Читать книгу Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС - Андрей Шитов - Страница 4

У ТАСС в те годы имелись в США отделения в Вашингтоне, Нью-Йорке и Сан-Франциско. Первое освещало работу федеральных органов власти и неофициально считалось ведущим, первым среди равных. Последнее на самом деле было корпунктом, поскольку там работал один человек, следивший за жизнью штатов тихоокеанского побережья.

Соответственно, на долю Нью-Йорка, куда я прибыл зимой 1987 года, приходилась вся остальная территория страны – от Аляски до Флориды и Техаса, не говоря уже о самом мегаполисе, где размещается штаб-квартира ООН.

Кстати, при этой штаб-квартире работали еще двое тассовцев, причем одного туда направляла Москва, а другого – Киев. Ведь СССР на правах победителя во Второй мировой войне имел в ООН сразу три представительства: общесоюзное, украинское и белорусское. А ТАСС в советское время возглавлял целую сеть республиканских информационных агентств, включая Укринформ и БелТА.

Удобное соседство

Наше нью-йоркское отделение располагалось в одном из небоскребов Рокфеллер-центра посередине Манхэттена, неподалеку от Центрального парка. Почтовый адрес я помню до сих пор наизусть: 50, Rockefeller Plaza, New York, NY 10020. В обиходе он сокращался до Fifty-Rock.

Помещение мы арендовали у американского информационного агентства Associated Press (AP, Ассошиэйтед Пресс). Соседство было отчасти вынужденным: нам требовалась бесперебойная связь с Москвой (поначалу телетайпная, позже компьютерная), а поддерживать ее до приезда к нам в отделение собственного инженера помогали американцы.

Но оно было и удобным во всех отношениях: от профессионального до бытового. Новостные ленты AP служили нам одним из основных источников информации о том, что происходило в США, и при возникновении вопросов можно было оперативно, не покидая здания, проконсультироваться с коллегами.

Главным бытовым удобством считалось наличие у коллег собственной столовой. Но мы ею редко пользовались, поскольку кормили там, на наш взгляд, невкусно и довольно дорого. Питались мы в основном разнообразным фастфудом с уличных перекрестков либо приносили еду из дома и разогревали в микроволновке; получки «обмывали» неподалеку от офиса в баре Pig & Whistle («Свинья и свисток»). Наши маститые ветераны-«американисты» в твидовых пиджаках посвящали там новичков вроде меня в важнейшие тонкости работы за океаном: до сих пор помню, например, что Martini Extra Dry – это чистый джин в треугольном бокале, предварительно ополоснутом вермутом…

Зачем нужны инокорры

Штат сотрудников отделения состоял из четырех корреспондентов и заведующего, который в тассовских командах на моем веку всегда был «играющим тренером». Он не только организовывал и направлял общую работу и отвечал за нее перед Москвой, но и сам писал все, в чем возникала необходимость: от сиюминутных новостных заметок до наиболее сложных и ответственных комментариев или аналитических текстов.

Впрочем, подготовка не только кратких, но и объемных материалов была обязательна и для всех остальных. При этом в многостраничных «почтовках», которые до появления компьютеров пересылались в московскую редакцию обычной почтой, поскольку передавать их по телетайпу было слишком трудоемко и дорого, разрешалось опираться на оценки и прогнозы местной печати. Но в аналитических «информационных письмах» корреспондентам полагалось использовать сведения из своих личных источников и делать на их основании собственные выводы.

Отчасти это объясняет, зачем вообще нужны инокорры. Новости как таковые можно ведь взять и у СМИ страны пребывания. Но те заведомо не станут искать и выделять в информационном потоке то, что интересно и важно именно для российской аудитории. Во всей своей работе – от отбора новостей до их подачи, а иногда и пропагандистской «подкрутки» – они будут преследовать исключительно собственную выгоду. Ну и мы точно так же всюду искали свой интерес.

События идут непрерывным чередом, поэтому и мы работали безостановочно, семь дней в неделю. По будням – в две смены: с девяти утра до шести вечера и с шести вечера до трех утра. Скроить рабочее расписание так, чтобы не пропускать новостей и выполнять редакционные задания, но при этом оставить людям законное время для отдыха, для заведующего всегда было проблемой.

