Читать книгу Еще не время уходить - Андрей Васильев - Страница 3

Хорошо, когда на озере бывают такие тихие летние вечера. Солнце золотит верхушки сосен на том берегу, а на водной глади ни единой морщинки волн. Как в зеркале, отражаются в ней почти неподвижные ватные облака, подкрашенные краснотой заката. В густой тишине слышен скрип уключин далекой лодки, который изредка перебивают всплески – это рыбы секут поверхность воды плавниками, то ли резвясь, то ли удирая от хищника.

Рыболов я никакой, а вот покататься на лодке не против. Особенно в такой дивный вечер. Выталкиваю ее с пляжного песка на воду и вдруг слышу позади себя:

– Извините, можно Вас попросить?

Оборачиваюсь. Стоит пожилой мужчина с мальчиком лет десяти.

– О чем? – спрашиваю.

– Вы, я гляжу, на лодке собираетесь покататься. Не могли бы и нас захватить. Внук очень хотел вон на том островке побывать. Мечтает карту его составить и клад поискать. Или Вам туда путь не лежит?

Я смотрю, а у мальчишки глаза чуть ли не на мокром месте. Глядит на меня с надеждой, садовую лопатку к груди прижимает, аж стиснул ее от волнения.

– Да мне, – говорю, – без разницы, куда плыть. Можно и на остров. Садитесь.

Мальчишка вспыхивает радостной улыбкой и стремглав забирается в лодку. Дед его на корме устраивается. Поплыли.

– А почему, – спрашиваю, – внук Ваш так сильно переживал, что я вас не возьму? Словно это последний корабль из гибнущей Атлантиды.

– Так он про путешествие на этот остров с прошлого лета мечтал. Тогда Сашка с матерью здесь был, а она воды жутко боится, в лодку ни за что не сядет. В этом году уже я смог сюда поехать, правда, всего на три дня. И вот приехали мы, а лодки нам, к сожалению, и не досталось. Лодочник сказал: надо было в понедельник приезжать, а теперь их отдыхающие уже разобрали.

– Ну так мою берите, если захотите еще покататься. Я в восьмом домике живу.

– Спасибо. Это если Саша карту не успеет нарисовать и клад не найдет.

Мужчина улыбается и ласково ворошит внуку волосы.

– Ну ты как, за раз успеешь? До темноты.

– Угу, – рассеянно бурчит мальчик, разглядывая свою руку, погруженную в воду.

Едва мы пристаем к острову, как Сашка тут же прыгает на берег и принимается рисовать в мятой тетрадке его очертания, медленно двигаясь вдоль кромки воды. Его голова прекрасно видна среди редкого кустарника и полудюжины деревьев, покрывающих этот плоский клочок суши, и потому дед за него нисколько не беспокоится.

– Дорвался, – с улыбкой говорит он, усаживаясь на один из камней, обрамляющих кем-то устроенное на берегу кострище. – Еще раз спасибо за лодку. Выручили.

– Не стоит благодарности, – говорю я, садясь напротив него на такой же камень. – Не я, так другой бы вас до острова прокатил.

– Сегодня вряд ли. Сейчас все уже шашлыки жарят или у клуба на конкурсе песен за призы соревнуются. А Сашка бы расстроился, всю ночь переживал бы, что никто уже в свою лодку не пустит.

– Да, наверно… Вообще-то у лодочника еще одна лодка есть. За его будкой. Не понимаю, почему он ее вам не дал. Личная она его что ли?

– Она не личная, она спасательная.

– Уверены? На ней не написано.

– Уверен. В местах водного отдыха спасательная лодка обязана быть.

– Значит, он еще и спасатель по совместительству?

– Спасатель. И разгильдяй. По совместительству. Надпись на лодке есть, стерлась только, а он ее не обновил.

– Ну, это не страшно, спасать и без надписи можно. Вот если бы он эту лодку вам выдал, решив, что спасений пока не предвидится, тогда бы я согласился – разгильдяй. Но он поступил правильно, по закону.

Мой собеседник вдруг мрачнеет и печально говорит:

– Да, по закону – это правильно… Но, знаете… бывает, сделаешь по закону, а потом всю жизнь жалеешь.

– Вы это про себя?

– Про себя… Был со мной такой случай. Про такие говорят: всю жизнь меняет. Работал я в девяностых в милиции, опером. Пришла к нам как-то раз ориентировка – из колонии-поселения осужденный сбежал. Я тогда очень удивился. Из таких мест глупо бежать, особенно первоходу. Режим облегченный, считай на свободе. И срок небольшой. А он почему-то сбежал.

