Читать книгу Последний тур. История пятая. Будда всё подтвердит - Андрей Толоков - Страница 3

1987 год.

Студенческие годы. Никакое время не может быть в жизни молодого человека или молодой девушки более ярким, насыщенным, беззаботным и одновременно напряжённым и безжалостным, чем время студенческое. Время молодое, время надежд, фантазий и, конечно, любви.

В престижный московский ВУЗ Маша поступила сразу после школы. Несмотря на то, что была из глубокой провинции, что не было у Марии блата, не натаскивали её репетиторы и не платили её родители никому мзду за помощь в поступлении. Мария показала на экзаменах отличный результат, и никто из приёмной комиссии даже ни на секунду не сомневался, что Градова должна стать студенткой этого экономического института. И вот красивая девчонка с мохнатыми ресницами, тугой русой косой и точёной фигурой, скачет от радости. Эта первая её победа в жизни. Она студентка такого знаменитого советского ВУЗа. Маша представляла, как будет гордиться своей выпускницей учительница Ольга Ивановна. Как радоваться, а может и завидовать, будут подруги, оставшиеся в далёком городке Красносельске Саратовской области. Главное ‒ мама порадуется. Для неё, простой женщины, всю жизнь проработавшей на фабрике, никогда не знавшей достатка, умевшей экономить и никогда не умевшей мечтать, успех дочери, это награда.

Вот только маму Маше было жалко. Теперь она совсем одна в маленькой квартирке на последнем этаже старенькой хрущёвки. По сути одна. Есть у Градовых родственники в городе. Мамина сестра Вера и муж её Фёдор. Но у Фёдора с Машиной мамой отношения натянутые, поэтому общаются сёстры редко.

Телефона у мамы нет. Можно позвонить соседям Зариповым, двумя этажами ниже, но часто этого делать не будешь. Негоже нагружать людей своими проблемами. Значит, надо чаще писать. Писать и ждать ответов. А на каникулах обязательно ехать к маме. Да и куда ещё? У Маши даже и мыслей других не было. Она во время своей школьной жизни ездила на каникулы только к бабушке в деревню. Это было в той же области, только на другом берегу Волги. Но когда Маша была в шестом классе, бабушка умерла, и ездить стало не к кому. Тогда маме удалось получить пару раз путевки в пионерский лагерь. Правда, это совсем не на черноморском побережье, а недалеко от Красносельска. Но какой-никакой, а все же летний отдых, даже своего рода путешествие.

Так что, став студенткой престижного московского института, Мария Градова оставалась глубокой провинциалкой. Как выражался один из её однокашников: слаще морковки ничего не ела. Но Мария не обращала внимания на подковырки столичных выскочек. Она приехала учиться. Учиться ей надо было хорошо, чтобы не срезали стипендию. И не только для этого, но для того, чтобы получить хорошее распределение после окончания ВУЗа. Маша была абсолютно уверена – ёё благополучие зависит только от того, как она будет учиться и ни от чего другого. Наивный ребёнок.

Первый семестр был неимоверно тяжёлым. Приходилось привыкать к совершенно неприемлемой для Маши жизни. Эйфория от её маленькой победы быстро прошла, а на смену пришли суровые будни. Ритм московской жизни изматывал девушку. Огромные расстояния, нехватка времени, столичные соблазны, катастрофическая нехватка денег. Всё это было для юной провинциалки тяжёлым испытанием. Порой у Маши возникало желание бросить всё и вернуться домой. Но она вздрагивала, как только подобное приходило ей в голову и, громко выдыхая весь воздух из лёгких, гнала эти бредовые мысли.

Сдюжила. Первую сессию сдала с одной четвёркой. Это успех. Никаких «хвостов» Мария не допустила и, взяв билет в общий вагон, поехала в Красносельск. Мама не ждала. Она попросту не знала, что дочь приедет. Пришла после тяжёлой смены, а в квартире пахнет едой. Маша сходила в магазин и на оставшиеся деньги от стипендии купила продуктов. Приготовила ужин, накрыла на стол и ждала маму. Лидия Алексеевна ахнула, увидев Машу, обняла дочь, и устало опустилась на табурет, стоящий в тесном коридорчике.

‒ Ой, Машенька, ‒ слегка охрипшим голосом говорила Лидия, ‒ как тяжело стало подниматься на четвёртый этаж. Старею. Здоровья никакого.

‒ Да что ты, мама. Ты просто устала. Тебе надо отдохнуть. Иди вымой руки и за стол. Я щи приготовила.

Мария встала на колено, аккуратно сняла с мамы обувь и подала ей руку. Сели ужинать за маленький столик у стены напротив друг друга. Лидия Алексеевна не столько наслаждалась свежими щами, сколько не отрывала глаз от дочери.

‒ Это хорошо, Маша, что ты учишься на «отлично». А подруги у тебя есть? Сдружилась с кем-нибудь?

‒ Да, мам. В общаге живём с двумя девочками в комнате. Надя и Саша. С ними и дружу.

‒ Москвички?

‒ Ты что, мам? Москвички по домам живут. Тоже приезжие. Надя из Воронежа, а Сашка вообще из Сибири. Она даже на каникулы домой не поехала. Говорит, дольше ехать, чем отдыхать.

‒ Ну а как у тебя с мальчиками?

Маша положила ложку на стол и, сжав губы, посмотрела на маму. Лида приняла этот взгляд как упрёк.

