Читать книгу Во власти мракобесия - Андрей Ветер - Страница 8

Смеляков был вполне доволен своими сотрудниками. Ребята целиком отдавались работе. С каждым днём в отдел поступала информация, от которой порой Виктору становилось просто не по себе. Совсем недавно ему казалось, что о преступном мире ему известно абсолютно всё, однако знакомство с деятельностью крупнейших чиновников российского правительства заставила его быстро изменить своё мнение. Смеляков знал, что многие люди не в силах устоять перед соблазном и что многие просто умирают от жадности и от желания купаться в деньгах, но он не подозревал, что жадность человеческая может быть необъятной, а стремление утолить её заставляет некоторых людей забыть об элементарной осторожности.

Ещё в бытность своей службы на Лубянке Вадим Игнатьев соприкоснулся однажды с документами, где упоминался «Балкан-Трейд», поэтому, занимаясь теперь этой фирмой вплотную, он в первую очередь сделал запросы в ФСК и МВД. Оказалось, что оба ведомства давно вели разработку «Балкан-Трейда». Пётр Ганычев, возглавлявший эту фирму, подозревается в контрабанде, хищениях, сокрытии доходов от налогов. Каким-то образом с деятельностью «Балкан-Трейда» был связан некий Григорий Машковский, но по нему СБП пока не удалось добыть никакой внятной информации. «Я работаю в этом направлении, – заверил Игнатьев. – В ближайшее время предоставлю полный расклад по Машковскому». Однако в гораздо большей степени Смелякова заинтересовала информация о господине Ильюшенко, исполнявшем обязанности генерального прокурора. Выяснилось, что Ильюшенко поддерживал тесный контакт с Петром Ганычевым. Записи их телефонных разговоров давали чёткое представление об их отношениях. Руководство ФСК и МВД не решалось направить эти материалы в прокуратуру, прекрасно осознавая, что сам Ильюшенко не станет возбуждать на себя уголовное дело.

Встретившись с Коржаковым, Смеляков выложил перед начальником СБП все материалы. Александр Васильевич читал бумаги и мрачнел на глазах. Виктор молча ждал.

– Просто поверить не могу, – наконец выдавил из себя Коржаков. – Этого не может быть.

– Александр Васильевич, я специально принёс оригиналы документов, а не копии.

– Я вижу, но это невероятно. Чудовищно! Чертовщина какая-то! Человек, который поставлен надзирать за исполнением законов, обвиняется в коррупции… Это же театр абсурда!

– Александр Васильевич, материалов против Ильюшенко слишком много. Это уже не опасения и не подозрения.

– Вижу… Вижу…

– Сомнений быть не может. Вдобавок он ещё и крохобор, дармоед и крохобор. Из-за копейки истерики закатывает. В материалах есть запись одного разговора Ганычева и Ильюшенко… Это убийственно… Наш «главный законник» получил от Ганычева новую мебель, а мастера собрать её не смогли, так как забыли фурнитуру… Вот плёнки, а вот расшифровка…

Коржаков тяжело вздохнул, взял бумагу, сощурившись, пробежал по ней глазами.

– Нет, давай включим запись.

Смеляков протянул кассету, и Коржаков вставил её в магнитофон. Тотчас послышался раздражённый голос Ильюшенко:

– Пётр Викторович, ты сегодня в Белом доме был?

– Был, – ответил Ганычев.

– У кого?

– У Зверькова, в Департаменте экономики аппарата правительства.

– И что, пропуск у тебя в Белый дом имеется? – язвительно поинтересовался Ильюшенко.

– Ну, звоню, и мне выписывают.

– Выписывают? Славненько! Чудесная у тебя жизнь… Ладно, хорошо… Но только вот что я скажу тебе, Пётр Викторович! В последнее время… Я больше просто не хочу говорить на эти темы… У меня просто пропадает желание говорить на любые темы…

– Да что стряслось-то? – Ганычев недоумевал.

– То ты забываешь сделать одно, то не соизволишь сделать другое, то вдруг говоришь… – Голос и.о. генерального прокурора делался визгливее и капризнее.

– Подожди, Лёш… Я не понимаю… Во-первых…

– Подожди минуточку…

– Во-первых, что я не соизволил сделать?

– Ты мне… – Ильюшенко едва не задохнулся от гнева. – Ты мне эту дерьмовую мебельную компанию посоветовал? Посоветовал! Значит, ты за всё отвечаешь! Если ты, чёрт возьми, посоветовал… У нас так не делается… У нас, понимаешь, в нашей команде, так не делается!

– Да что стряслось-то? – У Ганычева от обиды сорвался голос.

