Читать книгу И поднял его за волосы ангел - Андрей Тавров - Страница 13
Паче шума вод многих
12
ОглавлениеВ тот вечер Филипп так и не появился, а на следующий день мы встретились с ним у него в квартире. Когда я вошел, Филипп паковал чемодан. Увидев меня, он вздохнул, показал на стул и уселся в кресло.
– Вот и пришли к концу мои каникулы, – сказал он грустно. – На работу вызывают.
– Что-то срочное?
– Надо ехать, – сказал Филипп.
– Куда?
– В Сирию, кажется, неважно…
Вид у него был какой-то рассеянный. Он поглядел на меня, как будто увидел впервые, что-то вспомнил, встал, подошел и включил вентилятор. Лопасти слились в светлый круг, и поток воздуха растрепал мне волосы. Филипп направил вентилятор немного в сторону и сказал:
– Я был у той женщины.
Я не сразу понял.
– У Клавдии, – пояснил Филипп. – Клавии Петровны. Я к ней сегодня зашел попрощаться.
– Угу.
– Знаешь, она показала мне стихи. Это действительно шедевры. Это… это великолепные вещи. Их автор – поэт очень высокого уровня.
– Китаец? – спросил я. – Значит, до поломки он все же знал свое дело.
– Эти стихи совершенно живые, – сказал Филипп и зажег сигарету. – Они напоминают Шекспира, который заговорил бы на современном русском и думал бы как русский. И в них много юмора, вот что прекрасно. Кстати, там было одно стихотворение про красную куклу.
– Неужто? – обрадовался я. – Целое?
– Целое и законченное. Знаешь, оно оказалось по смыслу и композиции очень близко к тому, о чем ты тогда говорил.
– Значит, в Китайце сначала все же был ключ, был инструмент дешифровки, гармонии.
– Был, – сказал Филипп. – Но только этим ключом был человек. – Он разогнал рукой сизое облако дыма, и, попав в поток воздуха от вентилятора, дым стал разрываться сбоку и уноситься струйками к раскрытому окну.
– Что-то я не понял, – говорю. – О чем это ты?
– Китаец, скорее всего, так всегда и писал – выдавая бессвязные фрагменты. Однако последний его хозяин оказался способен превращать их в совершенные вещи. Но он не остановился на этом.
Филипп поморщился от дыма, аккуратно загасил окурок и добавил:
– Он посылал их той женщине, Клавдии, по несколько штук каждый месяц. И так месяц за месяцем и год за годом. Если подумать – одна морока.
Филипп наморщил лоб.
– Понимаешь, ведь она даже красивой не была. К тому же инвалид.
Было видно, что он мучается, словно у него что-то болит внутри, но я не мог понять, отчего.
– Кто она ему, а? Не проще ли было оставить все, как есть? – он посмотрел на меня чуть ли не с отчаянием, а потом внезапно улыбнулся.
– А мне понятно, – сказал я. – И тебе понятно. Чего тут непонятного?
– Эх, братец, – сказал Филипп, но заканчивать фразу не стал.
– Все тут понятно, – пробормотал я, но уже не так уверенно.
– Скажи, а ты запомнил хоть одно стихотворение? Можешь прочитать?
– Нет, не запомнил, – рассмеялся Филипп. – Удивился, что ты так угадал с красной куклой.
– Я не угадывал, – говорю я. – Я понял. Случайно вышло.
– Ладно, – он встал с места. Но тут же снова сел и растерянно взглянул на меня.
– Ей не нравится, что я не ем мяса и собираюсь изучать китайский, – сказал он.
Я не сразу понял, о ком шла речь. Но быстро сообразил.
– Мне показалось, что ее это раздражает.
– Что ты не ешь мяса?
– Да. Она говорит, что это странно.
– Что тут странного?
– Она говорит, что это выглядит как поза.
– Что за поза?
– Не знаю. Она говорит, что изучать китайский, чтобы прочитать стихи всего одного единственного человека, это неправильно.
– Почему?
– Она говорит, что это неправильная трата времени.
– Она просто не знает, с какой скоростью ты учишь языки. Я до сих пор не понимаю, как это можно выучить немецкий за две недели.
– Нет, братец, не в этом, мне кажется, дело. Она, кажется, не может понять, что я вообще никуда не спешу. Что спешить некуда, особенно если ты нашел стихотворение, которое тебе нравится или женщину, которую любишь.
Он встал и начал запихивать в чемодан какие-то тетрадки и сверху положил томик Камоэнса. Потом застегнул чемодан и поставил его на пол, длинной ручкой вверх.
– Когда ты вернешься?
– Думаю, командировка продлится недели две.
– А что Авдотья?
– Я говорил с ней. Позвонил по телефону.
– Что она сказала?
Я волновался. Я даже немного заикался от всех этих новостей.
– Расстроилась. Сказала, что любит, что будет ждать. Потом заплакала.
– Вот видишь, – сказал я.
– Вижу, – брат усмехнулся. – И добавил: – Мне кажется, что она боится.
– Чего она боится?
– Неважно. Давай-ка, братец, прощаться. Кажется, такси пришло.
Я выглянул в окно, внизу под магнолией стояла желтая машина.
– Как-то все это неожиданно, – сказал я. – Дай я хоть чемодан снесу, что ли.
Я взял чемодан за ручку и покатил его к двери. Мне было не по себе, ноги у меня дрожали, но я старался не обращать на это внимания.