‒ А что я такого спросила? ‒ оправдывала свой вопрос Лида. ‒ Ты себя в зеркало видишь?

‒ Представь себе, вижу, ‒ дерзко ответила Маша.

‒ Ну вот. Значит должна понимать. Немаленькая. За такой как ты в очередь стоять будут. Не поверю, что парня у тебя нет.

‒ Нет, мама, у меня парня. Нет!

Это звучало убедительно. Да и Лида знала, что дочка ей никогда не врала. Если хотела что-то скрыть, то так и говорила, не скажу и всё. Лида отодвинула пустую тарелку.

‒ Как же так, Маша? Неужели никто за тобой не ухаживает?

‒ Пытаются, ‒ Мария опустила голову и теребила в руках кусочек хлеба. ‒ Но я не хочу никаких отношений. Я учиться приехала. И давай, мама, больше об этом не говорить. Если влюблюсь в кого ‒ скажу.

Лида встала из-за стола, подошла к дочери, и прижала её голову к своей груди. Её тёплые, уставшие руки скользили по густым русым волосам девушки.

‒ Дай Бог тебе любви настоящей, доченька. Не такой как была у меня. Хочу, чтобы ты была счастливой. И за меня счастливой, и за себя.

‒ Я буду, мам. Вот увидишь, буду. Иди отдыхай. Я тут всё уберу.

Мария знала из рассказов матери, как ей не повезло в жизни. Не повезло с её, Машиным, отцом. Приехал в город такой видный мужчина, инженер. Приехал в командировку, руководить переоборудованием фабрики, на которой работала Лида. Приметил симпатичную, скромную девушку. Стал ухаживать. Да так ухаживать, что Лиде показался принцем. А что ещё надо провинциальной девчонке. Лида не успела опомниться, как оказалась в постели своего принца по имени Михаил. Она (наивная!) была совершенно уверена, что Миша любит её и обязательно женится. Через пару месяцев Лида узнала, что беременна. А ещё через два месяца принц уехал из города и исчез.

Подруги девушки советовали искать Михаила. В отделе кадров, где он отмечал командировочный, был его адрес. Но у Лиды что-то оборвалось внутри. Она возненавидела отца своего будущего ребёнка. Гордость не давала ей унизиться перед похотливым самцом. Уже после рождения дочери Лидия узнала, совершенно случайно, что у инженера Михаила Прокудина есть семья и двое сыновей. Лида вычеркнула из своей памяти этого мужчину. Долгое время она не говорила дочери кто её отец. И подругам своим запретила об этом говорить. Всю свою жизнь Лидия посвятила воспитанию дочери. Она больше не подпускала к себе особей противоположного пола. Лида стала замкнутой, молчаливой. Сторонилась больших компаний. Но при этом совсем не ощущала себя одинокой. Её миром стала Маша. И миром, и семьёй, и надеждой.

Когда Мария подросла, Лида рассказала девочке о своей несчастной любви. Об обмане. Но по имени отца так и не называла. Говорила о нём, как о предмете неодушевлённом. И ещё потребовала от дочери обещания никогда отца не разыскивать. Маша послушалась маму и никогда даже в мыслях не допускала встречу с Прокудиным.

Разве могла тогда Мария Градова, студентка первого курса предположить, что и в её жизни встретится подобный персонаж. Ей казалось, что она никогда не допустит к своему сердцу лжеца и проходимца. Но жизнь распорядилась по-другому.

Всё произошло в начале второго курса. Из института отчислили Валю Касаткину, секретаря комсомольской организации. Причина отчисления была покрыта тайной и, естественно, обросла сплетнями. Кто-то говорил, что Валя стала любовницей преподавателя кафедры экономики и права. Жена этого преподавателя застукала любовников и устроила большой скандал. Кто-то говорил, что виной всему КГБ. Якобы, Валю застукали в номере гостиницы «Россия» с иностранцем. Словом, что-то в этом отчислении было мутное.

По поводу выборов нового секретаря собрали собрание комсомольского актива курса. Мария Градова присутствовала как член комитета комсомола в зале. Начало собрания откладывалось. Ждали инструктора из ЦК. И вот дверь актового зала распахнулась, издавая петлями протяжный скрип, и вошёл молодой человек. Он совсем не был похож на строгого инструктора из центрального аппарата. А скорее смахивал на какого-то популярного актёра. Светло-коричневый кожаный пиджак, чёрная с иностранной надписью на кармане рубашка и джинсы. Обут молодой человек был в настоящий «Адидас». Надо заметить, что ненастоящего тогда ещё не было.

‒ Я прошу прощения! ‒ громко говорил, двигаясь в сторону трибуны, гость. ‒ Задержал первый секретарь Виктор Иванович. Но теперь я весь ваш.

Молодой функционер сразу встал за трибуну. Он приятно улыбался. Яркий, свежий, располагающий к себе взгляд понравился Марии. Человеку с таким взглядом хочется верить.

‒ Мы с вами незнакомы, ‒ продолжил после непродолжительной паузы гость. ‒ Представлюсь. Александр Зиневич. Инструктор ЦК. Курирую ваш институт. Неправильно выразился. Буду курировать с сегодняшнего дня.

Дальше Александр коротко рассказал о себе. Где учился, как попал на должность в ЦК. Рассказал о своих планах и предпочтениях. В общем, всё в духе перестроечного времени. После чего сразу перешёл к сути нынешнего собрания. А суть его была в том, что активу предстояло выбрать нового секретаря. Зиневич достал из внутреннего кармана свёрнутый листок, развернул, положил на трибуну и сказал:

‒ Вот тут передо мной лежит записка с пожеланием вашего ректора.