Долго его искали, не нашли. Три года я про то дело не вспоминал, пока моя жена случайно на улице знакомую не встретила, со школы не виделись. В гости ее к нам пригласила.

Оказалось, что та директрисой базы отдыха работает, недалеко от города. Рассказала, как ей тяжело эту лямку тянуть. Что персонал хуже некуда: поварихи продукты воруют, у техников руки из-под поясницы растут. И только один у нее работник замечательный – Алексей, спасатель на пляже.

Во всем у него в хозяйстве порядок. Буйки покрашены, лодки починены. И не сидит он у себя в будке, а на своей «спасалке» вдоль линии буйков плавает. Чтоб, значит, успеть, если кто тонуть будет. И ведь успевал. Четыре жизни спас. Ребенок тонул, девушка и два пьяных дурака на лодке.

Ребенок с горки в воду съехал да не сразу вынырнул. Видно, кто следом за ним бухнулся, ногой его случайно ударил, а внимания на это не обратил. А вот Алексей заметил, что мальчик над водой не появился, нырнул, со дна поднял.

И когда девушка под водой пропала, увидел. У нее припадок эпилептический случился, таблетку забыла принять. Видеть надо было, как она Алексея потом благодарила. Даже стихи для него сочинила. Сказала, что имя своего земного спасителя на всю жизнь запомнит и перед небесным спасителем в молитвах будет поминать.

А тех двоих пьяниц спасал – никто не верил, что к ним успеет. С другой базы они были – очень далеко. Но Алексей раздумывать не стал. Едва крики услышал, как угорелый к ним на лодке понесся, только весла мелькали. А там еще и нырял за ними. Весь пляж это видел. Повезло тем идиотам, что он в гребле силен – занимался ею раньше, любил. Даже тату у него на плече по теме – старинная лодка с веслами по всей длине.

Я как это услышал, сразу напрягся – чем-то знакомым повеяло. И тут же вспомнил особую примету того беглого преступника – татуировку греческой галеры на плече. Не самый, надо сказать, распространенный сюжет в нательной живописи.

Спросил я у директрисы, как давно у нее такой прекрасный человек работает. Оказалось, что уже три года. Как раз тогда беглеца и ловили. Про лодку спросил: нет ли у нее глаза впереди и завитка сзади. Есть. Неужели, думаю, он. Его по всей стране искали, а он недалеко от своей же колонии затаился.

Но сомнения всё же оставались. Беглый преступник, но не прячется, а на виду. Да еще и людей спасает. Да еще столько лет. Подумал: наверно, все-таки совпадение. Галера хоть и редкая татуировка, но не уникальная. У кого-нибудь тоже есть. Но всё же решил проверить.

Наутро глянул я в архиве распечатку с фотографией беглого и поехал на базу. А сезон там уже закончился, отдыхающих нет, да и персонала не видно. Я на пляж прошел. Вижу: человек возле лодок, у самой дальней на борту потертость краской замазывает. И едва он ко мне повернулся, как сомнения у меня враз исчезли. Он это – беглый. Точь-в-точь, как на фото.

Я, однако, ни радости, ни волнения не выказал. Ближе подошел.

«Скажите, – спрашиваю, – где директрису можно найти? В конторе ее нет».

«Она, наверно, в клубе или столовой», – отвечает.

И тут я его словил на типовую ментовскую хитрость:

«Неправильно красите, – говорю. – И кисть не так держите, и мажете не так».

Глянул он на меня неодобрительно и говорит: «Может покажете, как надо?»

«Охотно, – говорю. – Давайте».

Протянул он мне банку с краской и кисть, а мне того и надо – чтобы руки его рядом были. Защелкнул я на его запястьях наручники и, пока он на них удивлено пялился, краску у него забрал, чтоб не плеснул в меня со злости. Понял он что к чему, присел на лодку и обреченно голову опустил. Я рядом на другую лодку примостился.

«Да, – говорю. – Долго же ты от нас бегал».

«Не от вас я бегал», – отвечает.

«Это ты, – говорю, – в другом месте расскажешь – от кого бегал и почему… Я вот одного не пойму: почему ты здесь застрял, да еще и в спасателях? Грехи что ли замаливал?»

Глянул он на меня печально и говорит: «Мой грех в том, что я человека спас и срок за это получил».

«Вот как? – говорю. – Так ты, выходит, безвинно пострадавший? Может и отпустить тебя попросишь?»

«Попрошу… Отпустишь?»

