Читать книгу Тепло от ладоней твоих - Андрей Свириденко - Страница 2

«Не дай нам Бог эпоху перемен!» —

Говаривать любил старик Конфуций.

Но философской мудрости взамен

Мир выбрал путь войны и революций.

Всё в жизни происходит неспроста,

И по заслугам каждому воздастся.

Предсмертный взгляд распятого Христа

Предупреждает о больших несчастьях.

Не уходи, останься, Ангел мой!

Не покидай меня в сем бренном мире.

С надеждой, покаяньем и мольбой

Еще жива «душа в заветной лире».

Молись о нас, Святая Божья Мать!

Увы! Вокруг звучат другие песни,

Они, на первый взгляд, поинтересней,

Но сердцу ничего не могут дать.

Планета продолжает свой разбег,

Создатель сверху смотрит изумлённо —

Останься человеком, человек,

Исполни путь свой честно и достойно.

Пока жива святая красота,

Ещё звучат заветные мотивы,

Зовёт нас голос в поле сиротливый

И кроткий взгляд воскресшего Христа.

Нет смысла предъявлять претензии

Жестоким нашим временам.

Признаюсь, женская поэзия

Разобрала меня до дна.

Она по сердцу разливается,

Безумной нежности дитя.

И, формируя жизни матрицу,

Целует в щеку второпях.

Я ею точно зачарованный,

Сквозь романтичный шепоток

Заучиваю строк рифмованных

Мне на дом заданный урок.

Шепчу в припадке вечной верности

Житейских правил естество,

О человечности и честности,

А сердцем чую – колдовство.

Звенигород – предтечею России,

Руси Московской на семи холмах.

Где небо полыхает нежной синью,

Где ВЕРА, не угасшая в сердцах.

Помилуй Бог! К чему иная слава?

Куда несет нас мирозданья вихрь?

Моли о нас, наш Преподобный Савва,

Дай силы. Сторожевский монастырь.

Здесь воздух переполнен вдохновеньем,

Молитвы вспоминаются слова.

Храм Троицы, Богоявленья и Успенья,

Как всё-таки история права!

Здесь, вспоминая о Любви Орловой,

Живой воды попью из родника.

И лик святой, написанный Рублевым,

На нас печально смотрит сквозь века.

Всё сбудется ещё и повторится,

Живем и веруем. Да и на том стоим.

Звенигород, Посад, МОСКВА-столица

Отныне и до века «ТРЕТИЙ РИМ».

Листва тихонечко желтеет,

На лужах пузырится дождь.

Притихли влажные аллеи, —

Визита осени ты ждешь.

Еще не все пропеты песни,

Цветет улыбка на устах,

И отразилось поднебесье

В твоих распахнутых глазах.

Своей судьбе не прекословя,

Не поворачивая вспять,

Я очень долго Подмосковье

Ночами буду вспоминать.

Снова лист бумаги белой,

Словно детская душа,

То ли ветер оголтелый,

То ли скрип карандаша.

Заполняю лист бумаги,

А на сердце маета.

Буераки и овраги,

Да мирская суета

Заполняют детям души.

Корысть, зависть,

Зло и ложь

И ломают нас, и душат:

Что посеешь, то пожнёшь.

Как же лист бумаги чистой

Мне заполнить до конца?

Чтоб душа была лучистой

Не для красного словца.

С чем отправить в путь-дорогу

Мне кровиночку свою,

Чтоб была всё время с Богом

Дома, в поле иль в бою?

Научи же, Боже правый,

Что на сердце начертать,

Чтобы жить не для забавы,

Святый Дух сумев стяжать.

Вспоминаю знакомые лица

В золотую метель октября.

Как веревочке долго ни виться…

Так устроено, видно, не зря.

Протрещат заржавевшие листья

Отголоском промчавшихся лет.

Слава Богу, что сердце стучится

И с небес проливается свет.

Серый ветер осенний хохочет,

Рвет неистово логики нить.

Но души моей тёплый комочек

Я пока ещё в силах хранить.

Что-то сбудется и повторится,

По оси обернется Земля.

К сердцу я прижимаю синицу

Под прощальный призыв журавля.

И ладонями грею ей тело,

Что-то тихо и нежно шепча,

Опускается Ангел мой белый,

Соответственно, у плеча.

Стынет осень и, видимо, хочет

Разорвать потончавшую нить.

Я в душе своей тёплый комочек

Постараюсь подольше носить.

Ангелы на землю провожают осень,

И с небес струится чудо-синева.

Как подарок свыше осень я приемлю,

Меж берез и сосен кружится она.

Раскрываю листьев желтые страницы,

Между строк читая грустные слова.

Мне, должно быть, нынче чудный сон

                                    приснится:

В поле мчатся кони, даль небес ясна,

Вот на саксофоне мне фокстрот играет

Рыжею девицей осень у окна.

Что-то шепчет седая полынь,

И ковыль что-то вспомнить силится.

По России то замять, то стынь…

Снег летит золотыми листьями.

То, что было, – быльем поросло,

Замуравились стежки-дороженьки.

Направляю кормило-весло,

Оценив по уму и одеженьке.