‒ И кого же он желает? ‒ громко выкрикнул с места Валера Клыков.

По залу прокатился скромный смех. Зиневич не спасовал. Он снисходительно улыбнулся, якобы, понимая двусмысленную шутку студента. Потом свернул листок и убрал его в карман.

‒ А разве это важно для нас? ‒ сказал Зиневич, выйдя из-за трибуны. ‒ Это всего лишь пожелания. Но у вас ведь есть своё мнение. Или я неправ?

В зале послышался шёпот. Активисты тихо переговаривались. Зиневичу стало понятно, что студенты не готовы выдвигать свои кандидатуры. Александр опять широко улыбнулся.

‒ Никогда не поверю, что среди вас не найдётся достойный человек, ‒ подталкивал к диалогу студентов Александр. ‒ Такой человек, которому и вы, и все студенты вашего курса доверяли. Давайте, смелее, предлагайте!

Маша слегка вытянула шею и посмотрела на сидящую в первом ряду свою соседку по комнате Надю Перетятько. Надежда была подругой отчисленной Вали и её заместителем в комитете ВЛКСМ. Все так и думали, что на место Вали выдвинут Надежду. Но ребята молчали. Про Надю пока не сказали ни слова. Зиневич ждал. Маша провела взглядом по залу. Ей стало неловко за своих товарищей. Почему никто не встанет и не предложит выбрать Надю? Градова решила исправить несправедливость. Она встала.

‒ У меня есть предложение, ‒ не очень громко произнесла Градова. ‒ Вот на первом ряду сидит Надя Перетятько. Она была замом у Касаткиной. Работу знает. Учится хорошо. Думаю, надо её выбрать секретарём.

Маша заметила на себе пытливый взгляд Зиневича, смутилась и села на место. Зиневич продолжал разглядывать девушку. Маше стало как-то неудобно, и она опустила глаза. Наступила пауза. Комсомольцы ждали реакции инструктора, а тот не отрывал взгляда от Градовой. Больше всех забеспокоилась сама Надя. Она была готова вскочить и выкрикнуть, что согласна занять место секретаря и оправдает доверие коллектива. Но Зиневич молчал и никто из студентов больше не высказывался в её поддержку.

‒ Не потянет Надька, ‒ послышался голос из задних рядов. Это говорил Слава Сушков. Юноша на курсе авторитетный. Серьёзный парень, умеющий отстаивать свою точку зрения.

‒ Это почему!? ‒ визгнула возмущённо Надя.

‒ Надь, не обижайся, продолжал Слава. ‒ Ты как зам незаменима. Но секретарь из тебя не получится. Здесь харизма нужна.

‒ Какая ризма? ‒ Надя поднялась с места и выпучила глаза. ‒ Ты сам-то понял, что сказал?

Слава лишь развёл руками. Он не мог себе позволить ввязаться в базарную перепалку. Зиневич тут же вмешался.

‒ Понятная позиция, ‒ сказал он. ‒ Надежда, вы пока присядьте. Ваша кандидатура уже озвучена. А вы, молодой человек, продолжайте. Кого же вы предлагаете?

‒ А некого у нас предлагать кроме Маши Градовой.

‒ Ты с ума сошёл, ‒ теперь вскочила со своего места Мария. ‒ Я никогда не была никаким секретарём.

‒ И вы, Мария, присядьте, ‒ успокаивал студентку Зиневич. ‒ Дайте молодому человеку закончить свою мысль.

‒ Маша учится отлично, ‒ обосновывал своё предложение Сушков. ‒ Если бы не английский, то у неё были бы одни пятёрки. К тому же она рассудительная, спокойная и есть в ней лидерские качества. Я за Градову.

‒ Убедительно, ‒ оценил Зиневич. ‒ Какие ещё будут мнения?

Высказались ещё трое. Все поддержали Сушкова. За Перетятько больше, кроме Марии, никто не агитировал. Проголосовали. Градова была выбрана секретарём комсомольской организации. Для Маши это было неожиданно. Она, как девушка ответственная, восприняла это без особой радости. Даже немного растерялась. Откуда такое доверие? Ну помогала она своим однокашникам готовиться к экзаменам и курсовым, ну активно работала в комитете комсомола, ну была лидером в стройотряде летом после первого курса, но это всё она делала добровольно. Так была устроена Маша Градова. А теперь на её плечи ложится ответственность. Теперь она обязана будет уделять большую часть своего времени комсомольской работе. Именно это и пугало Машу.

‒ Мария, ‒ услышала девушка голос Зиневича, стоявшего рядом с ней, ‒ ну что вы так испугались?

Было такое впечатление, что инструктор ЦК слышал мысли Градовой. Мария подняла глаза и попыталась разъяснить молодому человеку свои сомнения, но он положил квадратную ладонь на плечо студентки и мягко произнёс:

‒ Знаю. Всё знаю. Сам был точно в такой же ситуации несколько лет назад.

‒ Я совершенно не готова, ‒ с нотками обиды в голосе говорила Маша.

‒ Вижу, ‒ тем же убаюкивающим тоном говорил Зиневич. ‒ Пойдёмте со мной.

‒ Куда?

