Читать книгу Главврач - Андрей Шляхов - Страница 5

Интерес к атомной богадельне пропал еще на подходе к ней, когда Женечка, которую Константин вызвался проводить до нового места работы (надо же знать, где находятся секретные заводы!) сказала:

– Давай здесь простимся, тебя все равно через проходную не пустят.

– А если я пришел анализы сдать? – удивился Константин.

– У всех должен быть пропуск, разовый или постоянный. Это же не простой завод! – укоризненно напомнила любимая женщина. – Здесь и сумки-портфели досматривают. Вдруг ты на завод фотоаппарат захочешь принести или чертежи какие-нибудь с завода вынести.

Воображение моментально нарисовало картину посещения заводской медсанчасти каким-то посторонним кандидатом в пациенты.

«– Что это у вас?

– Фотоаппарат. Я, знаете ли, увлекаюсь фотографией, а именно жанровыми снимками. Это изображение повседневной жизни человека…

– Руки вверх! Лицом к стене! Ах ты, падла шпионская! Знаем мы ваши жанровые снимки!».

Или так.

«– Что это у вас за чертеж? Откуда?

– Да никакой это не чертеж, а схема подключения водонагревательного бака…

– Руки вверх! Лицом к стене! Ах ты, падла шпионская! Знаем мы ваши баки!».

Нет, ну ее к шайтану, эту медсанчасть. Ни один здравомыслящий коммерческий клиент через такие издевательства проходить не захочет, а там, где нет живых «коммерческих» денег, работать не имеет смысла.

Попрощавшись с Женечкой, Константин вернулся домой (квартиру любимой женщины он уже привык считать своим домом), взял свежий номер газеты объявлений «Из рук в руки» и начал обзвон потенциальных работодателей. В первом же купленном номере нашлось около двадцати привлекательных на вид объявлений. «В крупный медицинский центр требуется помощник руководителя…». «Европейская клиника ищет энергичного и инициативного врача на должность руководителя филиала…». «Врачи с ученой степенью приглашаются в клинику профессора Оскаро́вского. Отличные условия, возможность быстрого карьерного роста…». «В крупную страховую компанию требуется директор медицинского департамента…».

Со страховой компании Константин и начал. Не потому, что это объявление было первым среди избранных, а потому что страховая компания – это золотое дно. Для тех, кто понимает.

Набрав на завтрашний день шесть приглашений, Константин решил, что этого более чем достаточно – уж одно из шести точно должно было бы выстрелить. Всюду с ним разговаривали приветливо, а когда узнавали про степень и опыт работы заместителем главного врача ведомственной поликлиники, то градус расположения резко повышался. Так и подмывало позвонить Тимуру Рюриковичу и рассказать ему о том, что с первого же обзвона доктор Иванов получил шесть приглашений на собеседование. Однако, Константин благоразумно удержался от звонка – лучше сделать это позже, после устройства на новую работу. Вместо Тимура Рюриковича он позвонил в Самарканд.

На звонок ответила мама, что сильно порадовало. Бабушка после развода всякий раз начинала «лечить» внука – поспешил с женитьбой, людей насмешил, а нас огорчил, а затем развелся, несмотря на наличие ребенка. А разве Марианночка в чем-то виновата? Раза три или четыре Константин терпеливо объяснял, что дочь ни в чем не виновата, но лучше уж пускай она живет с матерью в спокойной обстановке, нежели наблюдает постоянные ссоры между родителями. А ссоры были бы непременно, потому что все пошло не так, как хотелось… Кто в этом виноват? А никто! Просто жизнь так сложилась.

– Я же не переживаю из-за того, что мама развелась с отцом, – сказал Константин в качестве ultima ratio regum.[14]

– Ну ты сравнил! – ужаснулась бабушка. – Где твой отец-охламон и где ты? Нам без него только лучше стало.

Разумеется, у отца были свои недостатки, но на охламона, то есть бестолкового и ленивого человека он не походил нисколько. Впрочем, у тещ свои представления в отношении зятьев. Константина, небось, тоже считают охламоном… Впрочем – нет! С ним все гораздо хуже. Он – гнусный негодяй, променявший семью и ребенка на какую-то медсестру-проститутку, человек ниоткуда, которого приняли в приличную московскую семью, а он отплатил за все благодеяния черной неблагодарностью… (бывшая теща много еще чего наговорила, но все подряд вспоминать не хотелось).