Осень дождиком сыплет навзрыд,

Окропляя ростки поколений.

Тайный смысл здесь, должно быть,

                                     сокрыт,

Озаренье и Богоявление.

То ли ангелов дивная песнь,

То ли плач злой пурги оголтелой.

Изможденного Каина тень.

Причащенье Священного Тела.

Указует небесная длань

Путь к отцовскому воздаянию,

Сохрани меня, Русь-лебедянь,

И сподоби на покаяние.

Зной полуденный или стынь,

То метель золотыми листьями,

Сонно шепчет седая полынь,

И душа что-то вспомнить силится.

Своей надежды расправляя парус.

В своих грехах и промахах я каюсь,

Свой путь торю тернистый и не очень,

Осознаю, что наступила осень.

И золотом охваченное сердце

Струной души наигрывает скерцо.

На нотном стане занавес заката

Рассыпал мною прожитые даты.

Там облаков косматых вереницы

Из родников небесных пьют водицу.

Вопрос извечный: кто ты и откуда?

Как девочка, поверившая в чудо,

Смотрю за далью даль и в поднебесье.

Где Ангелов торжественные песни.

Мне смысла нет искать пути иного

В познанье сути бытия земного.

Букет осенний собери,

И, улыбнувшись невзначай,

«К лицу России сентябри», —

Скажи и завари мне чай.

А там душица, зверобой,

Мелисса вместе с добротой.

От костерка идёт дымок.

На огородах ждут ботву

И облетевшую листву.

Так осень в шубе золотой

К нам возвращается домой.

А мы на кухоньке вдвоём

С душицей чай отменный пьем,

Не ждём подарков от судьбы.

Поедем собирать грибы.

Нет, что ты там не говори —

К лицу России сентябри.

Снова слышится старый романс

В золоченых сентябрьских напевах.

И танцует берёзовый вальс

Георгин с хризантемою белой.

Что-то сбудется или сбылось

Этой терпкой осеннею синью.

Осень сердце проходит насквозь,

И дожди застучали косые.

Так уходят в моря корабли,

Вдоль протянуты рельсов линии.

Потянулись опять журавли,

Покидая Россию синюю.

Если чем-то затронули вас

Эти строки стихов неумелых.

Так танцуйте берёзовый вальс

Хризантемой или астрой белою…

Лист бумаги, экран, монитор,

Тихий шелест страниц, снега, листьев —

Словно вечность со мною ведёт разговор,

Млечный Путь в небесах серебрится.

Видно, двадцать столетий вернулось

                                          назад.

Проверяя судьбы постоянство

«Что есть истина?» – молвит Пилат,

Бытие соизмерив с пространством.

Светлый Ангел взмахнул белоперым

                                      крылом,

Тайный знак об эпохе грядущей.

Временной, незаживший, болящий

                                       разлом,

Мол, дорогу осилит идущий.

Оседает закат в придорожной пыли,

То ли длань простирает Всевышний,

С вопиющих полотен Сальвадора Дали

Вещий глас Вездесущего слышен.

Сохрани и помилуй нас, грешных,

Нашу многострадальную Русь.

Озари горним светом нездешним,

Прогони забубённую грусть.

Сохрани и спаси окаянных

И смирению нас научи.

Да с небес посылай постоянно

Живоносного света лучи.

Напои нас небесною синью,

Необъятною ширью полей.

Прозвучит вечным гимном России

Сердце рвущая песнь журавлей.

Светлый ангел мой, в жизни опора,

И душа, и огонь, и слеза.

В наших душах России просторы,

Купол неба да синь-бирюза.

Дождь осенний, весенние грозы,

Круговерть мною прожитых лет,

В дым зелёный одеты бёрезы,

Машут белыми ветками вслед.

Припал к окну уставший зимний вечер,

Холодный блеск оконного стекла,

И потихоньку догорают свечи,

Сгущая тень сомнений по углам.

Какой-то шорох, еле уловимый, —

Перебираю радуги семь струн,

Хочу понять, какой мой цвет любимый

И что вещает птица-Гамаюн.

Прибоя слышен шум неукротимый,

Седых снегов коснётся запах роз…

Ответа ищем в веке обозримом

На заданный нам вечностью вопрос.

Созвездья давят вечеру на плечи,

Холодный взгляд космических высот.

Лишь потихоньку… оплывают свечи,

В кольцо смыкая времени полёт.

Мне слышится из детских снов

Стук старых ходиков часов,

И март, в берлоге шевелясь,

Свою меняет ипостась.

Тень весны, как от крыла,

На двор и улицы легла.

Вот тундры синяя лиса

Глядит с хитринкой мне в глаза,

Как будто голосует «за»

Дружбу, доброту и грусть,

В чём я никак не разберусь.

Меня не хочет отпустить

Тоски затейливая нить.

Стекают мартовские дни,

Горят далёкие огни.

Вот мы останемся одни,

Пусть пляшет жертвенный огонь,

Положишь мне на лоб ладонь.

И шелестом речной волны

Шепнёшь тихонько: «Отдохни»…

Догорает закат в поднебесье,

Ветер с шелестом гладит листву.

