Читать книгу Шумелка мышь. Взбалмошная, нежная, смешная - Андрей Юрьев - Страница 5

Последние три дня Мышь была сама не своя. Бродила по комнатам и трогала себя. Проходя мимо зеркала, смотрелась в него и бурчала: – Своя я, или не своя я? Из головы не шел треклятый носок и унижение, испытанное по милости тараканов.

За вечерним чаем в пятницу она сказала: – Я этого так не оставлю! Уж я отомщу! – тяжело вздохнула, – Были бы они покрупнее – я бы наподдала им под зад. А так, что с них взять, с мелочи пузатой?

– Забудь, – сказал Ян и отхлебнул чай, аккуратно держа чашку. Посредине нее черной змейкой ползла трещина, и Ян опасался, что она может расколоться, окатив его горячим напитком, – Ты должна быть выше, – он взмахнул крылом, – Кто ты и кто они?

– Кстати, а кто они? – встрепенулась Жане, и пятое за вечер сизое перышко опустилось на дощатый пол.

– Тараканы, – ответила Мышь и попыталась себя обнять.

– Ах, тараканы… С удовольствием бы проучила парочку дождевых червей.. А этих – увольте. Не вкусные. И хрустят противно, когда их клюешь. Я ведь ненавижу чипсы, да дорогой?

– Любимая, пей чай, пока не остыл, – Ян поболтал ложкой, рискуя расколоть чашку, и незаметно затолкал перышко под кровать. – Пойми, наконец, – сказал он, драматично протягивая крыло в сторону Мыши, – Они такие, какие есть. К тому же, тараканы, любишь ты их или нет – важная часть сообщества. Они вполне, так сказать… Они.. это… нужны, да и все! Ян не смог придумать, зачем же так необходимы тараканы и от этого раздражение его достигло предельной точки. Он глянул на Мышь, пытающуюся обнять себя покрепче, потом на Жане. Та удивленно изучала орнамент на выцветшей скатерти. Ян хотел добавить что-нибудь умное, но не придумал и, нахохлившись, замолчал. Часы пробили восемь.

– Пойми, Ян, не могу я спустить им это с рук. Или что там у них? – сказала Мышь и откусила здоровенный кусок имбирного пряника, – Я обязана отомстить. В моей голове даже созрел план. Но, – Мышь тяжело вздохнула, – Я его забыла…

– Милочка – проворковала Жане, – не обращай на них внимания. Игнорируй, и они оставят тебя в покое.

Ближе к ночи Мышь устала думать о своей обиде, о тараканах и о том, как им отомстить. В голове гудело, в душе шел затяжной ливень.

– Да идет оно все полем! – сказала Мышь, глядя на свое отражение в зеркале. Показала язык, – Постараюсь с ними не встречаться, – И бухнулась на кровать.

Пробираясь на следующее утро сквозь обрывки снов, Мышь потянулась и с хрустом пошевелила когтями. В ее мозгу мурлыкал хит позапрошлого лета, и мир не казался таким мрачным, как накануне.

– Поваляюсь еще минут двадцать, – прошептала Мышь и засунула подушку между колен. На душе легко, когда можно позволить себе не думать о делах. Хит позапрошлого лета искусно сменился старой маминой колыбельной, и Мышь провалилась в сладкую вату сна…

– А ну встать! Тоже мне разлеглась здесь!

Мышь в ужасе соскочила с кровати и попыталась выпрыгнуть в окно. Зацепилась ночнушкой и чуть не грохнулась на пол. Зажмурилась крепко и в отчаянии закрыла голову руками.

– Как ты можешь спать, когда они издеваются над тобой! – раздался грозный писк. Он показался ей знакомым и начал будить давно уснувшие воспоминания. Те отбрыкивались и зевали, но потихоньку картина вырисовывалась. Детство, большая семейная гостиная, запах одуванчиковой трубки…

– Дедушка? – она разожмурила глаза и в недоумении уставилась на огромную старую мышь в красном расшитом золотой нитью халате.

– Сколько нужно тебе повторять! Ты должна уметь постоять за себя! – Старик размахивал руками, словно дирижировал оркестром. Глаза грозно сверкали.

– Вот вырастешь и некому будет о тебе позаботиться. Куда побежишь за помощью, когда мы с твоей бабушкой ляжем в могилу?

