Читать книгу Организм - Андрей Ветер - Страница 7

Законспирированная толпа организмщиков высыпала из вагона электрички, и главный скомандовал следовать за ним. Из-под ног поднялась не по-осеннему жаркая серая пыль.

– В машины за-ле-зай! – донеслась команда, и они увидели перед собой три задрипанных грузовичка с крытыми кузовами, на которых с трудом угадывались выцветшие слова «Осторожно люди». ДБ, проходя мимо, плюнул на палец и с кривой ухмылкой поставил слюнявую запятую после первого слова.

Вот пару раз рыгнули моторы, затряслись машины и потонули в пыльном облаке, шумно дребезжа своими составными частями, давя беспризорных деревенских собак и куриц.

– И на фига они нас сюда припёрли? – спросил кто-то и смачно чихнул.

– Отдыхать, мужик. Отдыхать едем на курорт. Сейчас шашлычки навернём с красненьким, потом танцульки всякие, сельские девочки в простеньких юбочках и платочках… Настоящий сотрудник должен уметь жить! Представь, что попадёшь ты куда-нибудь в Нью, скажем, Йорк, а тебе ЦРУ для проверки подпихивает смазливую бабёнку. Не имея навыков, ты ставишь её на карачки и сию же минуту вздуваешь её, как телушку. Тут тебя и расшифровывают, потому как поласкаться нормально не умеешь, пошутить, поплескаться в ванной или в бассейне мраморном понырять голышом и прочее всякое…

– Кончай трепаться, – властно гаркнул другой голос из непроглядной пыли. – О женщинах после судачить будем, а сейчас попрошу боевой настрой держать.

Все тут же настроились по-боевому, потому что день близился к закату, а неясное завтрашнее утро намеревалось окунуть организмщиков в новую, энергичную, лишённую дурных привычек жизнь.

И утро не заставило себя ждать. Оно началось с многотрудной пробежки на десяток километров среди тёмных еловых стволов таинственного леса. Громкий топот тяжёлых сапог, напряжённое дыхание, скупое матерное слово. Затем всё ещё погружённые во мрак предрассветного воздуха, будущие супермены возвратились в длинный барак, где сбросили с себя взмокшие шмотки и помчались умываться ледяной водой. ДБ долго стоял перед лениво фыркавшим краником, из которого едва струилось, потом что-то напряглось в трубе, дёрнулось, брызнуло ржавыми кляксами на руки и на белый кусок нежно пахнувшего мыла.

– Быстрей давай, браток, торопись. Ещё в нужничок надобно сбегать.

– Сейчас, – булькнул ДБ пеной из рта.

В казарме уже наряжались в тёмно-зелёные комбинезоны, лишённые каких-либо знаков различия. Бряцали пряжки ремней, шумно ходили по сапогам жёсткие щётки с ваксой, кто-то насвистывал песню «Без тебя теперь, любимый мой»…

Пора было бежать в дощатый домик, окутанный лёгкими клубами испарений и жужжанием мошкары. Это строение впору было сравнить с молитвенным домом набожных людей. Но не всё мы понимаем сразу.

Священный утренний ритуал, поклонение необходимости, величайшее из облегчений… В эти знаменательные минуты обычно начинало подниматься солнце. Оно ощупывало своими ещё сонными лучиками неплотно сколоченные доски заведения, проникало внутрь и зависало между стенами бледными полосками света. Иногда свет попадал прямо в глаза напряжённо сидевших на корточках людей, чем сильно отвлекал их. Временами в солнечные лучи влетали комары, настороженно гудели перед лицом и тоже мешали сосредоточиться. Бывало, кто-нибудь из суперменов не выдерживал, и тогда в утренней тишине раздавался звонкий хлопок и решительное короткое слово, и неразумное насекомое преждевременно прекращало своё существование. К этому времени окончательно наступало утро за стенами посидельного дома, и первая облегчившаяся партия освобождала места новоприбывшим.

После этого до блеска выбритые подбородки выставлялись на показ главному, которого в первую же минуту его появления окрестили Сомосой.

– Что это у вас бакенбарды такие длинные? Подкоротить! А у вас, мой друг, усики торчат слишком вызывающе! Подрезать!

Затем наступала золотая пора утренней кормёжки.

Если тебе, мой читатель, не доводилось бывать никогда в далёком военном городке, притаившемся в глухом лесу, то тебе не понять, что такое подлинный аппетит и настоящее кулинарное мастерство. Разве можно отыскать даже в самом экзотическом ресторане коричневую манную кашу с плавающими на поверхности зелёными лужицами растительного масла? И по специальному заказу не приготовят тебе фиолетовые сосиски. А рыба! Эта чудесная жаренная рыбка а-натюрель с хрустящей корочкой чёрного цвета и густым жирным соусом, в котором стоит ложка! Нет, если кому не доводилось пробовать чая, заваренного в той же воде, где кипятили картофель, то не понять ему подлинного аромата.

