Читать книгу Океан между - Андрей Смирягин - Страница 1

Иногда люди готовы заплатить самую высокую цену за одно мгновение блаженства. Они готовы пожертвовать подчас жизнью, что уж говорить о деньгах. Если, просыпаясь утром, ты понимаешь, что вчера отдал последнее в угаре страсти, то ни капли не жалеешь и о потраченном не вспоминаешь, потому что именно страсть делает нашу жизнь наполненной и осмысленной – а это цены не имеет.

Эта история началась с неожиданного звонка из Америки, который раздался в квартире Никиты Самолетова. Звонил его давний приятель по имени Гриша. Он попросил Никиту о маленьком одолжении: его дядю Юлика, который, так сложилось, был младше Гриши на пару лет, осенила гениальная идея делать бизнес в России, и на первое время ему требуется приют и небольшая опека, пока он сам не освоится и не найдет себе квартиру.

Гришиного дядю, о котором он так трогательно пекся, родители вывезли в Америку в десятилетнем возрасте, в результате чего тот совсем оторвался от российских реалий. Самолетов уже встречался с Юликом не раз в Москве и в Америке, но начиная с самой первой встречи на одной из вечеринок в Вашингтоне тот ему сильно не понравился. Уж слишком самоуверенно и даже нагло вел себя этот молодой человек со своими собеседниками, включая Самолетова, который был старше лет на пять, слишком беспардонно рассказывал о своих прошлых и нынешних амурных похождениях в присутствии незнакомых дам и своей нынешней подруги. Впрочем, личность Юлика при всех недостатках не могла остаться незамеченной, как пример человека, в котором удивительным образом соединилась русская простота, которая бывает хуже воровства, и американская деловая хватка, замешанная на еврейском прагматизме.

Жена Самолетова улетела на месяц погостить к родным в Сибирь, и поэтому не было причин отказывать старинному приятелю, который так тепло принимал Никиту в Америке.

В России Юлик решил наладить продажу пилюль от простуды – очевидно, предположив, что в стране, где полгода свирепствует зима, это не может не принести большой и быстрой прибыли.

Как он сам объяснил Никите, прилетев в Москву, прибыль от продажи лекарств всего в десять раз меньше, чем прибыль от наркотиков. На наркотиках на каждый вложенный доллар можно получить тысячу, а на лекарствах – только сто. Недаром в английском языке слово лекарства и наркотики обозначают одним и тем же словом «drugs».

Когда Никита спросил, почему Юлик решил разбогатеть на этом именно в России, он то ли в шутку, то ли всерьез заявил:

– Я хочу помочь несчастному русскому народу!

– Как именно? – поинтересовался Никита. – Привезешь сюда аспирин в красивой упаковке и будешь продавать в пятьдесят раз дороже? Это напоминает историю, как первые поселенцы на американском континенте обменивали у индейцев стеклянные бусы и зеркальца на золото и землю.

– Наоборот, – деловито ответил Юлик, – я буду возить лекарства абсолютно с таким же составом, как у крупных фармацевтических фирм, но гораздо дешевле.

– А почему ты решил, что люди будут покупать именно твою отраву, а не хорошо разрекламированные обертки?

– В том-то и дело, что их упаковки и название будут похожи!

– Но это же нечестно! Они столько денег вбухивают в рекламу, а ты будешь снимать с этого сливки.

– Эй, о чем ты говоришь?! – весело ответил Юлик. – В Америке это обычная практика: либо ты выбираешь имя, либо цену.

– Ну, если гадость внутри будет одна и та же, – рассудил Никита, – тогда это в самом деле скорее благо, чем зло.

– Эй, еще бы! – и Юлик расцвел своей фирменной акульей улыбкой от уха до уха.

После этого разговора начало симпатии Самолетова к Юлику было положено. Никита понял, зачем в насквозь пропитанную коррупцией и криминалом Россию с полным бардаком в законах и головах едут самые отчаянные американцы, когда с тем же запалом и трудолюбием они могли бы делать не меньшие деньги в понятной и благополучной западной экономике.