– Дедушка, я уже выросла…

– Тем более я не позволю, чтобы тобой помыкали!

– А ты… ведь ты уже…

– Умер? – закончил за нее дедушка, – Ну да… Я все время об этом забываю, черт его дери! – Дед откинул одеяло и край простыни, и грузно сел на кровать.

– А как же…?

– Да ты не волнуйся, малышка – сказал дедушка, и в руке его волшебным образом задымилась трубка. Она возникла словно из воздуха. По комнате поплыл пряный запах табака. – Это твой сон. Ты хотела меня видеть. Вот я и пришел. Но я все знаю! – он выпустил струйку дыма через левую ноздрю, – Ты не должна позволять всякому сброду издеваться над собой! Никогда и никому, слышишь, не спускай обиды! Достань обидчика из-под земли, пройди ад в погоне за ним, поднимись на самую высокую скалу, но отомсти! Иначе, имя тебе – слабак, и шкура твоя лишь коврик для вытирания ног! Ты поняла меня?

– Но что же мне делать, дедушка?

– Ты должна проучить их. Раз и навсегда отбить у них охоту связываться с тобой. Добейся уважения!

– Но как?

– Тут я тебе не помощник, детка. Я ведь не настоящий…

С этими словами дедушка растворился в воздухе, оставив вмятину на кровати и клубящийся сизый дым.

Завтрак прошел отвратительно. Тосты подгорели, а яйца получились всмятку, и Мышь отправила их в помойку. Оттуда они не вернулись. А Мышь снова была не в себе и копалась в дедушкиных словах.

– Легко ему поучать, – думала Мышь вслух, качаясь в старом ивовом кресле, – сам-то, небось, отставной генерал! Может и сабелькой оттянуть. А что могу я? И кто за меня заступится? – крупные жемчужины слез покатились из глаз и застучали по полу.

– Растворился в воздухе, как ни в чем ни бывало, именно в тот момент, когда должен был сказать самое важное, – она с досадой швырнула книжку, которую пыталась читать последние два месяца, да так и не продвинулась дальше первой главы. Книга называлась «На пруду квакали». В прошлом году она получила главную литературную премию. Читать ее было невозможно. Книга пролетела через всю комнату, трепеща страницами, как утка-мандаринка крыльями и нырнула в буфет.

– Вот и поквакай теперь там! – презрительно прошипела Мышь и вернулась к своему горю. Просто наказание! У всех лето в самом разгаре, а Мышь бродит по комнатам и ничего ей не в радость. Надо бы отомстить, а в голову ничего не идет. Даже вкуснейшие ореховые эклеры. Спасти день мог лишь здоровый послеобеденный сон. Поэтому она набила животик и шаркающей походкой подошла к кровати. Тут она весьма талантливо изобразила смятение и упала в обморок. Матрасные пружины легонько звякнули и надлежащим образом прогнулись под практически невесомым телом.

– Ах, граф! – пробормотала Мышь, прикрывая глаза рукой, – теперь я навеки ваша и ничто не в силах… – Голос стремительно становился тише, а слова неразборчивей и вот комнату наполнил мелодичный, деликатный храп. Все застыло в голове Мыши и так же тихо было в спальне, залитой тусклым багровым светом гардин, сквозь которые не могло пробиться солнце. Над грубыми деревянными половицами танцевали причудливый танец крохотные пылинки, а под потолком на тонкой нити висел паук. Его звали Хьюго и он хандрил. В горькой задумчивости он отпускал нить и летел кувырком в свободном парении. В считанных сантиметрах от земли резко тормозил, поднимался неторопливо к потолку и снова падал вниз. Это странное занятие хоть как-то отвлекало от горьких дум. Хьюго надлежало жениться через две недели. Его паучье семейство пребывало в предвкушении, а невеста, звали ее Блэки, была до неприличия счастлива. Она с упоением занималась приготовлениями к свадьбе, больше ее ничего не волновало. Хьюго не разделял всеобщего ликования. Хотел бы, но не мог. В груди словно старая ржавая пружина сжалась. Страшная загадка и обидное разочарование съедали его заживо. Ведь он представлял себе свадьбу по другому. В его груди билось большое и чувственное сердце. Хьюго всегда ждал этого события. Он мечтал быть любимым и дарить любовь. Но все, что он чувствовал в преддверии свадьбы – ужас и разочарование. Хьюго посмотрел вверх и дотронулся мохнатой лапкой до испещренного трещинками потолка. Сухой и прохладный.