Четырехколесный барьер

К первой командировке я почти три года готовился в американской редакции ИноТАСС в Москве, стажером ездил в Лондон. Работу знал и любил, требования к ней понимал, так что проблем с редакцией не возникало. А самым серьезным барьером при адаптации к жизни в Нью-Йорке стало для меня вождение автомобиля.

В Москве я до того за рулем никогда не сидел. Взял, правда, пару уроков в автошколе, но они сослужили мне скорее плохую службу, поскольку создали иллюзию, будто я чему-то там научился. На самом деле я понятия не имел, как управлять автомобилем, даже нашим отечественным, не говоря уже об американских – более массивных, но при этом более приемистых, легче слушающихся руля и оснащенных автоматической, а не ручной коробкой передач.

В общем, при первом же самостоятельном появлении на дороге я «въехал» сзади в машину какой-то бабули, ожидавшей смены сигнала светофора на перекрестке. И началось мое многомесячное хождение по мукам.

Не буду все пересказывать, но, если бы не мой тогдашний начальник, а ныне добрый друг Игорь Макурин, отстоявший неумелого новобранца, меня скорее всего просто отправили бы от греха подальше обратно в Москву. Однажды я умудрился угодить в две аварии за один вечер. А «хеппи-эндом» стала уже нью-йоркская автошкола.

Теперь у меня тридцатилетний водительский стаж, и для меня непреложный факт, что в США корреспондент, не умеющий водить машину, реально неполноценен (во всяком случае до тех пор пока весь автопарк не станет «беспилотным», как обещают футурологи). И я советую молодым тассовцам, отправляющимся за океан, из этого исходить, но все же не садиться за руль без достаточной подготовки.

Мед и деготь

Кстати, в наши дни инокорры – это уже не только ребята, но нередко и девушки. В советское время в командировки отправляли почти исключительно мужчин, причем женатых. Для жен в штатном расписании предусматривались технические должности – секретаря, телетайпистки и т. п.

Это очень высоко ценилось, поскольку обеспечивало прибавку к семейному бюджету, но по сути, конечно, женщины, уезжавшие с мужьями за рубеж, жертвовали нормальной карьерой. А поскольку телетайпистки у нас выходили и в ночную смену, то некоторые шутливо жаловались, что жертвуют и репутацией, ибо регулярно на глазах у консьержей возвращаются домой под утро в компании не собственного мужа, а посторонних мужчин.

Зарплаты у нас были, по выражению одного нашего бывшего тассовского начальника, «хорошие, но маленькие». Помнится, что-то около тысячи долларов в месяц. Но никто не жаловался, так как по советским меркам и это было запредельно много. К тому же зарплата была лишь частью реального достатка, поскольку в длительных загранкомандировках корреспонденты находились на почти полном государственном обеспечении. Основные расходы – на жилье, транспорт, связь – оплачивались из бюджета отделения.

Правда, и в этой бочке меда имелись свои маленькие ложки дегтя. За все необходимо было отчитываться, и без чеков, заверенных подписью заведующего, никакие расходы к оплате не принимались. К тому же для всего – от размеров жилплощади до объема двигателя у автомашин – существовали нормы, в которые полагалось вписываться.

Нормы эти были советскими и, например, сроки эксплуатации мебели по ним исчислялись у нас то ли двумя, то ли даже тремя десятками лет. Но качество-то при этом было американским: с виду нарядным, но с изнанки картонно-фанерным, на вечность совершенно не рассчитанным.

Приходилось выкручиваться, в том числе путем обмена мебелью друг с другом. Однажды мы с коллегой перетаскивали из одной квартиры в другую какую-то детскую кровать, которая буквально рассыпалась в руках. Даже ехавший с нами в лифте сосед-американец не выдержал и буркнул, выходя: «Ну и рухлядь!» Оценить эту реплику может лишь тот, кто знает, как свято соблюдается за океаном житейская заповедь, запрещающая совать свой нос в чужие дела.

По приезде в Нью-Йорк, когда мы еще только осваивались на новом месте, моя жена обратила внимание на то, что одна из тассовских квартир была обставлена чуть лучше других. Хозяйка в ответ без всяких шуток похвалилась «стратегически выгодным» расположением жилья: дескать, окна смотрят на мусорную свалку, и когда там появляется какая-нибудь приличная вещь, главное не зевать…

Наши американцы

Я еще застал то время, когда в отделении помимо советских корреспондентов, присылаемых из Москвы, работали принятые на месте американцы. Среди них главными для нас фигурами в Нью-Йорке были немолодые супруги Гарри и Руфи Фишер – коммунисты, для которых работа в советском информационном агентстве была, как я понимаю, еще и исполнением партийного долга.

