Читать книгу Черный крест. 13 страшных медицинских историй - Андрей Шляхов - Страница 2

К своему здоровью Верочка относилась очень внимательно. Так, словно ей было не двадцать пять лет, а втрое больше. Ее забота о себе простиралась куда дальше свежевыжатых соков и спа-процедур: Верочка любила посещать врачей, как по поводу, так и без. Она ни за что бы не призналась себе, что страдает от недостатка внимания, но на самом деле ее бесконечные походы по медицинским центрам провоцировались именно стремлением выговориться и быть выслушанной. Внимательно выслушанной. Верочка обращалась не в обычные поликлиники, а в элитные медицинские центры, и потому общение с докторами приносило ей только позитивные впечатления.

Верочкина жизнь была счастливой, беспроблемной и очень скучной. Родители-алкаши жили далеко от Москвы – за Уралом, там же возле них обретался брат Сережа, к тридцати годам уже имевший две ходки. Московские подруги все как одна оказались завистливыми сучками, не способными спокойно принять Верочкину удачу, и потому отношения с ними были разорваны раз и навсегда. «Удача», а если точнее, то законный Верочкин муж, Георгий Владимирович, некогда известный в криминальных кругах как «Гоша-Болт» (прозвище он получил за свое пристрастие к килограммовым перстням), обращал внимание на жену только тогда, когда ему хотелось секса. Случалось это нечасто, потому что Георгий Владимирович был уже немолод, и к тому же помимо законной супруги дарил своим вниманием двух секретарш и личную массажистку.

Поэтому, если проснувшись утром (а точнее – около полудня), Верочка чувствовала что-то вроде покалывания в пояснице или ломоты в руке, то не спешила отмахнуться – отлежала, мол, а сразу же после завтрака отправлялась на обследование. Доктора Верочку любили. Милая, вежливая, часто дарит «мелкие» презенты стоимостью в две-три сотни евро (дамам духи, джентльменам – выпивку), любит обследоваться и ничем не больна. Каждому бы врачу да по две дюжины таких пациенток!

Само собой – беременность стала для Верочки не простым счастьем, а тройным. Во-первых, у нее будет ребенок, и это здорово. Во-вторых, этот крошечный человечек будет требовать много материнского внимания (даже при двух обещанных Георгием Владимировичем нянях), и о скуке придется забыть надолго, если не навсегда. Ну а в-третьих, рождение наследника или наследницы существенно упрочит ее положение. Перешагнув на шестой десяток, Георгий Владимирович вдруг осознал, что есть у него все, чего только можно желать, начиная с состояния и заканчивая депутатством, и принялся страстно мечтать о наследнике. Или о наследнице. Пол не имел значения, главное – чтобы это была своя, родная кровиночка, которой можно будет оставить все нажитое непосильным трудом.

– Ты мне только роди! – восклицал Георгий Владимирович, поглаживая жену по намечающемуся животу. – А уж я тогда! А там!..

Не в силах выразить свои эмоции словами, он рубил в воздухе короткопалой рукой, и камни на перстнях (хороший вкус хорошим вкусом, а старые привычки старыми привычками) слепили Верочку своим блеском. Верочка млела – судя по всему, благодарность любящего супруга могла оказаться поистине безграничной. Муж освободил беременную жену от нудной обязанности отчитываться в своих тратах («В твоем положении вредно забивать голову всякой херней»), перестал водить домой шумные компании своих «партнеров по жизни» (Верочка прекрасно понимала, насколько велика была эта жертва), приставил к жене медсестру Елену Андреевну, оказавшуюся превосходной собеседницей, и выделил ей одного из своих личных водителей («Ну, прям как от сердца оторвал, Вер»)… Невероятно, но человек, в день свадьбы сказавший жене: «Всю свою родню, дорогая моя, ты оставишь за порогом моего дома», – вдруг сам предложил:

– Может к тебе маму вызвать? Мало ли, может родственная помощь какая нужна?

Услышав это предложение, Верочка опешила настолько, что чуть было не спросила: «Чью маму?» – но вовремя вспомнила, что мать ее мужа уже лет пятнадцать покоится на престижном Троекуровском кладбище. От мысли о том, что сюда, в эти сверкающие хоромы может приехать ее мать, давно забывшая, зачем нужны носовые платки, стаканы или пепельницы, Верочке стало плохо.

– Что с тобой? – всполошился Георгий Владимирович, заметив, как побледнела жена. – Сиди, не шевелись, я сейчас Елену Андреевну позову…

– Не надо Елену Андреевну, – простонала Верочка. – И маму тем более не надо. У меня есть ты – и всё.

От этих слов Георгий Владимирович растаял настолько, что через неделю Верочке пришлось обзаводиться очередной шкатулкой для драгоценностей, четвертой по счету.

Пели в небесах ангелы, радуясь Верочкиному счастью, а силы зла тем временем готовили будущей матери пакость.

– Скрининговый тест позволяет нам оценить вероятность наличия у плода синдрома Дауна…

В своего гинеколога Анну Яковлевну Верочка влюбилась с первого взгляда. Если бы она могла сама выбирать себе маму, то выбрала бы вот такую – седую, ухоженную, подтянутую, с живыми, совсем юными, девичьими глазами и аристократическими манерами.