– Бред какой-то, – подумал Хьюго и отпустил нить. Комната завертелась перед глазами, сливаясь в пестрый багровый шар. Еще одно мгновение… Земля стремительно летела ему навстречу и в этом хаотичном движении не думалось ни о свадьбе и вообще ни о чем. Пора. Дальше нельзя. Лапы схватили нить и все-таки он пропустил момент невозвращения! Всего-то мизерная доля секунды, а уже не ничего не исправить…

Бум! Хьюго рухнул прямо на кровать в ногах у Мыши, юркнул под одеяло и застыл в ужасе.

– Кто здесь? – встрепенулась Мышь и приподнялась, опираясь на локоть. Отдернула одеяло, и резкий свистящий визг резанул по ушам. От неожиданности Мышь подпрыгнула, ее встряхнуло и отбросило к изголовью, словно взрывной волной. Шерсть встала дыбом, а нижняя челюсть отвалилась. На противоположном конце кровати не сводил с нее глаз и визжал мохнатый клубок со множеством противных тонких ножек. Со сна он показался ей огромным и зловещим.

– Сейчас сожрет, – подумала Мышь и приготовилась умирать.

Однако чудовище не спешило покончить с ней. Оно продолжало истерично визжать. Да так, что штукатурка посыпалась с потолка. Мышь и визжалка сидели друг напротив друга и ничего ровным счетом не происходило. Даже тон и громкость визга не менялись. По мере того, как сон покидал Мышь, чудовище уменьшалось в размерах и становилось все менее зловещим и все более жалким. Но визг начинал действовать на нервы.

– Эй, малыш, – наконец решилась Мышь, силясь перекричать визжалку, – Может хватит?

Ответа не последовало.

– Ты что, боишься меня? – как можно ласковее спросила Мышь и слегка подвинулась к визжалке. В глазах существа отчаянный ужас сменился на крайнюю степень удивления.

– Ты ведь паучок? Правда? Такой большой и лохматый. Не мудрено, что я испугалась, когда тебя увидела, – Мышь еще немного продвинулась по кровати. Паук перестал визжать, и тишина резанула по ушам, словно нож по стеклянному столу.

– Не приближайся, – выдавил он хрипло.

– Ладно, – сказала Мышь, – Хорошо уже, что ты перестал визжать, – она подтянула подушку и устроилась на ней поудобнее, не сводя взгляда с паука. – Теперь расскажи, почему ты так визжал?

– Ну… – промямлил паук, отодвигаясь подальше, – Ты же мышь.

На пути встала деревянная дужка кровати. Паук вжался в нее и замер с таким видом, что стало понятно – живым не дастся.

– Ладно, я – мышь. И?

Паук молчал.

– Ну почему ты так боишься? – теряя терпение, спросила Мышь.

– Ты меня съешь, – наконец выдавил паук.

– Я тебя? Съем? – Мышь расхохоталась и откинулась на подушку, – Ты хоть видел себя в зеркале? Ты огромный мохнатый противный паучище. Если уж на то пошло, я решила, что мне конец, когда ты шлепнулся в кровать! Кто дал тебе такое право? – прикрикнула она и погрозила пальцем.

– Пф, – сказал паук.

– А когда я увидела эти бешеные глаза? А твой чертов визг? Как прикажешь это понимать?

– Ты ведь мышь?

– Ты и в этом сомневаешься, глупая визжалка?! Я – мышь и горжусь этим! Прошу заметить, в моих жилах течет аристократическая кровь! Возможно голубая, – Мышь подпрыгнула на кровати и сделала изящный реверанс.

Паук скрипнул зубами и закопошился. Попытался залезть под простыню.

– Не получится, – констатировала Мышь, – Она на резинке.

Мышь снова села на подушку и продолжила переговоры, – Слушай, дружок, я не стану тебя есть. Ни сейчас, ни завтра, ни потом. Давай нормально поговорим…

– Ага, – пробурчал паук, – Ты мышь, значит должна меня съесть.

– Заладил одно и тоже! – Мышь устроилась на подушке по-турецки.