Я от такой наглости даже оторопел. И решил ему подыграть.

«Отпущу, – говорю. – Если история твоей невиновности того стоит. Рассказывай».

А сам думаю: сейчас сказку придумает, на жалость будет давить. Но меня на эти «сопли» не купишь. Всяких повидал.

Но он, видно, за чистую монету мои слова принял.

«Ладно, – говорит. – Слушай… После службы на флоте работал я в детском клубе на Черном море – тренером по гребле на морских ялах. Иногда и сам в соревнованиях любителей участвовал, а в свободное время к ним готовился, тренировался.

И вот однажды плыл я на ялике после такой тренировки мимо дрейфующего элитного катера. Вдруг слышу оттуда крики: «Помогите! Спасите!». Я причалил, на борт взобрался. В открытую дверь кубрика вижу: нехорошее там происходит. Здоровяк в одних шортах девушку в купальнике на скамью повалил, изнасиловать хочет. Я вступился, драка у нас завязалась.

Противник мой бутылку вина о столик разбил и «розочкой» из нее стал махать. Я его руку перехватил. Встали мы вплотную друг к другу, а «розочка» между нами – острыми «лепестками» вверх. Он ее пытается мне в горло направить, а я противлюсь.

Тут мимо другой катер пронесся, волну поднял. Катер наш закачался, здоровяк равновесие потерял и упал на спину, а меня за собой потянул. Я на него свалился, и своим телом «розочку» ему в шею вогнал. Аккурат в артерию. Кровь хлещет, здоровяк хрипит, девушка орет, а я помочь чем не знаю. Растерялся. Ну, он и помер…

Мне бы самому в милицию позвонить и смирно ее дожидаться, а я в шоке был – вместо этого бутылку виски со стола взял и из горла хлебнул. А в милицию девушка позвонила.

Там сначала дело открыли по статье о необходимой обороне – со слов пострадавшей девушки. А потом переиначили его на убийство с отягчающими – девушка эта свои показания изменила. Убитый бандитским авторитетом оказался. Видно, его дружки запугали ее или подкупили.

Сказала она, что с другом на катере отдыхала, а я пьяный на лодке подплыл, залез и стал к ней приставать. Друг вступился, а я бутылку вина разбил и на него. Ну, а дальше – как было. И что самое глупое: погибший всего стопку виски выпил, а я сдуру почти полбутылки. Да еще и отпечатки моих пальцев на орудии убийства остались. Правда, поверх его, не на горлышке. Наверно, поэтому дали мне всего три года колонии-поселения – за убийство по неосторожности. Всё бы ничего, пережить это можно, но бандюки мне записку в СИЗО передали, что отомстят за своего главаря, порежут меня.

Почти месяц прожил я в колонии спокойно, а потом один из поселенцев сообщил мне по секрету, что по мою душу люди прибыли. И завтра, как на работу выйдем, они меня прямо на лесосеке и прикончат.

Я к начальнику. Упросил его завтра в город меня отпустить – будто бы надо мне подарок матери купить и посылкой отправить. Наутро машина за продуктами отправилась, я на ней. Обговорил с водителем, где он меня в городе захватит на обратном пути, а сам на автовокзал. Решил: сначала до областного центра доеду, а там думать буду, что дальше делать.

На автовокзале женщина ко мне подошла. Говорит: мужчине на скамейке плохо – сердце прихватило. Скорую она уже вызвала, но ей самой уезжать надо. И просит она меня побыть с ним, пока врачи не приедут. А мужчина весь бледный сидит, за сердце держится. Я согласился.

Мне, конечно, спешить надо, пока меня еще не хватились, но не бросать же человека в беде. Подсел я к нему, спрашиваю:

«Таблетки какие-нибудь от сердца есть?»

«Принял уже», – отвечает.

Спрашиваю: «Может родственникам позвонить?»

«Нет у меня никого, – говорит. – Один я на всем белом свете».

«Тогда может на работе кого предупредить?»

«Да уволился я позавчера. Решил на озере отдохнуть, а потом уже новое место искать. И вот на тебе… Порок сердца у меня, еще с детства».

Тут он скривился от боли, замер и всё – умер… Я пульс проверил – нет его, дыхания тоже.

«Вот, – думаю, – бедолага одинокий, умер и никто по нем не заплачет, и никому до него дела нет. Даже похоронят за государственный счет. Жаль человека».

И тут мне в голову пришла сумасшедшая мысль. С умершим мы немного похожи, так почему бы мне не стать им. Нашел я в его дорожной сумке паспорт, на фото ему двадцать пять лет. Еще больше со мной общего. Вполне за него сойду.

