Читать книгу ДУШАНБИНСКИЕ КАРТИНКИ - Андрей Сметанкин - Страница 37

«Не город, храм! – стоит Париж,

Плывёт он гордо, – говоришь, —

По Сене лилией восхода —

Встаёт над миром солнцем года.

Там жить свободно – рай земной,

Веселье, смех шумят волной;

Огни повсюду, песни, пляски

И поцелуи – милых ласки.

Как город женщин и мужчин,

Скучать не ведает причин

Париж-повеса строит глазки,

Придя во Францию из сказки.

Твоя душа любви полна,

А сердце требует вина.

«Цветок» велик и столько тесен,

Но тем красив он, интересен!»

«Люблю свой город до сих пор —

Росинку на ладони гор —

И говорю без слов высоких:

Приемлю братьев яснооких.

Не первый родом, не последний

Царей и дворников наследник,

Я вижу: ныне Душанбе —

Желанный дом моей душе.

Мечтой, как парусом, алею,

Её фиалкою лелею —

Пусть шар земной, о том прошу,

Услышит утром тишину!

Хочу, чтоб царственный народ

Был духом прям и сердцем горд,

Устроив свет в своих домах,

Живя на совесть, не за страх!

Счастливый город Душанбе,

Тебе играю на трубе:

Ты – светлый луч в моей судьбе,

Свою любовь несу тебе!

Люблю проспекты и сады,

Твой жаркий день и плеск воды

Под сенью свежей красоты —

Мой Душанбе, как нежен ты!

Как ты велик своим теплом,

Красив талантом и умом —

И пусть в сей час, а не потом

Придёт луч счастья в каждый дом!

Ты – друг мальчишек и девчонок,

Улыбок, песен и веселья,

Созвездий глаз, упрямых чёлок,

Весны таинственного зелья.

То зелье детством называют —

С детьми становится ребёнком

Наш Душанбе. И люди знают,

Как много силы в деле тонком17.

И хоть в годах, но крепкий парень

Наш город мира и согласья —

С одной любовью, с дружбой в паре

Свершит труды, пройдёт ненастья.

Шагает тихо осень,

В углы уходит жизнь —

Зима близка,

И нет в домах достатка.

Товарищ душанбинец,

Пожалуйста, держись,

Хоть нам с тобой

Приходится не сладко.

Приходится нам трудно

И тягостно. Порой,

Болит душа

И сердце горько плачет,

Но всё ж прекрасен город,

Работник и герой, —

Во все века

Душевности он алчет.

Стоит чудесный город,

В котором ты живёшь,

Своим трудом

Всечасно украшая.

Источник вдохновенья

Ему ты отдаёшь

И гений свой,

До капли посвящая.

То лишь природы осень,

Не осень нашей жизни!

Играл старик на нае18

Средь шума городского.

Седой чудак не знает

Участия мирского,

Когда родные плачут,

Не видя хлеб насущный, —

Как блохи, цены скачут

В делах судьбы докучной.

Играл старик на нае

Любовь над тротуаром;

Плескалось солнце в мае

Живительным пожаром,

И торопились люди,

Сновали, будто мыши, —

Их гнали к чёрту будни,

Как кот – чижей на крыше.

Играл старик на нае,

И пел зелёный город,

А мир стоял, рыдая

В высокий синий короб.

Но только люди глухо

Шагали друг за другом,

В глазах стояла скука

Цветов, увядших духом…

Снова видел старика.

На нае тот играл, как прежде.

Звенела в городе река,

Будила нас – звала к надежде.

Но только крепко спали мы

(Не достучаться, добудиться),

И, как кувшины, тьмой полны

Пустые души, маски-лица.

А он играл, не зная бед,

Не зная лести, власти денег;

Дарил прохожим радость дед —

Волшебник он, а не бездельник!

В больших очках, надетых вкось,

Он видел мир полней и зорче —

То не бродяга, только гость,

Что всех ручьёв под солнцем звонче.

И хоть он ростом не велик —

Не выше всякого подростка,

Собой красив седой старик,

Живя открыто и не броско.

Ему целует руки ветр,

А солнце бороду ласкает,

И свод небесный, словно фетр,

Ему ичиги натирает!

Бородатый старик,

С бородою седой —

Будто снег, бородой;

Разудалый старик.

Он весёлый игрец

Без печали и слёз;

Он без роз полон грёз

И на нае – игрец.

Он – по городу свет,

Улыбается всем:

Сколь ретив, столько нем

Золотящийся свет.

Волос бел в бороде,

Только старость – молчок! —

Посадил на крючок

Он в густой бороде.

Он затейник, шутник,

Весельчак, балагур —

Не бывает он хмур,

Потому и шутник.

Ходит в городе он

С песней ная в душе —

Не заплачешь уже,

Если светится он!

Бородатый старик

Ходит с наем везде —

На земле и звезде

Необычный старик!

Не до грусти тебе —

Не до жалоб и слов,

Будь к удаче готов,

И случится тебе!

Только слушай игру,

Не гони от себя

И воскреснешь любя,

Если примешь игру.

Только мимо нейди:

Суета ни к чему —

Поклонись ты челу:

Бессердечно нейди.

Бородатый старик

С бородою седой

Ходит рядом. Постой! —

Улыбнётся старик…

Я снова слышу голос ная

И вижу чудо-старика —

Бредёт проулком тот, играя,

Смеясь и пенясь, как река.