– Все это знают. Мыши едят насекомых. Значит, ты должна меня съесть. Теперь понятно?

– Звучит логично, – проникаясь симпатией, сказала Мышь, – только есть одно «но», – следующую тираду она буквально прокричала в лицо пауку, – Я не ем насекомых! – И ткнула пальцем в его сторону, словно обвинитель на суде, произносящий последнее слово.

Паук зашипел и затаился. А Мышь опустила руку и посмотрела на него долгим материнским взглядом, в котором было намешано все – нерастраченная любовь, понимание, столовая ложка нежности и щепотка грусти.

– Как тебя зовут, малыш? – наконец спросила она тихо.

Паук помолчал, покрутил немного глазами и пробормотал что-то под нос.

– Громче, пищалка!

– Хьюго…

– Послушай, Хьюго и запомни навсегда. Я, Мышь, не ем ни пауков, ни бабочек, ни тарака… – Мышь резко замолчала на полуслове и подняла глаза в потолок. На долгое время в комнате воцарилась тишина. Хьюго вглядывался в лицо Мыши и пытался понять, о чем же она думает. За четыре с половиной минуты молчания на нем отразились пять оттенков отчаяния, смешанных с острым удивлением, сосредоточенная задумчивость, заправленная предвкушением успеха, задрапированная скепсисом надежда, затем расцветающая под лучами раздумий тихая радость и, наконец уверенный в своих силах и предназначении триумф.

С этим редким в наших широтах выражением на лице Мышь наклонилась к Хьюго и тихо, но твердо сказала: – Вот теперь, дедуля, у меня и вправду есть план.

Странно, но паук не отшатнулся от Мыши, как он делал, движимый инстинктом, раньше. Он застенчиво улыбнулся и хрипло спросил: – Почему ты назвала меня дедулей?

– Забудь, – ответила Мышь, – Мы сейчас с тобой пойдем пить чай, и ты мне все расскажешь.

Так они и сделали и просидели за кухонным столом до самого вечера. Пили приторный от меда чай, общались. Мышь рассказала о визите дедушки, о проклятых тараканах, которые не дают спокойно жить, о душевных метаниях, мучивших ее в последние дни, а скорее даже недели, если не месяцы. Хьюго поведал о невесте, о том, как они познакомились в семьдесят третьем углу (если считать по часовой стрелке от спальни Мыши) под самой крышей их дома и как он сразу же понял – Блэки его половинка. И пусть она чужестранка, попавшая в город с грузом древесины на корабле из Северной Америки. Это не имеет значения. Так бывает, встречаешь кого-то и словно тысячу лет уже знаком. А потом пришла депрессия, накрыла с головой за две недели до свадьбы.

– Я сам себя не понимаю! – закрыв лицо лапками, прошептал Хьюго, – Я так сильно ее люблю!

– Эй, – Мышь положила лапку на одну из лап паука на цветастой скатерти, – Все будет хорошо, малыш! У меня есть кое-какие соображения на этот счет. Опиши-ка мне свою Блэки.

Улыбка озарила лицо Хьюго: – О! – прошептал он, – Она – чудесная! Видела бы ты, как ловко она плетет сеть! – Хьюго покачал головой и звонко щелкнул языком, – А как она готовит комариный коктейль! Сказка!

– Ты говорил, она маленькая и черная?

– Да, такая миниатюрная и ловкая, как никто другой на целом свете! Я никогда не видел такого черного цвета, она блестит, как черный алмаз, манит как осеннее ночное небо! Ее лапки стройные и цепкие… Видела бы ты как она плетет паутину!

– Понятно, – сказала Мышь одобрительно, – Есть у нее здесь родственники?

– Нет, – ответил Хьюго, – Их разлучили. Это грустная история. При разгрузке в одном из северных портов вся ее семья пропала.

– Угу, – Мышь почувствовала себя героем детективных рассказов, проницательным сыщиком в погоне за уликами, – Говорила ли она что-нибудь про своего отца?

– Она не любит об этом вспоминать…

– Ясно… Скажи-ка мне, а есть ли у нее, – она на секунду замялась, – Ну такое… Красное… (О, боже, дай мне силы!) Есть ли у нее красное пятно на брюшке?

– О, да, – ответил Хьюго, – Есть. Ярко красное на черном… Но почему ты спрашиваешь?

– В виде песочных часов? – уточнила Мышь.

