделают частью своей жизни традиционное для России местное самоуправление. Именно самоуправляющимся общинам должны быть переданы полномочия от областных-республиканских органов, которые превратили систему управления в крайне дорогую для бюджета, коррумпированную и чреватую разрушением государства. Региональное представительство грозит гибелью, а самоуправление спасет народ от деградации.