‒ Не бойтесь меня, Мария. Я хочу с вами поговорить. Настроить вас. Раскрепостить, наконец. Приглашаю вас в кафе. Здесь недалеко, на Пятницкой открылась новая кафешка. Посидим, выпьем кофе с пироженками, поговорим о ваших обязанностях. Вот увидите, ничего страшного нет.

Мария никак не ожидала подобного приглашения. Она очень хотела отказаться. С чего это вдруг она пойдёт с незнакомым мужчиной в кафе? Градова видит его в первый раз. Он к тому же такой франт, так модно одет, что Мария рядом с Александром ощущала себя серой мышью. Но подкупал голос молодого человека и его очаровательная улыбка. Он ощущался Машей как человек добрый и безопасный. Мария, как загипнотизированный удавом кролик, слегка кивнула и сказала тихо:

‒ Пойдём.

Минут двадцать шли пешком. Александр всё это время не молчал. Он рассказывал Маше, как десять лет назад приехал в Москву из Белорусского Гродно. Как с первой попытки поступил в институт. Как после института отслужил два года офицером в ракетных войсках. И как после армии пошёл на комсомольскую работу. Рассказывал Зиневич увлекательно. Каждое время в его жизни было наполнено событиями. Марию увлекал собеседник. Она и не предполагала, что многое в этом повествовании было неправдой. Вернее было полуправдой. Чуть приукрашено, чуть преувеличено. Многое просто скрыто. Но звучало всё весьма правдоподобно и вызывало уважение.

Мария не заметила, как подошли к дверям кафе. Сквозь стекло читалась табличка: «Мест нет». Немудрено. Пятница, время к вечеру. Но на удивление Маши, Зиневич очень уверенно открыл входную дверь и протянул руку швейцару.

‒ Привет, Гриша, ‒ тряс руку служащему Александр, будто старому знакомому. ‒ Мой столик, надеюсь, свободен?

‒ А как же, Александр Виленович, ‒ услужливо улыбаясь, ответил швейцар, мужчина лет пятидесяти. ‒ Девушка с вами?

‒ Да.

Зиневич достал что-то из кармана, Мария не успела разглядеть что, и положил в карман швейцару. Тот энергичным движением распахнул следующую дверь и пропустил гостей в зал. Александр взял Марию под руку и проводил к столику у стены на небольшом подиуме.

В центре зала высокий модный парень и три девушки ритмично двигались под композицию Майкла Джексона «The Way You Make Me Fell».

‒ Так значит у вас, Александр, в этом кафе есть свой столик, ‒ сказала Мария, оглядывая посетителей за другими столиками.

‒ Мария, мы с вами молодые люди. Давайте заканчивать с официозом. Предлагаю перейти на «ты».

Маша убрала руки под стол, наклонила голову и сверлила глазами Зиневича. Она ничего не ответила на просьбу нового знакомого. Зиневич не выдержал молчания и искусственно рассмеялся.

‒ Вы… вернее ты, продолжаешь меня бояться. Да не кусаюсь я, Маша, не кусаюсь.

‒ Я вас не боюсь, ‒ Мария не спешила переходить на «ты». ‒ Вернее, боюсь, но совсем немного.

‒ Почему?

‒ Вы так запросто открыли дверь, на которой табличка «Мест нет». Вы человек другого уровня. Для меня это неизвестность. От этого и боюсь.

Зиневич посмотрел в глаза Марии. Улыбка теперь на его лице не была такой яркой и беззаботной. Он сделал вывод, что эта провинциалка не так простодушна, как казалось на первый взгляд. Тем было интереснее. Александр пересел на диванчик рядом с Марией.

‒ Маша, ‒ вкрадчивым голосом начал Зиневич, ‒ мы взрослые люди и понимаем, в какой стране и в каком городе живём. Понимаем, что есть законы писаные и неписаные. И не всё, что говорят по телевизору и пишут в газетах, соответствует действительности. Хотя бы вот этот пиджак и вот эти джинсы, ‒ Александр провёл рукой по своей одежде. ‒ Ты же знаешь, что я купил это не в универмаге через дорогу.

‒ А где тогда? У спекулянтов?

‒ Ну зачем же так примитивно? В «Берёзке». Ты знаешь, что это?

‒ Слышала. Но там на рубли не купишь.

‒ Правильно. Там нужны чеки. А чеки это валюта.

‒ Вам в ЦК платят валютой? ‒ с явной иронией спросила Мария.

‒ Нет. Нам платят так же как и всем. Но такая должность как моя подразумевает связи. А связи это самая твёрдая валюта. Поняла?

‒ Ты мне, я тебе!

‒ Правильно. Самый социалистический принцип,– хитро улыбнувшись, продолжил Александр. – От каждого по возможностям, каждому по способностям.

‒ Но как же тогда…

‒ Мария! ‒ Александр прервал вопрос девушки, взяв её за предплечье. ‒ Я простой мальчишка из глубинки смог добиться большой должности. Я в паре шагов от элиты этой страны. Это дано совсем не каждому. Для этого надо иметь вот здесь, ‒ Зиневич ткнул себя пальцем в лоб, ‒ много извилин и правильно ими пользоваться. Ты всё прекрасно понимаешь. Просто хочешь показать свою принципиальность и честность. Но это не тот случай. В жизни, там наверху, всё совсем по-другому.

‒ Что положено попу, не положено дьякону?

‒ Правильно, Маша. Ты хорошая ученица. Если захочешь, я из дьяконов вытащу тебя в попы, ‒ Зиневич громко рассмеялся. ‒ Заметь, не я привёл эту аллегорию.