Внук, в свою очередь, пенял бабушке на то, что она не хочет перебираться из Самарканда в Москву, несмотря на все угнетающие реалии тамошнего независимого бытия.

– Да ты сначала сам устройся, а потом уже нас с места сдергивай! – отвечала бабушка. – Нам и тут неплохо, дай Бог, чтобы тебе в Москве так было.

С матерью же можно было поговорить без взаимных упреков и приевшихся оправданий. Константин сообщил, что решил сменить место работы, потому что в поликлинике Минфина ему «стало тесно», расспросил о самаркандских делах и состоянии здоровья, влегкую намекнул на то, что уезжать из цветущего независимого Узбекистана все равно придется (пусть он цветет дальше без нас), и дал парочку советов медицинского характера. В Самарканде к 1995 году стало плохо с врачами. Русские, евреи, армяне, греки и прочие представители некоренных национальностей поуезжали, а коренным врачам, в большинстве своем поступавшим и учившимся за деньги или по блату, особого доверия не было.

– Как-то не так я представляла твое будущее, – грустно призналась мама в завершение разговора.

Ясное дело – матерям всегда хочется самого лучшего для своих детей. А получается так, как сложилось. А складывается так, как фишка ложится. В общем – снявши голову, о волосах не плачут и лучше всего никогда не оглядываться назад.

Ни разу в жизни, даже в своем неудачном браке, даже при знакомстве с московским общежитием, Константин не обламывался так сурово, как в первый день поиска работы по газетным объявлениям. Свободный полет обернулся хождением по мукам в прямом смысле этого слова, ведь разочаровываться очень мучительно (и счастлив тот, кто этого пакостного чувства никогда не испытывал)

В страховой компании Константин пообщался с председателем совета директоров. Судя по наколотым на пальцах перстням (азы этой азбуки в Самарканде знали все, такой уж был город) уважаемый председатель достойно отсидел на малолетке, был принят в ряды уважаемых людей, а затем отбыл срок за убийство.

– Мы тут бабло рубим, а не дурью маемся, – объяснил соискателю Председатель. – Нужен четкий пацан с понятием, а не какое-нибудь ссыкло…

Константин прямо сказал, что не чувствует себя подходящим для столь ответственного дела. Председатель криво усмехнулся – видно птицу по полету, а добра молодца по соплям.

«Ничего страшного, – утешал себя Константин по дороге в клинику профессора Оскаро́вского, где его ждало следующее «сватовство». – Первый блин должен быть комом, так положено. Лиха беда начало…».

Увидев, что профессорская клиника находится в подвале, провонявшем затхлостью и сыростью, Константин развернулся с порога и поехал в крупный медицинский центр, где требовался помощник руководителя. В его наивном понимании помощник был аналогом заместителя, но оказалось, что директору нужен именно помощник, в обязанности которого входило отвечать на звонки, встречать и провожать гостей, варить кофе и вообще делать все, что нужно. Масляно-приторный взгляд директора и то, как томно облизывал он белесым языком свои толстые губы, давали понять, что границы «всего, что нужно», простираются неимоверно далеко. Чур нас, чур!

Филиал европейской клиники оказался вагончиком, стоявшим во дворе железнодорожной поликлиники на станции Лосиноостровская. Из врачей здесь были только стоматолог и «узист».[15] Сюда действительно требовался энергичный и инициативный руководитель, поскольку у клиники не было ни кассового аппарата, ни каких-либо разрешительных документов.

– Бамажки-мумажки – это фигня, главное уметь с людьми общаться, – рассуждал владелец клиники, небритый, помятый и весь какой-то заторможенный восточный мужчина. – У того, кто умеет дружить, проблем не бывает…

«У того, кому хватит ума на то, чтобы не связываться с тобой, их тоже не будет», подумал Константин и отругал себя за недальновидность – уж можно было бы догадаться, что по такому адресу, на окраине столицы, да еще и возле железнодорожной станции, никакая европейская клиника открывать филиал не станет.

Вишенкой на торте стал крупный медицинский центр в Ховрино, искавший административного директора. Центр располагался в трехкомнатной квартире панельной девятиэтажки и работало здесь аж два стоматолога! Слово «директор» в названии вакансии было лишним, поскольку сюда требовался обычный администратор, ведущий запись пациентов и выписывающий квитанции. Но здесь, по крайней мере, был довольно приличный ремонт и приятно пахло какой-то цветочной свежестью.