– Ой! – переполошилась Верочка. – Вы подозреваете у меня…

– Не волнуйтесь, Вера Денисовна, – врач накрыла руку пациентки своей рукой, – в вашем положении беспокойство противопоказано. Я ничего не подозреваю. Скрининговый тест входит в программу обследования, и проходить его вам придется дважды – сейчас и примерно через месяц, на шестнадцатой неделе.

– А что, с одного раза тест не выявляет синдром Дауна? – удивилась Верочка.

– Этот тест не выявляет синдром Дауна у плода, он только оценивает вероятность его наличия. – Анна Яковлевна порылась в ящике стола и протянула Верочке тоненькую брошюрку. – Вот, можете почитать на досуге.

– Спасибо. – Верочка сразу убрала брошюрку в сумку, чтобы ненароком не забыть ее в кабинете.

– Если вероятность оказывается высокой, мы делаем диагностический амниоцентез. – Анна Яковлевна поняла, что говорит слишком заумно и объяснила попроще: – Диагностическую пункцию околоплодных вод и тогда уже получаем окончательный ответ. Да или нет.

– Так, может, лучше сразу?.. – Верочка предпочитала ясность и ради нее была готова пожертвовать какой-то толикой своих околоплодных вод.

– Не будем торопиться, Вера Денисовна. – Анна Яковлевна умела улыбаться не только губами, но и глазами, отчего улыбка выходила очень искренней и располагающей. – Вам удобно будет приехать послезавтра к девяти?

– Конечно.

– Сдадите кровь на гормоны, и сделаем УЗИ. Это и есть скрининговый тест. Компьютер объединит результаты обоих исследований и выдаст нам степень риска…

Брошюру Верочка прочла в машине, по дороге домой. Прочла внимательно, вдумчиво, но так ничего и не поняла. Какое-то воротниковое пространство, эстриол и фетопротеин… Только такие умные люди, как Анна Яковлевна, могут разбираться во всей этой муре. Но было ясно, что эти самые скрининговые тесты делаются по уму, а не для того, чтобы раскручивать на бабки богатеньких Буратин. Тут Верочка поймала себя на том, что машинально начала думать словами из лексикона Георгия Владимировича, и немного огорчилась. Так и с языка сорвется, не поймаешь. Предложит Анна Яковлевна: «Вера Денисовна, не хотите ли чаю? Или, может, минералочки?» – а в ответ услышит: «Чайку, если не в падлу». Вот уж позора не оберешься… И вообще, женщинам полагается облагораживать своих мужчин, а не набираться от них всякого бескультурья. И еще Верочка запомнила, что хороший результат тестирования не должен превышать один к двумстам пятидесяти.

Какому-то безбашенному подростку приспичило перебежать Садовое кольцо прямо перед носом Верочкиного «Лексуса». Водитель скрипнул зубами и резко повернул руль вправо. Верочку качнуло, и в этот момент ей показалось, что кто-то легонько стукнул ее в живот изнутри.

– Ой!

– Вам плохо? – всполошился водитель. – Может, остановочку сделаем? Или?..

– Все нормально, – как можно тверже сказала Верочка. – Это я так, от неожиданности.

«Нет, наверное, все-таки ошиблась, – с сожалением подумала она. – Вроде как рано еще ему шевелиться».

Насчет пола ребенка Анна Яковлевна пока ничего не сообщала, но Верочка откуда-то твердо знала, что у нее мальчик, сын, Данилка. Имена наследников были согласованы родителями задолго до того, как Верочка забеременела. Если мальчик – то Даниил, если девочка – то Ксения. Красивые, старинные имена. Классика…

Первый тест выдал результат 1:145. Узнав его, Верочка испугалась настолько, что устроила в кабинете Анны Яковлевны истерику (хорошо хоть – тихую, интеллигентную) со слезами и заламыванием рук. Набежал персонал, Верочку уложили на кушетку, дали ей каких-то успокаивающих капель (от «расслабляющего укольчика» она отказалась наотрез – одни только кровоподтеки от этих уколов), затем Анна Яковлевна включила тихую музыку, похожую на журчание ручья, попросила всех удалиться, а сама села на стул возле Верочки и сказала:

– В первую очередь вам следует успокоиться. Нельзя на каждый пустяк реагировать столь бурно. Пожалейте себя, поберегите свою красоту. У тех, кто часто плачет, раньше появляются морщины.

Сама Анна Яковлевна выглядела так, как будто не плакала ни разу в жизни.

