Читать книгу Каждый ждет встречу. Роман - Андрей Тихомиров - Страница 4

– Как поживаете? – осведомился я, устраиваясь в тени рубки. – Вот так совпадение, мы снова на одном пароходике!

– Действительно, – ответила девушка. – Надеюсь, вам не пришлось долго ждать этого совпадения.

– Ерунда, – отмахнулся я. – Всего три рейса.

Утро стояло солнечное, но впервые жара чуть-чуть спала. После нескольких дней, проведенных в постели, я еще не совсем уверенно чувствовал себя на шаткой палубе и жадно поглощал ароматы и краски, свет и тени, ветер, отблески и звуки: жизнь начиналась сначала. Девушка была в розовом платье, том самом, в котором я увидел ее в первый, такой далекий день, и от этого мне почему-то казалось, будто наше знакомство начинается заново, будто мы больше не будем раздражать друг друга, и она станет не такой замкнутой, как прежде.

Я прекратил игру в прятки с самим собой и, стараясь по мере сил сохранить хладнокровие, констатировал, что влюблен самым банальным образом и что нелепость и безнадежность этого чувства ни в малейшей степени не меняют положения.

Не помню, говорил я об этом или нет, но я человек науки, более склонный следовать голосу разума, нежели капризам прихотливой страсти. Я отнюдь не стараюсь представить себя аскетом, просто мои отношения с женщинами до тех пор не выходили за рамки здравого смысла, они возникали на основе взаимной симпатии, протекали спокойно и так же спокойно приходили к развязке. А сейчас все было совершенно иначе. В чем же дело? Может быть, в сером и трезвом свете все выглядит иначе? Или я здесь лишен крепкой опоры, которую дают привычная среда, по минутам расписанные будни? Там – школа, библиотека, собрания, кафе; здесь – странный, неустойчивый мир, в котором все встает на дыбы, подобно судовой палубе у меня под ногами. А вдруг мне выпало несчастье встретить ту единственную, которая существует для каждого из нас где-то в мире, но с которой наши пути-дороги пересекаются далеко не всегда?

«Да вы прямо-таки изжарились, – сказал мне гостиничный врач. – Только сердце вас и спасло – скажите спасибо, что у вас такое здоровое сердце».

Я же чувствовал, что именно сердце у меня никуда не годится. Температура, невозможность вздохнуть полной грудью – это еще полбеды. Другая лихорадка меня трясла, другая хворь душила: при мысли о том, что в трехстах метрах отсюда пароходик везет мою незнакомку, а меня нет на пристани, и она может подумать, будто я уехал, и тоже затеряется, исчезнет, ведь мир велик и я буду напрасно разыскивать ее, но разыскать никогда не смогу, и это будет конец всему, ибо каким же смыслом наполнить свои дни без надменной, несносной, невозможной и милой моей девушки, принесшей мне столько боли и муки?

В раскаленном хаосе, царившем у меня в голове, возникла и упрочилась в те дни иллюзорная уверенность, будто девушка испытывает ко мне симпатию и надо только не упустить ее, не дать ей глупо затеряться, а все остальное приложится. Потом, в последние два дня, когда температура упала и врач насильно держал меня в постели, я убивал время, взвешивая все за и против, и поскольку в моем мозгу, пощаженном горячкой, постепенно воцарялась ясность, мне пришлось признать, что «против» набирался целый ворох, а «за», по совести, не было никаких, а если и были, то пересчитать и их мог, загнув каких-нибудь три пальца.

Вот так я лежал и беседовал с самим собой, и стоило мне на секунду прикрыть глаза, как передо мной возникало ее лицо, снова недоступное и замкнутое.

Абсолютно такое же, как в те минуты, когда мы стояли на подветренной стороне палубы, глядя, как пароходик неуклюже зарывается в маслянистые, непроницаемо-коричневые волны, которых еще не коснулось солнце, а его нос вдребезги разбивает белые отражения дворцов и синее отражение неба, и перевернутые вниз головой картины солнечного утра. Она была так бесстрастна, так далека, хотя стояла в полушаге от меня и я, глядя на нее, думал о том, что пора бы мне понять, невзирая на горечь, что дело мое безнадежно. Но ведь я уже говорил: мой голос в те дни что-то совсем охрип, и я стоял рядом с незнакомкой, пошатываясь на непослушных ногах, и чувствовал себя почти счастливым.