Домой Константин возвращался в таком поганом настроении, которое требовало немедленной коррекции, иначе велик был риск испортить вечер любимой женщине. Для поправки настроения Константин заехал в ресторан «Закарпатские узоры» за «сладким допингом», так он называл торты и пирожные. Заодно прихватил и пару бутылок вина – гулять, так гулять!

– Тебя можно поздравить?! – обрадовалась любимая женщина, увидев стол, в центре которого красовалась «Прага». – Куда ты устроился?

– Пока никуда, – скромно ответил Константин. – Вариантов много, нужно хорошенько подумать.

– А у нас нет эндокринолога, представь! – «богадельня» уже стала у Женечки «нашей». – Меня пока посадили к невропатологу, но если ты…

– У меня пока другие приоритеты, – осадил ее Константин и тут же переключился со своих проблем на Женечкины. – А как невропатолог? Ничего?

– Старая унылая тетка, – вздохнула Женечка. – Коммунистка, активистка, идиотка… Но, в целом, нормальная.

Больше всего Константину нравилась в Женечке ее оптимистическая жизненная позиция. Все не так, как хотелось бы, но, в целом, нормально. И это правильно. Ведь если сильно углубляться во «все не так», то жизнь покатится под откос.

Комом вышел не только первый блин, но и вся первая неделя поисков работы пошла насмарку. Большинство мест, в которые пытался «свататься» Константин, оказывались мутными, стремными или заведомо невыгодными. Ну а если попадалось что-то приличное, вроде заведования отделением в австрийском медицинском центре на Новом Арбате, то там находили к чему придраться. Одним не нравилось, что Константин после защиты диссертации пошел по административной линии, других настораживал его стремительный карьерный взлет и недолгий стаж работы в последней должности, и почти каждый собеседующий усмехался или недовольно кривил губы, узнав о том, где учился кандидат. По поводу своей альмушки[16] Константин не заблуждался. Он прекрасно сознавал, что закончил далеко не самый престижный и не самый «качественный» медицинский вуз Советского Союза. Но и не самый худший. Так себе – серединка на половинку, ближе к тому концу. Но зачем «упираться рогом» в вуз? Не лучше ли пообщаться с соискателем и определить уровень его знаний? Однако же экзаменов Константину никто не устраивал. Лишь однажды главный врач поликлиники Литфонда попросил написать фразу: «На террасе с балюстрадой, заставленной глиняной и алюминиевой посудой, привилегированным гостям предлагали фаршированное анчоусами бланманже в шоколаде». Послушно записав этот бред, Константин позволил себе заметить, что для него, вообще-то, русский язык является родным.

– Я это понял по вашей фамилии, – ответил главный врач. – Но диктант никак не связан с вашим самаркандским происхождением. Просто у меня такое правило. Грамотность – лучший индикатор умственных способностей человека. По-хорошему, надо бы сочинением озадачивать, как в Древнем Китае, но на это нет времени.

– Поликлиника Литфонда! – понимающе усмехнулся Константин.

– Литфонд здесь не при чем! – возразил главный врач. – Половина нашего контингента в слове «еще» четыре ошибки делает. Графоманство не является гарантией грамотности. Это мое личное правило.

И ни одной ошибки в диктанте не сделал, и пообщался с главным хорошо, а в конце услышал привычное: «к сожалению, вы нам не подходите» (в девяносто пятом году нейтральное «мы вам позвоним» еще не укоренилось в обиходе).

– Позвольте узнать почему? – спросил Константин и тут же пояснил. – Я не торгуюсь и не навязываюсь. Мне просто любопытно.

– В каждом из нас заложено стремление к прогрессу, – сказал главный после небольшой паузы. – Вы же работали начмедом, а сейчас претендуете на должность заведующего отделением, то есть сознательно идете на понижение. Значит, с вами что-то не так. Что-то у вас не в порядке.

Хорошо, что у Константина все было в порядке с воспитанием, спасибо бабушке и маме. Вместо того, чтобы спросить: «Что же ты, сукин сын, голову мне морочил и на собеседование приглашал, если я тебе свой анамнез рассказал сразу же, по телефону?», Константин вежливо попрощался и ушел, мягко закрыв за собой дверь, которой очень хотелось хлопнуть.