– На результат теста могло повлиять многое… – продолжила она. – Простуда, употребление некоторых пряностей…

– Я не простужалась, – всхлипнула Верочка, – и пряностями не увлекаюсь… разве что кофе с корицей пью… пила, до беременности…

Договорились на том, что Верочка будет умницей и через четыре недели сдаст тест повторно. Анна Яковлевна продержала Верочку у себя почти полтора часа и отпустила, только полностью убедившись в том, что Верочка окончательно успокоилась…

Повторный тест выдал еще более пугающий результат. Один к ста тридцати, ни больше ни меньше. Верочка восприняла это на удивление спокойно. Она уже успела убедить себя в том, что этот тест – полная фигня и неизвестно зачем врачи назначают его аж два раза. Наверно, и впрямь для того, чтобы вытянуть из клиентов побольше денег. На ее вопрос о том, почему же все-таки всем беременным не назначают сразу же диагностическую пункцию, Анна Яковлевна ответила так:

– Амниоцентез, конечно, дает нам много достоверной информации – о поле плода, о его генотипе, о наличии хромосомной патологии… Но это все же инвазивный метод…

– Какой? – переспросила Верочка.

– Метод, при котором что-то извне вторгается в ваше тело. Во время амниоцентеза иглой делают прокол передней брюшной стенки и матки, чтобы забрать несколько миллилитров оклоплодных вод, в которых содержатся клетки плода…

– Это не больно? – Верочка представила себе длинную и толстую иглу, и ей стало не по себе.

– Исследование проводится под местным обезболиванием. Вы, Вера Денисовна, ничего не почувствуете, даже щекотки. Но как и все инвазивные методы, амниоцентез имеет свои осложнения, такие как, например, инфицирование или преждевременное излитие околоплодных вод. Поэтому просто так он не делается, нужны определенные показания…

Анна Яковлевна говорила долго. Объяснила, что осложнения описаны при любой медицинской манипуляции, что в их клинике никаких осложнений при амниоцентезе не бывает, потому что здесь работают лучшие, без преувеличения, кадры отечественной медицины, что Вера Денисовна сама решает, нужен ей амниоцентез или нет, насильно его делать никто не будет.

– А вы советуете? – спросила Верочка.

– Все зависит от вашего… настроя, – мягко сказала Анна Яковлевна. – Если вы намерены рожать во что бы то ни стало и для вас не имеет значения, есть у вашего ребенка синдром Дауна или нет…

– Имеет! – воскликнула Верочка. – Еще как имеет!

– Тогда давайте делать амниоцентез, – заключила Анна Яковлевна.

– Только побыстрее, пожалуйста, – взмолилась Верочка. – А то я вся изведусь.

– Давайте прямо завтра с утра и сделаем, а на послезавтра запланируем консультацию генетика.

Анна Яковлевна заново проговорила все то, что рассказывала Верочке о амниоцентезе, а затем дала ей подписать бланк информированного согласия на эту процедуру.

– Все будет хорошо, – сказала она Верочке на прощание.

Верочке так хотелось верить Анне Яковлевне!..

Исследование клеток плода выявило сорок семь хромосом вместо сорока шести, три из которых относились к двадцать первой «паре». Синдром Дауна.

То, что дела ее плохи, Верочка поняла по виду своего врача. Анна Яковлевна, обычно такая радушная, сегодня держалась сдержанно, даже слегка скованно. Дурную весть сама сообщать не стала – пригласила к себе генетика, а пока он шел, расспрашивала Верочку о самочувствии. Верочка сжалась на краю стула и на вопросы отвечала невразумительно и невпопад. Наконец спустя целую вечность (на самом деле прошло не больше пяти минут) пришел генетик – молодой бородатый брюнет, имени и отчества которого Верочка не запомнила. Сел на свободный стул, раскрыл синюю пластиковую папку и зачитал Верочке неутешительный результат.

– Это точно? – только и спросила Верочка.

– К сожалению – да, – вздохнул генетик.

Подождал, не будет ли еще каких вопросов, переглянулся с Анной Яковлевной и ушел, неслышно притворив за собой дверь.

Верочка «ушла в себя» – спрятала лицо в ладонях и сидела неподвижно. Анна Яковлевна сочла за благо оставить пациентку в покое и застучала пальцами по клавиатуре.

«Все пропало! – вертелось в красивой Верочкиной голове. – Все пропало! Пропало! Все жертвы оказались напрасными! Мама дорогая!»

– Я понимаю ваше состояние, Вера Денисовна. – Выждав с четверть часа, Анна Яковлевна нарушила молчание. – Тяжело, конечно, но вы еще так молоды. Беременность мы прервем на днях, и скоро вы забудете ее как страшный сон. А в следующий раз вы непременно родите здорового красивого малыша. То, что произошло с вами сейчас, это всего лишь несчастливое стечение обстоятельств, игра случая. Это ни в коей мере не означает, что и в следующий раз у вашего… плода обнаружится лишняя хромосома. Напротив, вы же, наверное, знаете выражение: «В одну и ту же воронку снаряд дважды не попадает»?

– Второго раза не будет, – не отнимая рук от лица, сказала Верочка. – Больше ничего не будет…

– Почему?

