Читать книгу Евангелие от Андрея - Андрей Синельников - Страница 2

От Луки святое благовествование. Глава 8. Стих 10. «Он сказал: вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах, так что они видя не видят и слыша не разумеют».

Утром их разбудил звон колоколов. Антон вскочил и закрутил головой. Он вообще не мог понять, где он, что это? За эти дни навалилось столько, что действительно сон смешался с былью, и он уже не мог разобрать, что ему снится, а что на самом деле. Сидя на кровати он соображал. Да вон Паша сидит, зевает. Стены, икона, значит гостиница и Валаам – явь. Антон наклонился, сунул руку в рюкзак, пальцы уткнулись в масляное что-то, под которым ощущался холодный бок металлического нечто. Значит, ларец тоже не приснился. Он потянулся, бодро встал и бодро приветствовал друга:

– Здоровеньки булы!

– Салям алейкум! – откликнулся тот.

– Пошли сон смоем и в трапезную. Я вчера еще и талоны на пайку получил, – Антон вставил ноги в кроссовки и пошлепал к умывальнику.

После трапезы они вернулись в номер. Антон достал ларец и протянул его Павлу.

– Тебе что-нибудь эти письмена и рисунки говорят?

– Говорят, что это минимум десятый век, так что антиквариат тебе обломился. А в нем-то что?

– Там свитки с письменами. Летопись что ли. Показать?

– Давай.

Антон протянул ему один свиток. Павел повертел.

– Странный какой-то. Вроде глаголица, а вроде и руны. Там же арабское или еврейское письмо какое-то. Ничего не понимаю, – голосом колобка из мультфильма «Следствие ведут колобки» закончил он, – Знаешь что. Берем с собой один и пошли. Тут на Валааме в монахах один из бывших однокурсников моей экс-женушки. Виктор, кажется, его зовут. Виктор Кудряшов. Пошли.

Павел встал, засунул свиток в холщовую сумку через плечо, уверенно толкнул дверь. Антон пошел за ним, аккуратно заперев дверь на ключ. Отец Митрофан, зам. по кадрам Валаамского монастыря быстро указал им, где можно найти брата Артемия, в миру Виктора Кудряшова, сегодня работавшего в саду.

Друзья взяли в магазинчике по паре пива и налегке направились к дальнему саду, где издалека были видны черные рясы монахов работавших на пасеке. Пройдя мимо волейбольной площадки, они повернули на круто сбегавшую дорожку и, не сдерживая себя, побежали вниз, пиная по дороге попавшийся им камень. Антон на секунду вдруг почувствовал, что он бежит не по этой дорожке, а по склону холма к реке. И что это не он, а Андрей.

Пока он спускался с высокого холма, перед его глазами опять промелькнули картины воспоминаний. Пожалуй, он немного забежал вперед. Тогда после встречи Иоанна Предтечи и Иисуса Назарея они еще не пошли в Канну на свадьбу. Тогда после встречи, Иисус ушел в пустыню к ессеям. Не с ним и теми, кто пришел посланные Ионном ему в поддержку, хотя они тоже были Сыновьями Света, а с теми, кто относился к Высшим братьям. К первому кругу вокруг Иоанна, с Магами и Мудрецами, с теми, кто знал язык птиц и зверей, с теми, кто служил великому Хозяину этого мира – Зверю. Они не обиделись на это. Да и кто обижается на Учителей Мудрости.

Видение пропало, так же как и накатилось – внезапно. Они уже добежали до входа в сад, отшвырнули камень и чинно пошли к монахам.

Виктора Павел узнал, не смотря на рясу и скуфейку. Тот радостно поздоровался, они отошли с Павлом в сторонку, и Антон дал им поговорить о том, о сем, вспомнить молодость и годы в столице. Затем Павел поманил его к ним.

– Я рассказал Виктору, что нам тут в руки попал свиток, – Антон отметил, что Павел сказал свиток в единственном числе. «Не доверяет попу», – подумал он, – «Да Паша и себе-то не доверяет».

– Да вот он, – Антон достал свиток.

– Ну-ка, ну-ка. Давненько я не брал в руки шашек, – совсем по-мирскому забубнил монах, рассматривая свиток, – Уникальная штучка. Вот то, что тут глаголицей начертано я, пожалуй, в общих чертах пойму. Тут сначала целый кусок. Садитесь. Садитесь. В ногах правды нет.

– Ничего, если мы пивка попьем? – спросил Антон.

– Да хоть водки, – не отрываясь от свитка, буркнул Виктор уже погрузившийся в свиток.

Друзья присели в тенек под яблоню подальше от ульев, внутренне опасаясь пчел. Достали по банке пива. Время шло. Виктор читал, наморщив лоб. Опустошили по второй банке. Виктор молчал. После третьей банки, Антон не выдержал.

– Ну что там?

– Я конечно специалист по глаголице, но и мне не все ясно. Только в общих чертах. Это что-то типа, если выражаться современно, мемуаров, что ли. Воспоминания от первого лица. Кто пишет, я еще не понял, – монах взял свиток в руки и бегло начал читать:

«Было трое, кто всегда шел с Господом: Мария – Eго Мать, и Eе сестра, и Магдалина, которую называли его спутницей» (Евангелия от Филиппа).

Выше Енгадди, там, где ессеи разрабатывали кунжут и виноградники, крутая тропинка вела в пещеру, скрытую в горах. В нее входили мимо двух дорических колонн, вырезанных в скалах, подобных тем, которые находились в древних храмах великих магов. Там, в этом гроте, человек как бы висел над пропастью, словно в орлином гнезде. В глубине видимого оттуда ущелья находились виноградники и жилища людей. Далее Мертвое море, неподвижное и серое, и печальные горы Маовитские. Ессеи пользовались этим уединенным местом для тех из своих братьев, которые хотели подвергнуться испытанию одиночеством. В гроте этом находились свитки с изречениями пророков, укрепляющие благовонные вещества, сухие фиги и пробивающаяся из расселины скалы тонкая струя воды, единственное подкрепление того, кто хотел общаться с Духами. Иисус удалился туда. Прежде всего, он хотел обозреть в общении с Духами все прошлое человечества. Он хотел взвесить важность наступившего часа. Важность грани перехода из эры Овна в эру Рыб. Он представлял себе то, что персидские маги называли царством Аримана, а пророки – царством Люцефера, печатью Зверя, апофеозом Тьмы. Мрак поглощал человечество. Кто выполнит священную миссию – сохранить для мира общую Веру и чистоту Духа, передать ее другим народам и стремиться к её торжеству. Удалось ли это царям или священникам? Пророки, которые одни сознавали неотвратимость выполнения священной обязанности, отвечали единодушно: нет. Мир погибал медленной смертью в крепких объятиях Империи. Следовало ли в сотый раз рискнуть поднять народ, как о том мечтали фарисеи, и силою восстановить временное царство Дома Давидова, то есть старых правителей и вождей? Следовало ли объявить себя сыном Давидовым и воскликнуть вместе с пророком Исаией: «Я растопчу народы во гневе моем. Я напою их моим негодованием, я опрокину их силою на землю!». Следовало ли стать новым вождем и героем и объявить себя Царем – Первосвященником?

Иисус вернулся из пустыни от Зверей через сорок дней, просветленный. Андрей знал, что там, в пустыне Маги искушали его, проверяли на выдержку и твердость в выбранном пути. Он сам когда-то прошел через это, как и все Сыновья Света. Но Иисус был к тому же и пожизненным назареем, принявшим на себя все обеты назарейства. Воздержание от вина и от прелюбодейства. Волос его не должна была касаться бритва и ножницы. Назареи – Сыны Истины. Даже ессеи, мало что знали об их предопределении в этом мире. Поэтому я не вникал в ту часть Посвящения, что получил мой новый товарищ. Я знал многих героев и пророков прошедших веков. Сыновья, посвящаемые богам своими матерями, назывались назареями. Каждый ессей знал истории Самсона и Самуила.

Боги возвестили матери Самсона, что она зачнет и родит сына, и бритва не коснется головы его, потому что от самого чрева младенец сей будет назарей Божий, и он начнет спасать народ Израиля от руки Филистимлян-завоевателей. Одни говорили, что это был бог-посланец Гермес, другие, что это был огненный Ангел, но все сходились на том, что это был посланец богов. Подвиги Самсона жили в веках.

Мать же Самуила сама вымолила свое дитя у богов. Анна была бесплодна и дала обет, говоря: «Отдам его в служению богу в дар на все дни жизни его… и бритва не коснется головы его…» Через некоторое времени зачала Анна и родила сына и дала ему имя Самуил, ибо, говорила она, что от бога я испросила его. Именно он создал первые братства, названные им странным именем Навиим.

Таков же был древний герой Ахилл и древний герой Геракл и сын бога Прометей. О многих и многих рассказывали мне ессеи.

Женщина, говорили они, посвященная в мистерии, взывает к высшей душе, умоляя ее вселиться в её плоть, чтобы в мире мог появиться пророк.

Это знание, тщательно скрываемое от непосвященных, составляло часть тайного предания, пришедшего из дальнего-далека, из неведомых стран. Оно сквозило в книгах пророков. За первым смыслом скрывался второй, за вторым – третий. Там в глубине, уходящей в неведомое, можно различить умелым взором истину. Говорят, назареи это умели. Говорят, в них была частичка мира мертвых, мира неживых существ – Духов. Даже само название «пророки» на языке арамейском звучало как «Навь». Посвященные объясняли это, как краткое образованное от святого арамейского выражения – «Нави сфатаим», то есть «поле уст» или Речь. Но, теперь, попав в эти северные края, Андрей познал другой смысл этого выражения. От арамейского «соф» – конец, край, или сфатаим – края. «Стоящие на краях Нави». На краю обители нежити, где живут герои, ушедшие в другой мир. Вот так, понимаю я теперь их имя. Пророк, тот, кто умеет общаться с душами ушедших из мира людей, умеющий вызвать в помощь себе мертвых героев и помощников богов, носам живущий в мире людей. Пророк это тот, кто стоит на грани Яви и Нави, так говорили местные волхвы. Я понял, что они были более правы, чем мои Учителя – ессеи. Такими Стражами этой зыбкой грани были назареи. Иисус был один из них. У него было свое Посвящение.

Иногда Иисус мельком упоминал о том, чем искушали его в пустыне Звери. Я сейчас отчетливо вспомнил несколько таких коротких рассказов – притч. Иисус вообще любил говорить притчами.

Я хорошо помню слова самого Иисуса об Искушении. Искушение. Кто мог отважиться и рискнуть, испробовать себя на крепость.

Иисус мог пойти на это. Он видел, как толпы были готовы подняться по велению Иоанна Крестителя, а сила, которую он чувствовал внутри себя, была неизмеримо большей силой. Но можно ли насилие побеждать насилием? Может ли меч положить конец царству меча? Не значило ли это вызвать к жизни новые темные силы? Не лучше ли было раскрыть для всех ту истину, которая до тех пор оставалась достоянием нескольких святилищ и небольшого числа посвященных? Не следовало ли подействовать на сердца людей в ожидании того времени, когда путем высшего знания и внутреннего откровения истина проникнет в сознание людей? Не следовало ли проповедовать Царство Небесное смиренным и простым, не следовало ли заменить Царство Закона Царством Благодати, преобразить человечество изнутри, возродить его душевную жизнь? Но за кем останется победа? За духом зла, который царствует вместе с сильными мирa сего, или за божественным духом, господствующих в невидимых высших мирах и скрытым в сердце, каждого человека, подобно искре внутри камня? Но какова будет участь пророка, который решится разорвать завесу храма, чтобы разоблачить пустоту Святилища, который осмелится оказать неуважение одновременно и Храму, и императору? Но время настало! Внутренний голос не говорил ему, как пророку Исаи: «Возьми большую книгу и пиши на ней пером человеческим». Голос взывал к нему: «Восстань и говори!». Необходимо было найти живой глагол, веру, которая двигает горами; силу, которая разбивает неприступные крепости. Иисус общался с духами. Во время этого общения какое-то беспокойство, какая-то растущая тревога стала овладевать им. Он начал терять чудную радость обретенной силы, и душа его начала погружаться в темную бездну. Черное облако окутало его.

