Читать книгу Перекрёсток времён. Бородатые боги - Андрей Захаров - Страница 4

За время, что Антоненко провел в гостях у Синчи Пума, он чувствовал себя, как в поговорке: словно сыр в масле катался. Уже свыкся с ролью белого бога! Они втроем смотрели на местный люд только свысока. Даже немного зажрались.

Он, Аксенов и Роговой были гораздо выше и крупнее всех местных жителей. Самым высоким из уаминка оказался вождь Синчи Пума, но и тот был только по плечо Николаю!

За время похода от водопада до главной крепости народа уаминка Николай с помощью Рогового сумел наладить контакт с вождем.

К удивлению Антоненко, Василий Роговой оказался всесторонне развитым парнем и имел склонность к языкам. Как пояснил моряк, до войны он ходил на сухогрузе по Средиземному морю, и ему приходилось общаться с разными народами. Даже был переводчиком для всей команды. К тому же Роговой имел идеальный слух и быстро соображал. Умел играть на гармони, которую постоянно таскал с собой вместе с ручным пулеметом Дегтярева и запасными дисками к нему. Для двухметрового молодого парня эти тяжести были словно пушинка. Из-за своих заморских путешествий он и пострадал. Кто-то написал донос в НКВД, и Васю Рогового списали «на землю». А когда пришла война, его призвали на службу, определив мотористом на катер Пинской флотилии.

Наладить контакт с местными Николаю помогло также и зелье Баюлиса.

Во время перехода Антоненко, как змей-искуситель, зная по прошлой жизни слабость туземцев к спиртному, просто споил вождя уаминка. После этого Синчи Пума стал его лучшим другом. Еще больше Николай сдружился с местным народом, когда в их честь в главном городе-крепости под названием Уаман-канча – Гнездо сокола – устроили пир.

Уаман-канча располагался на вершине горного хребта. Тот, кто его построил, хорошо разбирался в военном деле. Крепость господствовала над двумя долинами, разделенными этим хребтом, и закрывала проход, ведущий к Серебряному ручью и дальше, к водопаду предков в Священной долине богов.

Крепостные стены были сложены из крупных каменных блоков, но размером меньше, чем стены Новоросска. Их высота с пологой стороны составляла почти десять метров. Эти стены одновременно являлись и террасами. Таким образом древний архитектор выровнял поверхность для строительства домов внутри оборонительного сооружения и решил проблему с защитой. За кладкой, выложенной из подогнанных друг другу и обтесанных каменных блоков, просто была навалена земля и камни помельче. Так что обрушить такую стену было практически невозможно. Наверх в город вело три прохода с воротами. Каждый – шириной чуть более трех метров. Встроены они были в стену. Подъем осуществлялся по вырезанным ступенькам. Получалось, путник, чтобы проникнуть в город, должен был подняться через узкий туннель, в конце которого стояла стража. В центре крепости возвышалось дополнительное оборонительное сооружение – цитадель. Высота ее стен – около семи метров, и взобраться на нее можно по двум ходам, подобным описанным выше. Здесь жили вождь, знать и жрецы города. Вся территория внутри стен была застроена жилыми домами, похожими на маленькие башни, широкие у основания и сужающиеся кверху. Возводились они из камня, высота стен достигала пяти метров. Поэтому дома казались двухэтажными. Крыша в форме конуса крылась деревом и соломой. Дома стояли вплотную друг к другу. Из-за неровности рельефа они строились на нивелировочной платформе, такой же круглой в плане. Зайти на нее можно было с улочки, шедшей по верхнему уровню, а чтобы попасть внутрь дома, нужно было пройти по карнизу из плоских камней. Вход в здание был сориентирован так, что смотрел на постройки, стоящие внизу. В центре цитадели находился небольшой бассейн с источником воды, которая по водоводам спускалась во все части города. На окраине города возвышался Большой Храм – каменная башня в виде усеченного конуса с основанием шире, чем вершина.

Когда новороссы только поднялись в город, они застыли в изумлении. Почти у каждого входа в дом на стене висели высушенные человеческие головы! Как потом выяснилось, количество голов свидетельствовало о доблести и славе хозяина. Головы врагов являлись ценными трофеями. После их отрубания кости черепа разбивались и вынимались. Затем пустую кожу наполняли горячим песком, голова сморщивалась и становилась не больше кошачьей, но форма оставалась прежней, и черты лица сохранялись.

У входа в дом вождя Николай насчитал не меньше четырех десятков таких голов. «Могучий дедок! Столько врагов лично замочил!» – восхитился Антоненко.