После обеда все, дабы не оплыть жиром, дружно отправлялись маршировать по плацу туда-сюда в ногу и не в ногу. Случалось, кто-то наступал кому-то на пятку.

– Тысяча извинений, пардон.

– Что вы, что вы, наступайте без стеснений, сколько вам нравится.

По ту сторону забетонированного и уже поросшего кустиками плаца лежала деревенька, где имелся винный магазин и жили грудастые девки. Но ходить туда строго воспрещалось. ДБ с удивительной ясностью вдруг почувствовал себя свершенно чужим в этом мире, где потная одежда не менялась на чистую, баня работала один раз в неделю, но воды никогда не хватало на всех, а сотрудники Организма шлифовали свою сноровку по проникновению на запрещённые объекты, тайно пролезая ночью в буфетную и воруя там пачки рассохшегося печенья и дешёвые сигареты без фильтра и соблазняя этими сигаретами одиноких женщин в деревне, куда не разрешалось ходить.

Очень быстро наступила настоящая осень, просочился дождь, задышало прохладой.

……

…Шёл мелкий, но затяжной дождь. Во время стрельбы по мишеням, меняя разложенные перед ним различные модели автоматов и пистолетов, ДБ мелко дрожал, рассыпая с коротких своих волос брызги. Другие тоже намокали, но серенькие переживания других людей давно перестали волновать его. Нелюбовь к Организму, его генералам, мандатным комиссиям и всепоглощающей, как страшная трясина, секретности уже пустила побеги.

– Все в «яблочко», – сообщил Попрыгаев, отстёгивая от автомата рожок. Он всегда попадал. Профессор своего дела. Прирождённый стрелок. Он обожал оружие, разбирал его с закрытыми глазами и собирал его, меняя местами отдельные части, а оно всё равно безотказно работало и било в цель.

– Написовы! Тёзки! Ко мне бегом марш! – крикнул инструктор.

– Это вы нам?

– Вам.

– Но мы не тёзки. Я – Василий Насикин, а он – Шурик Пописов, – объяснял один из суперменов.

– Значит, не тёзки. А я понадеялся на вас, на вашу тёзкость… Но всё равно ко мне бегом марш! Взять боевые патроны у товарища Факова и отнести на огневую позицию!

– Есть! – гаркнули они и умчались, громко шлёпая тяжёлыми башмаками по лужам. Один из них, громко сопя, дёрнул за рукав приятеля.

– Что?

– Странно мне.

– Фамилия Факов странна мне. Явно американского происхождения и что-то мне напоминает.

– Что с того? Я знавал одного поляка с фамилией Ебски, но ничего такого особенного. Моим агентом был.

– Как знаешь, но я доложу начальству об этом, пусть сами разбираются. Всё-таки Ебски это тебе не Факов. Ебски мне как-то ближе.

И оба молча помчались дальше.

ДБ видел, как они стояли на косогоре и о чём-то говорили, но его мало интересовали их слова. Его внезапно одолел запах леса. Странным показался ему этот запах, да и сам лес тоже. Нет, не знал он, в чём причина странности. Лес и был лесом. Может быть, странным было, что не сразу ощутил он этот запах?

ДБ откинулся назад и коснулся спиной к шершавого ствола берёзы. Влажная прохлада прильнула к нему сквозь вонючий комбинезон и поцеловала в утомлённые мышцы. ДБ прикрыл глаза и в ту же секунду неожиданно для себя понял, что его глаза продолжали смотреть даже с опущенными веками. Прошла минута, другая, и он осознал, что глаза видели что-то иное. Другой лес, другое небо, другой воздух.

Перед ним стояла лошадь, на которой сидел всадник. Лошадь шевелила ушами и раздувала бархатные ноздри. Раза три она стукнула копытом и направилась к ДБ, неся на спине всадника, которого ДБ почему-то не сразу заметил. Лицо человека казалось ему знакомым, но туман смазывал черты, и распознать его не удавалось. В длинных тёмно-коричневых волосах, плывущих по воздуху, виднелось белое перо. И весь мир вокруг таял на глазах, превращался в немыслимые тени, которые возникали перед спокойным наездником, старались ударить его или вцепиться в него зубами. А он скользил меж ними, спокойный, невозмутимый. Его лошадь, казалось, исполняла волшебный танец, плавно перебирая ногами. А за ним, за всадником, тянулась река людей. Они пели песню. Они торжественно взмахивали руками. Иногда кто-то из толпы бросался к всаднику и пытался схватить его сзади. Но он скакал дальше – плавно, будто плыл сквозь сонную воду, отгоняя недругов. Над ним висел в воздухе ястреб с красной спиной.

