Читать книгу В тени большого дерева - Аника Вишес - Страница 5

После того случая я с Танькой долго не говорила. Пока в один прекрасный момент на зимних каникулах не поссорилась с родителями. Тогда сестра неожиданно пригласила меня к себе на пару дней. Она планировала погулять по городу, сходить туда, где я никогда не была, но я так устала от скандалов и ссор, что попросила просто дать мне возможность посидеть дома. Мы смотрели фильмы, растянувшись рядом на огромной двуспальной кровати, обложившись, как игрушками, двумя ее котами и собакой.

Она разрешила мне проинспектировать содержимое ее шкафа и косметички, померить понравившиеся вещи и накраситься. Мне тогда только исполнилось четырнадцать лет, но я более крупного сложения, чем она, и потому Танины вещи были мне как раз.

Когда еда в холодильнике стала заканчиваться, мы собрались в магазин. Единственное, по сути, серьезное дело за все время моего отдыха в гостях.

На улице было уже темно, везде горела новогодняя иллюминация. И с погодой повезло. Свежий белый снег тихо похрустывал под ногами. Я почувствовала, что устала овощевать под фильмы и от тупого лежания на кровати свалялась, как старое ватное одеяло.

– Давай не сразу пойдем в магазин, а сначала погуляем немного?

Собака, которую сестра захватила с нами, нюхала свежий снег и куда-то неистово тянула нас, тоже намекая на большую прогулку, поэтому Таня согласилась.

Мы шли по улице. Машин почти не было, по тротуарам прогуливались поздние прохожие. По одному и группами, люди всех возрастов, влюбленные парочки, компании подростков, семьи с детьми. Кто-то шел в гости с подарками, кто-то запускал фейерверк в сквере. Так торжественно, празднично и весело, что в душе сама собой загоралась бенгальским огоньком маленькая радость за этот глупый мир. Мне хотелось просто идти и улыбаться, молчать и мечтать о чем-то хорошем. Неожиданно сестра прервала мои мысли:

– Я давно хочу извиниться. В праздники же принято просить прощенья. Вот и я чувствую, что должна это сделать. За те слова…

– Да знаю я. Забудь.

Конечно, я знала, что она захочет загладить вину за свои слова про дауна. Вот только я много думала и пришла к выводу, что вины-то никакой и нет.

– Я тогда слишком грубо себя повела.

– Нормально. Это ведь правда. Не то, что я даун, конечно, а другое. Ну, то, что если человеку говорить, что он слабый, он таким и будет. Если человека называть ослом, рано или поздно он скажет «иа». Поговорка такая.

– Это не просто поговорка. Ты вот знала, что если человеку в течение короткого времени, например, одного утра, несколько людей скажут, что он плохо выглядит, спросят, не болен ли он, то этот человек, действительно, почувствует себя нехорошо? Даже решит, что он приболел. Можешь в школе поставить эксперимент над кем-нибудь, если подговоришь пару человек тебе подыграть. Я так делала, это работает. Вот и тут то же. И меня это дико накаляет. Они же родители. Они должны добра желать. Поэтому я и взъелась. Ну и, пффф… – она выпустила воздух сквозь губы, будто собираясь с духом. – Прости меня, пожалуйста.

– Я тебя прощаю!

Сказав это, я мимимишно улыбнулась и, взяв ее за руку, стала раскачивать наши сцепленные ладони вперед-назад, как маленькая. Я дурачилась потому, что мне было неловко. Конечно, я давно ее простила. Папа всегда говорил, что я – очень добрый ребенок. Он, конечно, во многом не прав, но эту мою черту подметил точно.

Когда мне надоело изображать маленькую девочку, я взялась провести собаку, которая продолжала ошалело тянуть вперед, и спросила, как бы между делом:

– А ты, правда, считаешь, что я могла бы тоже хорошо учиться?

– Конечно. А почему нет?

– Ну, я так-то не очень хорошо запоминаю и вообще…

– Мозг тоже можно развить, накачать его, если тебе так понятнее. Возможно, в твоем случае просто не хватает концентрации внимания. Вот о чем ты на уроках думаешь?

Я ответила честно, хотя и понимала, что это прозвучит довольно забавно:

– Блин, я на уроках есть хочу. Вот правда. Столько занятий просто…

– А на большой перемене кормят в столовке?

– Ага, только вот там много неблагополучных всяких питается, а мне родители на пирожки денег дают.

– Понятно. Потому и задница в четырнадцать лет, как у меня в двадцать четыре.

Я сильно пихнула ее локтем под ребра:

– Слышь?!

Она слегка отшатнулась от моего тычка, но тут же улыбнулась и, пихнув в ответ, усадила меня в сугроб на обочине дорожки.

– На правду не обижаются! Сама джинсы мои мерила, еле влезла!

Я уж подумала на нее все-таки обидеться, но Танька протянула мне руку, помогая встать. Затем встала над моим отпечатком в снегу.

– Полюбуйся, какой слепок. Очаровательные булки. Мне кажется, или у меня меньше?