– Потому…

Как объяснить Анне Яковлевне? Разве сможет Анна Яковлевна понять и оценить те жертвы, которые ежедневно приносила и приносит она? Сначала для того, чтобы заполучить Георгия Владимировича, а теперь для того, чтобы остаться возле него в статусе законной супруги… Сколько мук, сколько сил, сколько перешагиваний через себя, через свое «я»… И ради чего?! Разве будет Гоша ждать, пока Верочка забеременеет еще раз? С учетом прошлого выкидыша это будет уже третья ее беременность… Не станет, Гоша ждать не станет. «Хромую лошадь пускают на мясо» – это его любимое выражение. Нет, конечно, за дверь он ее не вышвырнет, при всех своих недостатках Гоша все же не такая сволочь. Купит однушку где-нибудь в Бескудниково, купит какую-нибудь «Нэксию» или «Акцент», даст тысяч триста на обстановку, и все… Большего от него ждать не стоит. Куда потом – опять торчать за прилавком, демонстрируя «ювелирку», или лучше сразу на панель?

– Ничего больше не будет, Анна Яковлевна-а-а, – неизящно, в голос, зарыдала Верочка. – Это был мой шанс… мой последний шанс… и я его…

Верочка хотела сказать «упустила», но, потеряв остатки самоконтроля, выдала:

– …просрала!

Дальше последовали знакомые па Марлезонского балета: «Прилягте, пожалуйста», «выпейте, пожалуйста», «вам уже лучше?», «давайте сделаем расслабляющий укольчик?», «хотите горячего чаю?»…

Успокоившись, Верочка почувствовала такую сильную потребность выговориться, что, не вставая с кушетки, выложила Анне Яковлевне все про свою неудавшуюся жизнь.

– Не все так плохо, как вам кажется, Вера Денисовна, – сказала Анна Яковлевна, когда Верочка сделала паузу, чтобы отдышаться. – И вашему горю можно помочь.

– Вы добрая, Анна Яковлевна, – всхлипнула Верочка. – Спасибо вам за понимание, но моей беде вы не поможете…

– Как знать, как знать, – улыбнулась Анна Яковлевна. – Давайте поговорим начистоту. Насколько я понимаю, вы крайне заинтересованы в том, чтобы результатом вашей беременности стал здоровый малыш, законный наследник вашего мужа?

– Можно и наследницу… – вздохнула Верочка, – но что сейчас говорить?! Кстати, а кто у меня там – мальчик или девочка?

– Мальчик. Евгений Александрович же сказал, что у вас мальчик.

– Я прослушала или забыла, – призналась Верочка. – Помню только два слова «синдром Дауна».

– Вернемся к моему вопросу – так вы заинтересованы…

– Заинтересована, – кивнула Верочка, чувствуя, как в ее душе зарождается надежда. Анна Яковлевна не станет просто так задавать подобные вопросы. Не такой она человек, чтобы зря языком молоть.

– А цена вопроса в сорок пять тысяч евро вас не испугает?

Сорок пять тысяч евро? О чем спрашивает Анна Яковлевна? Сорок пять тысяч евро за то, чтобы из дауна сделать здорового ребенка? Нет, сорок пять «евротонн» (опять эти липучие Гошины словечки!) это, конечно, деньги, но не такие, которые жалко заплатить за собственное счастье. Неужели все можно исправить?

– Меньше никак нельзя. – Врач неверно истолковала молчание Верочки. – Слишком много людей участвует в деле.

– Я понимаю, – сказала Верочка. – Сложная операция…

– Что-то вроде того, – улыбнулась Анна Яковлевна.

– А разве такие операции делают?

Верочка никогда не слышала о чем-то подобном, но ведь она не врач.

– Вера Денисовна, речь идет не о хирургической операции, а о том, что сразу же после родов вашего ребенка обменяют на нормального здорового малыша, который и будет считаться вашим сыном.

– А разве так можно? – ахнула Верочка.

– Нельзя, но ради вас я это устрою. Я же вижу, что вы в отчаянии. Устраивает ли вас цена вопроса?

Предложение требовало осмысления, поэтому Верочка ответила не сразу. Анна Яковлевна ее не торопила.

– Цена устраивает, – решилась Верочка. – А что будет с моим ребенком?

– Какая разница? – ушла от ответа Анна Яковлевна. – Вашим ребенком, Вера Денисовна, будет тот, которого вы унесете из роддома.

– Все это так неожиданно… – Верочка села.

– Голова не кружится? – забеспокоилась Анна Яковлевна.

– Нет, просто спину заломило.

Поддерживая под руку, Анна Яковлевна отвела Верочку к раковине.

– Умойтесь, приведите себя в порядок, а потом продолжим наш разговор.

Продолжить получилось не сразу – Анну Яковлевну пришла благодарить одна из недавно родивших пациенток. Традиционный букет в два охвата, коробка шоколада, блестящий пакетик, скорее всего с духами и конвертом. Обмен поцелуями, радостное щебетание, низкий бас счастливого отца. Когда нежданные гости ушли, Анна Яковлевна отнесла куда-то букет, занимавший весь ее стол, а вернувшись, указала глазами на подаренную коробку и предложила:

– Может, выпьем по чашечке чая с конфетами?

– Нет, спасибо.

Верочка предпочитала не отвлекаться во время серьезных разговоров.