И еще подумал: «А что, если по его путевке на базе отдыха переждать, пока меня по городам искать будут. Уж никак не подумают, что я там на пляже греюсь».

Взял я его сумку и в кусты за скамейкой отнес. Грех, конечно, что мертвого ограбил. Но ему уже всё равно, а у меня такого шанса начать жизнь с чистого листа больше не будет. И еще подумал: «А может это Господь мне так помогает? За несправедливость, ко мне допущенную».

Скорую я всё же решил дождаться, но уже в кустах, чтобы вопросов про вещи умершего ко мне не было. Дождался, когда забрали моего мертвого благодетеля, и на базу отдыха вместо него поехал… И не прогадал. Хорошее это место, спокойное»…

Спасатель окинул взглядом озеро и лес по его берегам, вздохнул и продолжил:

«Устроился я здесь без проблем и с головой в отдых погрузился. Может кто и спрашивал у директрисы про подозрительных чужаков, так ведь она их не видела, а отдыхающие в солнечных очках ходят – беглеца в них не узнаешь. Да и разве на кого-то из них подумаешь. В общем, никто меня не беспокоил. И я вел себя тихо, не выделяясь среди других. Но на седьмой день отдыха всё же выделился.

Случай на пляже произошел. Ребенок с горки в воду скатился и не вынырнул, утонул. Так получилось, что я это первым заметил, успел вытащить. Директриса нашла меня, поблагодарила – несчастные случаи ей ни к чему. И говорит: «Вот бы мне на базу такого лодочника-спасателя. За гроши, что на эту ставку выделяют, только пьяного бомжа можно нанять».

Я говорю: «А что, я согласен и на гроши, всё равно по путевке отдыхаю, так хоть немного заработаю».

Обрадовалась она, а еще больше, когда я сказал, что недавно с работы уволился – сразу же меня оформлять кинулась. Съездил я в город, из квартиры умершего трудовую книжку забрал. И весь сезон здесь проработал.

Директриса всё время говорила, что не хочет меня как работника терять. Ну, и уговорила остаться, да еще и место сторожа в межсезонье предложила, чтоб круглый год на базе жить. Я подумал: «А почему бы и нет? Место тихое, лет пять здесь побуду, пока про меня не забудут, а потом в родные края двину». Вот так здесь и остался».

Спасатель умолк. А я подумал: «Может и правда всё, что он рассказал, а может и нет. Но только дела это не меняет. По закону он всё равно преступник и должен отбыть свое наказание. Теперь, наверно, уже лет шесть и в колонии общего режима – за побег. Там ему такой лафы уже не видать… А хорошо он все-таки устроился – лес, свежий воздух, вода».

И тут мне так искупаться захотелось. За всё лето ни разу за город не выбрался – работы много было. Считай, последняя возможность в этом году на природе в воду залезть.

«Вот что, – говорю. – Я, пожалуй, искупаюсь и над твоей историей подумаю».

А спасатель мне: «Не советую. Гроза собирается, и шквалистый ветер обещали».

Из-за прибрежных сосен на самом деле темная туча выползала. Но я уже всё решил.

«Ничего, – говорю. – Успею до нее».

Я даже придумал, как сделать, чтобы арестант не сбежал, пока я купаюсь. Каждая лодка на берегу цепью с замком к столбику из стальной трубы прикована, а тот в песок глубоко забит. Решил я беглого на эту цепь посадить. Спросил, где у него ключи от лодок.

«В будке, – отвечает. – На стене у входа. Но с лодки нырять тем более не советую».

«И не собираюсь», – говорю.

Заглянул я в будку, краем глаза за арестованным слежу. Снял с гвоздя ключ от лодки, где беглый сидел, открыл замок на цепи, за наручниками ее продел и к причальному столбику снова примкнул. А беглому говорю:

«Знаешь, я больше склоняюсь к мысли, что рассказ про катер ты выдумал. А на самом деле было так: ты пьяным за руль машины сел и насмерть человека угробил. Фальшивый паспорт тебе знакомые уголовники сделали. А в спасатели ты и вправду пошел, чтоб тебя трудней найти было… Ну и чтобы совесть не так мучила».

Посмотрел он на меня пристально, вздохнул и говорит: «Имеющий уши да не услышит». И отвернулся.

А я разделся, одежду на другой лодке подальше сложил, чтобы преступник до ключей от цепи и наручников не дотянулся, и в воду пошел. Она уже прохладная, но еще терпимо. Поплыл.