В эту минуту подошёл официант. Зиневич, как и обещал, заказал кофе, пирожные и попросил подать фирменное мороженое с шоколадом и орехами.

‒ Даже не думай отказываться, Маша, ‒ настаивал он. ‒ Я нигде не ел такого вкусного мороженого как здесь.

Мария и не думала отказываться. Она переваривала только что произошедший разговор. В душе она была согласна с позицией Зиневича. Только в отличие от него она не могла себе позволить говорить об этом так откровенно. Несмотря на то, что в стране уже пару лет буйствовала гласность.

‒ Я не откажусь, ‒ сказала она. ‒ Я очень люблю мороженое. Саша, скажите честно, вы пригласили меня сюда совсем не для того, чтобы посвятить в тонкости комсомольской работы?

Зиневич опять улыбнулся своей располагающей улыбкой.

‒ Мария, ты прелесть. Давай с тобой дружить.

‒ Саша, вы не ответили на вопрос, ‒ настаивала девушка.

‒ Нет! Конечно, нет. Мы не будем сегодня говорить о работе. Да и ни к чему. Из нашего короткого общения я уже понял, что ты именно тот человек, который должен быть секретарём. И не просто курса, я бы заглянул выше. Понимаешь, о чём я?

Мария улыбнулась и ничего не ответила. На столе уже появились чашки с ароматным кофе и эклеры, густо политые шоколадом. Маша не очень благоволила к бодрящему напитку, но вот пирожное её очаровало. Теперь ей совсем не хотелось ни о чём говорить, ей хотелось наслаждаться вкусом.

В кафе пробыли недолго. Мария насытилась обществом инструктора, и ей захотелось в общежитие. Там на тумбочке лежала уже начатая вчера книга Эрика Сигала. Погрузиться в перипетии жизненной драмы преуспевающего профессора, это, пожалуй, единственное чего хотела сейчас Мария. Зиневич не оставил свою новую знакомую одну. Он поймал такси и довёз Градову до общежития. Вежливо, опять-таки с улыбкой, попрощался и, пожелав хорошего вечера, уехал.

Маша поднялась к себе в комнату. Подруг, соседок по общежитию, не было. Наверное, в пятницу пошли куда-нибудь развлечься. Мария сходила в душ, переоделась и легла с книгой на кровать. Пыталась погрузиться в события романа, но глаза всё время соскальзывали со страниц. Мысли возвращали девушку к сегодняшнему вечеру. Саша. Она почему-то думала о нём. Этот молодой человек вызывал у Маши противоречивые чувства. Милый, приветливый, очень умный, оттого и успешный. Его очаровательная улыбка и бархатистый, с лёгким прононсом голос, притягивали. Его хотелось слушать и видеть. Маша задала себе вопрос: он нравится ей, привлекает? Да. Зачем врать себе? Среди однокурсников нет ни одного подобного парня. Они все, разве что кроме Славы Сушкова, ещё дети, взбалмошные старшеклассники. Сушков же чрезмерно серьёзен и живёт совершенно другой жизнью. Он похож на революционера. Идея, известная только ему одному, для него главное. Девушек он привлекал, но никакой обратной связи не допускал.

Зиневич совершенно другое. Маше он показался именно тем мужчиной, которому можно было довериться. Но при всей его обаятельности была и другая сторона, которая заставляла Марию насторожиться. Саша был слишком откровенен. И это при первой же встрече. Почему? Почему он так себя повёл? А чего ему бояться? Зиневич знает себе цену, называет её и не стесняется этого. Он уверен в себе. Это одновременно притягивает к мужчине и настораживает.

Маша хотела заставить себя прекратить копание в своих чувствах, но у неё не получалось. Зацепил Зиневич девушку и не отпускал. Интересный сюжет романа Сигала не смог повернуть ход мыслей Марии Градовой. Девушка отложила книгу и попыталась заснуть. Сон отказывался вступать в свои права. Предатель. Мария широко открыла глаза и воткнула взгляд в потолок. Она принялась мечтать. А что было если бы? А как бы я повела себя в такой ситуации? А как я должна реагировать на те или иные действия Зиневича? И опять девушка ловила себя на мысли, что Александр не выходит из её головы.

Лишь на следующий день, придя на лекцию, Маша отвлеклась от мыслей о новом знакомом. Зиневич никак не давал о себе знать неделю. А Мария, тем временем, думала о нём каждый день. Её постепенно овладевала досада. Она начала ругать себя за то, что придумывала себе их отношения, прогнозировала их. А по сути ничего не было. Подумаешь, пригласил в кафе, угостил, проводил до общежития. Но вместе с тем, зачем он так на неё смотрел? Зачем предлагал дружить? Зачем вообще появился на горизонте? Марии не нравилось её состояние. Она приказывала себе не думать о Зиневиче. А если он снова появится, отвергнуть его ухаживания. Превратиться в ледяную глыбу. И надо отметить, что у Градовой это получилось, но… но только до появления Александра.

Градова спускалась по лестнице в учебном корпусе, когда увидела поднимающегося Зиневича. Как и в прошлый раз, яркая, открытая улыбка, раскованность, уверенность. Он поднимался навстречу Марии, легко преодолевая ступень за ступенью. Маша хотела резко развернуться и уйти, пока Александр её не заметил, но было уже поздно.

‒ Мария, ‒ звонко прозвучал голос Зиневича, ‒ добрый день!