– Я бы хотел всё-таки узнать, узнать по поводу того, заберут всё это завтра или нет?.. Заберут эту мебель или нет?.. Или ты всё-таки привезёшь фурнитуру?.. Я хотел бы знать в конце концов! Ты мне скажи…

– Во-первых, я не привожу фурнитуру, Алексей Николаевич, поймите! Не изготавливаю…

– Не изготавливаете, так…

– Во-вторых, значит, её привозит тот, кто поставляет это хозяйство…

– Так, – нетерпеливо подгонял Ильюшенко.

– И то, что она, значит, была принята на склад, это не говорит о том, что я её поставил… И вообще… Сегодня суббота. Искать фурнитуру, значит… Так это…

– Пётр Викторович, значит, давай так. Если ты этот вопрос не решишь, на этом всё закончится. Я имею в виду все твои посещения Белого дома и всё остальное. Никаких встреч больше не будет, ни со мной, ни с кем ещё! – Голос Ильюшенко стал ледяным. – Вот это я тебе гарантирую! Так, знаешь, нельзя мне нервы портить!..

Коржаков нажал на кнопку и выключил магнитофон.

– Хватит, – сказал он устало и после долгой паузы повторил последнюю фразу, прозвучавшую на плёнке: – «Нельзя мне нервы портить»… Чертовски нервный парень, оказывается, этот наш «законник»… Ладно, решим так… Я встречусь с Барсуковым, обмозгуем это…

* * *

Машковский вышел из «мерседеса» и разгладил пальто. В дверях дома появился Николай.

– А, Коля, ты уже здесь? – Казалось, Машковский несказанно обрадовался своему секретарю.

– Здравствуйте, Григорий Модестович. Как дела?

Медленно поднявшись по ступенькам, Машковский приятельски похлопал секретаря по плечу и покивал, думая о чём-то своём. Пройдя в дом, он остановился. Николай снял с него пальто и повесил на вешалку, сделанную в виде торчавших из стены человеческих пальцев.

– Виделся сегодня с одним человеком с Лубянки, – заговорил Машковский после долгой и угрожающей паузы. – Узнал от него, что на Ильюшенко заготовлен убийственный материал. Очень вероятно, что будет возбуждено уголовное дело. Неаккуратно, ох неаккуратно ведёт себя Алексей Николаевич, заносит его на поворотах… Ты, Коля, распорядись, чтобы крепенького кофе мне приготовили.

– Уже готовится.

– Как бы наш Алексей Николаевич не потянул за собой других людей… нужных людей, – продолжил Машковский. – Да, ты ещё коньяку принеси. Я пойду кое-какие бумаги посмотрю, а когда вернёшься, соедини меня с Солдатовым.

– С Солдатовым?

– Ну да, с начальником Управления по экономическим преступлениям Москвы… Или нет. Пожалуй, не стоит сейчас. Я позже займусь этим…

Григорий Модестович поднялся на второй этаж, но не принялся за работу сию же минуту. Он долго стоял перед столом, чуть покачиваясь, навалившись всем своим мощным туловищем на трость. Принесённый ему через несколько минут кофе он выпил молча и не садясь. Он поднёс опустевшую чашку к самому лицу и поболтал ею, вглядываясь в осадок на дне.

«Ведь кто-то гадает на этой гуще, видит там что-то. Только всё это, конечно, чушь… Вот получилась какая-то голова… И торчат из неё вроде рога. Что бы это могло значить? Чья башка? Моя? Снятая с плеч? Или что?.. Глупости… Если начать верить в такую ерунду, то можно легко спятить…»

Машковский злобно фыркнул, поставил чашку на стол, брякнув ею о блюдце, и уставился на бокал с коньяком.

– Ладно, – громко сказал он, – надо работать…

Он неторопливо выпил коньяк, медленно выдохнул через нос, пошамкал губами и зевнул. Ему не хотелось браться ни за какие дела.

– Пожалуй, позволю себе расслабиться сегодня.

Он подошёл к книжному шкафу и, поводив пальцами по корешкам, выбрал томик стихов…

* * *

Григорий Машковский проснулся от внезапного и громкого лязга. Приподнявшись на локтях, он повертел большой головой, вслушиваясь в тишину. Лязг не повторялся. Машковский сел и свесил ноги с кровати.

– Приснилось чёрт знает что… Тюрьма…

Он тяжело поднялся и, прихрамывая, проковылял к окну.

– Что-то часто сны стали беспокойные приходить, – прошептал он.

Он стоял у окна, вглядываясь в ночь, затем вздохнул, повернулся и пошёл к массивному старинному глобусу, в чреве которого находились бутылки. Откинув верхнее полушарие, разрисованное морскими чудовищами и всевозможными животными на неправильных очертаниях континентов, Григорий Модестович дзынькнул увесистой бутылкой коньяка, извлекая её из недр глобуса, и наполнил рюмку до краёв.

– Чем дольше живу, тем больше накапливается страха. Странно… Мне всегда казалось, что должно быть наоборот…

Он доковылял до кресла и, плюхнувшись в него, сделал небольшой глоток. Спиртное приятно обожгло горло.

