Читать книгу Утром выпал снег - А. Н. Толкачев, Андрей Толкачев - Страница 5

Распахнуто окно в деревянном доме. Дождь стучит по листьям берез. Дождь теплый, – когда на ладонях, а еще он навевает разные истории.

Ланцов только что стоял у окна, грел дождь в ладонях, а теперь у двери, зачем-то хотел на улицу. Протопал широким шагом, чуть дверь не выломал, еще бы, когда рост под два метра, и забыл, за чем собрался.

Будто что вспомнил?

"Да, вспомнил. Этот же вид из окна я увидел на картине Александра Герасимова "Полдень. Теплый дождь", 1939-го года. Совпадение точь-в-точь. Интересно, Герасимова тоже выперли откуда-нибудь?» – он задается вопросом, имея в виду свое недавнее увольнение с работы.

"Ланцов, тебе дочь правильно сказала, у тебя комплекс жертвы. Живи с ним сам. С меня хватит," – жена прочитала приговор, и он ушел из собственной квартиры. Все навалилось разом.

Ланцов уперся рукой в косяк двери, а там за окном дождь стеной. Вернулся к окну, назад, будто позвали, а он вернулся осторожно, чтобы непогоду не вспугнуть. Пол скрипит, а ведь сколочен из массивных широких досок. Еще в позапрошлом веке.

Он посмотрел в угол комнаты, где теперь освоилась старая швейная машинка мамы. Сломана, да и шить кто будет? Ланцов? А выбросить жалко, память.

"Увози на дачу, я все равно ее выброшу", – жена поставила ультиматум, он выбрал первое.

Друзья, знакомые давно при встрече с ним приняли ироничный вид.

«У тебя мужик чужой в квартире (с намеком на жену), гони их всех».

Жена, пусть бывшая, и дочь, настоящая, взрослая, – Ланцов не понимал, как свою семью можно выставить на улицу ли отправить к этому мужчине. Поживу на даче".

Смешно сказать, остался без денег после выплаты ипотеки, жена бросила, с работы уволили. Друзья канули в лету. А тут еще и спину не разогнуть. Ну все разом, как же иначе.

– И всё-таки… как они мне: «Не нужен! В утиль!». И ни один человек не позвонил.

"Ты – тряпка, Ланцов. А с тряпками никто связываться не хочет, " – голос жены слышится даже здесь.

У нас в стране профессия – это наказание, – ты от нее зависишь, ты за нее держишься, ты совершенствуешь мастерство, ты на все согласен, – этим пользуются другие и делают с тобой что хотят, – так он хотел ей ответить. Но она вряд ли бы с ним согласилась. Кандидат наук, – ну и что? Не закончил научные исследования, – ну какая разница?

Стало быть, до своего увольнения нес Ланцов наказание, был в плену у профессии. Начальство сжалилось, отпустило на волю, а он, чудак, хотел еще побатрачить.

Там, на должностях и сокурсники его и бывшие студенты, ну и конечно те, кого прислали из министерства. Они его начальство.

"От должности в свое врем отказался," – корит жена.

– Невежды, труд не умеют ценить, – не унимается Ланцов. – Им важно, где ты пристроился, а не что ты сделал».

"Вон бог, а вот порог! Уходи, я больше не могу," – это последнее, что он услышал от жены.

Теперь житель деревни Горка Пустошкинского района Псковской области.

Каждый человек в равной мере достоин как того, что у него есть, так и того, чего нет, – размышляет этот новоявленный житель, – Посоветоваться бы с Сократом, да книги все у них остались.

"У тебя ничего нет, Ланцов. Тебе сделали "зэпэ" в пол-оклада, надо идти к начальству, а не изучать геном сибирских летучих мышей. Что?! Дочери – машина, мне – квартира? Дурак ты Ланцов, нашел чем гордиться за двадцать лет. Ну ладно, не парься, я все равно бы от тебя ушла".

Уже полдень, – определяет Ланцов по звуку напольных часов, – а я так ничего и не успел, а этот дождь как зарядил с утра, так и сыпет, не переставая…

Бьют старые напольные часы с тремя гирями и маятником. Звонко, будто им только сейчас разрешили. А у них это каждодневно, но Ланцов не привыкнет никак. Да и к шкафам, столу и стульям не привыкнет, – неудобные какие-то, к запаху деревянного дома не привыкнет, – все принюхивается, да и к соседям, – все норовит им не попадаться на глаза. А часы бьют себе каждый день, и каждый день для него неожиданно.

На конкурс сказали не подавать, – мол, ректор зуб имеет. А чего он зуб стал иметь, если Ланцов его не видел уже два года, это ему было не понятно. Молодых брать надо, они пойдут в аспирантуру, докторантуру, – а тебе до пенсии еще шесть лет? – спросили. Потом успокоили: сторожем всегда возьмут. В 65 на пенсию. А почему не в 70? Это в Казахстане и Армении пенсионный возраст сохранили, хотя они вроде не так богаты, как мы. Видимо, они не такие выносливые.

Недавно дубовый корпус напольных часов он покрыл лаком, заодно и крышку швейной машинки, они теперь породнились.

– Давайте, повеселее там, – такое сделал пожелание старым вещам Ланцов, и они, судя по всему, его приняли.

Когда-нибудь две створки двери распахнутся и войдет мама с яблочным пирогом на подносе. Поднос деревянный, потрескался, но маме нравится. Шарлотка, ее любимая, вот на этой скатерти, где не все пятна ототрешь, сколько ни крути в машинке. Молодой Ланцов осторожно отодвинет свой зоологический альбом и опустит хрупкий лист, защищающий иллюстрацию. С подгоревшей корочкой, – значит, мама старалась успеть к ужину. Вкусный, – ну, а какой еще может быть от мамы?

Так вот в чем дело. С ним всегда было то, что ему близко, только руку протяни.

Нет Сократа, так есть книжка стихов Пушкина:

И Ланцов глубоко вздохнул, наверное, впервые после всех своих дрязг. Потом вздохнул еще. Улыбнулся, наконец.

Из окна повеяло свежестью и ароматами дождя, коры дерев, травы, штакетника, дров, – не надышаться. А жимолость как пахла перед дождем, а как закрылись цветки фиалки, и он не понял что будет дождь, вот действительно, дурак.

– У – у-у-у-у-у-у-у-у – у! Вспомнил! Книги брошены на старой лавке. Бегу-бегу.

Подставил ведро под слив воды, влез в грязь и оставил там один тапок, замочил травой штанины до колен. Но книжки спас. Нырнул в махровое полотенце, обтерся до полного "сугрева", – вот это жизнь. Вспомнил свои семнадцать, сколько раз бегал под дождем. И снова набрал полные легкие воздуха. Елки-палки, он, оказывается неправильно дышал, и неправильно жил.

За окном раздались звуки гармошки и песнопения. Вот тебе на!

Высунулся из окна, – вода стеной, ничего не разглядеть в округе. Какая гармонь под проливным дождем?

– У – ли-ца!* У-ли-ца! – кричит Ланцов туда, откуда пришли звуки гуляний. Это слово он слышал давно, когда еще учился ездить на велике, его смысл был в том, что надо идти на прогулку, и вот оно пришло, вернулось, стоило только распахнуть в дождь окно.

– У-ли-ца! У-у-у-у-у-у-у-у – у! – снова кричит Ланцов.

*Улица – раньше в Псковской области этим термином назывались гуляния молодежи по деревне, с песнями, под гармошку.