Это облако было чревато всевозможными тенями. Он узнавал в них образы братьев назареев, своих учителей ессеев, своей Матери. Тени эти одна за другой говорили ему: «Ты хочешь невозможного! Ты не знаешь, что ожидает Твое безумие! Откажись!». Но непреодолимый внутренний голос возражал: «Это неизбежно». Он боролся нескольких дней и ночей, то, прислонившись к стене, то стоя на коленях, то распростертый ниц. И все глубже раскрывалась перед ним бездна, и все чернее становилось окружавшее его облако. Он словно приближался к чему-то страшному и невыразимому. Затем он впал в тот мистический транс, когда глубоко скрытое внутри тебя пробуждается. Когда ты вступаешь в общение с живым духом всех вещей и отбрасываешь на прозрачные ткани сновидения образы прошедшего и будущего. Внешний мир исчезает, глаза закрываются. Тот, кто пришел сюда начинает созерцать Истину в лучах того Света, который затопляет все его существо, образуя из его сознания пламенеющее средоточие этого Света. Он становится ясновидцем, прожигающим взором века и земли.

Загремел гром, гора задрожала до самого основания. Внезапный вихрь поднял ясновидца на вершину волшебного, неземного Иерусалимского храма. Крыши и башни этого города сверкали, повиснув в воздухе, словно лес из золота и серебра. Священные гимны доносились из Святая Святых сотни храмов. Волны фимиама поднимались со всех алтарей и неслись к ногам Иисуса. Народ в праздничных одеждах наполнял портики. Прекрасные женщины в белых туниках пели для него гимны пламенного обожания. Трубы звучали, и сто тысяч голосов восклицали: «Слава Царю Освободителю!»

– Ты будешь этим царем, если поклонишься мне, – раздался голос.

– Кто ты? – спросил Иисус.

И снова поднялся вихрь и понес его через пространство на вершину горы. У его ног развернулись царства земли, освещенные золотистым сиянием.

– Я царь духов и князь земли, – донесся голос снизу.

– Я знаю, кто ты, – сказал Иисус, – Ты появляешься под бесчисленными видами. Появись в своем земном образе.

– Склонись передо мной, я дам тебе все царства земли. Стань таким как повелители империй и люди буду у твоих ног. Стань Мессией-воином!

Но не поддался тогда Иисус соблазну меча, как рассказывал он Андрею.

Зато живем по заповеди «Огнем и мечом», и все именем твоим. Так что вот, кто ж знает долю свою. Что еще там показывали ему Посвященные?

«Обещай народам земные блага. Накорми их. Сделай камни хлебами. И они пойдут за тобой куда угодно», – вещали искусители. И Иисус якобы ответил им: «Не хлебом единым жив человек…».

Вот думал Андрей: «А ведь до того, как Иисус начал собирать вокруг себя своих учеников, и рассылать их по миру…не было хлеба в этом мире. Как в раю, было много деревьев, много животных, много трав, но не было зерна. Человек питался от Матери-Земли. Иисус дал им хлеб. Он приучил их к хлебу…. Вот тебе и не хлебом единым…». Что там еще было в пустыне? Ах, да! Иисус тогда рассказал и про главное видение.

Будто бы в конце всего на темном небе глубокой ночью загорелось блестящее созвездие. Оно состояло из четырех светил в форме Креста. Назарей сразу узнал знак древних посвящений, знак таинственных жрецов Египта сохраненный ессеями. В давние, давние времена древние маги и чародеи поклонялись ему, как символу земного и небесного огня, как знаменью Жизни со всеми её радостями и Любовью со всеми её чудесами. Позднее посвященные Египта видели в нем символ великой мистерии, образ жертвы великого Ра – Солнца, который раздробляется, чтобы проявить себя в мирах. Символ одновременно и жизни, и смерти, и воскресения, он встречался и в подземельях, и на могилах, и в бесчисленных старых храмах.

Сияющий крест, как рассказывал Иисус, увеличивался и приближался, словно привлекаемый сердцем ясновидца. Его четыре звезды пламенели, подобные четырем солнцам.

– Смотри, это магический знак Жизни и Бессмертия, – произнес невидимый голос, – Некогда люди обладали им, но затем потеряли его. Хочешь Ты возвратить его людям?

– Хочу, – тихо ответил Иисус.

– Если хочешь, взирай! Вот твоя судьба.

Внезапно четыре звезды погасли. Настала ночь. Подземный гром потряс землю, и со дна Мертвого моря поднялась темная гора, на вершине которой виднелся черный крест. Человек, изнемогающий в смертных муках, был пригвожден к нему. Беснующийся народ покрывал гору и вопил со злобным издевательством: «Если ты действительно Мессия, спаси себя!» Иисус точно знал: тот распятый человек был он сам…

Вот тогда, он все понял. Чтобы победить, нужно было отождествить себя с этим страшным двойником, представшим перед ним как предостережение. Страх затопил душу Иисуса, он почувствовал себя висящим в пустоте и раздираемым муками пригвожденного, и оскорбленьями сынов человеческих, и глубоким молчанием Богов и Посвященных.

– Ты можешь принять жертву, или же отвергнуть ее, – сказал невидимый голос. А видение уже начало дрожать и местами бледнеть, и призрак Креста с казненным уплывать вдаль, когда перед внутренними очами Иисуса стали проходить яркой картиной целая армия измученных душ, от которых неслись жалобные вопли: «Без Тебя мы погибнем… Спаси нас Ты, который умеешь любить».

Тогда он, медленно выпрямился и, раскрывая объятия, воскликнул: «Принимаю крест, и да будут они спасены!» И в тот же миг он почувствовал страшное сотрясение во всем существе своем и испустил громкий крик… Черная гора обрушилась, крест исчез.

Когда Иисус пробудился, ничто не изменилось вокруг него. Восходящее солнце золотило внутренность грота Енгаддийского. Теплая роса увлажнила его оцепеневшие ноги. Колеблющиеся туманы поднимались над Мертвым морем. Но он сам был уже не тот. Нечто, навсегда решающее судьбу, совершилось в неисповедимой глубине его собственного сознания. Он разрешил загадку своей жизни. Он завоевал мир, и великая уверенность проникла в него. Из победы над земной своей природой, на которую он наступил ногой и, побежденную, навсегда отбросил от себя, из пережитой смертельной агонии, возникло новое сознание, сияющее небесною радостью. Он знал, что непреложным решением своей воли он стал отныне Мессией. Закон посвящения: «Ничего извне, все изнутри» был великим законом древних мистерий.

Вскоре после Искушения он спустился в поселок ессеев и узнал, что Иоанн Креститель был схвачен и заключен в темницу в крепости Макеру. Это известие было для него признаком, что времена созрели и что пора начать действовать. Он объявил ессеям, что пойдет проповедовать «Евангелие Царства Небесного».

«Для души сходящей с неба, рождение есть смерть!», – добавил Иисус.

Слова эти скрывали его решение сделать доступными для простых и смиренных знания великих Мистерий. Решение перевести на понятный для всех язык тайны Посвященных. Подобного не совершалось никогда. Так потом рассказывал Иисус Марии Магдалине и Андрею. Может, где и приукрасил. Он вообще любил говорить притчами.

Да вот еще вспомнил, что вот, когда уже все испытания закончились, и Иисус шел в Иерусалим, один из искусителей, когда тот стоял на высокой храмовой площадке над отвесным обрывом в море сказал ему: «Бросься вниз. Когда упадешь на камни и останешься цел, толпа провозгласит тебя великим чародеем и пойдет за тобой!». Иисус и это отверг тогда. Он собирался стать Учителем Праведности, а не фокусником на торговой площади. «А зачем тогда надо было воду в вино превращать, по воде ходить яко по суху, да и Лазаря воскрешать было не к чему?», Устало думал Андрей, но сам себя говорил «Не судите сами и не судимы будете…». Но мысли его были более о той, от которой никогда и не уходили, потому что на всем первом пути, на всем протяжении той старой, забытой жизни, лишь клочками всплывающей в памяти, Она занимала основное место. Она занимала основное место не только в его памяти и была переломной точкой на дороге судьбы не только у него. Даже на пути от Иисуса к Христу у Иешуа Назарея Она была той, кто переломил весь ход событий. Это с ее появления путь простого пророка, одного из тысяч ходящих по землям империи Тиверия, сменился путем на Голгофу и дорогой к кровавым Иудейским войнам. Войнам за новую Веру. Тем войнам, о которых постоянно говорили и к которым готовились ессеи. Битве между Сынами Света и Сынами Тьмы. Иоанн Предтеча, Иоанн Креститель их верный Учитель был обезглавлен. Братство искало нового вождя, за которым оно могло пойти. Вождя достойного, такого, кому можно было верить, и на кого можно было надеется в последней битве. Ирод Антипа властитель славящих Яхве, обезглавив орден ессеев, сделал непоправимую ошибку. До этого Иоанн сдерживал Сыновей Света, дожидаясь прихода Мессии, который поведет их за собой. Теперь его не стало, а нового вождя, долгожданного Мессии, Миропомазанника не было. Дружины братьев все меньше походили на смиренных агнцев и все больше на зверей. Во главе отдельных ватаг вставали Маги и Кудесники, знающие только один путь – путь войны. Во главе других верх брали зилоты, никогда не идущие на компромисс с врагом. У Иисуса не оставалось выбора: он должен был или уйти со сцены, или возглавить объединенные силы ессеев, назареев и зилотов, самых непримиримых из братьев.

Как же все началось? Сам себе признавался Андрей, что лукавил. Для того чтобы все это вспомнить, не требовалось усилий. Он помнил все с точностью до мелочей, как будто это было только вчера.

Два года длилась эта весна, когда казалось, что слова Иисуса вызывали предрассветные зори восходящего Царствия Небесного перед толпами, напряженно внимавшими ему. Но затем небо потемнело, и на нем засверкали зловещие молнии, предвестники надвигавшейся грозы. И она разразилась над духовной семьей Иисуса подобно тем бурям, которые проносятся над морем, поглощая в своей беспощадности утлые лодки рыбаков.

Он давно ожидал грозы. Было невозможно, чтобы его проповеди и его растущая популярность не вызвали волнения среди властей. Невозможно было, чтобы между ними и новым пророком не завязалась решительная борьба. Более того, полнота истины, как считал он, могла проявиться лишь благодаря этому столкновению.

Фарисеи во времена императора Тиверия были сплоченным сословием, состоявшим из тысяч человек. Самое имя их Perishin означало знатные. Одаренные пылким героическим характером, но узким и горделивым, они были представителями партии власти, которая возникла при последних правителях. На ряду с писанными преданиями, они допускали предание устное. Они верили в ангелов, в будущую жизнь, в воскресение, но эти отблески старой школы магов, дошедшие до них из прошлого, гасли во мраке их грубого толкования.