Они ехали в Россию за тем же, за чем больше века назад первопроходцы дикого американского Запада стремились в свое эльдорадо. В России они видели раздолье для авантюризма – в хорошем смысле этого слова. Они были искателями приключений на земле с неисчерпаемыми богатствами, где аборигены (то есть местные индейцы) глупы и заторможены, а женщины красивы и всегда готовы к услугам любому, у кого есть синий паспорт и такая вот располагающая улыбка.

Очевидно, порода этих людей, в свое время создавших Америку, еще не перевелась, и Юлик был одним из них: смышленый, трудолюбивый, пунктуальный, с внутренним кодексом деловой чести и, что было особенно симпатично, непреклонной верой в успех.

Единственной его слабой стороной была страсть к женскому полу. В его отношении у него была целая теория, одной из составных частей которой была идея о поиске на российских просторах не только сокровищ, но и идеальной жены. Впрочем, какая же польза от дальнего путешествия без настоящего романтического приключения?

Своего нового квартиранта Никита видел только по утрам и вечерам, все остальное время Юлик носился с небывалой энергией по городу, подписывая договора, собирая нужные бумажки у чиновников и заводя полезные контакты в аптеках.

Как-то вечером, вернувшись с очередных деловых переговоров, Юлик обратился к Самолетову с неожиданной просьбой:

– Эй, послушай, я узнал, что ночью на Тверской у вас можно снять проститутку, и как будто недорого.

– А что, разве ты уже отказался от идеи найти здесь приличную девушку? – сдерживая ухмылку, спросил его Никита.

– Да нет, дело не в этом. Проститутки – это совсем другое. Честно говоря, мне просто интересно, как этот вопрос решается в Москве.

– Ну, если ты хочешь снять девочку в чисто познавательных целях, то это можно устроить. Сколько сейчас?.. Половина девятого. Значит, они уже на рабочих местах. Поехали…

***

Кое-кто называет проституток ночными бабочками, однако в этот урочный час толпа девушек, облепивших Тверскую и Моховую вдоль гостиницы «Москва» до Старой площади, скорее напоминала скопление пчел на сотах припаркованных вдоль дороги машин. Пчелы кучковались вокруг своих маток, вернее, «мамок», которые и регулировали здесь торгово-денежные отношения.

У ближайшей разноцветной кучки Никита притормозил.

Все «пчелки», как по команде, повернули головы к остановившейся машине. В их взглядах читалось встревоженное любопытство, ведь в машине сидит тот, кто, возможно, через полчаса навалится на тебя всем телом. Какой он будет, этот твой любовник: старый вонючий импотент с гнилыми зубами или красивый любвеобильный юноша?

К пассажирской двери их машины тут же подлетела мамка – женщина лет тридцати пяти с остатками растаявшей фигуры.

– Вам девочек? Сколько? – сразу взяла она быка за рога, бросив оценивающий взгляд в салон автомобиля.

– Одну, – ответил Никита.

– Вам какую: подешевле, подороже?

– Ты построй всех, а там поглядим, – распорядился Самолетов, зная, что чем меньше здесь разводишь церемоний, тем больше тебя уважают.

Сутенерша захлопала в ладоши и закричала своим подопечным:

– Так, девочки, встали, работаем!

Девочки, суетливо перебирая не по погоде дерзко открытыми ножками, стали выстраиваться в линию, устремив на клиентов любопытно-нахальные взгляды.

Нет ничего красноречивее на свете, чем улыбка на лице проститутки, которую выбирает клиент. В ней сочетается и фальшивая бодрость, и презрение к выбирающим ее жеребцам, и покорность судьбе. С одной стороны, ты должна понравиться клиенту, а с другой – кто знает, что тебя ждет, если ты понравишься именно ему.

– Ну что, выбрал? – спросил Самолетов Юлика.

Тот, обалдело глядя на происходящее, неопределенно пожал плечами.

– А можно еще посмотреть?

– Думаю, даже нужно.

– Ну что, выбрали кого-нибудь? – спросила мамка прокуренным голосом бывшей проститутки. – Посмотрите, какие девочки! Вон та, с краю, видите, какая хорошенькая?

– И сколько за нее? – ради любопытства спросил Никита.

Мамаша, почувствовав сделку, оживилась.

– Отдам всего за сто. Хотите с нею поговорить? Сейчас позову. Э-э-э, как тебя, девочка с краю… да-да, Настя… подойди сюда.