Что она должна была сделать? Уйти молча? Убежать? Или прямо на лестнице при всех отчитать инструктора за то, что измучил её своим недельным отсутствием? Нет. Такое неприемлемо. Маша остановилась и безразличным взглядом встретила молодого человека.

‒ Здравствуйте, Маша, ‒ подойдя к Марии, уже тихо сказал Александр. ‒ Хорошо, что я вас застал. У меня важное дело. Пойдёмте в комитет.

«Вот сволочь! ‒ проговорила Мария внутри себя. ‒ Неделю ни ответа, ни привета, а теперь у него важное дело! Послать тебя надо с твоим делом и твоим комитетом. Говнюк!». Градова гневалась настолько явно, что Зиневич изменения в её мимике тут же расшифровал.

‒ Мария, ‒ сделав озабоченный вид, произнёс он, ‒ у вас что-то случилось? Я могу помочь?

Будь они наедине, она бы ему ответила во всей палитре. Но обстановка требовала сдержанности. Маша не без труда справилась со своим гневом и почти шёпотом сказала:

‒ У меня всё нормально. Пойдёмте, Александр Виленович.

Не дожидаясь реакции Зиневича, Градова развернулась и пошла в комнату комитета ВЛКСМ.

‒ И всё-таки, что происходит? ‒ спросил Зиневич, закрыв за собой дверь.

‒ Ничего, ‒ Мария говорила отрывисто с жёсткими нотками в голосе. ‒ Говорите, Александр, какое у вас дело и я пойду. У меня завтра важный семинар. Надо готовиться.

Зиневич прекрасно понимал, почему Мария так сухо с ним разговаривает. Он ведь специально устроил эти качели. Саше мало было просто дружеских отношений с девушкой. Она ему понравилась и, как молодой мужчина, он захотел большего, чем дружба. После общения с Градовой Зиневич ясно представлял, что Мария девушка нелегкомысленная, и она ни при каких условиях не пойдёт на отношения без обязательств. Зиневич мог бы не напрягаться и довольствоваться своими прежними подружками. Но уж больно глянулась ему эта красивая и гордая провинциалка. Александр решил добиться расположения девушки. Ну а впоследствии и близких отношений. Зиневич был не из тех робких парней, которые сдаются при первой же неудаче. Гнев и жёсткость Марии его раззадорили ещё больше.

‒ Это хорошо, что у тебя деловой настрой, ‒ Зиневич сделал вид, что его больше не интересует настроение Градовой. ‒ Присядь и выслушай меня внимательно.

Мария послушно села.

‒ В ноябре большая студенческая делегация едет на молодёжный форум в ГДР. У меня карт-бланш. Я набираю кандидатов из этого ВУЗа.

Зиневич сделал паузу. Он заглянул в глаза Марии. Там ровным счётом ничего не увидел. Никакой реакции.

‒ Маша, ты понимаешь, о чём речь? ‒ удивлённо спросил он.

‒ Понимаю, ‒ холодно ответила Мария. ‒ Вы формируете состав делегации. Что непонятного?

«Упрямая, ‒ подумал Зиневич. ‒ Вот же особь! Ведь прекрасно понимает, о чём я, но выдержка железная. Ладно, Мария Градова, продолжаем игру».

‒ Я предлагаю тебе, как секретарю, набросать список кандидатов.

‒ Почему я? У нас есть секретарь бюро института. Предлагайте ему. А я всего лишь секретарь факультета. Мелкая сошка. Вы же понимаете, Александр, я ничего не решаю. Я не поп, я дьякон. Не надо играть со мной в эти игры.

Зиневич озадачился. Он заложил руки за спину и прошёлся по кабинету туда-сюда. Маша определённо дистанцировалась от предложенной им возможности участвовать в раздаче «пряников». Она другая. Она знает себе цену не хуже самого Зиневича. Осознание этого злило Александра, но вместе с тем, и возбуждало азарт.

‒ Хорошо, ‒ сказал после раздумий Зиневич. ‒ Я понял твою позицию. Ты не готова взять на себя ответственность. Честно говоря, я думал иначе. Ну нет так нет. Будем решать без тебя. Извини, что задержал.

Зиневич направился к двери, распахнул её и прежде чем удалиться, сказал:

‒ Я же говорил, что хочу поднять тебя на другой уровень. Я от своих слов не отказываюсь. Подумай над этим, Маша. Скоро увидимся.

После этих слов, не дождавшись ответа Градовой, Александр вышел. Мария осталась одна. Она около минуты молча смотрела на дверь, за которой скрылся Зиневич, и не шевелилась.

‒ Наверное, я дура, ‒ вслух сказала она, прокручивая их беседу. ‒ Почему я не спросила его напрямую, где ты был всю неделю? Почему ни разу не появился? Нет, я действительно дура. С чего это вдруг я имею право его об этом спрашивать? Сама придумала себе наши отношения, сама же и виновата. Догнать его? Нет. Это будет выглядеть ужасно. Буду ждать. Он же сказал, что скоро увидимся. Буду ждать.