Точные блюстители законов, но в смысле совершенно противоположном духу пророков, которые видели веру в любви, божественной и человеческой, фарисеи полагали благочестие в ритуалах и в церемониях, в постах и в публичных покаяниях. Их можно было видеть проходящими по улицам среди бела дня с лицом, покрытым пеплом, выкрикивающими молитвы с сокрушенным видом и раздающими милостыню на показ. Живя в роскоши, домогаясь всеми средствами лучших мест и власти, они, тем не менее, держали в руках весь народ.

Саддукеи, наоборот, представляли собой жреческую и аристократическую партию. Они состояли из семейств, которые считали за собой право преемственного служения богам со времен царя Давида незыблемым. Они отвергали устные предания, признавая лишь букву закона, отрицали бессмертную душу и будущую жизнь. В то же время они осмеивали преувеличенную набожность фарисеев и их верования. Для них вера сосредоточивалась исключительно в священнических храмовых церемониях.

Они удерживали за собой первосвященство, но сохраняли самые дружеские отношения с язычниками. Это были люди жесткие, упорные, любящие хорошо пожить. Люди, имевшие лишь одно убеждение – уверенность в своем превосходстве, и лишь одно стремление – сохранить власть, которая им принадлежала по традиции.

Что мог найти в этой религии посвященный в божественную Мудрость, наследник пророков? Ясновидец енгаддийский, мысленно уже жил там, где справедливость господствует над жизнью, знание руководит справедливостью, а любовь и мудрость царят над всем?

В реальной жизни все было не так. В храмах, этом средоточии верховной науки и посвящения, господствовало лицемерие священников, проникнутых невежеством, пользовавшихся своим местом как орудием власти. В школах вместо хлеба жизни царила корыстолюбивая мораль, прикрытая формальным благочестием, то есть ханжеством. Царствующий в ореоле славы, всемогущий император в те времена представлял собою обожествление власти. Единый бог современного мира, единый возможный властелин над саддукеями и фарисеями, все равно – хотели они его, или нет.

Иисус, принявший от пророков древности тяжелую ношу борьбы не мог называть такое царствование иначе, как царством, в котором преобладала ничтожная жизнь над духом, и которое он стремился заменить царством духа. Необходимо было бросить вызов, объявить войну сильным Мира сего. Но он был всего лишь пророк, а должен был быть Царем над царями.

Все началось тогда на пиру у соседа Марфы и Марии. Их всех позвал тогда к себе в дом на пир Симон фарисей. Сейчас, после того как по миру полетели во все концы рассказы евангелистов, все стало запутанным и непонятным. Но на то они и евангелисты, чтобы пускать в легкий полет «Благую весть». Андрей улыбнулся и сам себя похвалил за такую удачную мысль. Действительно легкий полет Благой вести – это хорошо. Правда, сам Учитель не любил называть свое учение на греческий манер – Евангелие. Он вообще не любил употреблять этот книжный язык. Для Иисуса более близок был язык воинских дружин – арамейский. Он и притчи свои в основном рассказывал на нем, и учение свое называл благой вестью по-арамейски. На языке воинов это звучало грозно и устрашающе – Бесора. Потом фарисеи придадут этому слову что-то устрашающее и связанное с потусторонним миром. Для них все, что из нежити, все, что не от Яхве, то бесовское.

О чем он? Ах да о Симоне фарисее. Да, тогда их позвал в гости Симон. Это было в одном из прибрежных маленьких городков. Лука так и напишет в своих рассказах. Лука всегда пишет точно, достаточно точно со слов Павла. Они эти апостолы, из числа семидесяти, из числа второго призыва Христова, вообще все делают точно…даже слишком точно. А вот Матфей и Марк вообще нагнали страху и написали, что все это было в гостях у прокаженного Симона в Вифании. С Матфеем все в порядке, он со времен своей работы мытарем всегда все делал… чуть слишком. А вот с Марком сложнее. Он, похоже, все делает в угоду Петру, как теперь любит называть себя Симон, младший брат Андрея. Надо будет поговорить с братом. Объяснить ему по старшинству, чтобы держал в руках ретивых учеников. Не поймет. Напомнить, как он трижды учителя предал, прежде чем петух пропел.

Нет. Тех, кто там был, не проведешь красивой сказкой. Это все было на пиру у Симона фарисея. И все было именно так.

Андрей как сейчас явственно видел лощенную умильную рожу хозяина, гладко выбритую с пухленькими щечками и чуть вздернутым носиком, больше похожую на рожу евнуха из богатого гарема, чем на лицо жреца. Он пригласил их тогда на пир с единственной целью – полюбопытствовать, что это за очередной пророк, призывающий к восстанию против власти. Он даже не встретил у порога, не послал служанок омыть им ноги и не приветствовал целованием. Друзья его, сидевшие у стола, явно пришли как на представление, полюбоваться еще одним сумасшедшим, возомнившим себя Мессией и Освободителем народов. Помазанником Божьим!!! Христом!!!

– Так что это за Учитель из презренных назареев? – пробурчал под нос Симон, жестом предлагая гостям возлечь вокруг стола, как это было принято тогда в домах придерживающихся новой моды.

– Вы знаете, – громко пошутил в ответ Иуда Искариот, – в таких случаях я не спорю, лишь бы стол соответствовал ложу, – и удобно устроился на подушках.

Пир был в самом разгаре, никто и не заметил, как Она тогда проскользнула за спину Иисуса, прикрытая темным покрывалом. Впрочем, даже если бы и заметили женщину, вошедшую в дом, никто не придал бы этому значения. Дверь пиршественной залы по обычаям народов приморья не закрывалась и всякий мог войти в нее – если не принять участие в пиршестве, то хоть постоять и посмотреть на пирующих. Таков был закон, таков был порядок. И знатность дома тут не играла роли. Поэтому она незаметно проскользнула за спину Учителю, возлежащему за трапезой.

Однако ее незаметное движение не укрылось от зоркого глаза Симона Зилота. В ближнем окружении Иисуса их было четверо профессиональных воинов. Несомненно, главным среди них и самым опытным был Андрей, потому и числился десятником, главой всей дружины. Чуть уступали ему Иуда Искариот и Нафанаил сын Фаламеев. Иуда уступал по излишней рассудочности, Нафанаил, напротив, по излишней горячности. Но по качеству разведчика Симон Зилот превосходил даже его. Он сразу уловил эту незаметную тень, мелькнувшую за спину Учителя. Одними глазами показал на нее остальным троим и, не разжимая губ, как учили в ессейских тайных школах, спросил:

– Это кто?

– Это Мария из Магдалы, – также, не разжимая губ, ответил Иуда, чем поразил всех.

– Это ж надо ж, какая зоркая каналья, в такой темноте разглядеть и узнать, – подумал тогда Андрей, – Да и откуда он ее вообще знает?

– Из какого замка? – переспросил он, переведя местное название Магдала на арамейский.

– Из Прибрежного, где раньше жрицы Матери-Природы жили. Не упускайте ее из виду, жрицы этого храма были прекрасными воинами, – предостерег Иуда.

Все четверо напряглись, сдвигаясь ближе к ложу Иисуса, и руки нащупали эфесы мечей. Женщина с ног до головы закутанная в серый плат, что-то прятала под свободными одеждами, но агрессивности не проявляла, стоя в полумраке спокойно.

– А что она делал в Магдалинском Храме? – спросил опять Андрей.

– В Замковом Храме на Скале, как его еще называли среди жриц, учили магии и познанию мира, – ответил Нафанаил, – Однако туда брали только тех, в жилах которых течет царственная кровь.

– Мария из царского рода, – тихо пояснил Иуда, – Ее отец один из северных царей, приезжавших к императору в гости, а мать жрица Храма Матери-Земли, соблазненная им, или… пришедшая к нему по воле своей богини.

– А почему ее не уничтожили, вместе со всеми жрицами Храма? – тихо уточнил Симон.

– Она покинула Храм, до того как его сожгли, и служила в свите Иродиады, жены Ирода Антипы, – пояснил Иуда.

При этих словах все четверо подобрались, как сторожевые собаки перед прыжком. Перед нами был враг, настоящий, осязаемый и умелый. Они знали, что служанки Иродиады в меньшей мере танцовщицы и девушки для услады, а в большей – воины-амазонки.

– Точнее, она даже служила в свите не самой Иродиады, а ее дочери Саломеи…, – невозмутимо продолжал Иуда.

– Это той, которая за свой похотливый танец потребовала у отца голову Иоанна Предтечи, – сквозь зубы уточнил Симон и глаза его сузились, а на загривке поднялись волосы.

– Да, – слегка кивнул Иуда, – У той самой Соломеи. У нее в свите в основном не воины, а маги и чародейки. Однако говорят, после отсечения главы у Иоанна она бежала из дворца…

– Бежала или послали? – задумчиво уточнил Андрей. По моему знаку все четверо стали сжимать кольцо вокруг гостьи.

В этот момент незваная гостья быстро вынула руку из-под темного покрывала, в руке ее белым пятном мелькнул маленький алебастровый кувшинчик.

– У той самой Соломеи, дочери Иродианы…. У нее в свите в основном не воины, а маги и чародейки, – громыхнули в мозгу слова Иуды, и как набатом застучало в висках – Яд, яд, яд.

Андрей рванулся к ней, краем глаза увидев, что еще с трех сторон метнулись тени братьев. Белые же руки незваной гостьи, такие же белые, как и алебастр кувшинчика, умело вынули пробку из узкого горлышка. Зала наполнилась благоуханием драгоценного нардового миро, служившего предметом особой роскоши при умащении головы и тела только венценосцев или людей уподобленных богам. В мозгу Первозванного отчетливо зазвучал голос Иоанна Предтечи:

«Запомните братья, нард – это растение, дающее миро, коим мажут избранных, как отметину, что они угодны Богам. Их – этих божественных растений нардов, как и всего святого в этом мире двенадцать: сирийский, критский, галльский, индийский и другие. Самый ценный нард индийский. Его запах похож, пожалуй, на запах кипариса. Только им можно миропомазать Нового Спасителя, Мессию, Христа. Остальные одиннадцать для властителей тела людей – для императоров и воевод, а индийский нард – для властителя душ людских. Для того, кто поведет их в другой мир. Им были помазаны Ковчег Завета, Александр Македонский и Великие Пророки. Запомните индийский нард с благоуханием нежного кипариса – это миро для Иисуса Христа нового Учителя Праведности».

Он вдыхал резкий аромат божественного миро, уже окропившего голову и тело Иисуса. Тонкие алебастровые руки резко кинули на пол маленький кувшинчик, так что он брызнул осколками по всей зале. Это была величайшая честь любому человеку или богу, разбить сосуд, в котором было драгоценное благовоние. И знали об этом только Посвященные.

– Стойте! – резко выкрикнул Андрей, останавливая руки, тянущие из ножен мечи, – Стойте!!!

Вот этот момент с головы гостьи упало темное покрывало. И, словно дожидаясь этого момента, в залу через щель в крыше прорвался луч солнца и ударил прямо в падавшие с ее головы роскошные рыжевато-русые волосы. В лучах солнца они заиграли огненно-золотым водопадом, струившимся по ее плечам и падающим почти до пят. Свет, нимб, отблеск от этой золотой волны, как бы отбросил нас всех назад к столу.

– Царица Щетинщица!!! – как ударила тогда его воспоминанием старая легенда про Владычицу моря, расчесывающую свои золотые волосы костяным гребнем из панциря дракона, называемым Щетиною.

Теперь он вспоминал это с ухмылкой и отрешенным взглядом на себя молодого. Даже обучение в школе ессеев не избавило его тогда от веры в старые легенды и мифы. Но может быть, как раз эта вера в чудеса спасла ее от немедленной гибели.