Гостей также удивило и большое количество женщин с детьми. Если те женщины, кто был постарше и замужем, занимались своим домашним хозяйством, то молоденькие девушки так и крутились возле пришедших. Было заметно, что у уаминка женщины свободны и не так зажаты разными запретами, как мусульманки.

В отличие от мужчин женщины-уаминка носили длинные туники, прихваченные на талии поясом, довольно похожие на греческие; они свисали до земли, но по бокам были разрезы, через которые при ходьбе видны ноги. В сущности, это была ткань в форме прямоугольника, обернутая вокруг тела и закрывавшая грудь, а ее концы закреплялись на плечах булавками. На талии ее держал широкий пояс, украшенный узорами или квадратиками. Поверх туники женщины надевали зеленую накидку, застегивавшуюся на груди с помощью большой декоративной булавки. Накидка свисала сзади до уровня икр. Как и мужчины, женщины носили простые кожаные сандалии, завязывающиеся на лодыжках.

Внешне женщины-уаминка были очень похожи на славянок. Все с почти белой кожей, голубыми глазами и белокурыми, рыжими или светло-каштановыми волосами, заплетенными в косы. Если уаминка была не замужем, то она носила две свободных косы, куда вплетала разноцветные помпоны огромных размеров. У замужних косы подвязаны снизу на затылке и помпончики были поменьше.

Их головы, так же как и головы воинов, венчали переплетенные шерстяные разноцветные повязки, но без вставленных ярких перьев. У каждой в ушах висели золотые серьги с кисточками. Кроме того, золотом были украшены и головные повязки. На шее у многих женщин имелись различной толщины цепочки из золота или серебра. Они носили также и ручные браслеты, изготовленные из этих металлов.

– Богато живут! – присвистнул Роговой. – Только арабы своих женщин так золотишком балуют. Значит, здесь золото и серебро ничего не стоят, раз все бабы в них свободно разгуливают!

Во время пира в честь прибытия виракочей местные предложили гостям свое кукурузное пиво – чичу, надеясь их споить, но для наших оно оказалось довольно слабым. И получилось наоборот. В большой медный чан с пивом, наполовину выпитым гостями и племенной верхушкой, Антоненко предложил добавить свой напиток. На что полупьяные вождь и его командиры с удовольствием согласились. Недолго думая Николай вылил туда всю настойку Баюлиса. По приказу вождя женщины добавили в чан еще местного пива и размешали. Пир затянулся до самого утра. Хотя они и разговаривали на разных языках, но полностью понимали друг друга. Воины племени показывали гостям свое искусство владения оружием, женщины угощали всеми яствами, которыми располагало племя.

Небольшое недоразумение случилось с Аксеновым. Увидев, что его окружает такое количество молодых и красивых женщин, парень не выдержал и стал к ним приставать. Девушки смеялись и шутя отбивались от «белого бога», хотя по их виду было заметно, что это приставание доставляет им удовольствие. Женщин много, а мужчин мало, кому не хочется хоть немного ласки!

Подтянув к себе подчиненного, Николай прошептал ему на ухо:

– Семен, угомонись! Сексуальный маньяк… Нельзя нам сейчас с ними из-за баб ссориться. О наших в лагере подумай. Да и говорят, что сифилис к нам из Южной Америки занесли!

– Николай Тимофеевич! Да мочи уж нету… Тут такая краса – на всех наших с лихвой хватит. А болезней я не боюсь – доктор вылечит!

К удивлению Антоненко и Аксенова, вождь Синчи Пума, увидев это, предложил Аксенову любую из незамужних девушек, но с одним условием: он женится на всех, кого выберет. От такой новости Аксенов сразу протрезвел. Одно дело – гулять, другое – жениться. Гуляешь один день, а женишься на всю жизнь, ответственности больше.

Но под пиво с настойкой парень, плюнув на все, решился и выбрал двух смешливых красивых девушек, которые постоянно крутились возле него. Видно, и он им понравился.

Жрец, заменяющий Иллайюка, пояснил, что после решения вождя эти девушки теперь безотлучно будут сопровождать Аксенова, но и он обязан о них заботиться. Если жених откажется, то их отцы имеют право его убить, так как он обесчестил дочерей. Официальная свадьба будет только через год. Право отказаться от будущего мужа имеют только девушки. Мужчина же обязан на них жениться. При этом количество жен не ограничено. Если за это время родится ребенок, то он останется при матери.

– Ну что, пограничник, влип? – шутливо спросил Николай.