Выйдя из поликлиники, глотнул сырого ноябрьского воздуха и сразу же успокоился. Несмотря на заведомо запрограммированный отказ, встреча оказалась полезной – идею с диктантом явно стоило взять на вооружение, только фразу подобрать более заковыристую.

«Ты сам сначала хоть куда-нибудь устройся, а потом уже мечтай о том, как станешь людей нанимать», поддел внутренний голос.

Насчет «хоть куда-нибудь» голос был прав. Амбициозный молодой человек, прежде претендовавший на руководящие должности, был готов устроиться «хоть куда-нибудь», кроме районной поликлиники и приемного отделения стационара. Но если поиски работы затянутся до января, то…

– Вам еще требуется эндокринолог? – спросил Константин у Женечки, едва войдя в прихожую.

– Требуется! – просияла Женечка. – Ты таки решил?

– Одного моего решения мало, – улыбнулся Константин. – Как говорится в том анекдоте: «осталось уговорить невесту».

– Не могу представить, чтобы тебя не взяли, – щебетала Женечка, помогая Константину снять намокшую от дождя куртку. – Администрация просто вешается без эндокринолога! У нас же ведомственное учреждение, можем направлять на консультации только в свои конторы. В последний раз удалось договориться в восемьдесят третьей медсанчасти на Красногвардейской. Прикидываешь концы?

– Да уж! – хмыкнул Константин. – Проще в районную…

– А там надо за талоном в шесть утра очередь занимать и не факт, что получишь. Всех отправляют к участковым терапевтам, но это же не выход!

– Не выход, – согласился Константин.

В принципе, терапевтам положено разбираться в эндокринологии, ведь далеко не в каждом медицинском учреждении есть эндокринолог. «Но одно дело разбираться, а другое – понимать», как говорил начальник военной кафедры полковник Алибабаев. В Центр эндокринологии часто попадали пациенты, которых запустили терапевты. Гормоны – дело тонкое, даже очень.

– К тому же сотрудникам завода нельзя брать больничные на стороне, – продолжала Женечка. – Это не приветствуется. Ну, разве что, если на дом вызвал участкового, однако продлевать нужно только в медсанчасти… Что ты хочешь? Режимный завод!

У медсанчасти режимного завода «Гроза» было два больших недостатка и два условных достоинства.

Нахождение на территории с ограниченным допуском делало невозможным коммерческую деятельность. Но любимая женщина рассказала, что медсанчасть находится сразу же за воротами, возле здания заводской администрации. Константин подумал, что, в случае чего, забор можно передвинуть таким образом, чтобы в учреждение можно было бы без проблем войти с улицы. А задняя дверь пусть выходит на заводскую территорию, чтобы сотрудникам не делать каждый раз крюк через проходную. У задней двери можно поставить турникет и посадить охранника, чтобы враги, замаскировавшиеся под коммерческих пациентов, не смогли бы проникнуть на территорию секретного завода. Все это организовать несложно, было бы ради чего стараться.

Вторым недостатком был трудовой коллектив, на девять десятых состоящий из ярых коммуняк предпенсионного и пенсионного возраста. При социализме они жили – не тужили, ни в чем отказа не знали, а сейчас жизнь уже совсем не та… С такими людьми светлого коммерческого будущего не построить, потому что, во-первых, они являются принципиальными противниками любой коммерции, а, во-вторых, не могут нормально общаться с уважающими себя пациентами. Впрочем, незаменим у нас только Ленин – если убрать его из Мавзолея, то взамен положить некого. Все остальные заменимы. Если поставить дело на правильные рельсы, то в правильных сотрудниках недостатка не будет. Проблема решаемая.

Первым условным достоинством было ухудшение финансирования медсанчасти. Если в прежние времена деньги давались по принципу «сколько нужно», то сейчас денежный поток существенно оскудел. Премии съежились, бесплатные путевки в санатории, прежде доступные любому сотруднику, теперь получали только избранные и вообще все стало хуже. Медсестры выезжали за счет внедренного еще при социализме бригадного подряда, позволявшего получать более двух ставок. Так, например, Женечка получала полторы медсестринские ставки и ноль семьдесят пять санитарской, за то, что убирала кабинет невропатолога и прилегавшую к нему часть коридора. Кроме того, главная медсестра ежемесячно выписывала всем сестрам, кроме провинившихся, премии в размере половины сестринского оклада. Более-менее ничего, особенно для тех, кто живет рядом. Положение врачей было хуже – между ними не делили санитарских или сестринских ставок, премии им выплачивались копеечные и возможностей для совмещения у них было меньше. Дискриминация типичная для советского общества, в котором рабочий получал втрое больше инженера.