– Ну, что, выкарабкались? – спросила девушка.

Она едва на меня глянула, но наверняка заметила желтизну лица, ввалившиеся щеки, тени под глазами. Она умела замечать, не глядя.

– Все проходит в этом лучшем из миров. Немного огня, немного страдания, а потом неизбежно наступает успокоение.

– Значит для вас успокоение неизбежно?

– Да, разумеется.

– Независимо от того, добились вы своего или нет?

– В конечном итоге – да. Иначе жизнь не могла бы продолжаться. Иначе было бы невозможно жить.

Как и в первый день, у нее был с собой киножурнал. Сунув под мышку белую сумочку, она освободила руку и перегнула журнал пополам, но прежде, чем углубиться в чтение, заметила:

– Сразу видно, что вы счастливый человек.

– Почему же только я? Это не только ко мне – ко всем относится.

– Не думаю. Но кое к кому – безусловно. К тем, кто не испытывает дерзких желаний.

«Еще бы, дерзкие желания бывают только у вас. Простые смертные обходятся без них и живут, как грибы или травы». Еще несколько дней тому назад я бы сказал это вслух и поставил бы ее на место, как она того заслуживала, но теперь промолчал. Ведь все начиналось заново, ростки близости следовало беречь. Она слегка склонилась над журналом, а я предался созерцанию плавного овала ее лица, ровных, будто выписанных бровей, маленького энергичного носа, чувственно полных и в то же время неприступных губ.

Больше мы не разговаривали.

Утверждают, будто между безумцем и влюбленным нет особой разницы, но я в тот день десятки раз замечал, что действую как никогда расчетливо, хитро и предусмотрительно. Мне удалось сдержаться и не выпалить слова, которые в других обстоятельствах ни за что не оставил бы при себе. Я осторожно избегал именно тех тем, которые меня более всего волновали, и поступал совершенно наперекор собственным желаниям.

«Внимание, – говорил я себе, – она здесь, и твоя единственная задача – задержать ее. А потому смотри в оба, не спугни, а там посмотрим. Нет ничего невозможного в этом лучшем из миров». И я не позировал, не пытался подобно влюбленным мальчишкам играть героя романа – нет, я просто соблюдал осторожность, ведь протянувшаяся между нами ниточка была такой слабой, и я так страшился ее оборвать.

Девушка сторонится назойливых ухажеров. Пусть же она убедится, что у меня и в мыслях нет приударять за ней. Я одинок, ее общество приятно мне – и только, не более. В признаниях не рассыпаюсь, нескромных вопросов не задаю. Всякие интимности ей неприятны, мне тоже. И хватит проповедей по поводу этих дурацких богачей. Какое мне дело до них! Если что меня интересует, так только сама девушка, а откуда она и кто такая – неважно.

Она все так же молча читала, а я беседовал с самим собой и любовался ее чистым профилем. И только позже я спросил, напуская на себя безразличие:

– На пляж пойдете?

– Сейчас нет. Может быть, позже.

– Если вы хотите отделаться от меня, не лишайте себя удовольствия искупаться. Просто скажите и я не стану настаивать, уверяю вас.

Она мельком на меня глянула, приподняв брови:

– Об этом я и не думала. У меня же нет с собой ничего для пляжа, сами видите. Что ж мне там делать?

И я пошел на привычное место.

Она появилась через полчаса и сказала бою, указывая на место рядом со мной:

– Оставьте, пожалуйста, вещи тут.

«Правильно, – подтвердил я про себя, – и как можно ближе».

И снова почувствовал прилив радости, на этот раз не совсем беспричинной, потому что я одержал маленькую победу.

– Сегодня вы ведете себя вполне разумно, – заметила она, растягиваясь на песке. – Так и надо начинать солнечные ванны.

– Да. Увы, мы понимаем как следовало поступить лишь после того, как поступили по-другому.

Помолчав, я добавил:

– Вообще людям следовало бы жить дважды как дваждырожденные в индуизме. В первый раз как бы составляя черновик, а второй уже начисто.

Она слегка улыбнулась, но согласия не выразила. Не в ее привычках это было – соглашаться.

– Думаю, не в том дело, сколько раз жить. Главное, с чем начинаешь жизнь. С капиталом или с пустыми руками.

– Нет капитала лучше опыта. К несчастью, накапливается он к тому моменту, когда нужда в нем уже отпадает.