– А, где наша не пропадала! Девки уж больно хороши, – весело ответил Семен.

На следующий день выяснилось, что пограничник таки не прогадал. Одна из девушек была дочерью сотника – командира гарнизона одной из крепостей, а другая – гончарного мастера, тоже уважаемого человека в племени.

Но больший фурор на празднике встречи богов у местных жителей вызвал Роговой своими песнями под гармонь. Сначала местный народ начал плясать и петь под звуки своих раковин, флейт и барабанов. При этом только мужчины вставали в круг. Они, почти топчась на месте, обнявшись за плечи, ходили по кругу и выкрикивали воинственные слова. Виракочам эта музыка показалась заунывной, поэтому Николай и попросил Рогового «сбацать нашу плясовую». Парень, уже принявший на грудь, выдал на гармошке от души. В такт своей музыке в круг вышли танцевать Антоненко и Аксенов. Они выкидывали такие коленца, что местные зачарованно застыли на своих местах. По мере продолжения праздника уаминка научились танцевать танцы богов. В дикой пьяной пляске слились все!

Наутро болела голова. Но, продолжая в том же духе, Антоненко и его команда по предложению вождя в течение нескольких дней посетили все селения племени уаминка. Аксенов даже успел познакомиться с родителями своих невест и получить согласие на испытательный супружеский срок. После чего Николай составил записку и попросил Синчи Пума передать ее своим, на водопад предков.

– Синчи, а почему ты не хочешь меня пригласить к соседям? – поинтересовался Николай.

– Они не должны знать о вас! – ответил вождь с помощью Рогового.

– Но почему?

– Они заберут вас у нас, и мы лишимся помощи богов!

– Глупости! Я никогда не покину твой народ. Теперь ты мой брат!

Роговой постарался перевести слова Антоненко как мог. Но по лицу вождя Николай понял, что тот чем-то все-таки недоволен.

«Что-то здесь не так!» – подумал он.

С момента прибытия в Уаман-канча к виракочам вождь приставил четырех молодых воинов. Они сопровождали Антоненко и его людей везде, но не являлись слугами. Обслуживали гостей только женщины. Воины же всегда находились рядом, выступая в роли гонцов и телохранителей. Сначала они молчали, но постепенно между ними и гостями возникли разговоры, знакомство друг с другом. Начали общаться. Основным переводчиком был Роговой, лучше понимавший речь местных жителей.

В один из дней Николай сказал вождю, что им надо вернуться к своим. Синчи Пума, помолчав, попросил его подождать с решением.

На следующее утро в дом виракочей вошел воин-гонец. Он, встав на колено, что-то быстро проговорил.

– Николай Тимофеевич! Нас вождь просит к себе. Дело важное! – сделал вывод Роговой.

В специально выделенном для виракочей доме жили только Антоненко и Роговой. Аксенова же будущие жены забрали к себе в новый дом.

– Вызывай Аксенова! Пойдем только втроем. И приготовь оружие. Мало ли что!

Когда все собрались, Синчи Пума объявил, что утром к нему прибежал гонец с известием о нападении врагов на соседей – родственное племя уанка. Соседи хотели принять бой, но враги оказались хитрее. Захватив несколько небольших селений и прихватив пленных с имуществом, они ушли.

Он, Синчи Пума, как местный курака, отвечает за безопасность всего района перед Сапа Инкой. Надо наказать врагов, вернуть плененных сородичей и похищенное добро. Но у него сейчас под рукой мало воинов, пусть виракочи покажут свою божественную силу.

Вождь также передал Николаю письмо от Климовича.

Прочитав письмо, Антоненко задумался.

– Командир рекомендует нам возвращаться назад. Самим ни во что не вмешиваться.

– А как же помощь вождю? – недоуменно спросил Роговой. – Он же на нас надеется!

Немного подумав, Антоненко объявил:

– Ну что, мужики, пришел и наш черед. Хватит пиво жрать да баб тискать! Если мы сейчас с врагами не справимся, то грош нам цена – порежут нас, как молоденьких поросят, и фамилию не спросят!

– Николай Тимофеевич! Да я за своих девчонок любому глотку перережу! – отозвался Аксенов. Чувствовалось, что он уже вошел во вкус хозяина гарема.

– Так. Проверить оружие и боеприпасы. Выступаем с уаминка. Вася, оставь свою гармошку здесь. Там она не пригодится. Лишний груз, – скомандовал Антоненко. – Нашим письмо отпишу. Пусть помощь высылают, если хотят с Синчи дружить. Как там говорил Наполеон: главное ввязаться в драку, а там посмотрим!