– Стойте!!! – опять закричал он, и клинки остановились на полпути, – Приветствуем тебя Великая царица. Звезда Моря! – преклонил колено перед величественной незнакомкой.

– Здравствуй Мария, – просто сказал Иисус, – Зачем ты провела обряд?

– Так было указано свыше! – смиренно и кратко ответила она.

– Спасибо! – так же коротко сказал он.

– Теперь ты Помазанник и тебе дана Великая судьба. Если позволишь, я пойду с тобой…смиреной ученицей Великого Мастера, – Она присела у его ног, разметав свои волосы по полу.

Я помню, как презрительно искривились лица фарисеев. «Нет!» – читалось на них, – «Звезда Моря не может просить взять себя ученицей, какого-то безвестного пророка. Это просто фокус из заезжего балагана». Андрей первым шагнул к ней и прикрыл своей грудью.

– Зачем было изводить миро на триста динаров? Можно было продать, а на эти деньги навербовать дружину, или раздать нищим, – тихо, но ехидно сказал Иуда. Он всегда не любил женщин.

– Бедных вы всегда будете иметь с собою, меня ж не всегда будете иметь, – резко повернулся к нему Иисус, – А ты будешь бессмертной! – неожиданно тихо сказал он женщине, он понял свой путь и свое предназначение, в нем проснулся вождь и маг.

Вот тогда, вспоминается Первозванному, Иисус и начал творить чудеса и рассказывать притчи. Первую про двух должников он поведал на этом пиру.

Да все было именно так. Все было так. Он помнил. Именно тогда Она встала рядом с Иисусом. Она. Мария Магдалина. Иисус назвал ее апостолом над апостолами. Они же звали просто – Нашей Госпожой.

Она действительно стала его любимым учеником. Она была первой среди тех, кто учился магии и чародейству. Фома, Филипп, Матфей. Им Иисус открывал самые сокровенные тайны Мастерства. Но более Иакову – брату своему. Но даже над Иаковом стояла Мария. Долгие версты их совместного пути узнавала Она из его уст тайны Неземного мира. Иоанн Богослов самый ближайший друг Андрея души не чаял в Нашей Госпоже, хвостиком таскаясь за ней и записывая каждое ее слово на листы египетского папируса. Он хранил их в переметной суме, всегда носимой на плече, в виде плотно свернутых свитков. Самый большой он подписал сверху красивой вязью. «Большие и Малые Вопросы Марии Магдалины и ответы Христа». Потом он напишет на основе всего этого свою Благую весть, самую духовную из всех написанных. Евангелие от Иоанна. А я рассказываю только вам, как все было и как помнит это Андрей Первозванный.

– Тут есть еще вставки рунами. Часть текста на арамейском, насколько я понял, а может на иврите, но основной текст такой, – закончив читать, сказал монах, – Кто ж это мог написать?

– Андрей Первозванный, – сорвалось у Антона.

– Точно! Андрей Первозванный, – удивленно взглянув на говорившего, согласился Виктор, – Как я сразу не догадался. Только один апостол не написал о том, как все было. И это был Андрей Первозванный! Но…, – он удивленно заморгал, – если это так, то …это сенсация…это взрыв…, – потом замолчал, подумал, – Спрячьте и не говорите никому, что это у вас есть.

– Почему!!? – удивились оба.

– Потому что здесь все не так. Я думаю, дальше будет еще круче.

И оттого, что этот благообразный монах так и сказал «круче», Павел с Антоном поняли, что он говорит правду.

– Круче что?

– Круче все. И Евангелие его будет круче. И, если вы его обнародуете, реакция тоже будет круче. Со всех сторон. Но…, – он собрался с духом, – как бы я хотел прочитать все. У вас действительно только один свиток?

– У нас? – Павел переглянулся с Антоном и уверенно закончил, – один.

– А там где вы его нашли?

– Это был сверток в нашем катере, – упоенно начал врать Антон, а врать он умел, – А катер мы купили в западных шхерах у рыбака финна. Я думаю, он сам не знал, что под мотором есть тайник. Если бы не шторм и не поломка мотора, мы бы тоже не залезли под кожух.

– Шторм? – монах удивленно смотрел на друзей, – Какой шторм? Лето стоит на редкость сухим. Третий месяц ни капли дождя. Не то, что грозы, ветра-то и то нет, от зноя изнываем.

– Ну, это я образно, – вывернулся Антон, совсем опупев от сказанного монахом, – мотор сломался. И мы лазали чинить. Там под кожухом и нашли этот свиток в тряпице. Спасибо брат. Пойдем мы, поспим, малость, устали с дороги.

Отойдя от монаха, Антон круто повернулся к Павлу.

– Тикать надо Паша. Чую я, А нюх меня еще никогда не подводил. Потому и жив… и всю демократию пережил. Надо тикать и хрен с ним с катером. Хватаем вещички и бегом лесом к пристани. И за любые гроши хоть лодку, хоть подлодку. Только через час нас тут быть не должно.

Павел молча кивнул. Через пятнадцать минут быстроходная яхта уносила их в сторону Питера. Денег это стоило вагон. Но жизнь дороже любых денег.

А благообразный монах Артемий (в миру Виктор) звонил по мобильному телефону в иезуитский колледж.

Яхта была действительно скоростная. Хозяином ее оказался бизнесмен из Питера, на Валааме замаливавший грехи, о которых предпочитал молчать. Однако, судя по шее, прошлое его было связано со становлением бизнеса в годы правления Борис Николаича, и это именно для него вышел фильм «Жмурки» с простым подзаголовком: «Для тех, кто выжил в девяностые».

Нанять его яхту друзьям не удалось бы ни за какие деньги, если бы не казус, приключившийся с новым русским на Валааме. Яхту Жорик, так представился их капитан, пришвартовал в бухте Монастырская прямо у причала монашеской братии. На замечания худосочного монашка, что здесь швартоваться нельзя ответил достойно – одним жестом. Кто ж знал, что этих божьих людей крышуют не архангел Михаил с Гавриилом, а служба охраны президента или коротко ФСО. Буквально через пять минут, на пирсе появился крепкий парень в костюме и миролюбиво спросил:

– Братело, вы откуда такие крутые?

– Мы питерские, – гордо ответил Жорик.

– А катились бы вы отсюда. Вам же божий человек сказал, что пристань монастырская.

– Ты мне тут не указывай, – вскинулся Жорик, – Ты кто такой?

– Я тут власть охраняю, – тихо пояснил человек, и жестоко добавил, – Сейчас выну волыну и положу вас тут рядком,…потом за это еще и медаль заработаю… за борьбу с терроризмом, – он улыбнулся улыбкой зомби.

– Так бы сразу и сказал, – согласился быстро владелец яхты, он знал таких охранников, – С государевыми людьми не спорю. Служба у вас такая.

Завелись они в одно мгновение. Бодаться с «красной крышей» – это все равно, что в русскую рулетку играть с полным барабаном патронов. Как не нажимай на курок – холостого выстрела не будет. На удачу к нему примчались два лоха, предложившие подвезти их в Питер. Деньги дали не торгуясь, и это смирило его с отступлением. Теперь сидя на палубе и потягивая мартини с джином, он прикидывал: «Позвать их в компанию или гнуть пальцы дальше?». Гнуть пальцы в одиночестве было скучно, и он крикнул:

– Братаны, топай сюда!

Второй раз приглашать не пришлось. Антон и Павел знали такие экземпляры не понаслышке. Они подтянули кресла-качалки и, взяв со столика бокалы с коктейлем, сели рядом с капитаном.

– Вы чего на Валааме? – немногословно поинтересовался он.

– Туристы – пояснил Антон.

Тишина повисла над палубой. Жорик думал, о чем бы поговорить, но солнышко припекало, яхта бежала ровно, Мартини был намешан правильно, и болтать, по большому счету, не хотелось. Не хотелось, как он любил выражаться «Ум морщить». Лохи тоже были не многословны, чем ему и нравились. Судя по огромным торбам, они действительно были туристы. Видать из мелких предпринимателей, судя по наличию денег. Из бывшей интеллигенции, презрительно оценил он. Только те шлындают по всяким достопримечательностям пешком. Им это в кайф. Нет бы – в машине, с телкой, с музоном. Или как он – на яхте с ветерком. «Лохи – они и есть лохи», – подвел он итог своим размышлениям, прикрыл глаза и провалился в негу.

Солнце и тихая музыка из динамиков сморили и Павла. Антон качался в кресле, думал, слушая блюз: «Смотри-ка, какую музыку нынче бандюги слушают. Шагает прогресс семимильными шагами». Под рулады саксофона и хриплый голос очередного джазового негра, действительность стала таять, и он опять уже знакомо перенесся на берег той неведомой ему реки. Почувствовал крепкое накаченное тело, размашистым шагом, идущее вниз по склону.

Андрей подошел к кострам, широко улыбаясь и раскинув руки, как бы желая обнять всех своих друзей, старых и новых. Иосиф, так же улыбаясь, звал его к костру. Где булькало в котле что-то аппетитное. За соседним костром Елисей на вертеле жарил какую-то дичь. Картины прошлого отхлынули, уступая место дню сегодняшнему. И он облегченно вздохнул, что они не привели его к той роковой черте, воспоминания, которую он научился ловко обходить. Даже вопросы о том, почему восстание не имело успеха и почему они проиграли эту войну там, на побережье Срединного моря, он обычно оставлял без ответа. В душе он знал, что причин было несколько. Иногда он неохотно отвечал, если уйти от ответа не мог, что главными были предательство и раскол. Бывало, добавлял, что Учитель ненавидел насилие и все старался уладить миром. Однако сам Андрей в глубине души знал, что главная причина заключалась в Ней, в ее стремлении сюда на север, в ее желании вернуться к корням предков, к земле отца, к Вере матери. Но даже сейчас он держал эти мысли при себе, не давая им вырваться наружу, не давая им отразиться в его глазах.

Как часто он думал, что такая мысль пришла в голову не только ему. С первого ее появления это почувствовал Иуда Искариот. У него всегда был нюх первоклассной ищейки. Он почувствовал это просто всем своим нутром и невзлюбил ее сразу. Вторым, кто с опаской смотрел на Марию, был его брат Симон. Даже Филипп писал Андрею в одном из писем: «Помнишь ли ты спутницу Учителя – Марию Магдалину. Христос любит ее больше, чем всех учеников, и бывало, часто целует ее в уста. Остальные ученики обижаются на это и выражают неодобрение. Они говорят Учителю: «Почему ты любишь ее больше, чем кого-либо из нас?» В ответ он сказал им: «Почему я не люблю вас как ее? Когда слепой человек и тот, кто видит – оба находятся в темноте, нет никакой разницы между ними. Когда же возникает свет, тогда зрячий увидит этот свет, а тот, кто слеп, останется в темноте». Андрей после этого письма вспомнил слова Иуды, сказанные тогда там, на пиру у Симона фарисея, про то, что ее мать Жрица Богини-Земли была или обманута северным царем или пришла к нему сама по воле Богини. «Или пришла сама по воле Богини», – теперь эта фраза Иуды не давала ему покоя, а письмо Филиппа только подлило масла в костер. Уж не пришла ли Мария Магдалина к Иисусу по воле Богини Земли?

После распятия Христа и его явления Марии, она вообще перестала обращать внимание на все разговоры вокруг нее, окружив себя другими женщинами, как в свое время ее мать жрицами Храма из Замка на скале.

