Читать книгу Планета РГГУ. Это моя земля - Андрей Сулейков - Страница 14
Аудитория поэта
Екатерина Ривман
ОглавлениеМосква. Осень 1913 года. На Миусской площади, среди суеты трамваев и холодного ветра, парень с рязанским выговором осторожно переступает порог Московского городского народного университета имени А. Л. Шанявского. Он держит под мышкой тонкую тетрадь и смотрит вокруг так, будто оказался в храме – только вместо икон здесь книги и чернильные пятна на пальцах студентов. Ему девятнадцать. Его зовут Сергей Есенин. И он еще не знает, что его имя будет произноситься через сто лет в этих же стенах, где сегодня учатся студенты Российского государственного гуманитарного университета.
В ту осень воздух в аудиториях пах бумагой, мелом и углем. На стенах висели портреты ученых и писателей, а за большими окнами плыл серый московский свет. Университет Шанявского был особенным местом – сюда принимали всех, кто жаждал знания, без сословных ограничений. Для сына крестьян это был почти миф. Есенин записался вольнослушателем на историко-филологическое отделение. Слушал лекции о русской литературе, о философии, о древней культуре. Но, кажется, учился он не столько у профессоров, сколько у самой жизни, которая впервые открывалась перед ним не в ржаном поле, а в городских переулках.
Однажды на лекции по поэтике преподаватель говорил о звучании стиха – о том, как важно, чтобы слово вызывало чувства. Сергей сидел на задней парте, не отрывая взгляда от окна. Он видел, как по улице шел дворник с метлой, как ветер поднимал пыль, и вдруг ему показалось, что весь мир тоже пишет – метлой, ветром, дыханием. После занятия он подошел к профессору и протянул листок с черновиком. Тот прочитал и сказал:
– Вы пишете просто. Но в этом простом живет сила. У вас не строчки – у вас дыхание земли.
Есенин молча кивнул. Впервые кто-то сказал ему то, что он чувствовал, но не умел объяснить словами.
Жизнь в Москве шла быстро. Днем – лекции, вечерами – типография, где он подрабатывал наборщиком, ночами – стихи. Он тратил последние копейки на чай и карандаши, но никогда не жаловался. Иногда, чтобы согреться, заходил в библиотеку университета: там было тепло и тихо. Между полок стояли стопки книг, пахнущих пылью и временем. В одном из таких вечеров с ним случилась история, о которой потом вспоминали его товарищи.
Сергей задержался после занятий, искал в шкафу учебник, и вдруг заметил под ногами клочок бумаги. На нем карандашом было написано несколько строк – неровно, будто на ходу:
Где-то в поле звон колокольный,
Где-то в сердце тоска без причин…
Он долго стоял с этим листком в руках. Не знал, кто его написал, но почувствовал, будто эти строки ищут продолжения. Уже дома, за керосиновой лампой, он достал свою тетрадь и приписал:
Это память земли подольной,
Это голос родных причин…
Позже он сказал одному знакомому: «В университете я понял: поэзия растет не из головы, а из того, что ты поднимаешь с пола».
Этот клочок бумаги он хранил в конспектах еще очень долго.
Вскоре зима прижала город к земле. Студенты ходили в пальто, дышали паром на окна, писали на полях конспектов стихи. На одной из лекций вспыхнул спор: может ли народный язык быть поэзией? Один из слушателей заявил, что деревенские слова грубы, неуместны в литературе. Сергей не выдержал и тихо сказал: «А ведь слово из земли как хлеб. Оно просто, но без него не проживешь». Аудитория замолчала. Даже профессор не перебил. В тот вечер он впервые почувствовал, что его голос – не робкий и не случайный. Это был голос земли, пришедший в город и желавший большего.
Весной 1915 года он уже редко появлялся на лекциях. Город звал его другими дорогами – литературными кружками, редакциями, сценами. Но университет остался в нем, как след. Когда он позже писал «Исповедь хулигана» или «Русь Советскую», в этих стихах звучало то самое дыхание аудитории, где спорили о слове и свободе. В своих письмах он упоминал: «Я учился, слушал, и мне хотелось, чтобы каждое слово звенело, как колокол в ржаном поле».
Может быть, именно поэтому его стихи всегда звучали – не просто рассказывали. Они звенели, как те голоса, что он слышал в московских аудиториях.
Прошли десятилетия. Университет Шанявского стал частью истории, но его дух остался. На Миусской площади постепенно возвели из знаний и труда новый университет – Российский государственный гуманитарный. И в одном из его корпусов, у аудитории №390, теперь висит табличка: «Есенинская». В этой аудитории все так же пахнет книгами и историей, а когда открывают окна, ветер чуть шелестит страницами – будто перелистывает чью-то тетрадь. Говорят, если прислушаться, можно услышать, как где-то в глубине стены кто-то шепчет:
Ты запой мне ту песню, что прежде
Напевала в ночи мне весна…
И может показаться, что это просто сквозняк. Но каждый, кто хоть раз сидел в этой аудитории, знает: иногда стены хранят память лучше, чем бумага. И там, где когда-то юный поэт поднимал с пола забытый листок, сегодня другие студенты поднимают свои – белые, чистые, готовые к новым строкам.
Справка об объекте
Аудитория №390 «Есенинская»,
Россия, г. Москва, ул. Чаянова, 15
В честь великого русского поэта Сергея Есенина учебная аудитория РГГУ названа не случайно. Есенин стал слушателем первого курса историко-филологического цикла Народного университета им. А. Л. Шанявского, в стенах которого сейчас располагается 7-й корпус РГГУ.
Источник: https://www.rsuh.ru/sandbox/pano/