– Итак, если мы достигли согласия по главным вопросам, то пора переходить ко второстепенным, – начала Анна Яковлевна, усевшись за стол. – Первое – вам придется крепко держать язычок за зубами. Ни муж, ни родители, ни ближайшая подруга никогда не должны услышать от вас хотя бы намека на то, как… ну, вы понимаете.

– Понимаю.

«Тем более, что муж так и так ничего знать не должен, родителей интересует только один вопрос – чем можно опохмелиться, а подруг у меня нет», – мысленно добавила Верочка.

В животе шевельнулся ребенок. «Бедный малютка… – Верочка еле сдержала слезы. – Бедный, бедный малютка…За что его так?»

– Второе. Во время следующей встречи я познакомлю вас с моей близкой подругой, которая заведует обсервационным отделением в роддоме при сто двадцатой больнице. С ней вам придется иметь дело.

– Как скажете, Анна Яковлевна.

– Третье. Вам придется приложить максимум усилий, чтобы объяснить вашему супругу, почему вы хотите рожать только в сто двадцатой больнице. В обычном, ничуть не элитном роддоме. Лучше всего сказать, что вам показано кесарево сечение, ну, хотя бы по причине вашей близорукости и каких-нибудь дистрофических изменений сетчатки, которых у вас нет, но мужу об этом знать не обязательно, не так ли? А довериться вы можете только прекрасному специалисту Татьяне Яковлевне, которую вам рекомендовал кто-то из знакомых. Муж, конечно, может вас не понять, но вы должны настоять на своем…

«Не понять» – это еще мягко сказано, – подумала Верочка. – Гоша просто сбесится, если я скажу ему, что хочу рожать в обычном роддоме. Ну, ничего, справлюсь».

– Разумеется, Вера Денисовна, лежать вы будете не в обсервации, вместе со всяким сбродом, а в коммерческой палате.

– А кесарево будет на самом деле?

– Да, на самом деле, – подтвердила Анна Яковлевна. – Так надо в интересах дела. Да и вам, что греха таить, будет спокойней, ведь первые роды это весьма болезненный процесс.

– А как вообще все будет происходить?

– Об этом вам расскажет Татьяна Яковлевна. Да, имейте в виду – оплату вы должны произвести до госпитализации, иначе слова так и останутся словами. И всю сумму придется заплатить разом.

– Я вас поняла.

За время семейной жизни Верочке удалось втайне от мужа отложить примерно половину требуемой суммы. На черный, как говорится, день.

Остальное можно будет снять с карточки. Частями, тысячи по две-три, чтобы не возбуждать подозрений у Гоши. Ничего сложного, она справится, главное – чтобы дело выгорело. И уговорить мужа сможет…

Георгий Владимирович согласился на удивление быстро. Первой его реакцией было:

– Ты что, спятила?

Затем последовало:

– Ты хорошо подумала?

А после того как Верочка объяснила, что она чувствует каким-то сокровенным чувством, что только в золотых (и впрямь золотых, судя по запросам) руках Татьяны Яковлевны она сможет произвести на свет здоровое потомство, Георгий Владимирович сдался, правда с оговоркой.

– Ты только никому не рассказывай, где рожала, – поморщился он.

– Скажем всем, что в Лондоне, пусть обзавидуются. – Верочка закрепила свою победу нежным поцелуем и ушла в свою спальню, чтобы всласть поплакать, жалея своего несчастного сыночка Данилку.

Георгий Владимирович к Верочкиным слезам относился с пониманием. Беременным женщинам в его представлении полагалось много плакать. Тяжелый живот, гормональные сдвиги, предстоящие роды – как тут не поплакать?..

Татьяна Яковлевна оказалась копией Анны Яковлевны, только у той седина была платиновой, а у этой отливала сиреневым.

«Они же сестры!» – догадалась Верочка и сразу же почувствовала к Татьяне Павловне такое же расположение, какое испытывала к ее сестре.

– Я не буду вам мешать, – сказала Анна Яковлевна, – тем более, что мне надо подняться в дневной стационар.

После ее ухода в кабинете повисла напряженная тишина. Верочка думала, что ее собеседница начнет разговор первой, а та с улыбкой рассматривала ее, словно удивляясь: «Так вот ты какая, Вера Денисовна!»

– В общих чертах вы уже все знаете. – Татьяна Яковлевна заговорила тогда, когда Верочка уже решила, что они будут «играть в молчанку» до возвращения хозяйки кабинета.

– Знаю, но хотелось бы узнать поподробнее.

– Ваше право, Вера Денисовна, – и улыбка у Татьяны Яковлевны была точь-в-точь такой же, как и у ее сестры. – Итак, с самого начала. Вы наблюдаетесь здесь до тридцать восьмой недели, а потом укладываетесь к нам. Одноместную палату со всеми удобствами я вам обеспечу, за нее придется официально заплатить какие-то деньги, но это сущая мелочь. Вести вас будет одна из лучших наших врачей, она же и сделает вам кесарево.

– А вы? – вырвалось у Верочки.

Она хотела сказать, что хочет, чтобы ее оперировала Татьяна Яковлевна, но собеседница поняла ее несколько иначе.