Если сверху в мозолистые ладони падает все меньше и меньше денег, то рано или поздно администрации придется задуматься о том, где бы чего заработать, так что определенная перспектива в атомной богадельне имелась.

Вторым достоинством было длительное отсутствие полноценного главного врача. С февраля прошлого года медсанчастью руководил бывший заместитель главного врача по клинико-экспертной работе, пребывавший в ранге исполняющего обязанности. При этом, как рассказывала Женечка, человек был непьющим и ответственным, однако же вот – утверждать его не спешили. Почему? Потому что не хотят. Одно из двух – либо у верховного заводского начальства есть к нему серьезные претензии личного характера, либо наверху никак не могут определиться с кандидатурой, вот и заткнули пока дырку «временщиком». Короче говоря, тут есть над чем подумать. Надо внедряться и изучать расклады. Женечка в этом трудном деле помочь не может – не тот у нее склад ума, чтобы тайные ходы мастей просекать. Максимум, на что она способна, так это спросить у главной медсестры: «А почему Анатолий Васильевич второй год в исполняющих обязанности сидит?». А та ей на это ответит: «Потому что!». Вот и весь разговор.

В жизни часто так случается, что человек ищет счастья где-то далеко, не видя того, что находится у него под носом. А когда прозреет, то удивляется – ну как же это я раньше не дотумкал?

На второй день работы в медсанчасти, устроиться в которую удалось гладко-быстро, Константин выяснил, что местная медицина подчинена заместителю генерального директора научно-производственного объединения (проще говоря – завода) по финансам и экономике. С одной стороны это выглядело странно, а с другой внушало определенные надежды, поскольку всегда выгодно иметь дело с тем, кто непосредственно распоряжается деньгами. Но еще бо́льшие надежды внушило имя большого человека, которого звали Шарифом Насировичем Бурхановым. Не то узбек, не то таджик, но все равно земляк.

– Что ты мне не сказала, что у зама по финансам фамилия Бурханов? – мягко упрекнул Женечку Константин.

– А надо было сказать? – удивилась она. – Ну, Бурханов и Бурханов. Знакомый, что ли?

«Когда везет, то и петух нестись станет», говорила бабушка. У главной медсестры медсанчасти Константин раздобыл брошюру «Шестьдесят славных лет», изданную в 1989 году по поводу очередного заводского юбилея. Сей опус был ценен тем, что в нем содержались краткие биографии всего высшего руководства, вплоть до главного бухгалтера. Оказалось, что Шариф Насирович не просто земляк, а земляк в квадрате – родился в Самарканде, окончил механико-математический факультет местного университета и (о, счастье-счастье!) три года проработал учителем математики в тридцать третьей школе… Не иначе, как по распределению туда угодил. А в этой школе работала библиотекарем тетя Асмира, мамина подруга и однокашница.

Разумеется, узнав от мамы о том, что ее Костик работает вместе с Шарифом Насировичем, тетя Асмира попросила передать тому привет. «Кашу маслом не испортишь», решил Константин, и добавил к привету «гостинец» – два кило отборнейшей янтарной кураги, купленной на Даниловском рынке, и бутылку вина «Гулякандоз» самаркандского производства (ничего другого аутентичного у проводника ташкентского поезда не нашлось).

Магические слова «меня просили передать кое-что из Самарканда» позволили Константину пройти в кабинет большого человека без очереди и задержаться там на полчаса. Шариф Насирович сразу вспомнил тетю Асмиру, порадовался тому, что у нее недавно родился третий внук, посокрушался по поводу того, как быстро летят годы и попросил заглянуть к нему послезавтра для того, чтобы забрать ответный дар. На такое соблюдение восточных традиций Константин не рассчитывал, но вышел из положения легко – отправил коробку с сырокопчеными колбасами и двумя бутылками французского коньяка через знакомого проводника, а маме сказал, что ему было неловко передавать «пустой привет» и потому он добавил к нему кое-что, пусть тетя Асмира не волнуется, свои люди – сочтемся.