– Сейчас бы поговорить с кем-нибудь… Только ведь никого нет. Дожил до старости, окружён всякими знакомыми, связей полно, а близких людей нет… Чем же я лучше бездомной собаки, если даже голову не к кому на плечо преклонить? Живу в конуре, увешанной картинами Айвазовского…

* * *

Вечером 24 февраля, когда Смеляков уже собирался уходить с работы, зазвенел телефон.

– Виктор Андреевич, ты чем занят? – раздался в трубке строгий голос Коржакова.

– Домой собираюсь. Конец дня уже.

– Домой? Это хорошее дело, приятное. Ты уж извини, что отрываю от семейных забот, но хочу увидеть тебя.

– Когда? – Виктор посмотрел на часы.

– Давай встречаться прямо сейчас. Мне нужны эти материалы по Ильюшенко. Медлить нельзя. Я возвращаюсь из Внукова, по дороге тебя подхвачу.

– Где?

– Подходи минут через двадцать к гостинице «Мир»…

В назначенное время Смеляков ждал возле входа в гостиницу. Он сразу заметил «Волгу» с затемнёнными стёклами. Внутри на задних креслах сидели Коржаков и Барсуков.

– Прыгай к нам.

Барсуков и Смеляков поздоровались за руку.

– Давай документы, Виктор Андреевич, – велел начальник СБП.

Смеляков протянул материалы.

– Поехали, – сказал Коржаков водителю.

За окнами плыла вечерняя Москва, залитая огнями ярко освещённых витрин, сновали прохожие, возле бесчисленных киосков толпились покупатели.

Барсуков вдумчиво читал справки и «сводки», на лице его не отражалось никаких эмоций. Затем вдруг он вспыхнул:

– Нет, ну надо же! Смотрите-ка, что он Ганычеву по телефону: «Я у тебя пылесос на складе видел, ты мне его привези!» Сволочь! Крохобор!

– Это ты ещё до сцены с фурнитурой не добрался, – ухмыльнулся Коржаков, и в его глазах Смеляков увидел знакомую хитринку. – Сейчас почитаешь, обхохочешься. Или разрыдаешься. Зависит от того, как у тебя с нервишками.

– Натянуты, – сквозь зубы ответил Барсуков.

– Что будем делать, Миша? – спросил Александр Васильевич, когда начальник ГУО[11] закончил читать. – Надо к президенту идти.

– А что к нему ходить? Помнишь, мы с тобой принесли ему материалы по тому делу … – Барсуков не уточнил, по какой причине они ходили к Ельцину, но Коржаков понял его. – И что? Как отреагировал шеф? Почитал-почитал, взял что-то со стола, повертел в руках и вышел. Ни слова не сказал! Вышел и всё, будто мы к нему не материалы государственной важности принесли, а незваными гостями впёрлись водки хлебнуть на халяву.

Коржаков многозначительно похлопал ладонью по папке с бумагами:

– Но и так оставлять тоже нельзя.

Барсуков долго смотрел в окно и наконец ответил:

– Ладно, давай пойдём… В очередной раз… Только я не верю, что у нас что-то получится…

Смелякова высадили недалеко от дома. С улицы он увидел, что свет в окнах квартиры потушен, стало быть, все уже спят. Если работать в таком режиме, то семья вовсе забудет, как он выглядит. Кто-то однажды сказал Виктору, что надо уметь не только хорошо работать, но и хорошо отдыхать. «Ну хожу я на теннисный корт, сбрасываю там напряжение, только ведь хочешь или не хочешь, но там тоже постоянные служебные разговоры. Обстановка меняется, но голова не освобождается от служебных дел».

Он отпер дверь и осторожно вошёл в квартиру. Да, все уже спали. Виктор сел, не раздеваясь, на стул и задумался. За окном покачивались освещённые фонарём голые ветви деревьев, тени от них расплывались на стенах, рисуя мутные причудливые картины…

На следующий день Смеляков узнал, что Коржаков и Барсуков так и не пошли к президенту. Слишком сильна была уверенность в том, что глава государства, как обычно, спрячет все материалы «под сукно». Для начала Коржаков решил поговорить с самим Ильюшенко и, вызвав его к себе, сказал ему прямо: «На тебя есть серьёзные компрометирующие материалы. Мой добрый совет: пиши заявление „по собственному“. Не уйдёшь – покажем документы президенту. Тебе же хуже будет». Ильюшенко обещал подумать. Однако время показало, что исполняющий обязанности генерального прокурора даже не собирался расставаться со своим креслом.

* * *

Когда Трошин быстрым шагом вошёл в кабинет начальника отдела, там уже находилось несколько человек.

– Сергей, – Смеляков многозначительно постучал пальцем по наручным часам, – тебя ждём.