– Откуда ты знаешь? – спросил Хьюго. По лицу пробежала тень недоверия.

– О, малыш, я – старая Мышь, когда-то блиставшая в высшем свете Парижа, – сказала Мышь с грустной улыбкой на лице, – Я знаю так много, что половины забытого мной хватило бы для нормальной жизни всех жильцов этого дома, – лукавая улыбка заиграла на ее мордочке, – Думаю, мне еще придется встретиться с твоей невестой.

– Но зачем?

– Чтобы помочь тебе, малыш.

– Как ты можешь помочь мне? – вскричал Хьюго, сделав ударение на слове «ты», – И зачем тебе это?

– Видишь ли, – сказала Мышь, доливая чай в кружку Хьюго, – Я понимаю твое недоверие. У нас обоих в жизни появилась большая проблема. Так? – спросила она, и не дожидаясь ответа, кивнула сама себе, и продолжила: – Мы сами не можем ее решить. До сегодняшней встречи я понятия не имела, как мне с этой проблемой справиться и как с ней дальше жить. Теперь знаю. Тараканы должны трепетать, лишь услышав мое имя! Ты, Хьюго – тот единственный, кто может помочь мне проучить их. А я могу помочь тебе. Главное, – она подняла вверх палец, – я думаю, что знаю, как.

Паук внимательно слушал Мышь, слова обволакивали исстрадавшуюся душу, и впервые за несколько дней он почувствовал себя лучше. Далеко на горизонте, еще слабый, едва народившийся, забрезжил лучик надежды. Хотя Хьюго и не понимал, откуда Мышь знает такие подробности про Блэки, и как она может ему помочь, если он и сам не понимает, что с ним происходит, он, почему-то ей поверил.

– У нас мало времени, малыш. Надо что-то делать! – Мыши не терпелось действовать.

– Ну уж нет! – решительно сказал Хьюго, стукнув кулаком по столу, – Так не пойдет! Прежде ты все расскажешь мне. Если на самом деле знаешь, о чем говоришь, а не ломаешь тут жалкую комедию в стиле «Ах я такая просвещенная и добродетельная самаритянка»! – глаза Хьюго сверкали.

– Вот такой Хьюго мне нравится! – воскликнула Мышь, – Тебе определенно идет воинственный настрой и нам это в дальнейшем пригодится. Точно готов услышать всю правду?

Хьюго кивнул так решительно, что стукнулся подбородком о грудь.

– Ладно. Слушай, – Мышь отпила немного чая, не спеша и вдумчиво, дабы оттянуть неприятный момент и, наклонившись к Хьюго, и глядя ему в глаза, как удав на кролика, прошептала: – Твоя невеста – черная вдова!

Стены не обрушились, мир устоял, но в голове у Хьюго все тут же встало на свои места. Он тоже отпил чая, почесал лапкой затылок, и опустил взгляд вниз на скатерть с крупным орнаментом из георгинов. Багровые лучи солнца из окна на удивление тонко играли с рисунком на скатерти. Головки цветов казались объемными и реальными, почти колыхались от ветра.

– Ты знаешь, что это значит? – участливо спросила Мышь, – Мне объяснить?

– Не нужно, – буркнул Хьюго, – Теперь понятно, почему я так мучаюсь.

– Инстинкт?

– Он, проклятый, – ответил Хьюго, и тяжело вздохнул, – Но… ты уверена?

– В том, что это инстинкт? – спросила Мышь.

– О господи, Мышь! – сердито сказал Хьюго, – Про Блэки?

– Все сходится, малыш…

– Ладно, – махнул рукой Хьюго.

Возникла неловкая пауза. Она всегда появляется в такие моменты, эта глупая девочка. Стоит и хлопает глазищами, будто вот-вот разревется.

– Иди отсюда, глупышка, – шепотом попросила ее Мышь и кивнула головой на окно. Ведь все знают, неловкие паузы не пользуются дверьми. Та в ответ пожала плечами, такими худыми, что казалось, рубашка вот-вот соскользнет с них на пол, и всем тогда станет еще неловче, посмотрела на Хьюго, потом на Мышь и мелкими шажками двинулась к окну. Когда она перевалилась через подоконник в сад, Хьюго покачал головой в недоумении и прошептал: – Моя любимая – черная вдова…