– Мои девчонки со мной, – заранее предупредил Аксенов.

– На хрена они в бою нам нужны? – высказал свое недовольство Роговой.

– Мне без них нельзя. Иначе мне кирдык, – пояснил Аксенов, поправляя за спиной свой ППД. – Уже сам жалею, что связался. Я так понял, что пока официально не женюсь, они и воевать со мной рядом будут, пока детишек не родят.

– Амазонки, что ли?

– Выходит, что так.

– Прямо как наши. И коня на скаку остановят, и в горящую избу войдут, – резюмировал Николай. – Ладно. Бери своих баб. Раз уж так. Всем переодеться в местную одежду. Пока светиться нам ни к чему!

– Да? С нашим-то ростом? – рассмеялся Роговой. – Да нас за версту видно! Сразу поймут, что мы – чужие!

– А ты пониже пригибайся и не ржи как конь, а то всех врагов распугаешь! – весело ответил Аксенов. – А одежку я подгоню. Мои девчонки быстро ее перешьют. Да и сами переоденутся как воины.

На написание письма, подгонку и переодевание ушло около часа. Один из приставленных к ним молодых воинов принес три плечевых сумки и тыквенные бутыли с водой. Заглянув в свою сумку, Роговой удивленно воскликнул:

– Командир! А зачем они туда какие-то листья да чистые тряпки напхали? Нам что, все время их таскать с собой?

Николай достал листья и показал их воину:

– Валью! Зачем это?

– Кока! Ам-ам! Сила! – ответил воин, одновременно показывая, что эти листья надо жевать.

При слове «кока» Антоненко сразу вспомнил свое время.

– Эти листья, ребятки, – что-то вроде наркотиков или допинга. Они помогают переносить высокогорье и придают сил. А тряпки – перевязочный материал, мало ли что… Так что берите, не пожалеете. А для дезинфекции у нас еще фляга самогонки осталась!

Передав новое письмо Синчи Пума, Николай был немного удивлен. Оказалось, что вождь не идет усмирять врагов, а остается на месте. Две сотни воинов поведет его племянник Качи. Еще две сотни должны присоединиться к ним по пути из других крепостей уаминка.

Место для трех виракочей сначала определили в середине длинной цепочки воинов, споро бегущих по лесной тропе. Первые полчаса виракочам еще удавалось держать заданный темп, но потом – бобик сдох. Сказалась тяжесть оружия и боеприпасов, а еще больше – непривычка к таким быстрым горным переходам, да и весело проведенные до этого дни имели свои последствия. Оставив с виракочами пятьдесят воинов с приказом сопровождать тех до места сбора, Качи двинулся дальше, при этом ускорил темп передвижения.

К вечеру, еле передвигая ноги, Антоненко вместе со своими подчиненными взобрались по высоким ступеням на стены пограничной крепости.

– Еханый бабай… – отдышавшись, прохрипел Аксенов. – Летают по этим горам словно горные козлы, не догонишь! Физподготовка у них – дай бог!

– Ты сдох, а твоим девчонкам хоть бы хны! – подколол друга Роговой. – Вон какие розовенькие и довольные – хоть сейчас танцевать с ними в круг!

– Но-но! Ты на чужой каравай роток не разевай, сначала своих заведи! – вдруг взыграла ревность у Аксенова.

– Да, ребятки, если здесь все такие воины, трудновато нам придется! – подытожил Николай.

Пока группа Антоненко отдыхала и приводила себя в порядок, в крепость пришли еще две сотни воинов-уаминка. Их возглавлял будущий тесть Семена. Увидев отца, девушка бросилась к нему, что-то весело щебеча, видно, рассказывала, как они с виракочами совершали марш-бросок из Уаман-канча.

Наутро в крепость вернулся Качи. Вместе с ним под стенами появились и около четырех сотен воинов-уанка, соседей подвергшихся нападению дикарей из джунглей. Они рвались в бой, так как враг убил и увел с собой их родственников. Соседи практически не отличались от уаминка: такая же светлая кожа, только волосы немного темнее, и у большинства глаза не синие, а зеленые или карие.

«Как русские и украинцы в мое время», – сравнил Николай.

Вместе с гарнизоном крепости собрались восемь сотен воинов, что для этих мест было внушительной силой.