Та покорно двинулась к машине.

– Да ладно, не надо, – остановил ее Никита, – я и так все вижу.

– А то смотрите, девочка стройненькая, грудь – третий номер.

– Ладно, если надумаем – подъедем, – оборвал ее Никита и нажал на газ.

Буквально через сто метров он притормозил у следующего улья. К ним резво подбежала худощавая мамаша с растраченным лицом и склонилась к открытому окну с подобострастной слегка пьяной ухмылкой:

– Вам девочек?

– Нам одну, – ответил Никита.

– Только без анального секса – почему-то сразу предупредила мамаша и поморщилась, словно вспоминая о чем-то неприятном.

– Само собою, – успокоил ее Никита.

Как и в первом случае, она дала команду, хлопнув в ладоши, и через пять секунд в свете фар у машины выстроилась рота девочек разнообразных типов, возрастов и степеней симпатичности.

Как и положено, все они были одеты с крикливым вызовом. При такой конкуренции каждая старалась подчеркнуть свои сильные стороны: те, у кого были красивые ноги – выделяли их высокими сапогами и сверхкороткими юбками, у кого имелась грудь – активно намекали на нее глубоким вырезом.

– Ну что? – обратился Никита к Юлику, про себя отметив тех, кого он мог рассматривать хотя бы как кандидаток на рассмотрение.

– Ну, вроде, вон та, по центру, в кожаной куртке…

Эту девушку с хорошей фигуркой и довольно правильным лицом, что было здесь редкостью, Никита тоже отметил, однако сразу предположил за ней немалый груз лет, умело скрываемый под ярко накрашенными губами и чрезмерным макияжем, который и в самом деле в темноте мог произвести впечатление сексуальной привлекательности.

– Хочешь, покажу фокус?

– Что ты имеешь в виду?

– Давай с ней поговорим.

– Зачем? – удивился Юлик.

– Надо переброситься с нею хотя бы парой слов, чтобы понять ее интеллектуальный уровень.

– А зачем нам ее интеллектуальный уровень?

– Затем, что интеллект девушки проявляется в постели, – объяснил Никита и, подозвав мамашу к окну, указал на выбранную девушку.

– Пусть подойдет вон та, в кожанке, мы посмотрим поближе.

Мамаша, в свою очередь, выкрикнула имя девушки, и та, вульгарно раскачивая бедрами, приблизилась к машине.

– Привет, – весело воскликнул Никита, как будто знал девушку уже давно.

– Привет, – осклабилась та, сразу обнаружив многочисленные морщины на лице, безошибочно выдающие ее возраст.

– Как дела?

– Пока не родила, – отшутилась девушка, выдав не только возраст, но и немалый опыт в общении с клиентами.

– Да ладно! – рассмеялся Никита. – Откуда ты?

– Из Иваново.

– А, город невест! – закончил сентенцию Никита и вопросительно посмотрел на Юлика.

– Denied, – произнес Юлик по-английски, чтобы девушка не поняла, что ей отказано.

– Ну что, берете? – вмешалась в их обсуждение сутенерша. – Надюша у нас девочка хорошая.

– Ага, а девочке уже тридцать четыре года, – усмехнулся Никита.

– Да нет, что вы… Надюша, сколько тебе? Вот видите, ей еще и тридцати двух нет.

– Консервы, – тихо проговорил Юлик.

– Я смотрю, ты вошел во вкус! – рассмеялся Никита. – Тогда как тебе вон та, с краю, в цветных лосинах? По-моему, ничего: и фигурка, и грудь. Правда, лицо слишком бледное. Не очень хочется нарваться на наркоманку.

– All denied, – объявил Юлик свое отрицательное отношение к кастингу в целом.

– Пожалуй, мы еще проедемся, – помахал рукой мамаше Никита и перенес ногу с педали тормоза на газ.

– Ну, как знаете! Лучше девочек вам все равно не найти, – разочаровано бросила та вдогонку и поспешила к следующей подъехавшей машине.

– Интересно, и много здесь проститутки зарабатывают? – спросил Юлик, пока они медленно ехали вдоль залитой огнями Тверской, выискивая глазами торгующую живым товаром точку.

