Читать книгу Закон полена - Андрей Золотухин - Страница 3

Вполне уже оформившаяся весна тянула за собой, словно младшего братишку, сонное лето и ласково тормошила, когда карапуз засыпал на ходу и подмерзал утренним ледком на лужах. Ворчанием талых ручьев она укоряла малыша за нерадение в учебе, предрекая проблемы в самостоятельной жизни, и показывала пример усердия, с каждым днем все жарче растапливая солнце. Она подмешивала яркой свежести в колер неба и лесов, роняя все больше разноцветных клякс полевых цветов, побуждая трудиться полки пчел и шмелей на благо преемника.

Не вмешиваясь в отношения родственников и с наслаждением принимая плоды весеннего труда, два всадника не спеша ехали по извилистой дороге, с каждым поворотом становящейся все более знакомой и родной. Следом в заводу брел неказистый мул, навьюченный всякой всячиной, так необходимой в пути.

В первом всаднике угадывался господин. Одет он был в поношенное, но добротное гражданское платье и крепкие сапоги, однако армейская выправка не давала обмануться, как и дерзкий вороной кавказец под седлом, выезженный явно не для прогулок. Господин был по-азиатски смугл и скуласт, но зелено-карий глаз и русые волосы выдавали полукровку. Пережитые лишения и жизненный опыт расписались морщинами на его обветренном лице, но еще не стерли любопытства и озорства молодости.

Слуга его, азиат очевидный, с узким прищуром и резным лицом степного истукана, был много старше, но в седле сидел легко и уверенно. Он тихо мычал себе под нос шаманскую песню, подставив лицо с закрытыми глазами под теплые лучи. Одет он был в задрипанную овчинную безрукавку поверх выцветшего, подбитого хлопком халата и штопанные ичиги, но конь под ним хозяйскому не уступал.

– Касым, а как это? Быть одновременно и слугой, и учителем?

Вопрос всплыл в голове сам собой, как следствие мыслей, которые Радмир отпустил на волю, не сковывая контролем. Было непривычно думать ни о чем, война была позади и чувство постоянной опасности, поначалу бунтовавшее и не желавшее сходить с трона, постепенно успокаивалось и засыпало. Слегка разомлев под первыми теплыми лучами солнца, он ехал, бросив стремена и повод, дав коню свободу самому выбирать темп и думая о том, как сложится его мирная жизнь. Эти заботы сельской жизни, когда один день с точностью повторяет следующий, и только перемена погоды, охота и ярмарка являются привычным, но гарантированным развлечением. Потом пришла мысль о том, что, наверное, пора завести семью. Совсем неожиданно Радмир подумал, что всю жизнь его семьей был старик, едущий следом, с невозмутимым выражением лица и юным блеском в глазах, так странно соседствующим с морщинами и седыми прядями волос. Этот странный старик, за годы нахождения на чужбине так и не сменивший свой степной халат на европейское платье. Старик, вызывающий неосознанный страх у дворни и брезгливую неприязнь у дворян – усердный слуга, нянька и телохранитель, регулярно разговаривающий с духами, видимыми ему одному.

Касым, дремавший в седле, открыл глаза, прищурился на солнце и, как ленивый кот, выгнул спину, затекшую от долгой езды. Хрустнули позвонки.

– Это очень удобно. Только в роли няньки есть возможность показывать разные способы проживания жизни. Все, что может дать учитель ребенку – это показать, что жить можно по-разному и что выбирать способ жить есть неотъемлемое право каждого человека. Но показать это одно, а делать осознанный выбор и принимать за него ответственность – совсем другое, посему, только находясь рядом, можно указать на все подводные камни такого жития.

Касым замолчал, но передумав, неожиданно продолжил.

– А я рассказывал, как попал к тебе на службу?

– Да.

Радмир за всю свою жизнь много раз слышал этот вопрос и много раз отвечал на него утвердительно. И ровно столько же раз после этого выслушивал историю заново.

– В раннем детстве меня отдали шаману, из-за нищеты. Шаман меня учил до отрочества, а потом помер. Мимо проходила экспедиция, и я ушел с ними. Начальник экспедиции научил меня читать, писать и фехтовать, а я учил его понимать следы животных и находить место для рытья колодца. С экспедицией я дошел до ледяных морей, с ними же приехал в столицу, где по рекомендации меня взяли к тебе на службу, за знание грамоты. Родители твои к этому времени умерли, но поместье приносило достаточно денег, чтобы дать тебе более или менее достойное воспитание. Я тебе нанимал учителей разных наук, фехтования и верховой езды, я же рассказал тебе Закон Полена.

Радмир, перелистнув страницы памяти, вспомнил, что методы его учителя-слуги были далеки от идеала, но при этом максимально прагматичны и результативны.

«Закон полена гласит: ЕСЛИ БРОСИТЬ ПОЛЕНО В ГЛУПУЮ ГОЛОВУ, ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОПАДЕШЬ». Он помнил этот закон столько, сколько помнил себя, и столько же времени пытался разгадать смысл этого странного утверждения. Касым говорил, что в тот день, когда Радмир познает этот закон, он станет не мальчиком, но мужем, и сможет вершить свою жизнь, а не просто плыть по воле ее волн.

Но закон никак не давался, логическое объяснение ему отсутствовало. Все дисциплины, преподаваемые его наемными учителями, к закону были глухи. Француз же, заставлявший зубрить европейскую философию, в перерывах между грезами о прачке с окраины Парижа и вовсе презрительно гнусавил что-то о немытых варварах. Французские эротические грезы для Радмира были такой же загадкой, что и закон полена, и вскоре он просто смирился с тем, что все взрослые люди по мере взросления теряют разум и со временем просто тупеют.

Но Касым был настойчив, и поскольку заменял ему и мать и отца, не оставлял шансов для увиливания от темы. Что бы ни происходило в жизни Радмира, Касым всегда был рядом и не упускал возможности запустить деревяшкой ему в голову после всякой оплошности или невнимательности. И что самое обидное, всегда попадал, тем самым подтверждая ненавистный закон. Как-то Радмир подкрался незаметно сзади и метнул увесистое полено Касыму прямо в седой затылок, после чего был им пойман и хладнокровно бит по мягкому месту без всяких объяснений, в доказательство версии о невменяемости взрослых.

– Духи сейчас мне сказали, что дома мы не найдем дома.

Слова Касыма выдернули Радмира из воспоминаний, и он увидел перед собой заросшее полынью и ковылем поле, запущенное и давно не паханное. Нехорошее предчувствие зашевелилось внутри, подавляя надежду очевидным.

– Прибавим шагу, – сказал он, собирая повод и высылая ногами коня.

До места добрались к обеду. Деревня встретила их тишиной и запустением. Единственный уцелевший дом с выбитыми стеклами стоял с краю, как бы извиняясь, что не сгорел. Он выглядел неразложившимся мертвецом рядом со скелетами своих собратьев, печные трубы которых торчали среди руин, как башни, кое-где еще белея мелом. Во дворе дома сохранился очаг, давно забывший треск горящего дерева в своей утробе.