Первым попытался ее образумить Симон-Петр. Он подошел к ней и сказал: «Сестра, мы знаем, что Спаситель полюбил тебя больше, чем остальных женщин. Скажи нам слова Спасителя, которые ты помнишь, которые ты знаешь, а мы нет, и которые мы не слышали». Ответ ее был убийственен и, тогда расколол их круг на женскую и мужскую часть. Мария презрительно посмотрела на Петра и ответила: «Что скрыто от вас, я не сообщу вам».

Вот тогда Петр пришел к нему. Андрей знал, что только он, как главный десятник, как Первозванный, Матфей-Левий, как самый хитрый и оборотистый, да пожалуй, Петр, как самый простодушный, могут найти пути взаимопонимания с Марией. И они пошли к ней. Она приняла их как царица и неожиданно охотно рассказала о видении Воскресшего Христа, и ее беседах с ним о тайне семи энергий гнева и о семи чашах гнева, которые изольются на этот мир. Добавила, что отныне эмблема семи фиалов, как гнева божья станет эмблемой его церкви.

Когда Мария сказала это, она умолкла, добавив, что Иисус говорил с ней лишь до этого места, Андрей повернулся к братьям. Он точно помнит свои слова сказанные в этот вечер.

– Говорите, что хотите о том, что она сказала. Я, по крайней мере, не верю, что Мессия сказал это. Ибо, определенно, эти учения несут странные идеи.

– Действительно ли он говорил с женщиной без нашего ведома и тайно? Должны ли мы изменить свое мнение и все слушать ее? Действительно ли он предпочел ее нам? – поддержал его Петр.

И вот тогда Мария заплакала и сказала, обращаясь к Петру:

– Мой брат Петр, что же ты думаешь? Думаешь ли ты, что я выдумала это в своем сердце, или что я говорю неправду об Учителе?

Последними были слова хитроумного Матфея-Левия, в ответ Петру:

– Петр, ты всегда был вспыльчив. Теперь я вижу, что ты споришь с женщиной как с противником. Но если Спаситель сделал ее достойной, кто ты, в самом деле, чтобы отвергать ее? Конечно же, Спаситель знает ее очень хорошо. Именно поэтому Он полюбил ее больше нас. Давайте же постыдимся и положимся на совершенного человека, и обретем Его для себя, как если бы Он руководил нами, и будем проповедовать благую весть, не устанавливая любого иного правила или другой закона, кроме того, что сказал Спаситель. Это и было начало их пути. Начало пути всех, тогда они пошли дальше, чтобы провозглашать и проповедовать. Тогда они встали вкруг нее, выбрав ее своим вожаком и вспомнив, что Иисус назвал ее апостолом над апостолами.

Андрей уже подошел к кострам. Крепко обнялся с Иосифом, похлопав его по плечу. Крякнул в медвежьих объятьях Сила, крепко пожал руку Лукославу и Елисею. Присел на поваленное бревно, с заботливо наброшенной на него лохматой шкурой, взял в руки протянутую корчагу с медом, подождал, когда стихнет шум, и выдохнул в вечернюю тишину:

– На здраве!

– На здраве!!! – прокатилось по берегу, где все уже расселись вкруг костров.

– На здраве! – откатилось эхом со стороны величественного кургана, насыпанного еще теми, кто хоронил здесь своих воев до их прихода, и каждый подумал, что духи чужих предков приветствуют их.

Пир пошел своим чередом. С теми, кто остался в замке Андрей отпировал вчера. Сегодня он был с ватагой, как называли в этих краях морскую дружину. Впервые в ватаге были дружинники разных краев. Когда он осушил свою корчагу и перевернул ее над костром, отдавая последние капли богу огня, вся ватага сгрудилась возле их костра. Андрей обвел их взглядом.

Ближе все к огню сидели храбры – профессиональные вои, прошедшие с ним многие испытания, воспитанные и закаленные в боях. Многих он учил сам, многие пришли к нему наемниками в дальних землях, да так и остались с ним, став ему братьями. Это был костяк ватаги. Они ходили по морю на лодьях с вырезанными искусными мастерами лебедями на носу. Лебедь птица луны, птица Матери-Земли. Они даже на берегу отдыхая от походов, так и жили вместе экипажами лодей. Лоджами, как коверкали их название северные племена. Сами себя они называли богатыри – угодные Богам, хотя, как казалось иногда Андрею, не верили ни в кого, только в воинственных Валькирий, что заберут их потом в боевую дружину другого мира.

Чуть подальше расселись кружком ватажники. Наемники из местных племен. Варяги как называли их здесь. Подчеркивая этим своим именем, что и в названии воина слышен рык их Хозяина Зверя. Эти пришли поучиться воинскому искусству, поиграть с судьбой, попытаться поймать за хвост удачу. Их меньше всего манили трофеи, а больше всего слава и будущие песни скальдов, в которых будут потом восхвалять их подвиги. Юркие длинные струги, названные по головам драконов на носу – драккарами, на которых они чувствовали себя, как дома, покачивались на спокойной волне прямо на середине реки.

Отдельной кучкой расселись ушкуйники. Кто были эти люди? Андрей всегда затруднялся определить их. Купцы, мореплаватели, пираты, корсары, корабелы, мастеровые, ремесленники, то есть люди при собственном деле. Они всегда находились в любых землях и в любом месте, и нанимались или примыкали «за интерес», то есть за долю в добыче или за право получения защиты, или за что-то еще, не требующее оплаты вперед, или просто за возможность попасть в новые края и получить новые знания. Они шли на широких и крутобоких нефах, поместному карбасах, менее юрких и вертких, но зато устойчивых к высокой волне и шквалистому ветру.

Все вместе они звали себя – кметь или морские братья. Потому, как клятва при приеме в дружину, была клятвой братской, и каждый дружинник был другому кровным братом, побратимом значит. И месть за смерть брата была кровной местью, враги были кровниками.

Андрей часто слышал как местные племена и здесь и на пройденных им землях, называли такие ватаги коротким, но емким словом – Русь. Это объединение воев дружинников и мастеров магов и умельцев, независимо от племени и веры, в единый кулак было тем, на что Наша Госпожа должна была опереться в своем победном шествии по земле.

– Андрей! Андрей, расскажи нам о вашем Великом пути сюда, – раздался голос от костра.

– О чем? – он пытался рассмотреть спросившего.

– О вашем Великом Пути. О Нашей Госпоже. О Новом Завете, – вопросы посыпались со всех сторон.

– Но вы все слышали это не раз, – рассмеялся он, – А потом какой из меня рассказчик. Есть Иоанн Богослов, Матфей, Фома, Лука. Их десятки, тех, кто рассказывает складные байки. А я воин! Воин! А не бард и не скальд, – он засмеялся громким смехом.

– Зато ты говоришь правду! Расскажи! Мы послушаем еще раз, – Андрей разглядел говорящего и сразу вспомнил его. Это был один из его учеников. Сергий, – Ладно! Что вы хотели услышать? – сдался он.

– Все с самого начала…

– С Иоанна Предтечи, – Андрей опять рассмеялся, – Тогда мы не отвалим от этих берегов до белых мух.

– С того момента как вы бежали от изменников и врагов! – тихо уточнил Сергий.

– Хорошо. Слушайте, – рассказчик отхлебнул из корчаги поданной ему и спокойно начал рассказ.

Хриплый голос Андрея был хорошо слышен в вечерней тишине, разливающейся вместе с туманом по берегам реки. Он говорил спокойно, ровным голосом, но от этого рассказ его был еще более динамичен, суров и трагичен, как будто это был рассказ постороннего человека, а не участника всех событий. Кажется, каждый слушающий видел все собственными глазами.

– Когда мятеж был подавлен, – устало начал Андрей, – Да впрочем, он и не начинался. Нас победила измена. Сейчас часто грешат на Иуду Искариота, но ведь он тут не причем. Сидящие у костров сами увидели, как уходил Иуда, напутствуемый Иисусом, чтобы привести солдат. Как ворвались солдаты и арестовали Учителя, который надеялся, что его арест подхлестнет начало мятежа и объединит непримиримых и умеренных. Даст повод колеблющимся, будет примером для мужественных и флагом для фанатичных. Разрушит стену неприятия между враждующими и вложит оружие в руки сомневающихся. Но это было ошибкой. Все, почти все, остались сидеть в своих норах. Жрецы не поделили власть, воеводы – славу, народ не преодолел страх, а венценосцы не преодолели страх перед народом с одной стороны, и страх перед императором с другой.

Все кончилось казнью под рев и улюлюканье толпы, которая почувствовала раскаяние и жалость сразу же после казни, но вслед за этим потеряла веру и надежду.

Непримиримые и кинжальщики подняли мятеж и развязали войну. Предатели и продажные шкуры, тут же переметнулись на сторону врага, и все завертелось в кровавом вихре, как и всегда, когда мятеж неподготовлен и когда у него нет вождя.

Они, все ближайшее окружение Иисуса и его личная дружина, уходили от места казни. Тот же самый хитроумный Матфей повел их не прямо на север, где их ждали каратели, не на восток в объятия предателей и пиратов, даже не на запад в дикие степи, а через пролив на юг. Старыми тропами, которыми когда-то уходили такие же непримиримые ессеи, не признавшие Иисуса после гибели Иоанна Предтечи, и ушедшие в пустыню Кумран. Посланные вдогон всадники, не нашли их и на этом пути. Загадку их пропажи знали только они сами. Андрей сегодня открыл ее. Он не пошли тропой ессеев. Они свернули к древнему Храму Артемиды, стоявшему на берегу моря в Эфесе, одному из чудес Империи. И там, подавшая секретный знак, Мария получила помощь жриц, укрывших их всех в немереных подземных галереях Храма.

Затем они выходили группами на берег моря, куда приставали храмовые лодки с вырезанными на носу лебедями, изящно изогнувшими свои шеи. Оставив на попечение жриц Деву Марию мать Иисуса, все разместились в лодках и отдали себя на волю Великого Океана. Птицы Богини Луны, Матери-Природы понесли их по волнам Срединного моря в неизвестность. Ни ветер, ни корабли пиратов, ни даже флот императора не встретился им на пути.

В первой лодке шли к незнакомым берегам семеро – это были Максимин – личный оруженосец Магдалины, Лазарь – ее брат, сама Мария Магдалина, Марфа ее сестра, Мария Саломея, мать апостолов Иоанна и Иакова, Мария Иаковлева, сестра Девы Марии и Сара Египтянка – воевода женской дружины со своими закованными в броню темнокожими амазонками. В легких боевых стругах вокруг, держась по бортам их лодьи, разместились все остальные. На первом струге держал команду Иосиф Аримафейский – знатный воин и мореплаватель, на втором – Иаков брат господен, а на третьем и четвертом он – Андрей и брат его Симон-Петр, знающие морское дело не понаслышке.

Волны вынесли их флотилию на берег в живописнейшем месте Провинции Романа, Прованса, как называли ее галльские племена. Андрей быстро разделил сотню дружинников на части, оставив при жрицах только амазонок. Максимин ушел проверить небольшой городок с названием Тараскон, Лазарь и, упросившая взять ее с собой, Марфа небольшое сельцо Прованс. Сама Мария Магдалина в окружении основной дружины направилась к прибрежному порту в Марсель, а вернее – в Таракс, Аква Секста и Марсаллу – так назывались три крепости имперских наместников, охранявшие вход в удобную бухту. Две Марии под охраной Сары и ее невозмутимых амазонок остались на месте. Симон и его каменщики начали возводить Храм из серого тесаного туфа, скорее напоминающий небольшой замок, соединенный с маяком. Такова была типичная архитектура Замка на берегу – Магдала. Когда отряды вернулись из разведки, затянувшейся на месяц, Магдала был почти готов. Мастера Симона знали свое дело. Недаром Учитель дал ему прозвище – «Камень», по-арамейски – «Кифа». Однако сам Симон любил называть себя по-книжному, на греческий лад – Петр. Мощная апсида похожа на донжон или угловую башню крепости встречала гостей, вместо окон – узкие бойницы, два боевых яруса с зубцами стен, навесные бойницы – машикули… Над башней – колокольня в четыре проема, увенчанная флюгером. Внутри храма нет росписей – их заменяют деревянные раскрашенные фигуры – это две Марии в голубой лодке и чернокожая Сара. Петр действительно умел строить новую церковь в камне, и умел делать камень из пыли и магических снадобий.