Как удалось узнать из всего, что им рассказали и что смог понять Роговой с помощью невест Аксенова, Сисы и Кукури: периодически, раз в несколько лет, из джунглей в их горы приходили дикие воинственные племена амазонских индейцев-людоедов. Враги называли себя гуаро. Они нападали на местных, убивали мужчин, стариков и маленьких детей, а молодых женщин и подростков уводили с собой. Целью нападения была не территория, а именно люди. То есть еда. Убитых гуаро поедали на месте. Женщин и девочек превращали в наложниц, а когда те рожали детей и они немного подрастали, ребенка убивали и ели. Матерей оставляли до следующих родов и так далее, пока они не смогут больше рожать, после чего их съедали. То же самое происходило и с мальчиками-подростками. Когда парень вырастал, его использовали в пищу.

Несмотря на вечнозеленые, богатые плодами джунгли Амазонии, ее земля малопригодна для земледелия. Поэтому народы, живущие только за счет собирательства и охоты, в случае наступления голодных времен устремляли свой взор в Анды, где всегда находили себе двуногую пищу.

Услыхав такое, попаданцы содрогнулись.

Эх, говорила мама: не ходите, дети, в Африку… то есть в Амазонию, гулять! Сожрут же вас и фамилию не спросят!

– Что делать будем, командир? Жареным попахивает! – заволновался Аксенов. Ему стало как-то не по себе. Правда, парень больше переживал не за себя, а за своих невест, так и не успевших войти во вкус семейной жизни.

– Не боись, Котовский! Прорвемся!

– А при чем тут Григорий Иванович, герой Гражданской войны? – не понял сибиряк.

– Это так, к слову. Поговорка такая в моем времени была. Не обижайся, – успокоил молодожена Антоненко. – Смотри на это дело с оптимизмом и трезвым расчетом. Нас здесь больше, чем дикарей, напавших на соседей. Это раз. Наши уаминка и их родичи, в отличие от дикарей, знают в этой местности каждый куст. Это два. Разведка уже узнала, где гуаро устроили свое временное стойбище. Это три. Завтра с утречка начнем охват. Мы с вами, вместе с четырьмя сотнями воинов, пойдем в лоб. Остальные пойдут справа и слева от нас. Как на охоте, в загон, прижмем «духов» к реке и там всех покрошим в мелкий винегрет. Ферштейн? Лучше спать до своих девок иди – соскучились, поди. Вон Васек уже второй сон смотрит да баб во сне обнимает, тебе завидует.

Повеселевший Аксенов попрощался с командиром и пошел в дом, выделенный для его молодой семьи.

Едва начало светать, а воины уже разошлись по разным тропам, разделившись на три отряда. В этот раз отряд, куда вошли и трое виракочей, шел по тропе не спеша, со всей предосторожностью, опасаясь спугнуть еще не потерявших бдительность и не расслабившихся гуаро. Отрядом командовал Качи. В него кроме двух сотен воинов-уаминка вошли и две сотни уанка.

Накан, отец Сисы, одной из подруг Аксенова, командовал отрядом, ушедшим в обход гуаро, с целью отрезать тех от реки. Как ни требовал отец от дочери остаться в крепости, не говоря уже о настойчивых просьбах Семена, но Сиса и Кукури наотрез отказались покидать своего молодого виракочу. Любовь оказалась сильнее страха смерти.

Спустившись с гор, отряд задержался на крупном утесе, возвышавшемся над ближайшими джунглями. Как понял Николай, здесь начинался рубеж развертывания отряда. Качи пригласил его и сына вождя уанка Асту, командовавшего своими воинами, подняться на вершину утеса и осмотреть местность. К этому времени уже рассвело, облачность осталась в горах, и перед их взором открылся, так сказать, театр предстоящих боевых действий.

От утеса и до блестящей полоски реки, видневшейся вдали, было не более трех сотен метров. Все расстояние между утесом и рекой занимали густые джунгли.

Качи и Асту всматривались в даль, пытаясь определить, где находятся ушедшие в охват другие отряды. Место же нахождения противника – гуаро, было и так хорошо видно по дыму от костров на берегу реки.

Николай не стал напрягать глаза, а просто достал из плечевой сумки бинокль и спокойно осмотрел местность.

Участок, на который они вышли, был не больше пятисот метров в длину и триста – четыреста в ширину. Он был единственным в округе местом, своего рода плацдармом, где с этой стороны реки можно пройти в горные долины, обжитые уаминка и уанка. Река являлась естественной границей между горами. С их стороны они были выше, и там возвышались неприступные скалы, а вот на противоположной стороне уже были поменьше, с заросшими густым лесом покатыми склонами.