Вообще присутствие ТАСС в Новом Свете началось в 1929 году с американских репортеров-стрингеров, то есть контрактников. Хотя и первые советские журналисты появились в Нью-Йорке еще до Второй мировой. Когда у нас в офисе при мне был ремонт, в углу за сейфом обнаружился портрет Сталина. Можете, кстати, судить о том, как часто там производились ремонты.

Фишеры были люди замечательные. Гарри добровольцем участвовал в гражданской войне в Испании, сражался с фашистами в составе интербригад. К молодым тассовцам, которые, сменяя друг друга каждые 3–4 года, приезжали «открывать Америку», они с женой относились по-родительски заботливо.

Гарри служил у нас телетайпистом, Руфи вела бухгалтерию. Помимо всего прочего именно она выдавала нам зарплату, причем наличными, поскольку собственные банковские счета нам тогда открывать не разрешалось. К Фишерам мы в первую очередь шли за советом и по любым вопросам, касавшимся нашего обустройства в США.

Былая доверчивость

Некоторые тамошние порядки задним числом кажутся удивительно беспечными. Например, для получения водительских прав – по сути главного американского документа, удостоверяющего личность, – мне необходимо было представить в местный департамент автотранспорта (DMV) подтверждение, что я тот, за кого себя выдаю, и что я проживаю в Нью-Йорке.

У меня, разумеется, был заграничный советский паспорт. Но по правилам требовался еще один какой-нибудь документ.

Им послужило… ручательство одного из моих коллег-тассовцев. Он просто приехал вместе со мной в DMV, предъявил собственные права и заверил барышню в окошке, что мои показания правдивы. Этого было достаточно. А место жительства я подтвердил счетом за коммунальные услуги и конвертом, отправленным той же Руфи на мое имя и адрес.

Конечно, для получения прав необходимо было еще и сдать экзамены. С вождением я к тому времени худо-бедно разобрался, а при прохождении теоретической части испытаний мне были неожиданно предложены на выбор варианты на английском и русском языках.

Я выбрал русский и не прогадал. Мало того, что благополучно сдал сам: вскоре после меня на те же испытания поехал еще один наш новичок. Я ему подробно рассказал о своем опыте, включая содержание опросника. Он тоже выбрал русский и убедился, что этот вариант у местной автоинспекции был единственным. Успех, как говорится, был обеспечен…

Пересдача

Задним числом я сам удивлялся, почему мне так трудно было научиться водить, и пришел к довольно неожиданному выводу. Как ни странно, одной из главных помех была подсознательная установка на то, что я со своим неумением всем мешаю и должен везде и всюду уступать. Я так и пытался делать, постоянно создавая тем самым аварийные ситуации.

Зато через десяток лет, переподтверждая права в Вашингтоне, я сразу объяснил женщине-инструктору, что водить умею. Уверенно проехал под ее руководством «круг почета» вокруг местной автоинспекции и… провалил экзамен.

«Вы действительно умеете водить, – сказала она мне, когда мы вернулись на место старта. – Но вы же не соблюдаете никаких правил!»

А я, как мне казалось, их «соблюдал» – только на словах, а не на деле. При виде знака об ограничении скорости не тормозил, а объяснял инструктору, что, мол, дорога пустая и можно ехать чуть быстрее, хотя по правилам скорость полагается сбросить. Точно так же проехал нерегулируемый перекресток – изобразив, но до конца не выполнив положенную полную остановку перед поперечной дорогой. В итоге схлопотал совершенно заслуженный «неуд» и был отправлен на пересдачу.

В каком из этих случаев, нью-йоркском или вашингтонском, ярче проявлялись мои психологические комплексы, судить не берусь. Но комплексы эти – сначала неуместная робость, потом столь же нелепая самоуверенность вплоть до пренебрежения правилами – кажутся мне не только личными, но отчасти и родовыми, наследственными. Живущими в нашем общем российском менталитете с советских, а может, и досоветских времен.

Поэтому я и вспоминаю теперь о жизненных уроках, которые помогли мне разглядеть их в самом себе, осознать. А американские мои друзья, когда я им описывал свою «сдачу экзамена по вождению», смеялись буквально до слез…