Деревушку, что выросла вокруг нового Храма, новой Магдалы на Скале над морем местные жители назвали «Святая Мария с моря», Saintes-Maries-de-la-Mer, в память того, откуда пришли гости. Вскорости Магдалина собрала самых ближних двенадцать товарищей и поведала им, что носит под сердцем ребенка. Андрей хорошо помнит, что мнения тогда разделились. Он, Симон Зилот и Иоанн Богослов, категорически настаивали, на том, что надо сниматься и продолжать путь в северные земли, в отчину отца Марии. Петр и Фома предлагали устроить встречу с Тиверием, и пойти на мировую, на которую тот обязательно согласится, учитывая, что пожар мятежа тлел и мог вспыхнуть в любую минуту, перерастая в открытую войну за новую Веру. Хитроумный Матфей и Иуда Искариот, сменивший имя на Матфия, нашли тогда компромисс. Идея была проста. К Тиверию пойдет Марфа, благо сестры погодки были удивительно похожи. Различие было только в великолепных волосах Марии. Но как сказал Иуда, точнее уже Матфий, в прическе великолепия не видно, да и негоже замужней бабе простоволосой ходить! Марфа покажет Тиверию тайный знак, если после этого император не признает права Марии править с ним вместе, то надо уходить на север, потому как жди наемных убийц.

– Убийц мы дождемся и так! – резко тогда оборвал споры Андрей.

– Если не убийц, то карателей или подкупленную шайку, – поддержал его Иосиф Аримафейский, – Если их не пошлет Тиверий, то пошлют первосвященники. Наша Госпожа им как кость в горле. Медлить нельзя. Решили – сделали.

– А нам в любом случае надо собираться, чтобы можно было встать и пойти – встал на его сторону Симон Зилот.

– Притом разными путями, – тихо сказала Сара, и все поняли мудрость ее мысли.

– На том тогда и порешили, – продолжался неторопливый рассказ, – А что в бочонке мед кончился? – громко спросил он.

– Да вроде нет, – ответил Елисей и протянул ему полную корчагу, – Вам на здоровьишко.

– Благодарствую, – ответил Андрей, выпил меду, утер усы и бороду, хитро подмигнул, и выпалил по-местному, – По усам текло, а в рот не попало.

Ответом ему был взрыв хохота, разорвавшего уже ночную тишину. А он понизил голос и продолжал рассказ.

К сожалению, правы оказались, те, кто не поверил в императора. Марфа пришла к Тиверию во дворец во время его поездки по своим вассальным землям. Пришла в царственной одежде Звезды Моря в сопровождении рыцарей и магов. Стража пытавшаяся заступить ей дорогу, опустилась на колени под немигающим взором жрицы. Тиверий встал на встречу этой загадочной женщине, жестом предлагая ей сесть на золоченое ложе. Она также жестом отвергла его предложение и села на скромный обрубок дерева.

– Зачем ты здесь женщина? – спросил он ее, не спрашивая, кто она, тем самым, показывая, что знает это.

– Я пришла просить наказания для твоего слуги, за то, что он был более усерден, чем следовало, – ответила она.

– И в чем же?

– Он послал на казнь человека оклеветанного, за коим не было вины. Негоже великому императору и слугам его быть жестокосердечными к тем, кто говорит, …но не делает.

– Слова твои мудры женщина. Хороший пастух стрижет своих овец, но старается не сдирать с них шкуры, – Тиверий был не только упрям, но и умен, – Но Понтий Пилат. Ты ведь говоришь о нем? Хотел погасить первую искру, пока пожар не полыхнул. А потом, этого хотел народ!

– Этого хотели священники, боявшиеся того, что сытый стол их оскудеет. Этих жирных мух надо гнать с тела империи, изнывающей от ран мятежей.

– Если прогнать мух, которые сосут кровь раненного, в то время, когда они насытились, то те, которые заменят их, еще с большей жадностью будут сосать рану.

– Так ты оставишь это безнаказанным? Тогда любой слуга будет считать себя вправе решать за хозяина!

– Ты умна Мария! – он впервые назвал ее по имени, – Я отзову услужливого слугу из того места, где он переусердствовал. Пусть служит верно в другом. Ты умна, красива. Судя потому, что ты здесь в походном шатре, а не у порога, ты еще и обладаешь даром чародейки. Говорят, что ты вообще наполовину богиня! Что хочешь ты?!! – глаза его впились в лицо молодой гостьи.

– Я хочу не это золотое ложе наложницы, – угадав его мысли, гордо сказала она, – а стоящий рядом трон правительницы.

– Жены императора!!!? Ты сошла с ума! – захохотал он.

– Нет! Не жены. Императрицы. Равной тебе. Вот, – с этими словами она протянуло ему яйцо, – Вот мое право на это. Ты знаешь – это символ первояйца? Это знак тех, кто стоит на самом верху лестницы людей.

– Я знаю все!!! Но скорее это яйцо покраснеет, чем я разделю власть с женщиной!!! – он крикнул ей прямо в лицо.

– Ты пожалеешь о своих словах. Тогда я возьму все!!! – Она нежно положила яйцо в хрустальную вазу, и вышла из палатки, не оглянувшись.

Тиверий собрался позвать стражу, но взгляд его уперся в яйцо, которое краснело на его глазах, и потерял дар речи.

Мира не вышло. Марфа и ее отряд гнали коней во всю прыть, точно зная, что Тиверий пошлет за ними лучников. Они почти ушли от погони, нырнув в дремучий лес. Стрела только оцарапала плечо жрице. Но Тиверий прошел школу придворных интриг. Яд с наконечника довершил дело. Марфа умерла в Магдале на Скале, на руках брата Лазаря и сестры Марии. А дружина споро собиралась в поход, разделившись, как и предлагала Сара Египтянка, на три отряда.

Один самый быстрый и самый маленький возглавил Иаков брат господен. Они пошли с шумом и визгом на Тараскон и далее в Луго, уводя погоню за собой. Второй, тоже небольшой под рукой Иосифа Аримафейского окружил Марию Магдалину и других жриц и тихо взял курс строго на север. Третий же, состоявший из амазонок Сары и боевых братьев во главе с Андреем и Симоном Зилотом, пошел в открытую. Через перевалы и снега, в страну диких воев всем своим видом показывая, что идут поднимать волну войны. Но все знали, где они должны встретиться.

– А скажи Андрей, – мягко попросил один из учеников, – правду ли бают, что прозвание Русь оттуда пошло?

– Ишь, глаза какие пытливые, – подумал Андрей, – Сергием его зовут, – вспомнил он, – Надо его поближе к себе держать. В корень зрит, – вслух ответил, – Почти так, Сергий, почти.

Несмотря на то, что в землях поднебесных главой выше всех стоял император, и кажется, всех согнул в дугу, по всем землям и весям народ жил родами и племенами. Каждое молилось своим богам, каждое верило в свою веру. Наемное императорское войско рыскало по полям, как опьяневшие от крови волки, вырезая стадо только ради убийства, а не ради насыщения. Их и кликали волками, и более волкодлаками – оборотнями, потому что ничего людского в них не осталось.

Дружина пришельцев резко отличалась и от племенных отрядов и от наемников императора. С первого взгляда было видно, что это надплеменная дружина, объединившая и мужчин и женщин, в совершенстве знающих искусство боя, и открывшая двери для любого пришедшего в нее. Пришедшего, но не наемником, а верным братом и другом, как и положено быть в дружине – кровным побратимом. Наравне с воями стояли в новой дружине чародеи, маги и жрицы. Наравне, а Мария и Сара даже выше многих заслуженных воев. Вот это братство, объединившее в своих рядах воев разных племен и магов разных племен, служивших одной Госпоже, и было названо арамейским именем «ра'ис-ар-руаса», то есть «главные в солнечном круге» или коротко «русы». Даже место, где впервые построили они замок, стали называть Старой Русией или Руссельоном.

– Да, ты почти прав Сергий, – повторил Андрей, – Это нас стали звать русами и, уходя на север, мы понесли это имя с собой, – задумался и неожиданно для себя сказал, – Я расскажу вам притчу, как делал наш Учитель. Он любил притчи. Так вот слушайте притчу. Андрей уселся поудобней и рассказал неторопливо, уже не раз рассказанную у костров былину про Вольха и Микулу. Повернулся, глянул изучающе прямо в глаза Сергию и спросил:

– Что понял?

– Что понимать? Ратай Микулушка на земле сидит, в нем сила домовитая, а Вольха с дружинушкой молодецкой хороброй по полям рыщет по лесам. Вольха молод, еще не умеет орать пахать…

– Так былинный Вольха, – перебил его Андрей, – к своим пятнадцати годкам уже рыбой щукой ходил во синих морях, серым волком рыскал во темных лесах, соколом летал в ясных небесах. Посмотри он чародей хоть куда. Вольх Всеславьевич ушел из дому «десяти годов», собирал дружину «двенадцати годов» и обучал ее военным и охотничьим «премудростям» до «пятнадцати годов». А ты говоришь дружина молодшая. Вольх, мол, молод и глуп. Думай Сергий, думай, о чем притча.

– Может, то что…, – растерялся Сергий, – и замолчал.

– Зря замолчал, зря, – укорил его Андрей, – Сказка ложь, да в ней намек. Снимайте смысл с байки, как листья с капусты, пока до кочерыжки не доберетесь. Кто тут волхв?

– Вольха! – выдохнул Елисей, – Он и зверем и птицей и рыбой в море.

– Ты прав, это магия воинская, чародейская, – подбодрил его Андрей, – но мудрость то Великая откуда?

– От Земли-Матери!!! Понял я, волхв здесь – Микула, – радостно почти крикнул Сергий.

– Молодец. Вот вам смысл притчи. Никакие воинские знания против волховских знаний любомудров не устоят. Потому сильна Русь тем, что вои и волхвы вместе. Не доступно мирским властителям знания мира всего. И негоже мудрецам руки мечом стальным отягощать. А вместе мы сила! Поняли?!!!

– Во, как!! – радостно крякнул Елисей, и протянул Андрею полную корчагу, – Испей Мудрец.

– На здраве! – неожиданно озорно рявкнул Андрей.

– На здраве!

– На здраве!

– На здраве! – покатилось по берегу.

Мы уходили в разные стороны. Иаков в Иберию к баскам, а мы через горные перевалы и снежные вершины в страну алеманов, к берегам Варяжского моря. Уходили умело, вытаскивая на хвосте погоню, как это делает птица, притворяясь раненой, когда уводит врага от гнезда с птенцами. Тиверий и его наемники попались на эту нехитрую уловку и вцепились в нас как боевые собаки. Это нам было и надо. Мы позволили им ухватить нас за хвост и сжать смертельную хватку стальных челюстей. Теперь мы тащили их за собой кусая губы от боли, но тащили за собой, не позволяя им отцепится и понять, что Нашей Госпожи нет с нами.