Насколько мог увидеть Антоненко, течение реки в этом месте было не очень сильным, а ее ширина не превышала и семидесяти метров, хотя русло реки довольно извилистое.

Гуаро расположились на берегу, где, рассевшись возле костров, готовили себе завтрак из человечинки. Видно, они не первый раз совершали отсюда свои набеги, так как на этом участке берега лес был хорошо прорежен, а местами даже полностью вырублен. На берегу валялись пара десятков лодок долбленок-однодревок. С их помощью гуаро спустились по реке или переправились на этот берег.

На берегу Николай увидел также и несколько групп пленников. Большую часть составляли молодые женщины и девочки-подростки. Отдельно от них на земле лежали мужчины и мальчишки. Все пленники были в разорванной одежде и связаны лианами. Пленных было не меньше сотни. Охраняли пленников десятка два гуаро, прохаживающихся между ними. Глядя на выражение их лиц, Николай вспомнил когда-то прочитанные рассказы об африканских каннибалах. По виду охранников было заметно, что они не прочь прямо сейчас полакомиться, откусив у своих жертв самое вкусное в человеке – ладони и пальцы рук.

Антоненко с нескрываемым интересом стал рассматривать врагов, пытаясь их сосчитать. Все же первый раз в жизни он увидел людоедов!

Это были довольно высокие мужчины крепкого телосложения с коричневой кожей, покрытой различными рисунками, выполненными красной краской. Вся их одежда состояла из веревки, которая поддерживала крайнюю плоть и была обернута вокруг талии. Они были черноволосыми, но без усов и бороды. Волосы были длинными и спускались на плечи или перевязывались на затылке куском веревки со вставленными перьями. У многих головы увенчаны своеобразными коронами из костей, возможно, даже и человеческих. Ушные мочки проколоты, и в них вставлены диски из дерева. Лица гуаро также были покрыты красной краской и имели устрашающий вид. Оружие дикарей не отличалось разнообразием. Это были копья-дротики с каменными наконечниками, большие однодревковые луки с пучками стрел в колчанах, висящих за спиной, и тростниковые ножи в бамбуковых ножнах. У некоторых Николай также заметил деревянные палицы.

Вместе с охранниками Антоненко смог насчитать больше сотни гуаро. Сколько было их на самом деле, из-за растительности невозможно подсчитать.

«Да что тут их бить – и двух хороших очередей из пулемета вполне хватит… А собрали против этой кучки людоедов восемьсот воинов!»

С этими мыслями он передал бинокль Качи. Племянник вождя с опаской взял в руки бинокль и, как это делал Антоненко, попытался поднести его к глазам. Первой его реакцией было вскочить и кинуться в бой. Он чуть не выронил бинокль из рук, хорошо, что Николай успел его перехватить, а то бы точно разбил. Немного успокоившись, Качи снова попросил бинокль и уже с удовольствием разглядывал окрестности.

Почти одновременно, слева и справа от стоянки гуаро, в небо потихоньку стали подниматься по одному дымку. Увидев их, Качи приказал воинам поджечь приготовленный заранее небольшой костерок на вершине утеса. Когда дым от костра начал подниматься над утесом, воины уаминка и уанка, развернувшись в плотную цепь, начали углубляться в лес к реке.

Антоненко со своими подчиненными также хотел пойти в цепь, но Качи остановил его, дав понять, что задача виракочей – только присутствовать, победу над врагом обеспечат его воины. Николай не стал возражать, тем более что воевать в джунглях ему еще не приходилось. Попаданцы, взяв оружие на изготовку, пошли за воинами на некотором удалении. Вместе с ними двигались невесты Аксенова и приставленные Синчи Пумой четыре воина-гонца.

Вдруг впереди послышался вскрик, затем еще один. Почти одновременно с последним лес взорвался оглушительным ревом сотен глоток. Вся масса воинов, уже не таясь от врага, кинулась вперед.

– На охранение нарвались! – воскликнул шедший рядом Аксенов. – Дикари дикарями, а секреты выставили!

Пробежав уже не скрываясь вперед, виракочи наткнулись на лежащего на спине воина-уаминка. Его лицо искажала гримаса боли, изо рта шла пена, а конечности дергались в последних конвульсиях. Из груди торчала небольшая стрела.

Один из молодых воинов-гонцов попытался взяться за стрелу и вытащить ее из груди товарища, чтобы облегчить его участь, но Антоненко резко остановил:

– Стоять! Она отравлена! Не дай бог сам поранишься, тогда и ты умрешь! А ему уже не поможешь!