Слышу я журавлиную песню,

Слава Богу – пока что живу.

Поддержи меня, ангел мой белый,

Помолись горячо за меня.

Не хватает в душе огрубелой

Благочестия, Веры, Огня.

Обдираю бока, спотыкаюсь

Поднимаюсь и снова иду.

Откровенно и истово каюсь

У Создателя на виду.

Упиваясь небесной синью,

Насыщаясь ветрами вовсю.

Вечерами молюсь за Россию

И за грешную душу свою.

Жизнь несётся в режиме онлайн,

Из детства слышится лязг трамвайный.

Пост Великий – примите Христовых

                                            тайн,

Задумайтесь, вспомните о покаянье.

Проходят люди свой жизненный тест,

Из новостей – то взрывы, то стрессы.

Остынь, прочти евангельский текст,

Появятся новые интересы.

Не стоит жить, времена торопя,

Брата ближнего обижая.

Взор обрати, не лукавя, в себя —

И выйдет совсем картина другая.

Иная взору откроется новь,

Отреставрировав жизни краски.

София, Вера, Надежда, Любовь,

Даст Бог, доведут нас до Светлой Пасхи!

Март выдует ветер,

Как лось свой брачный призыв.

И нет ничего на свете

Красивей, чем этот мотив.

Какие ещё ноктюрны

Небо сыграет в ночи?

Тянутся к звёздам струны,

Трепетны и горячи.

И тонкий ледок как чипсов

Меж пальцев сломанный хруст —

Не стану года отсчитывать,

Тревожа былую грусть.

Ель машет призывно веткой,

Видно, всему свой срок.

Взрываются нервные клетки,

И брызжет весенний сок.

У марта свои повадки,

Куражиться любит всласть.

Я пью его без остатка,

Господи! Твоя власть…

Вот снова анчаровский синий апрель,

Волнует ночами меня.

Всё звонче выводит ноктюрны капель,

И тут, уж поверь, не до сна.

Я вновь с Окуджавой дежурство несу,

Волнуется чья-нибудь мать.

Влюбляюсь в апрель и девчонку-красу

И всё начинаю опять.

Мы вместе с Анчаровым пьём эту синь,

Познав изначальную Русь.

Льёт небо в ладони мне звёздную стынь,

Возьму вот и точно влюблюсь.

И, содовым солнцем наполнив бокал,

В ладони лицо окуну.

Табун розоватых коней проскакал,

Неся в своих сёдлах весну.

А я до рассвета опять не усну,

И, как ни банально звучит,

На ветках сосновых качает весну

Один бесшабашный пиит…

Вновь уходят от нас

Те, кто близок и дорог.

Раны на сердце жгут

И рубцы на душе.

В предназначенный час,

Ярко вспыхнув как порох,

Они сходят с маршрута

На крутом вираже.

За церковной оградой

Снежок серебрится,

На погосте кресты —

Путеводный пунктир.

Почему же так надо,

Что должны завершиться

Жизнь, любовь и мечты,

Потеряв ориентир?

Тихо тает свеча,

Как судьба человечья,

И душа, горяча,

Поднимается ввысь.

Вы прощаетесь с нами

И уходите в вечность,

На земле оставляя

Письма к живым…

По судьбе большой и многоликой

Тянется состав годов моих.

На вопросы все ищу ответы,

И всплывает в памяти моей,

Что уже повырастали дети

И внучата стали повзрослей.

Молодая поросль пробьётся,

Как весной зелёная трава.

Что-то в сердце тихо отзовётся,

Вспомнятся забытые слова.

В окнах блики солнечные гаснут,

Вечер сдал позиции свои.

Сознаю, что все же не напрасно

Вдаль веду состав годов моих.

Скажи, к чему, в конце концов,

Душеспасительные речи?

Я обниму тебя за плечи,

Сжимая бытие в кольцо.

Порою жизнь очень странно

Закручивает кренделя.

Апокалипсис Иоанна,

Пока что держит нас Земля,

Мой милый, нежный человече,

Вполоборота женский взгляд.

Вот я твои целую плечи,

Веду я в Гефсиманский сад.

А там хотите, не хотите,

Свершится чудо. Не вопрос!

Ведь заповедовал: «Любите!» —

Ученикам своим Христос.

Душеспасительные речи,

В ночь уплывающий трамвай,

Я обниму тебя за плечи,

Мы обретем с тобою Рай…

В январских небесах повисла

Грейпфрутом полная луна.

Помилуйте, «светло и кисло» —

Ну и понятно, не до сна.

А жизнь: то поцелуй, то выстрел,

И века скоротечный бег.

Мелькнул неуловимо быстрый

Твой взгляд из-под прикрытых век.

Года, как белые метели,

Сквозь багровеющий закат

Куда-то бешено летели

В неуловимый «безвозврат».

Казалось, что в бреду агоний

Не хватит слабых моих сил.

Но я тепло твоих ладоней

С упорной верностью хранил.

И все как должное приемля,

В кольце земного естества,

Тянусь из января к апрелю

В канун Святого Рождества.