– Я тоже буду заниматься делом, – ответила она. – Буду делать второе кесарево одновременно с вашим.

– Кому?

– Вера Денисовна, – укоризненно протянула Татьяна Яковлевна, словно разговаривала с неразумным ребенком, – конечно же той женщине, чьего ребенка надо будет обменять на вашего.

– А она не будет против? – задала дурацкий вопрос Верочка. – Или она тоже в доле?

– Она ничего не узнает, потому что будет находиться под наркозом. Ну, а сотрудники, разумеется, в доле, насчет них можете быть спокойны.

На затыкание чужих ртов как в медицинском центре, так и в роддоме предназначались пятнадцать тысяч из сорока пяти. Ртов было много, но «дачек» они требовали небольших – от пятисот до тысячи евро. Оставшиеся тридцать тысяч сестры делили между собой. Делили по справедливости, сообразно степени риска. Анна Яковлевна брала себе десять, а двадцать оставались Татьяне Яковлевне. Все по-честному, по-родственному.

– А скандала не будет? – спросила Верочка.

Ей было непонятно, как так можно взять и вручить женщине дауна, вот, мол, мамаша, получайте. А если у нее скрининговые тесты были нормальными и УЗИ до последних дней беременности не выявляло никаких пороков?

– Никакого скандала! – решительно потрясла головой Татьяна Яковлевна. – Дело в том, что кандидатуру я буду подбирать из числа необследованных приезжих, я же заведую обсервацией, поэтому можете не беспокоиться.

– Приезжих? – заволновалась Верочка, представив себя в роли мамы чернявого скуластого малютки с миндалевидным разрезом глаз. Вот за это Гоша точно ее убьет. – Вы хотите сказать, что…

– Можете не беспокоиться, – повторила Татьяна Яковлевна. – Я подберу вам подходящую во всех отношениях кандидатуру. Конечно, большого внешнего сходства я гарантировать не могу, но то, что это будет ребенок от славянской матери, – обещаю. Группу крови тоже подберу подходящую, чтобы у вашего супруга не возникало сомнений. Только генетическая экспертиза отцовства сможет открыть глаза вашему мужу, поэтому вы не должны допускать ее ни при каких обстоятельствах. Надеюсь, ваш муж не подозревает, что отцом вашего ребенка может оказаться не он, а какой-либо другой мужчина?

– Нет! – твердо ответила Верочка.

Она была примерной женой, завзятой домоседкой, и Гоша никогда не высказывал ни малейших сомнений в ее верности.

– Очень хорошо. Насколько мне известно, вашему мужу не терпится стать отцом, не так ли?

– Так, – кивнула Верочка.

– Тогда он с первого дня уверится в том, что ваш ребеночек – его копия. Мужчинам очень важно доказывать всем – как себе, так и окружающим, что ребенок больше похож на него, чем на мать, и это здорово.

– Почему?

– Потому что люди видят не то, что находится у них перед глазами, а то, что они хотят увидеть. Насчет здешней документации тоже можете не беспокоиться, Анна Яковлевна уберет из вашей карты все лишнее.

– Спасибо, – выдохнула Верочка.

Господи! Как же ей повезло, что рядом с ней оказались такие хорошие люди. И не в деньгах тут дело, а в доброте. Другие бы и за сто тысяч не пошли бы навстречу. Выкручивайся сама как знаешь. Вот ведь как бывает, сначала не повезет, а потом сразу же повезет. Впрочем, если бы ей повезло сначала, то дальнейшего везения и не потребовалось бы. Ой, нельзя так думать, судьбу гневить…

– Вера Денисовна, если у вас нет больше вопросов, то давайте обсудим, каким образом вы произведете оплату.

– Я могу принести деньги куда скажете.

– Неудобно – слишком большая сумма. Лучше возьмите в банке ячейку на предъявителя, положите туда деньги, а ключ передайте мне во время очередной встречи с Анной Яковлевной. Где-нибудь ближе к концу срока.

– Какой банк вам предпочтительнее?

– Безразлично, Вера Денисовна, желательно только, чтобы отделение находилось в центре. Так мне будет удобнее, ведь я живу на Котельнической набережной…

Как Верочка дожила до госпитализации и не тронулась умом – одному Богу известно. Хуже всего было выносить Гошины беседы с сыном. (Про то, что у них будет мальчик, Верочка ему сказала: надо же порадовать человека). Гоша проникся и завел моду по вечерам, разумеется, если Верочка не засыпала до его прихода, заваливаться к ней в спальню, осторожно ложиться рядом и разговаривать с «наследником». Кто бы мог предположить, что за таким брутальным фасадом, как Гошин, скрывается бездна сентиментальности! Во всяком случае, до сих пор Верочка никогда не видела своего грозного мужа сюсюкающим или подражающим голосам разных зверюшек. Даже в наивысшие моменты интимной близости Георгий Владимирович хранил на лице суровое, приличествующее настоящему мужчине выражение. А тут устраивал перед Верочкиным животом целые театральные представления – мяу-мяу, гав-гав, хрю-хрю. И что интересно, стоило Гоше подать голос, как «наследник» сразу же начинал двигаться. Нравилось, значит.