Мудрый же и опытный Иосиф Аримафейский, бросил коней в чащобах Галлии, пересел на юркие стружки, и реками и протоками вышел в Океан. Там, прижимаясь к берегу и прячась в бухтах, он пошел в земли кельтов и бретонцев.

Поняв, что ищейки потеряли след их маленького отряда, я и Иаков, не сговариваясь, а только по наитию, резко обернулись и дали отпор наседавшим сзади и обнаглевшим от безнаказанности, ленивым и отупевшим от жира солдатам императора. Иаков с ходу ударил по наседавшим имперцам у маленькой крепости Ирий Флавия и потянул их за собой в горы к священной горе Аро. Вот тут ему на помощь и пришла королева Луго, королева-волчица во главе своих волков. Разве могла она позволить, что бы по ее земле ступала нога обнаглевших наемников, не знающих меры в алчности и чтящих чужих богов. Иаков и Луго вместе разбили преследователей в пух и прах. Затем он основал там свой замок Кампостела, что означает на языке тех мест «Звездный Учитель», в котором по договору с королевой волков, стал обучать ее подданных и готовить Жаков – Мастеров, знающих камень.

– Надеюсь для вас не секрет, что теперь в этих благодатных местах Великая страна Кастилия – страна Замков? – повысив голос, спросил Андрей.

– Да, мы знаем это, – ответил кто-то, – А что ваш отряд?

Рассказ монотонно потек дальше. Мы тоже дали отпор на одном из перевалов и, лихо скатившись по снежной крутизне, оторвались от преследователей и ушли в Арденнские горы. Первые, кого мы встретили там, были Звери.

– Ессеи? – уточнил кто-то.

– Нет, Беры! Потомки тех аркадийцев, что воевали под Троей. Вам, я думаю, не надо растолковывать, что название их страны «Аркадия», происходит от «аркадес», что значит «медвежий народ», и древние аркадийцы считали себя потомками Аркаса, божества земли, имя которого переводится как «медведь». Он был сыном нимфы Каллисто, любимой нимфы охотницы Артемиды. Взгляните на небо, – Андрей указал вверх, – Вон она Каллисто, вам она знакома как Большая Медведица, а Аркас – это Малая Медведица.

– Действительно Беры, – согласился Елисей, – И что, они чтят Зверя?

– Они поклоняются ему в виде Матери-Артемиды, или, точнее, ее галльской сестры Ардуины, божества своих гор Арденн.

– Что и у них есть жрицы Артемиды? Девы-воины, вравронии в медвежьих шкурах и с медвежьим сердцем? – с сомнением спросил Сил.

– Есть. У них даже король носит титул Урсус, что значит на их языке медведь. А самого мужественного и самого почитаемого короля в этих краях звали Артур, что означает «Звездный Зверь». Вот там мы впервые познакомились с варягами, то есть «встречающими» на их языке. А землю свою они называли Земля Избранных или Земля Медведей – Борея. От них мы узнали, что еще дальше лежит их прародина Гиперборея или Великая Борея.

– И они прияли вас? – спросил молодой дружинник.

– Спроси об этом у Космы, он из тех самых Беров с гор Арденны, – усмехнулся Андрей.

– А нам нечего было делить, – хмуро ответил Косма, – Мы чтили Ардуину. Мать-охотницу. Они служили Марии, жрице Артемиды, то есть той же Матери лесов. Они не хотели нам зла и учили нас ковать булатные мечи. Я пошел с ними. Все, – он замолчал.

– А как же Мария? – опять спросил молодой голос.

– На всем пути мы слышали, как шелестит молва, что пришла в горы богиня, которую давно ждали. Народ называл ее по-разному: Марена, Марина, Мара, Мора. На Рейне нам говорили, что это лисова панна, на Дунае – Пэрэлесница, Майка. Варяги приносили песни с севера, в которых пелось, что вот пришла Дивая Дивойка, хозяйка земли. Входят к ней молодыми, а выходят стариками, те, кто не может понять ее слов. Входят стариками и выходят молодыми, те, кто пьет ее слова, как молоко молодой оленихи. Со всех сторон неслось, что празднует она праздник цветения папоротника, праздник русальих игрищ, называемый ей Иван Купала и сама прыгает сквозь огонь разметав огненные свои косы, – Андрей улыбнулся, – Мы поняли, что это Наша Госпожа и нам пора к ней.

– А правда, что местные волхвы – друиды приняли ее как богиню? Там в Бретани? – Андрей выслушал вопрос, ему нравилась пытливость молодых.

– А как ты думаешь Лукослав? – повернулся он к сидящему рядом, – ты же волхв.

– Знаешь Мастер, я думаю, им был нужен мир и живая богиня. Волхвам всегда нужен мир, и чуть-чуть…чуда. Желательно не долгого, но … яркого.

– Ты прав волхв. Друиды приняли лодью с лебединой шеей на носу, как приход Великой Богини моря. Как явление Звезды с неба. Они поклонились ей и оказали все положенные почести. Они сделали из нее святую. Скальды во всех землях пели песни, как властительница Земли Лотаря приняла в своих владениях Владычицу Морскую с сыном. Да, да. Мария тогда уже разрешилась от бремени и на руках ее сопел маленький малыш. Скальды пели, что королева Лотарингии приняла их в своем доме и понесла от спутника богини Рыцаря Лебедя будущего короля тех земель, – Андрей опять все вспомнил отчетливо, – Вот в этот момент и пришли мы со стороны Арденн. Окрепшие в боях, и обросшие новыми воями из Арденнских земель.

Местные друиды выжали из этого чуда – явления Звезды Моря все, что могли выжать. Они назвали ее Анна Ярославовна, то есть Благая Славящая Солнце. Они говорили всем, что она принесла благодать на их земли и благодать эта разлилась на их королеву и маленького короля, со дня своего появления на свет рожденного свободным, как и положено тому, у кого покровитель сама Богиня. Гордые кельты и бретонцы подняли флаг мятежа и отбросили войска наместников императора от своих границ. Но все чувствовали, что чудо не может продолжаться вечно. Загрузив корабли припасами, набрав новых воинов и подлечив старых, Мария и мы ее спутники двинулись вдоль берегов Варяжского моря на встречу восходящему солнцу, туда, где, по словам ее матери, певшей ей об этом колыбельные, был отчий дом, был главный стол ее отца. Великого воина и царя этих загадочных земель на краю Скифии в предвестии Гипербореи. Все вздохнули свободно. Потомки воинов короля Артура и друиды – маги и кудесники, дождавшись, когда корабли пришельцев отвалят в сторону восходящего солнца, потому, что чудо начало затягиваться, и ему пора было растаять в лучах этого солнца, тогда, когда оно и должно было растаять. Растаять, как тает всякое чудо, всякий помрак, по законам волшебной сказки при первых лучах солнца.

Дружинники Марии Магдалины и ее чародеи и жрицы ослабили хватку стальных рукавиц на эфесах мечей, потому что все закончилось миром. Под ногами скрипели твердые доски палубы надежных кораблей. По бортам висели, сверкая на солнце, щиты воинов, вставших под их знамена. А в тесноте палубных настроек плотно стояли короба с припасами и бочки с водой. Изогнутые шеи лебедей резали волну на северо-восток к своему последнему морю.

Оставленная на берегу, на попечение своих рыцарей и своих советников, королева Лотарингская, воспитает сына, предскажет ему великую судьбу и окружит его учеными и воинами. Это он потом поднимет все племена вокруг и возьмет штурмом Рим и Святой град Иерусалим. Выступая под золотым прапором с вышитым на нем Лебедем, и подойдя к столице императора, этот новый герой, носящий имя Гуго Великого пошлет императору письмо, в котором напишет «Знай Базилевс, что я Базилевс Базилевсов, самый великий из всех живущих под небом. По моему прибытию надлежит тебе явиться меня встретить и принять с торжественностью, достойной моего высокого рождения». И тогда император вспомнит, что когда-то одна из гостей их самодержавного двора, бросила от порога фразу одному из его предков императору Тиверию: «Что ж я возьму власть сама!». Это был ее ответ на отказ поделиться с ней властью. Новый властитель понял, что это первый посланец той богини и приказал принять его с самой великой пышностью. А как же могло быть по-другому, если крестной его была сама Морская владычица.

Саксофон как-то по-птичьему вскрикнул, взяв высокую ноту, и вывел его из забытья. Антон отхлебнул прямо из высокого стакана, во рту пересохло. «Надо будет психодуробалдинисту показаться», – подумал он, – «Что-то у меня с башкой после шторма. Хотя какого шторма? Монах-то сказал, что штормов на Ладоге с прошлого года не было. Тут все не так! А показаться надо!». Он допил мартини и плеснул еще. За такие деньги, я должен его из ведра пить, успокоил он сам себя. Встал, подошел к борту. Яхта бежала быстро, можно было поэтично сказать «летела над волнами». Прямо по курсу уже показался берег. Яхта резко изменила курс. Антон поднялся в рубку, подошел к матросу стоящему у штурвала.

– Чего вдруг такой вираж заложили?

– Так хозяин приказал, держите строго на запад, как в берег упремся, так сворачивай в Питер. Так и идем. Вон остров видишь? Это Коновец. Дальше Приозерск. Карела по-старому. Так что в берег уперлись, теперь пойдем в Питер.

– А что сразу курс на Питер нельзя было?

– Ты что? – матрос вскинул удивленный взгляд на спрашивающего, – Кто с Георгием Михайловичем спорит? Утопит и все!

– Понял, – Антон утвердился в мысли, что владелец яхты бандит и отметил, что зовут его Георгий Михайлович, – А что за остров?

– Я ж сказал – Коневец. Вишь, две горы на нем. Это Змеиная и Святая. На святой колокольня. На бинокль, – матрос протянул бинокль, – Так видать лучше.

– А там что, монастырь?

– Чего?

– Ну, колокольня-то от монастыря?

– Нет, колокольня от скита. А монастырь там есть. Вона там ниже смотри, где купола голубые.

– А чего он Коновец?

– Чего?

– Что его таким «лошадиным» прозвищем назвали?

– А, – матрос подвернул штурвал, уточнил курс и повернулся к любопытному пассажиру, – Мы, когда туда ходили, нам монашка рассказывала. Да мы и сами видели. Недалече от монастыря лежит огромный валун. Зовется Конь-камень. Он по более будет, чем этот, на котором Петр стоит.

– Медный всадник что ли?

– Ну да.

– Гром-камень называется.

– Да хрен с ним. Так вот Конь-камень будет побольше этого Гром-камня, что у Исакия.

Издалека очень на конскую голову похож. Сейчас на нем целая часовня стоит. Немаленькая.

– И что ж из-за того, что он на конский череп похож, его так и прозвали и остров по нем? – Антону становилось скучно.

– Монашка нам говорила, что раньше Конь-камень этот служил местом, где язычники жертвы приносили. Остров был необитаемый и всякие там волхвы пасли на нем лошадей и разный скот. А каждую осень у этого камня оставляли в жертву, позабытым ныне богам, одного коня.

– А чего им места на материке, не хватило что ли? – Антона сказки всегда вгоняли в сон.

– Так то кони были волшебные, колдовские кони.

– Сивки-Бурки…понял.

– Ты слушай, раз спросил, – обиделся матрос.

– Ладно, ври дальше.

– Это не я, это монашка. Вот она и рассказывала, что пришли святые монахи у подножья Конь-камня прочитали молитву. Тут с него поднялась стая воронья и улетела по направлению к материку. С тех пор на острове никогда не видели черных воронов, а бухта, что напротив Коневца, зовется Чертовой. Потому как это были – черти.