***

Мария проснулась от пения птиц. Она открыла глаза и не сразу поняла, где находится. Только спустя несколько мгновений вспомнила. Она в гостинице. Точнее сказать в отеле. А ещё точнее, в Метрополе. Только не в том Метрополе, который в Театральном проезде в Москве, а в Метрополе берлинском. В этот одноместный номер поселил её Саша Зиневич. Мария помнит его лицо, когда он показывал девушке апартаменты. Зиневич даже самому себе казался всемогущим. Саша оставил Марию в номере и ушёл, захлопнув за собой дверь. Девушка оказалась один на один с этой роскошью. Мария никогда в жизни не останавливалась в гостиницах. Она не понимала того алгоритма, по которому существуют эти дома для приезжих. Глубокая белоснежная ванна на бронзовых ножках. Мраморный, с бежевым оттенком пол, на который даже боязно ступить. А вдруг поцарапается? Кругом зеркала. Их так много, что Мария, раздевшись в ванной комнате, ощущала себя в компании каких-то девушек. В шкафчике несколько разных полотенец. Зачем ей одной столько?

После ванной Маша накинула на влажное тело бледно-розовый мягкий халатик и нырнула в постель. Запах, исходящий от постельного белья, ошарашил. Марии казалось, что она не уснёт, она будет нюхать подушку, простынь, и наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться. Нет, это не явь, это сон. Так в настоящей жизни не бывает. С улыбкой на устах Маша заснула.

Откуда же раздавались звуки утреннего леса? Мария слушала пение птиц и чувствовала, как поднимается у неё настроение, как хочется ей встать с кровати, раздвинуть резким движением занавески и крикнуть всем там на улице: «Доброе утро, люди!».

Она встала, сбросила халат и двинулась к окну. Раздался стук в дверь. Маша очнулась. Она стояла посреди номера обнажённая. Девушка набросила на себя халат и, подойдя к двери, тихо спросила:

‒ Кто?

‒ Это я, Маша, ‒ послышался голос Зиневича. ‒ Через полчаса завтрак. Я жду тебя в холле.

‒ Хорошо, Саша, я собираюсь, – ответила Мария через дверь.

Завтрак! Они смеются. Разве это завтрак? Завтрак это яичница или каша, или пара бутербродов с «докторской». А то, что Градова увидела в ресторане отеля это не завтрак, это пир. Мария шла за Зиневичем и в точности повторяла его действия. Надо было самой на свою тарелку набирать приготовленные и выложенные на длинном столе блюда. Многое из того, что лежало перед ней, она видела впервые. Зиневич брал щипцы или лопатку и накладывал понемногу разной еды. Мария делала тоже самое. «Потом разберёмся что это. Главное, не выглядеть деревней, ‒ думала Мария».

Конечно, всё съесть не удалось. Не дошло дело и до фруктов. Саша торопил. Программа форума была насыщенной, расписана каждая минута. Незаметно пролетели три дня. Четвёртый день оставили на «культурную программу». Можно было съездить на экскурсию, посетить музеи. Но, понятное дело, все члены делегации рванули по магазинам. То, что можно было купить здесь, в Союзе просто так не достанешь. Марию Саша не отпустил. Он забрал её утром и повёз к своему знакомому Гюнтеру, в Шверин, небольшой древний городок к югу от Берлина на берегу озера Шверин-Зе.

Гюнтер Штерн несколько лет жил и учился в Москве. Там познакомился с Зиневичем. Хорошо говорил по-русски. Высокий скуластый немец, очень вежливый и обходительный. Он увидел из окна дома, что подъехало такси, и вышел встречать гостей широким шагом.

‒ Саша, друг мой! ‒ говорил Гюнтер почти без акцента. ‒ Я рад тебя видеть. Представь меня своей даме.

‒ Здравствуй, дружище, ‒ обнял Гюнтера Александр. ‒ Познакомься, это Мария.

Гюнтер сделал шаг навстречу Маше, посмотрел на неё сверху вниз и протянул большую ладонь с длинными кривыми пальцами.

‒ Мария, ‒ с придыханием вымолвил Гюнтер. ‒ Вы такая же красивая как на картине Джованни Батиста Сальви. Деву Марию он рисовал с вас. Это точно!

Маша засмущалась и опустила глаза.

‒ Гюнтер, ‒ хлопнул по плечу старого друга Зиневич, ‒ не вгоняй в краску самую красивую комсомолку Москвы.

Мужчины рассмеялись, а Маша продолжала чувствовать себя неловко.

‒ Он такой храбрый, ‒ сказал Саша шутливо спутнице, ‒ потому что Софи его не слышит.

Маша подняла взгляд и увидела в дверях дома женщину: высокую, под стать Гюнтеру, с пышной белокурой шевелюрой и немного крупноватыми чертами лица. В Союзе её бы не назвали красавицей. Видимо, это и была Софи. Маша догадалась, что она хозяйка дома и жена Гюнтера.

‒ Пошли в дом, ‒ пригласил гостей Гюнтер. ‒ Софи уже накрыла завтрак.

Софи, как и следовало ожидать, не очень хорошо понимала по-русски, поэтому в беседе старалась не участвовать, чтобы не отрывать Гюнтера от общения с другом. Хозяйка вела себя очень незаметно, насколько это удавалось европейской женщине. Мария тоже вела себя очень скромно. Она слушала, и время от времени порывалась помочь Софи. Но немка каждый раз заставляла Машу оставаться за столом.

Завтрак длился часа два. Потом Гюнтер повёз гостей на озеро. Там уже всё было готово для рыбалки. В лодке отплыли метров пятьдесят от берега. Гюнтер был азартен, а вот Александр, как отметила про себя Маша, к рыбной ловле практически равнодушен. Ему было интереснее общение.

‒ Гюнтер, ‒ робко спросила Маша, ‒ а где вы работаете?

