Читать книгу Берёзовая роща. Плащаница царя Герода - Андрей Вячеславович Шилин - Страница 11

Ненавижу. Сегодня я встал с разбитой головой, будто всю ночь в мозги кошки дерьмо закапывали. Он опять со мной говорил, Он дал мне новый знак. Персонажа новой главы зовут Гаврилов Алексей Викторович. Редкостная тварь. В принципе, человечишко так себе, слабая ирония над гомо эректус. Но заметьте, чем мельче существо, тем выше оно себя ставит.

Есть русская пословица «Мал клоп, да вонюч». Это как раз про него. Я же ведь сначала и подумать плохо не мог о нём. Я спорил, доказывал, что не может этот приличный на вид культурный для своего уровня человек быть хуже скота, не может этот «ботаник» с большими квадратными очками подставить друга, обмануть шефа. Я же с ним каждый день здороваюсь, гляжу в искренние голубые глаза, которые по определению не созданы для лжи. И все люди думали так же, когда он, невинно моргая длинными ресницами, выпрашивал деньги, врал про несчастную девочку, которой нужна помощь, обещал жениться.

Помню, в юридическом университете нам рассказывали про физиогномику, что в некоторых случаях суровая деятельность накладывает свои отпечатки на лица. Можно судить по строению черепа, форме ушей и носа, форме и цвету глаз. Но жизнь часто доказывала мне, что людей внешне трудно распознать. Иногда бывает даже, видишь громилу свирепого вида. Он идёт на тебя вепрем, секачом, суёт руки во внутренний карман кожаной куртки и достаёт… конфетку, потом глупо улыбается и ловит на руки несущегося навстречу малыша. Нет. Внешность, как говорят умные люди, обманчива. Я даже думаю, что организм человека, скорее всего, включает защитный механизм, как у животных, своего рода камуфляж. И поэтому хищника по оболочке трудно распознать. Это так называемый волк в овечьей шкуре. Хорошенькая аналогия. Ну что ж? Придётся волку разоблачиться.

Тактику боевых действий я решил избрать прежнюю и отказался от «игры на своём поле». Не буду светиться на улице и водить избранных на виду у людей. И так в прошлый раз попался на глаза свидетелям. Отправлюсь к волку в логово. А для успешности мне поможет тоже костюм волка, ну, то есть, сотрудника полиции. Для совершения обряда я выбрал время полуденное, когда, вроде бы, все на работе, но многие могут ехать домой на обед. У многих уже обед. У участкового в том числе. Думаю, он не помешает, ведь его квартира не в этом доме. Да и у меня будет свободный час, думаю, мне хватит.

Взяв с собой острый перочинный нож, купленный в далёком детстве в память о курорте, я взял резиновую дубинку и быстрым шагом отправился творить добро. По дороге я увидел вдруг, как на меня даже люди смотрят с восторгом. Я даже мысленно залюбовался собой со стороны. Форма служителя закона как бы требовала от меня своего. Я снял кошку, дико орущую на самой верхушке яблони, разнял дерущихся мальчишек, разогнал алкашей на детской площадке. И затем с чувством выполненного долга чести отправился по долгу совести.

Настойчиво позвонив в дверь, сдвинув брови, я… было не опешил, когда в дверях увидел поджарое тело, завёрнутое в банный халат (татарский на вид), и с сеточкой на волосатой голове. Во время собравшись, я втолкнул удивлённого идиота в комнату со словами: «Это что же происходит? Вы почему, гражданин Григорьев, нарушаете дисциплину? Вы зачем с балкона водяные бомбочки в прохожих бросаете? Да это пахнет пятнадцатью сутками! В КПЗ». Ошарашенный, он только и мог переспросить: «Где?» Я показал скрещёнными пальцами рук решётку и указал рукой на окно, и, когда он повернулся по направлению моего указательного пальца, я размахнулся резиновой дубинкой и со всей силой двинул мерзавца по темени: «Вот тебе!» – и его голова послушно ушла вниз. Соскочившая с волос сеточка повисла на дубинке.

Я осмотрелся и прислушался. Свидетелей быть не могло. Только залепленные жевательной резинкой дверные глазки смотрели на меня безучастно. Я вошёл и закрыл дверь на замок. Хозяин дома уже дёргал ногой, и мне показалось, что я его одним ударом прикончил. Это было несправедливо. Прикоснувшись пальцами к шее битого, я убедился, что ещё час жизни у него есть. Только какой жизни?

Наручники – мои постоянные спутники. Не раз они мне помогали. Пристегнув руки гражданина к трубе а ноги привязав к гире, которую приволок из коридора, я вынул перочинный нож и разрезал его одежду на манер мясников, которые надрезают шкуру животного на бойне, чтобы её легче было содрать. Моему взгляду открылось заурядное тело обычного смертного.

Я плеснул ему в лицо из чашки со стола, и большое коричневое пятно кофе растеклось по лицу. Эта процедура возымела положительные последствия – тело стало приходить в себя. Я переспросил: «Гражданин Гаврилов Алексей Викторович?» Он: «Не-не-не-знаю. Что это? Как вы?» – «Я обвиняю Вас в том, что Вы причастны к смерти Есиковой Алины Андреевны, Тучкова Ивана Денисовича, Павлова Фёдора Петровича, благодаря Вашим действиям разрушились семьи Аброськиных и Мишевых, попала в психиатрическую больницу Синицына Светлана Александровна, получил инвалидность Кирюшин Андрей Гаврилович, семья Фатюшиных в кредитной яме, и многое, многое, многое…» Всё перечислить я не смог – меня мучили порывы гнева. «Я не виноват. Богом клянусь! Это правда. Бог свидетель!» – заверещал преступник голосом Володарского. Я не ожидал, что такое существо в свой смертный час не оставит заведённых привычек. Но его нельзя слушать, нельзя позволять ему говорить. И я ткнул его шокером прямо в раскрытую пасть. Шокер был почти разряжен, но от его действия язык урода перестал действовать. Он только тупо моргал своими глазами.

«Кто же ты? – спросил я и тут же продолжал, – не трудись отвечать. Я скажу тебе. Ты – даже не животное, ты – мутант! Где-то глубоко в тебе живёт человек. Хороший. Добрый. Любящий. Я тебе покажу его. Ты будешь счастливый и настоящий». Я одел полиэтиленовый плащ, посмотрел на часы. «У нас уйма времени, дружище, – радостно сказал я, – целых 45 минут». С этими словами я сделал ему уколы лидокаина в грудь, ноги и руки. Затем я достал нож. «Тебе не будет больно». – успокоил я его. Через пять минут я стал разоблачать избранного. Видя, как сдирается кожа с его тела, он только тихо плакал. Последней была сорвана кожа с лица. «Я не прощаюсь, а вечером навещу тебя, – продолжал я его успокаивать, – и мы вместе за тебя порадуемся». Вечером я обнаружил его мёртвым, с раскрытым ртом. Я снял наручники, зачехлил видеокамеру, подошёл к мертвецу, перевернул его и вырезал на единственном нетронутом клочке кожи на его спине фразу, которой он был достоин.

Вернувшись домой, я вспомнил взгляд, который был на обезображенном лице, и слёзы брызнули из моих глаз.

Видео я так и не посмотрел…