– Все спасибо брат. Пойду еще сосну чуток. А ты меня толкни, когда к Неве подходить будем.

– Хорошо, топай.

Антон опять устроился в кресле, плеснул себе уже чистого джина. Залпом осушил полстакана, заел кружочком лимона. Протянул руку, накинул на себя теплый клетчатый плед. Дремота навалилась, как будто его окунули в золотой туман. Он еще слышал звуки джаза, еще ощущал мягкое покачивание на волне, но уже вторым слухом слышал сам себя рассказывающего истории у прощального костра. А главное он сам вспоминал, то, что с ним не происходило, а происходило наверно с тем Андреем, которого он упорно называл Первозванным. Он перестал противиться приходу этого видения, расслабился и полностью провалился в золотой туман. Голос негра на высокой хриплой ноте затих…

Их корабли это уже Андрей помнил отчетливо, резали упругую волну на восток. На короткое время остановились в землях Голядь, где голландцы помогли им сыром и свежей водой. Потом их дружелюбно приняли косоги в земле Косог. Храбрые воины и непревзойденные лучники. После остановки на их берегу на каждой лодье на носу и на корме застыли зоркие стражи в лисьих малахаях с колчанами полными стрел за спиной и с надежным луком в руке. Потом их караван с опаской вошел в пролив между островом Руян и Большой землей, где в устье реки стоял город-крепость Родень, столица полабских племен. Корабли шли сторожко, опасаясь налета местных дружин. Андрей и все остальные знали, что на острове Руян стоит капище великого бога местных волхвов Святовита. Стоит крепко, так, что все народы вокруг платят дань этому храму. Всеми землями в прибрежных странах правил единый царь, не подвластный империи, однако и он, как говорят местные знатоки, находится в меньшем по сравнению с волхвами Святовита почете. Ибо те умеют растолковать предсказания своего Бога. Царь же зависит от указаний гадания. Среди различных жертв, приносимых Богу, ежедневно волхвы имеют обыкновение приносить в жертву и людей, уверяя, что такого рода кровь доставляет особенное наслаждение богу. Вот поэтому стража вдоль бортов удвоила внимание.

Все тогда обошлось и они, пройдя устье Лабы, вошли в воды Скифии. Узкий язык залива втягивал их в свою глубину. Казалось, за всем этим скрывалось какое-то великое чародейство еще не ведомое им. Они шли вдоль берега, всматриваясь в серые скалы и высокие как свечи сосны на них. Наконец залив сузился и превратился в дельту реки, множеством проток переплетающуюся меж такого же множества островов. Они вошли в одну из них и встали у большого острова. Прямо на берегу лежал огромный даже не черный, а какой-то темно-синий камень. Вокруг его разбегались такие же огромные сосны, уносящие свою вечно зеленую крону в самое поднебесье. Гребцы подняли весла и лодьи мягко ткнулись в мшистый берег.

Первыми, кого увидел тогда Андрей, были Сил и Лукослав. Они стояли около камня, положив руки на эфес коротких мечей. Стояли спокойно, как бы черпая свою силу из глубины этого синего гиганта.

Гудок парохода больно ударил по ушам. «Какой пароход в средневековье?», – ошалело подумал Антон, но сон уже проходил и он понял, что это гудит встречная баржа, выходящая из Невы в Ладогу. Антон сладко потянулся. Сбросил плед. Выпил апельсинового сока. Встал и бодро потопал к борту. У мачты стояли Павел и Жорик. Мимо проплывал Орешек. Шлиссельбург. Российская Бастилия. Проплывал во всей красе своих приземистых башен, флюгеров и реставрируемых стен.

– Привет честной компании! – бодро отсалютовал Антон.

– Присоединяйтесь барон, присоединяйтесь, – голосом Броневого из фильма «Барон Мюнхгаузен», пропел Павел.

– Там стаканчик прихвати, – посоветовал ему Жорик, – Мы с приездом отмечаем!

– Так еще не пришли…

– Нева – это уже почти Питер, – наставительно пояснил Жорик, наливая ему в стакан мартини, – Нева – это уже дома!

* * *

На Валааме, в это время, странные люди объезжали на лодках все заводи и бухточки. Отчаявшись найти пропавших постояльцев монастырской гостиницы, и вовсю матеря правила ее проживания, когда с постояльцев ни паспорта, ни прописки не спрашивают, они искали катер. Искали уже третий час. Тщетно. Катер как сквозь воду провалился. Экспресс-опрос местного населения и гостей острова дал только один результат. Да, были двое. Да, ходили по острову. Откуда взялись – тайна. Куда пропали – тайна. За это время с острова не отходило ни одно плавсредство. Более глубокий опрос дал первый результат. С острова отошла яхта. Порт приписки Санкт-Петербург, точнее Стрельня. Но яхту прогнала служба ФСО, да и принадлежала она, судя по опросам, какому-то уголовнику, который пассажиров уж точно бы не взял. Не по понятиям! Однако проверили. Яхта пошла в Приозерск, прямо не сворачивая.

Наконец, брат Артемий через своих пацанов среди местных алкашей узнал, что какой-то катер стоит в протоке прямо под стенами монастыря у ребят рыбаков из местной компашки. Наведались к ним. Это был он!

Маленький финский военный катер времен войны. Странные люди прошерстили его с носа до кормы. Ничего не могло указать, откуда он и чей. Старый военный катер. Вылизанный до последней соринки. Два старых весла, да пачка из-под армейских галет. Все. На самом катере, ни каких опознавательных знаков, регистрационных номеров. Типичный браконьерский катер. На кожухе дизеля нашли эмблему дивизии СС «Норд», что впрочем, не явилось таким уж открытием. В этих местах все, что осталось с войны имело маркировку или дивизии «Норд», или дивизии «Викинг». Остальные части просто своих знаков отличия не имели и маркировались обычными цифрами. Безликими и тупыми. Так что это только подтвердило то, что говорили пропавшие молодцы, о том, что катер они купили в западных шхерах у рыбака. Там часто можно было найти трофеи прошедшей войны. Но вот, куда делись его хозяева, катерок рассказать не мог.

– Похоже, что ты не первый, кому они о находке сказали, – глубокомысленно изрек сухопарый и седой мужик, глядя на брата Артемия.

– Почему?

– Похоже, что ты не первый кто понял, что ЭТО такое? И искать их надо, если живы еще, уже не здесь.

– Да как они с острова-то пропали.

– Может они и на острове еще, но нам до них не дотянуться. Ты тут не один божий человек. Так что смотри в оба, а мы будем вокруг рыскать. Удачи. Адрес его жены знаешь?

– Конечно.

– Давай!

* * *

Яхта горделиво прошла сквозь весь Санкт-Петербург, мимо Смольного, Зимнего дворца и Петропаловки. Жорик ернически отдал салют Авроре.

– Братаны, я вас могу здесь высадить у Петра? У вас остановиться-то есть где?

– Да мы вроде на вокзал стразу.

– А чего город наш смотреть не будете? Не нравится? – в голосе его неожиданно прозвучала обида.

– Так негде остановиться, – выкрутился Антон.

– Нет проблем! – ударил себя по коленке Жорик, – Сейчас идем в Стрельню. Паркуем яхту. Там у меня джипешник. Прыгаем. Катим на хату. У меня есть гостевая хата. Прямо у Спаса на Крови. Я вас там бросаю, а вечером заскочу и мы в кабак…. Идет?! Денег не беру! Подарок от колыбели революции. Халява!!! – он был страшно доволен собой.

– Идет! – неожиданно согласился Павел.

– Право руля!!! – закричал Жорик и яхта отвернула с основного фарватера в Малую Неву, – Так пойдем. Мимо Крестовского. Я люблю кругами ходить. Люблю как заяц петлять. Пусть дольше, зато следа не видно, – он засмеялся весело и озорно.

Яхта вылетела в Финский залив, резко крутанулась влево в сторону Стрельни и пошла, пошла вдоль Васильевского острова.

– Это Васильевский! – перекрикивая шум ветра, закричал Жорик, – Я тут без порток бегал. Родился я тут. Говорят, вон на том мысу лежал камень волшебный в старые времена. Но это еще до Петра. В Питере много разных сказок ходит.

Антон вглядывался в очертания берега. Они были ему до боли знакомы, хотя по Финскому заливу он шел в первый раз в своей жизни. Вот яхта обогнула мыс, и он весь напрягся. Сейчас, что-то подсказывало ему, должен был появиться огромный черный валун…

Первыми, кого увидел тогда Андрей, были Сил и Лукослав. Они стояли около камня, положив руки на эфес коротких мечей. Стояли спокойно, как бы черпая свою силу из глубины этого синего гиганта.

Андрей прыгнул в юркий стружок, и уверенным ударом весла подогнал его к берегу. Спокойно ступил на прибрежную гальку и, подняв обе руки вверх и повернув ладонями к стоявшим, размашистым шагом пошел к ним. Оба стража камня сняли руки с рукоятей мечей и подняли их в ответ, показывая, что они тоже с миром.

– Что за земля! – на языке воинов, понятном всем, кто в бронях и с мечом крикнул Андрей.

– Концы! – коротко ответил, судя по внешности, воин.

– Землю эту зовут Концы, – пояснил его напарник, судя по внешности, волхв.

– А меня зовут Андрей, – Андрей поклонился до земли, – Мир дому сему!

– И тебе мир путник, – ответили оба, – Куда путь держите?

– Ищем земли клочок, голову преклонить.

– Кто вы? Откуда путь ведете? – продолжил расспрос волхв.

– Мы калики перехожие. Братья и сестры одной Веры…

– Какой? – быстро прервал его волхв.

– Верим в Нашу Госпожу, покровительницу нашу и берегиню и в ее сынка малолетнего. Чтим птицу божью Лебедя…

– Братья это что??? – уточнил воин.

– Братья это…, – Андрей растерялся, пытаясь подыскать простое определение братской общины. Неожиданно выпалил, вспомнив их название на арамейском языке, – Братья… это НАВИИМ, те, кто выполняют заветы НАВОВ, НАВИ СФАТАИМ, – опять, не понимая для чего, назвал он по арамейски ПРОРОКОВ.

– Кого!!!? – волхв и воин неожиданно вздрогнули и переспросили совершенно без акцента, – НАВИ СФАТАИМ?

– Да! – растерянно подтвердил Андрей.

– Побудь здесь путник. Мы сейчас вернемся, – они отступили за камень, и пропали, хотя за камнем была такая же ровная каменистая площадка.

Андрей махнул на лодьи условным знаком, что все в порядке, и сел на гальку, дожидаться хозяев странного места с именем Концы.

Вернулись те скоро, но не одни, с ними шел древний старик с седой бородой, в окружении то ли помощников, то ли дружинников. Старик опирался на чудный посох с головой медведя. Андрей сразу понял, что это любомудр, как величали здесь старшего волхва.

– Легкой дороги путник! – слегка склонил голову любомудр, – Меня зовут Родослав.

– Мир тебе Родослав! Меня зовут Андрей.

– Ты гонец? Воин? Главарь?

– Я чародей! – спокойно ответил Андрей. Заметил, как дернулись ресницы старика. Больше тот не высказал удивления никак.

– Докажи! – спокойно сказал тот, и протянул ему свой посох.

Андрей, не колеблясь, взял посох, уже признав в нем посох Велеса, одного из чтимых здесь богов. Голова медведя ожила и злобно заурчала на него. Андрей собрал в кулак все силы любви и дружбы. Посох с рычащим медведем покрылся розовыми цветами его далекой родины.