Наступила пауза. Немец продолжал смотреть на поплавок, будто бы и не было никакого вопроса. Зиневич же очень пристально посмотрел на девушку.

‒ Я что-то не то спросила? ‒ испугалась Мария.

В это мгновение поплавок запрыгал, норовясь скрыться под водой. Гюнтер рванул удилище на себя. Леска натянулась и вслед за поплавком из глубины выпрыгнула небольшая рыбка, размером чуть больше ладони. Гюнтер заученным движением поймал леску, и рыбка оказалась зажата в его огромной ладони.

‒ Неплохо для начала, ‒ улыбнувшись, сказал немец и, сняв рыбку с крючка, протянул её Маше. ‒ Мария, бросьте добычу в ведро.

Маша взяла рыбку и опустила её на дно ведра.

‒ Я работаю в государственном учреждении, ‒ вдруг неожиданно ответил Гюнтер. ‒ А почему вы спросили об этом?

‒ Вы очень хорошо разбираетесь в политике и экономике, ‒ уже смелее ответила девушка. ‒ Я почему-то думала, что вы журналист.

‒ Ты угадала, Маша, ‒ вмешался Зиневич. ‒ Гюнтер раньше был журналистом.

‒ Мария, он врёт, ‒ ткнул длинным пальцем в плечо друга немец.

‒ Не вру я! ‒ возмутился Саша. ‒ Ты же писал в этот журнал, как он там у вас называется?

‒ Название Марии ничего не даст. Только запутает. Я писал не как журналист, а как аналитик. К тому же под чужим именем.

‒ Значит, вы экономист, ‒ продолжала допрос Маша.

‒ Нет. Но это один из моих профилей. Я занимаюсь не только экономикой. А вас, Мария, вижу, это интересует?

‒ Да, Гюнтер. Я учусь на финансовом факультете. Мне интересно поговорить с аналитиком в этой сфере.

‒ Маша, мы на отдыхе, ‒ перебил девушку Зиневич. ‒ Хватит уже о политике, экономике. Давайте лучше о жизни.

‒ А экономика это и есть наша жизнь, Саша, ‒ возразил Гюнтер. ‒ И скоро придёт такое время, что всем придётся разбираться в экономике и финансах.

‒ Это ты о чём?

‒ Это я о грядущих переменах, друг мой.

‒ А можно подробнее, ‒ заглядывая в глаза Гюнтеру, попросила Мария.

‒ Вот, ‒ немец указал пальцем на Машу, ‒ Бери пример, Зиневич, с пытливого ума молодого экономиста.

‒ Ну! ‒ протянул Саша. ‒ Мне с вами становится неинтересно.

‒ Не ври! ‒ нахмурился Гюнтер. ‒ Ты…как это по-русски? ‒ Гюнтер закрыл глаза и поднял голову вверх, что-то вспоминая. ‒ Лука… лука…

‒ Лукавишь, ‒ подхватила Мария.

‒ Правильно! Забыл это слово. Лукавишь ты, Саша. Не поверю, чтобы тебе было неинтересно то, что может быть завтра.

‒ Хм! ‒ ухмыльнулся Зиневич. ‒ Раскусил, бродяга. Разумеется интересно. Я просто ревную Машу к тебе. Сейчас ты начнёшь рассказывать, как ты это умеешь, и Мария в тебя влюбится.

‒ Дурак ты, Зиневич, ‒ всплеснула руками Градова. ‒ Расскажите, Гюнтер. Мне интересно.

Гюнтер вдруг сбросил улыбку с лица и положил удочку на дно лодки. Маша насторожилась.

‒ Скоро будут большие перемены, ‒ Гюнтер говорил это уверенно. ‒ Не знаю как для вашей страны, но для нашей последствия будут очень серьёзные.

‒ А точнее, ‒ коротко спросил Зиневич.

‒ Точнее сказать не могу. Но ваш Горбачёв пилит сук, на котором мы все сидим.

‒ Гюнтер, мне кажется, перемены нужны, ‒ осторожно возразила Мария.

‒ С этим никто не спорит. Нужны. Дерево гнилое. Но оно ещё стоит. Я уверен, сначала надо вырастить новое дерево, а уже потом, рубить старое.

Гюнтер посмотрел на ошарашенные лица друзей, открыл коробочку, достал оттуда маленького червячка, насадил его на крючок и забросил приманку в воду.

‒ Скоро петух прокукарекает, ‒ пробормотал немец. ‒ Главное, не проспать.

Вечером пошли в гаштет пить пиво. Повеселились от души, даже потанцевали. Вернулись в дом Гюнтера около десяти вечера. Софи проводила Марию и Александра в мансарду. Там были две маленькие спальни. Одна для Зиневича, другая для девушки. Марии так не хотелось, чтобы заканчивался этот день, чтобы наступил следующий. Ей не хотелось уезжать из той сказки, в которую привёз её Саша. Она была благодарна ему. То ли хмель, то ли приподнятое настроение, то ли всё вместе, заставили Марию зайти в комнату Зиневича. Саша стоял с голым торсом. Он смотрел на Марию, молчал и не двигался. Саша понимал, почему Градова зашла к нему в комнату, но боялся спугнуть неосторожным действием или словом.

Мария сделала несколько шагов и подошла к Зиневичу близко. Она провела рукой по его жёстким волнистым волосам. Потом взяла за руку и положила ладонь Александра на свою грудь. Мария возможно и сама не понимала, зачем она это делает. Но девушке захотелось близости. И тот человек, который привлекал ее, был рядом.