Воин, испугавшись, отпрянул в сторону. Продвинувшись в глубь леса, увидели место первой стычки. Здесь лежал еще один истекавший кровью уаминка. Голова его была проломлена деревянной палицей, лежавшей неподалеку. В кустах в разных позах валялись трое дикарей. Один из них был словно еж нашпигован стрелами. Николай заметил возле него трехметровую палку-трубку и колчан с короткими стрелами без наконечников. К колчану была прикреплена маленькая тыквенная бутыль.

– Духовое ружье с отравленными стрелами. После них никто не выживет, – пояснил Антоненко своим.

Двое других гуаро также были убиты. Первый дикарь насквозь проткнут копьем, торчащим у него из груди, а у второго – разможжен череп.

Со стороны реки раздавались ужасные крики рукопашной схватки. Поспешив туда, виракочи увидели следующую картину. Уаминка и уанка, шедшие в охват, отрезали гуаро от берега, захватив почти все лодки-однодревки. Сейчас на берегу происходил не бой, а добивание оставшихся в живых дикарей. Надо отдать им должное: они не просили о пощаде, а сопротивлялись до последнего, дерясь своими копьями и палицами один против трех, а то и пяти. Но вскоре все было кончено. Ни один гуаро на этом берегу не остался цел, все были перебиты. Только несколько дикарей попытались на двух лодках переправиться на другой берег.

Недолго думая Роговой вскинул свой пулемет и с рук дал по ним две коротких очереди. Большинство упали в воду с пробитыми пулями спинами. Только двое смогли выбраться на противоположный берег. Николай машинально передернул затвор и поднял карабин. Прогремел выстрел. Дикарь вскинул руки и уткнулся лицом в землю. Перезарядив, Антоненко поймал в прицел спину последнего оставшегося в живых гуаро. Но тот, словно почувствовав дыхание смерти, резко бросился на землю и скрылся среди густых кустов. Запоздавшая пуля ударила в ствол дерева над его головой.

– Черт! Ушел, гад! – сплюнул Николай. – Вот и есть мой первый «дух» на этой земле! С почином!

Николай обернулся к своим, и его чуть не вырвало от увиденного. Давно он такого не испытывал. Такое же состояние было у Рогового и Аксенова. Хотя стоявшие рядом с ним Сиса и Кукури чувствовали себя нормально и смотрели на происходящее даже с интересом. На берегу лились реки крови. Воины-победители, соревнуясь между собой, отрезали всем убитым и даже тяжелораненым гуаро головы. Поскольку имевшиеся у них бронзовые ножи были не такими острыми, как стальные, этот процесс затянулся. Оторвав голову у очередного поверженного врага и измазавшись его кровью, воин дико кричал и прыгал от радости, словно маленький ребенок, получивший заветную игрушку. И такими кричащими воинами был усыпан весь берег. Шум стоял неимоверный.

– Дикари! Настоящие дикари! Куда мы попали? – Опустив на землю пулемет и сев рядом, Роговой схватился за голову.

– Зато хоть не едят человечину, как предыдущие товарищи, мать их… – ругнулся Аксенов. Ему стало противно смотреть на союзников. Даже на своих девчонок не смог глянуть, а повернулся лицом к реке.

– Возьмите, мужики, выпейте самогонки! – протянул им флягу Антоненко, предварительно сделав сам пару хороших глотков. – Не смотрите туда. Ничего мы сейчас не сделаем. Как говорил профессор Левковский: у каждого народа – свои нравы. За один день их не перевоспитаешь. Придется пока смириться.

Вдруг за спиной они услышали шум и улюлюканье, как будто на охоте гнали зверя в загон. Обернувшись на звуки, Николай увидел, что по берегу мечется молоденький гуаро. Пареньку было лет двенадцать-тринадцать, не больше. За ним, с палками и дротиками в руках, гонялись несколько освобожденных подростков-уанка, но никак не могли поймать. Видно, еще не отошли от плена. Взрослые воины стояли кругом, но не трогали чужого пацаненка, а только пугали его, даря своим подросткам честь убить первого в своей жизни врага. Так получилось, что мальчишку зажали со всех сторон, ему некуда было бежать, кроме как на виракочей, что он и сделал. Увидев перед собой стоявшего неподвижно белого бородатого гиганта, парень бросился к нему, упал на колени и крепко обнял ногу. Шум вдруг резко оборвался, наступила тишина. Никто из воинов и гонявшихся за мальчишкой подростков не попытался даже приблизиться к виракочам. Дикарь выбрал сам свою судьбу, теперь право его убить принадлежит только сыну бога.