– Не так много они зарабатывают, сколько мы на них тратим, – туманно ответил Никита и указал на одиноко и как будто бесцельно стоящую у дороги приметно одетую девушку. – Ну что, еще одна попытка?

– Эй, еще бы! – с горящими от азарта глазами воскликнул Юлик.

– Что, понравилось? – усмехнулся его экскурсовод. – Это здесь всем нравится. Наши бляди – самые бляди в мире!

Общение с девушкой было кратким. Пароль: «Нам бы девушек посмотреть…», отзыв: «Во двор, налево».

– А эту можно? – спросил Юлик, пожирая глазами девушку-указатель, пока Никита сворачивал в арку, ведущую во двор.

– Можно, но только в конце ночи, она же у них еще и приманка.

В неосвещенном дворе уже стояло несколько машин, в свете фар которых выстроилась просто пугающе огромная толпа ночных фей. По команде старшей наблюдающей мамки, разбитной женщины неопределенного возраста в рейтузах и дурацкой вязаной шапке с начесом, девушки по очереди выходили из припаркованных в темноте микроавтобусов и, сменяя друг друга, строились в линию для демонстрации.

Никита сразу заметил девушку, которая резко выделялась из общего довольно однообразного ряда девочек-провинциалок, приехавших подзаработать в столицу и попавших здесь в жесткие и беспощадные лапы сутенеров.

Тоненькая, в коротеньком приталенном пальтишке, открывающем идеальные длинные ноги в темных чулках, с ангельским лицом подростка и красивыми грустными глазами, она стояла чуть сзади, как бы вовсе и не стремясь быть выбранной.

Никита и Юлик почти одновременно обратили друг к другу красноречивые взгляды. В их глазах читалось одно и то же – а именно, что выбор делать не надо, он уже сделан!

Неожиданно сзади раздался шорох автомобиля на широких шинах и по девушкам ударил мощный свет фар затормозившего во дворе джипа «Тахо», который в России очень любят бандиты, а в Америке – матери многодетных семейств.

Из него вывалились два мордоворота с растопыренными пальцами. Один из них тут же начал командовать:

– Так, мамка ваша где?.. Давай всех выстрой, сейчас смотр проводить будем… У вас тут что, наводнение было? Столько коряг нанесло! Так, расценки мне пробазарь… За опт скидываешь?.. Так, вот этих двух крайних подгони… Пальтишко расстегнули… Ну, чего, девчонки, замуж сегодня пойдем? У меня в гостях двое с Кавказа. По их законам сначала в баню…

Юлик с мольбой посмотрел на Никиту, но тот уж и сам понял всю критичность ситуации. Выскочив из машины, он подбежал к «мамке» в уродской шапке с начесом и как можно более равнодушным голосом спросил:

– Сколько вон та девочка в коротком пальтишке?

Сутенерша сначала оценивающе посмотрела на Никиту, а потом перевела взгляд в направлении его руки.

– А, Инна? Хороший выбор! Инна у нас девочка совсем молоденькая, еще не рожавшая, отдам за сто пятьдесят, никак не меньше.

– Договорились, – согласился Никита, – за сто двадцать мы ее берем.

– Да вы что, она у меня и за двести уйдет, а вам, как симпатичному мужчине, так и быть, отдам за сто пятьдесят.

Никита мгновение поколебался, продолжать ли торг, но, заметив заинтересованный взгляд одного из бритых громил в направлении их девушки, тут же сдался:

– Договорились, мы ее берем.

– Так, – громко скомандовала бандерша. – Инна идет за вещами, остальные работаем, не спим.

Расплатившись с сутенершей, Никита подождал, пока девушка возьмет в микроавтобусе пакет со своими вещами, усадил ее на заднее сиденье автомобиля, с удовлетворением отметив ее трогательно-сексуальную походку, после чего сам сел за руль.

– Эй, мы же забыли с нею поговорить! – с озорством в голосе воскликнул Юлик.

– Это можно, – хмыкнул Никита, и обратился к сидящей позади девушке. – Забыл уже, как тебя зовут?

– Инна, – приятным и немного смущенным голоском ответила та.

– Скажи, Инна, ты этим занимаешься с удовольствием или по необходимости?

– Вообще-то мне нравится, – произнесла девушка уже расслабленно и без смущения.