«Я – сука! Подлая, бесчувственная сука!» – думала Верочка в такие моменты и чуть ли не до крови закусывала губу. Невыносимо ей было смотреть на Георгия Владимировича в роли котенка, щенка или еще кого. Разнообразием исполнения Георгий Владимирович не баловал – сучил руками, подминая под себя шелковую простыню, но какой радостью светились его глаза, сколько счастья в них было!

Когда муж, наигравшись, уходил к себе, Верочкины мысли меняли направление. Достигнув дна колодца, она отталкивалась ногами и устремлялась вверх.

«Я же не делаю ничего плохого, – убеждала себя она. – Этот все равно ничего не понимает и не поймет, какая ему разница. Ну – слышит он звуки, ну – дернет ручкой или ножкой…» Конечно же, Верочка понимала, что по отношению к своему собственному ребенку она поступает не совсем хорошо, но искренне верила в то, что сможет искупить этот грех, полюбив всей душой чужого малыша. «Зато я сделаю счастливым мальчика из бедной семьи», – думала Верочка. Бедная семья рисовалась ей чем-то вроде ее собственной: маленький провинциальный город, грязная квартира с обшарпанными и закоптившимися от табака стенами, вечно пьяные родители и беспросветная тоска. Тоска, тоска, тоска, тоска, тоска… И вот благодаря ей мальчик избегнет такой страшной судьбы. Она даст ему все, что будет в ее силах, она больше никого не станет рожать, чтобы не пришлось делить свое внимание между ним, Данилкой, и кем-то еще. О, она станет образцовой матерью, такой, какой свет еще не видывал! Только бы все получилось, только бы все удалось, только бы Гоша ничего не заподозрил!

Да и Гоше она делает великое благо, уберегая его от огромного разочарования, которое (тьфу-тьфу-тьфу!) может очень плохо закончиться. Мужчины – они ведь такие слабые и ранимые, несмотря на всю свою кажущуюся силу… Их надо беречь и беречь!

Засыпала Верочка умиротворенной и даже немного годясь собой. Вот какая она – взвалила на себя груз неимоверной тяжести и несет его, не жалуясь и не ропща. Несет и будет нести, может, именно в этом и заключается смысл ее жизни. Недаром же говорят: «Кого Бог любит, того и испытывает». Значит – ее Он любит. Это хорошо, это значит, что все у нее получится.

В один из вечеров Георгий Владимирович попросил Верочку познакомить ее с чудо-врачом Татьяной Яковлевной.

– Хочется на нее посмотреть, – честно признался он. – Хочу понять, чем это она тебя так взяла.

– Пожалуйста, – согласилась Верочка и потянулась к лежащему на тумбочке мобильнику.

Сообщила Татьяне Яковлевне, что муж жаждет знакомства, и спросила, когда можно будет им встретиться.

– Да пусть прямо завтра и приезжает ко мне на работу, – разрешила Татьяна Яковлевна. – Заодно и покажу ему, в каких условиях вы будете лежать. Передайте ему трубку, пожалуйста…

Из роддома Георгий Владимирович приехал задумчивый и тихий. То ли знакомство так впечатлило, то ли родильным домам свойственно производить на мужчин подобное действие.

– Ну как? – осторожно спросила Верочка.

– Роддом так себе, но Татьяна твоя чисто бриллиант в навозной куче, – ответил муж.

Верочка поняла, что возражений по поводу ее госпитализации не будет.

– Только вот коммерческие палаты там блоком, – добавил Георгий Владимирович.

– И что с того?

– На две палаты – один санузел. Не очень то… Давай я тебе весь блок оплачу!

– Гоша, ты так меня балуешь! – Верочка протянула к мужу руки, изображая порыв души. На большее она с ее животом была уже неспособна.

– Кого же мне еще баловать? – умилился муж. – Ты у меня одна.

Тут он немного слукавил. Верочка точно знала о трех своих «заместительницах», но скорее всего были и другие. Ну и пусть. Те – увлечения, а она – законная жена, мать их общего ребенка. Ее позиции прочны и незыблемы. Стоит ли расстраиваться по пустякам? Конечно же нет!

Поцеловав Верочку в щечку (ну прямо как пятиклассник), Георгий Владимирович ушел. Верочка выждала немного – вдруг он вспомнит что-нибудь и вернется, и позвонила Татьяне Яковлевне.

– Вы – волшебница! – восхищенно и сбивчиво заговорила она услышав знакомое «Да-а?». – Что вы сделали с моим… что так понравились моему мужу? Он просто очарован вами!

– Но вы, Вера Денисовна, я надеюсь, не ревнуете? – рассмеялась Татьяна Яковлевна.

– Нет, ну что вы! – Вначале Верочка приняла ее слова всерьез и лишь спустя несколько секунд поняла, что это была шутка. – Как вам это удалось?

– Врач должен уметь находить общий язык не только с пациентами, но и с их родственниками. Это азы нашей профессии…

Выкупить весь блок Георгию Владимировичу не удалось – на момент Верочкиной госпитализации пустых блоков не было. Верочка по этому поводу не переживала – ее мысли были заняты другим.