В халате, сношенном до дыр,

В заплатах, будто звёзды в небе,

Идёт старик среди проныр —

Поёт душой о мирном хлебе.

Одежду лет, улыбок, слёз

Седой игрец давно уж носит —

В его саду ветвистых лоз

Да не наступит сердца осень;

Да ото сна очнёмся мы

И улыбнёмся тихо звёздам

Средь суеты, как средь весны,

Открыв дорогу светлым грёзам.

Что мне Нью-Йорк? Зачем Париж?

Там жить свободно, говоришь?

Увы, мой друг, не стану охать —

И в Душанбе мне жить не плохо.

Ничуть душой я не кривлю

И не держу в кармане кукиш —

Свой город искренно люблю:

Любовь за деньги ты не купишь.

Богат лишь сердцем, не мошной;

Ни первый родом, ни последний,

И потому кажусь смешной —

Царей и дворников наследник.

Тружусь средь сирот и детей,

Любимых богом в мире оном,

И без корысти в груде дней

Я детворе служу с поклоном

Но всё ж люблю я Душанбе

Назло молве и прочим бедам —

Как на духу, скажу тебе:

Пока живу, я буду предан.

И предан я своей стране

Без громких слов и показухи:

Стою, как колос на стерне,

Тая в себе земные звуки.

Но не один, среди друзей

В своей стране и на чужбине:

Я – гражданин планеты всей,

А сердцем – добрый душанбинец19!

Давно не видел Вас20, душа болит – ей душно

В груди, как птице – в золотом плену,

И гильотины час секундой равнодушья

Отсечь стремится голову мою.

Давно не видел я той плавности движений,

Так ивы моют ветви у воды, —

Страшась раскатов битвы, громов поражений,

Спалил в душе сердечные мосты.

Давно не видел рук слоновой нежной кости —

Легла на сердце горестная тень,

Теперь молчит душа, как на погосте;

В осеннем соре чахнет павший день.

Давно не видел глаз – озёр воды небесной,

Что свято внемлют музыке лучей,

И коротаю дни в печали бессловесной —

Забыл я сладость ласковых речей.

Огонь кораллов – губ давно не видел, алых,

Ночами сладко грезится их твердь…

Я случай упустил на перекрёстке славы —

Мне Вас хотелось нежностью одеть!

Без долгих слов я – душанбинец21,

От самых пят до головы:

Люблю толпу и блеск гостиниц,

Шипы и яд людской молвы…

Базар восточный… Ну, пройдоха, —

Размах не знает площадей!

Туда пришёл, и стало плохо

От цен и хитрости людей.

Ещё обшарпанный автобус,

Битком нагруженный, люблю —

Его верчу, как школьный глобус,

И слово каждое ловлю.

Услышишь взрывы сочетаний

И первобытный шелест слов,

Туман несбыточных мечтаний

И неразборчивость стихов.

Люблю я улицы и парки…

В тени сидящих стариков,

Что терпеливо ждут подарки

От проходящих школяров.

Ведь жизнь прошла для них недаром —

Отдали ей и дух, и труд;

Сгорела молодость пожаром…

Теперь им милость подают…

Мне Душанбе в отцы годится —

Десятков восемь старику:

Какие здесь бывали лица

Как много видел на веку!

Но стариком назвать не вправе,

За то ручаюсь я строкой:

Пишу стихи лишь только в паре —

Клянусь талантом и рукой!

Я ребёнка ударил22

Рукой по руке,

И ребёнок заплакал,

От боли и страха.

Я по сердцу ударил,

Себя – по судьбе,

И тоже заплакал,

От боли и краха…

Надо жить всё время в Боге

И любить труды Его, Творца.

Хоть уходим мы в итоге,

Но живём на сердце у Отца.

Человек рождён от Бога,

Только думает по Сатане —

В храм ведёт одна дорога,

Но лежит она во мгле.

Кто-то топчется на месте,

Иль сворачивает с полпути,

По словам лукавой лести,

И взывает: «Господи, прости!»

Обойдётся, и кричит: «Пусти!»

Поля раздолье и горная высь

В женском обличье достойно слились.

Волос волнистый – безлунная ночь,

Глаз-огневица – золото рощ.

Царственней взгляда нет в целом краю —

Служит покорно седой Гамаюн23.

Губы алеют разломом гранат —

Враг покорился, замер и брат.

Струи фонтана – гибкие руки

Плавно выводят «алеф»24 и «буки»25.

Вечер страницами звёзд шелестит —

Женское сердце по-птичьи летит.

Катит автобус26 – шкатулка судеб,

Рядом – луна, как раёк и вертеп.

Ты метлою, как кистью художник,

Сметала опавшие листья.

Пробегал голоштанный дождик,

Бросая стеклянные кисти.

Фонари равнодушной толпою

Смотрели у мокрой дороги,

Как лоснятся, исходят тоскою

Откровенья земли-недотроги.

Обнажённое тело планеты

Внимало осеннюю сырость,

Шалый ветер шептал ей куплеты —

Просил согласиться на милость.

Полновесные чресла подруги

Ласкал от безрадостной доли,

С тихим шорохом падали фуги —

Тревожили душу до боли.

Ты метлою, как кистью художник,

Сметала опавшие листья,

И пласталась луна-подорожник

С благородным лицом бескорыстья…

Вдохновенная юность певучей