– Ну что? – с насмешливым вопросом посмотрел на Юлика Никита.

– Agreed! – с восторгом одобрения воскликнул тот…

***

Ничто так не сближает мужчин, как ночь, проведенная с одной женщиной, особенно если они берут ее одновременно.

У Самолетова так часто бывало: человек, с которым они с первого взгляда не нравились друг другу, потом завязывал с ним крепкую многолетнюю дружбу.

Юлик и в самом деле оказался неплохим парнем. Как он сам рассказывал, он происходил из бедной русско-еврейской семьи эмигрантов, и у него в жизни было только два пути: либо, как его отец, всю жизнь ходить в наемных работниках, пускай даже и высокооплачиваемых, либо самому заработать достаточно денег для обеспечения себя и своей будущей семьи.

За этим Юлик, собственно, и приехал в Россию, имея начальный капитал, который он заработал, еще учась в университете. В то время как его друзья наслаждались прелестями студенческой жизни с бесконечными вечеринками и любовными похождениями, Юлик купил газонокосилку и стал косить траву по объявлению.

– Я тогда учился и работал одновременно, – рассказывал он Самолетову в приступах откровенности, которые с ним случались достаточно часто. – Я шел за своею слабосильной газонокосилкой и плакал: мне надо было в университет, а я должен был скосить еще два акра…

Вскоре он купил вторую газонокосилку, гораздо мощнее, и фургон для перевозки. Год спустя он перестал косить сам, нанял работников, закупил десяток газонокосилок и открыл собственную фирму.

К концу обучения он подъезжал к университету на собственном восьмицилиндровом «Мустанге» в обществе красивой мулатки, в то время как другие студенты, весело, но бестолково проведшие годы обучения, провожали его завистливыми взглядами.

Побывав в девяносто втором году на родине в Ленинграде, он вернулся в Америку, встал на колени перед отцом и матерью и поцеловал им руки в благодарность за то, что много лет назад они вывезли его из России.

Однако страна, на чьих обширных просторах он родился, успела чем-то запасть ему в душу.

Случилось так, что Юлик, взяв лучшее от обеих культур, мог приспособиться к любым условиям и одновременно быть устойчивым к любым неприятностям и неудачам.

После ночной вылазки на Тверскую Юлика как подменили, он оказался настоящим авантюристом, освоение местных порядков пошло у него с поражающей всякое воображение скоростью. Если раньше, сбитый с толку страшными сказками, которые рассказывают о России западные средства массовой информации, он боялся выходить на улицу в темное время суток, то теперь почти каждую ночь он заявлялся домой в четыре часа утра, еле попадая ключом в дверь да еще таща за собою какое-нибудь юное и непритязательное создание с большими невинно хлопающими глазами.

Когда Самолетов поинтересовался, откуда Юлик их берет в таком количестве, тот, одарив его сверкающим оскалом своих зубов, рассказал о гениально простом способе.

Заметив на улице, в метро или кафе понравившуюся девушку, он подходил к ней и с сильным американским акцентом просил объяснить, как куда-нибудь добраться.

Это работало практически безотказно. Девушка не только рассказывала, как это сделать, но и доводила его до места. Мало того, завороженная приветливым иностранцем, она легко соглашалась на свидание вечером, которое обычно заканчивалось уже известным образом. Вообще-то в обычной ситуации английский акцент Юлика не сильно резал ухо – например, склонения и спряжения он не путал никогда, в этом смысле он был абсолютно двуязычен – но, когда Никита спрашивал его, на каком языке он думает, на английском или на русском, Юлик ухмылялся и отвечал: «На американском».

Простодушие Юлика, касалось ли это бизнеса или отношений с девушками, импонировало Самолетову, как пример здорового цинизма, в котором скрывалась большая жизненная сила. Он не комплексовал по пустякам и заражал своим пофигизмом других, отчего женщины легко прощали ему измену, а мужчины – предательство.

Апофеозом его панибратского отношения к любым проявлениям жизни стала фраза, как-то брошенная утром за завтраком:

– Сегодня я хочу сходить в церковь, – неожиданно заявил он, прихлебывая чай из блюдечка, чему научился где-то в гостях.

– Зачем это? – искренне удивился Никита.

– Хочу купить там лампадку – под нею здорово трахаться…