Первую ночь в палате она не сомкнула глаз. Вначале хотела убежать отсюда, убежать прямо так – в ночнушке, халате и в тапочках. Потом, конечно, поплакала в подушку, чтобы не поднимать шума. Когда подушка намокла так, что хоть отжимай, начала мысленно разговаривать со своим ребенком, объясняя ему, что никак не может поступить иначе и что если бы не эта «комбинация», то ей бы пришлось сделать аборт и он бы, несчастный малютка, вообще бы не увидел белого света. А так хоть увидит… Эх, велика ли радость?

Утром набежали врачи – Татьяна Яковлевна, палатный врач Инесса Казимировна, хмурый анестезиолог по фамилии Куцелай, какой-то доцент… Все задавали вопросы, осторожно щупали живот и груди и поминали кесарево сечение. В пятом часу Татьяна Яковлевна забежала попрощаться.

– Освоились уже? – улыбнулась она.

– Освоилась, – подтвердила Верочка.

– Больше плакать не будете?

– А что – разве было слышно?

– Подушка вон до сих пор влажная. Я сейчас скажу, чтобы ее поменяли.

– Спасибо, Татьяна Яковлевна. Вы – моя добрая фея. А когда будет операция?

– Ну уж точно не завтра, – подумав немного, ответила Татьяна Яковлевна. – Да, завтра никак не получится. А вот послезавтра – возможно, очень даже возможно.

На том и расстались.

Назавтра Татьяна Яковлевна появилась у Верочки около полудня.

– Готовьтесь, – с порога сообщила она. – Завтра будем оперировать. Пока вы будете в оперблоке, ваши вещи перевезут в послеродовое отделение.

– А разве…

– Там у вас будет такая же отдельная палата, только уже с пеленальным столиком. Недельку пролежите, привыкнете к своему новому статусу, привыкнете к ребенку и поедете домой! С малюткой на руках.

С первого взгляда ребенок, привезенный медсестрой в маленькой каталке, Верочке не понравился. Она ожидала увидеть румяного бутуза, похожего на тех, которые рекламируют памперсы, а ей принесли какого-то головастика со сморщенным личиком.

– А это мой ребенок? – осторожно поинтересовалась Верочка.

– Он самый. – Медсестра положила ребенка на столик, высвободила из пеленки крошечную ручку и, сверившись с клеенчатой биркой, висевшей на ней, подтвердила: – Никакой ошибки.

– Какой-то он такой… – упрямилась Верочка.

– Новорожденные – они все такие, – грубовато ответила медсестра. – Не верите – можете на соседских посмотреть.

– Верю, верю, – поспешила ответить Верочка.

Медсестра распеленала ребенка полностью, чтобы продемонстрировать его матери во всей красе, затем запеленала и посоветовала:

– Вы сядьте сначала, а потом я вам его на руки дам, чтобы не уронили с непривычки. Сидеть-то как – больно, небось?

– Больно, – ответила Верочка, – но терпимо.

Она осторожно, бочком присела на край кровати и попросила:

– Только вы, пожалуйста, на всякий случай стойте рядом…

Ко дню выписки Верочка уже успела забыть все плохое, словно его никогда и не было. Она уже почти искренне верила в то, что этот ребенок – ее ребенок, ее Данилка, тот самый, который так бурно реагировал на отцовское мяуканье. Верочка нашла, что хоть сын внешне больше пошел в отца, но выражение лица у него ее, мамино. А когда Данилку прикладывали к груди, то он сопел и чмокал губами в точности так же, как спящий Георгий Владимирович.

Сам же Георгий Владимирович утверждал, что спящий Данька (Верочкино «Данилка» ему категорически не нравилось) – ну прямо копия спящей Верочки.

– Вы оба спите так сосредоточенно, как будто работу работаете, – повторял он.

* * *

– Выписали сегодня нашу Веру, – доложила сестре Татьяна Яковлевна. – Все нормально. В субботу заеду к тебе на обед.

– Я сварю грибной суп и нажарю котлет, – пообещала Анна Яковлевна.

– А на гарнир – тушеную брюссельскую капусту! – потребовала сестра.

Она распоряжалась по праву старшей, родившейся десятью минутами раньше.

– Непременно, – заверила Анна Яковлевна и дала отбой.

По телефону много не скажешь, но все было ясно и так, без слов. В субботу сестра привезет ксерокопии истории Вериных родов, истории родов «донора» и еще кое-каких документов, могущих впоследствии оказаться полезными.

Они лягут в личную Верину папку – пластиковый конверт, в котором уже лежат ксерокопия Вериной карты из медицинского центра, оригиналы настоящих скрининговых тестов и первая, соответствующая реальному положению вещей, запись консультации генетика. Вера Денисовна очень перспективная клиентка, ее можно будет «доить» до бесконечности.

Анна Яковлевна покосилась на антресоль, где в двух картонных коробках из-под телевизоров хранился их общий архив – гарантия обеспеченной старости, и самодовольно улыбнулась.