– Послушай, – сказал кто-то, и ДБ обернулся. Рядом стоял Попрыгаев.

– Твой черёд стрелять.

– В кого?

Сверху загромыхало, сомкнулись тучи. Дождь сразу усилился. Он хлестал по земле, разбивая затвердевшую за долгие солнечные дни глину. Расползались грязные лужи, бурлили ручейки. Ополоумевшая сухая жёлтая листва тряслась под тяжёлыми ударами капель. Казалось, вода падала из туч с ожесточением, самозабвенно долбя организмщиков по головам и плечам крупными каплями, будто желая смыть с них скверну.

– Не дождь, а пытка, – пробормотал ДБ.

Капли больно лупили по лицу, норовя прекратить его в сплошной синяк. Рукава и карманы отяжелели.

В тот же день полковник вызвал к себе ДБ на беседу.

– Что это вы там всё время заносите в свою тетрадочку, уважаемый БеДе? – хихикнул он и потряс отвислой на шее кожей. – Уж не секретные ли данные стихами складываете?

– А вы будто не знаете?

– Знать-то знаем, да хотелось бы на искренность вас проверить, милейший, – расплылся в отеческой улыбке полковник. – Не обижайтесь, дорогой мой. Конечно, читал я уже вашу тетрадку. Работа обязывает. Только чепуха всё это, что вы пишете там. Мутные капли дождя, призрачный солнечный луч… Оставьте лирику. Жизнь прозаична. Дан приказ – исполняй. Шаг влево, шаг вправо – расстрел.

– Но приказа-то нет.

– А вы ждите. Некоторым случается всю жизнь ждать на своём посту и ничего не совершить, как подумал бы какой-нибудь затхлый обыватель. Но в этом тоже наша работа, любезный. Вы обязаны знать своё место и выжидать там. В случае надобности вы всегда на месте. Как на государственной границе. Да вам ещё миллион раз надоест работать, так что расслабляйтесь пока… Присели под кусток и ждёте…

– Под кусток?

– Это я фигурально…

Боевой дух ДБ упал окончательно. А тем временем служба шла своим чередом.

– К трамплинам вприпрыжку марш! – кричал не своим голосом инструктор по парашютным прыжкам и первый, словно у него могли отобрать парашют, бросался сворачивать и разворачивать его. Долгое время он совершал свои действия молча, и организмщики решили, что он позабыл, как обращаться с парашютом. Но вот инструктор выпрямился и вытаращил на них округлившиеся глаза.

– Вам всё понятно, семь на восемь? – опять не своим голосом спросил он. Оказалось, что он показывал, как правильно укладывать парашют. Оказалось также, что не свой голос был у него своим.

– Хорошо бы ещё раз, – попросил Пушкин.

– Первоклассная верёвка, – ощупывал стропы Поскакаев, – вот бы моей жене для сушки белья.

– А с самолёта как прыгать будешь? – хмыкнул Попрыгаев.

– Очень не хочется с самолёта, – признался в ответ первый, – я бы предпочёл подглядывать за киноактрисами в раздевалке.

– Следить, а не подглядывать.

– Какая к чёрту разница?

– За слежку тебе деньги платят, это работа, – убедительно произнёс Попрыгаев и расстелил на сырой траве белый купол.

– Для тугодумов демонстрирую в десятый раз, восемь на семь! – рявкнул инструктор и вдруг попросил, чтобы никто ничего не отрезал от парашютов на память.

– Всё равно отберём, это ж государственное имущество, – добавил он.

– А как угадаете, кто отрезал? – вытянул шею Пушкин.

– По полёту, – проскрипел инструктор и размазал по щеке запоздалого осеннего комарика.

– Пропала жизнь, – промямлил ДБ, – теперь до конца дней зелёным беретом работать. Может, уйти?

– Не отпустят. Из Организма не выпускают. Разве что вперёд ногами, если кто строптивый попадётся.

ДБ перекосился, как оплывшая свечка. Он уже не слышал лязга танков, под которыми приходилось ползать, не различал разрывов гранат, которые швырял в занюханный окопчик, не волновали его белокожие противогазы «Дружок», сквозь запотелые стёкла которых требовалось узнать товарища. Несмотря на разнообразие военных атракционов, жизнь казалась ему вялой и бесцветной.

Но тут надо оговориться: тоска залила душу ДБ, но бодрый дух остальных суперменов ничуть не падал. Удачно подобранные предварительными тестами, они звенели струной профессионального оптимизма.