Николай замер от удивления. Он чувствовал, как дрожало все тело пацаненка, слышал его тихое всхлипывание, слезы ребенка намочили одежду.

– Не боись, пацан, солдат ребенка не обидит! – придя в себя от неожиданности, тихо произнес Антоненко, погладив трясущуюся головку мальчишки. Затем, окинув взглядом всех уаминка и уанка, громко сказал: – Это мой дикарь! Кто его тронет, будет иметь дело со мной! Ясно?

Никто не сдвинулся с места. Все молчали, ожидая дальнейших действий виракочи, думая, что он решил немного позабавиться с этим маленьким гуаро.

Рядом с Николаем поднялся Роговой и так же громко попытался перевести слова командира на язык уаминка. Немного постояв, воины пожали плечами и разбрелись по берегу, помогать своим раненым, собирать тела убитых и трофеи. Так решил сын бога, и они не смеют его осуждать. Хотя каждый был готов убить этого оставшегося в живых детеныша гуаро за смерть своих близких. Кровная месть предусматривает полное уничтожение рода врага, вплоть до маленьких детей.

– Семен! Охраняй мальца! – скомандовал Антоненко. – Пошли, Василий. Нам с Качи поговорить надо.

Найдя племянника вождя возле лежащих на земле убитых уаминка и уанка, Николай сначала поинтересовался о потерях. Роговой, как умел, переводил.

– Сколько наших полегло?

– Два десятка с половиной уаминка и четыре десятка уанка. Погиб сын вождя уанка Асту. Славы хотел. Первым шел. Вот и получил две стрелы в грудь.

– А почему у вас доспехов бронзовых нет? Таких, как у Синчи Пума и у тебя? Если бы у Асту был такой доспех, он бы остался жив!

– Смелым воинам доспех не нужен. Победа или смерть. У меня доспех инков, в бою взял, трофей. Мы не умеем делать таких.

– Сколько врагов убили?

– Сто и семь десятков. Воины довольны. Голов врагов и славы много.

– Что дальше делать будем?

– Наших погибших и раненых отнесем к нам. Асту и других уанка – к ним. Сердце воина должно храниться на своей земле.

– Мы теперь куда идем?

– Накан с воинами отнесет наших раненых и погибших домой. Виракочи и я идем к уанка. Надо рассказать о славе Асту его отцу и племени. Он был единственным сыном.

– А что делать с телами убитых гуаро? Их надо закопать или сжечь, а то болезнь пойдет.

– Мы не будем их трогать. Если новые гуаро придут сюда, то пусть видят, что на этой земле их ждет смерть. Мы сюда не будем приходить, поэтому болезнь нас не возьмет, а убьет только дух любого гуаро, ступившего сюда.

Николай не знал, как поделикатнее спросить у Качи насчет спасенного им мальчика-гуаро. Не отвернутся ли от них союзники? Но Качи опередил его:

– Ты оставил жить одного гуаро. Ему не место среди нас. Прогони его или убей сам. Это твой выбор. Воины не будут вмешиваться. Но если ты этого не сделаешь, его убьют другие.

– Хорошо. Я подумаю.

На изготовление носилок для своих раненых и убитых ушло не слишком много времени. После полудня две длинные цепочки не спеша потянулись в горы. Одна, с ранеными и убитыми уаминка, пошла к своей крепости, другая – в земли народа уанка.

Перед уходом Антоненко настоятельно рекомендовал Качи не бросать на берегу, а спрятать подальше все захваченные лодки, авось пригодятся. Тот сначала не хотел: зачем им они, уаминка не собираются переплывать на другую сторону, здесь граница их земли. Но все же приказал отнести лодки подальше от берега и спрятать в густой чаще.

Отправляясь к уанка, Николай взял с собой только Рогового. Аксенову же приказал охранять спасенного мальчишку и, не задерживаясь в Уаман-канча, возвращаться в город попаданцев. Может даже своих невест с собой прихватить, если еще не передумал на них жениться. Еще не отошедший от пережитого, Семен молча кивнул головой и пожал руки товарищам. Пареньку-гуаро он приказал идти только впереди себя, чтобы сзади его втихаря никто не прирезал. Следом за ним пристроились и девчонки.

Когда все живые ушли, на берегу остались только потухшие костры да разбросанные и обезглавленные трупы врагов, облепленные мухами.

Уходя, Качи оставил на утесе десяток воинов-уанка. Охранять границы своей земли.