– Проверь!

Я толкнула ее в тот же сугроб, но она упала боком, поэтому сравнить отпечатки точно не получилось. Но мы все равно смеялись. Танькина собачка, чувствуя общее настроение, скулила, лаяла и подскакивала вверх, как цирковая.

Немного успокоившись, после того, как Танька встала и отряхнулась, мы зашагали дальше.

– Хочешь тайну? – внезапно спросила она.

– Валяй.

– Я не всегда хорошо училась.

Я вскинула брови потому, что была искренне удивлена.

– В твоем возрасте я училась немногим лучше тебя.

На моем лице отразилась неуверенная, недоверчивая улыбка. Мне показалось, что она привирает потому, что просто хочет меня подбодрить.

– Э-э-хе-хе, нееетушки. Я видела твой дневник!

Да! Патамушта я сыщик! Я нашла его в шкафу!

Но Таня даже бровью не повела.

– Отлично, что видела. За какой класс? За восьмой или девятый, за последние годы? Других ты видеть не могла, так как я спалила их на даче. В костре, когда мы жгли листья.

По ходу, все складывалось в точности так, как она говорит.

– Нууу…

– Вот тебе и ну. Я была в похожей ситуации. Но я подтянула учебу. И считаю, что раз я смогла, то и ты сможешь. Надо просто сильно захотеть и приложить немного усилий. И вот, что я тебе скажу: хорошо учиться проще, чем быть троечницей.

– Это еще почему?

– Все просто. Во-первых, нет постоянного стресса и давления со стороны учителей. Никто не проедает тебе плешь. Будут без конца песочить твоих одноклассников, а ты типа не при чем, сидишь, и тебя это не касается. Во-вторых, есть такой приятный бонус – репутация. Сначала ты работаешь на нее, потом она на тебя. Сначала ты делаешь рывок, учишь, подтягиваешь, а потом учителя принимают тебя в новом качестве и уверены, что ты постоянно учишь и все знаешь, хотя это далеко не всегда так.

Я задумалась над ее словами. Меня волновал только один вопрос.

– Тебе это в жизни вообще пригодилось?

– Конечно. Только не так, как ты думаешь. Мои оценки не играли почти никакой роли. Ну, ты знаешь, я пошла своим путем, и про аттестат меня редко спрашивали. Но вот умение быстро схватывать новое, много запоминать и правильно подавать себя решало массу проблем. Так что… думай сама, как тебе лучше. Но я в тебя верю.

Она говорила так твердо, что во мне появилась слабая надежда на успех. А вдруг и я смогла бы? Было бы неплохо. Я мечтала, чтобы в школе меня перестали прессовать и втаптывать в грязь учителя, чтобы утерлись задаваки-одноклассницы, чтобы родители могли мной гордиться. Это было бы так круто! Иду я по школе, и не надо прятать глаза от учителей, ведь я все знаю, и они меня за это уважают. Пацаны просят списать, но я сама решу, кому помогу, а кому нет. Мое фото могут даже повесить на доску почета в рекреации, и вся мелкота, которая там носится, увидит, что я бест оф зе бест! Крутяк! Один вопросик:

– А трудно было? Ну, я имею в виду, подтянуть учебу.

– Да нет, не особо. Надо только сильно захотеть.

Конечно же, я захотела. Очень сильно. Так сильно, как может хотеть чего-то начинающий жить человек лет четырнадцати. Всем сердцем. Это стало первой настоящей целью в моей жизни.

Но путь к цели оказался тернист и сложен, несмотря на то, что я приложила много усилий для его преодоления. Я билась над злосчастными учебниками, но ничего не выходило. Очень скоро мне начало казаться, что или я туповата, или Танька мне чего-то не сказала. И в итоге, промучившись со своей мечтой стать отличницей пару месяцев, я забросила эту затею и свое честолюбие, куда подальше.

Отец продолжал свои успокоительные речи про то, что все мы разные, и в этом кроется прекрасная гармония мира и вселенское счастье. Каждому дано что-то свое, а что-то не дано, чтобы соблюсти некий баланс. Слушая подобное каждый день, я начала снова свыкаться с этой мыслью. На моей страничке в социальной сети навек прописался забавный пакемон Псайдак, как воплощение меня. Он тоже ничего не умел, и у него все время болела голова. Это была такая шуточка, самоирония. Но в каждой шутке есть доля шутки, а остальное правда. Поэтому хреново, когда ты даже в шутку называешь себя королевой, но если Псайдаком, то это еще хуже.

Я избегала встречаться с Таней. Меня изводило странное чувство стыда, будто я ее подвела в чем-то. На ее приглашения приехать в гости я отвечала отказами под любым возможным предлогом, а когда она приезжала к нам навестить, я старалась уйти гулять. Но как-то раз ускользнуть мне не удалось. Мы столкнулись как раз в прихожей, когда я собиралась сбежать на прогулку, прихватив плейер.

– О, привет! Ты куда это?

– Гулять.

– Можно мне с тобой? – она скосила глаза на проводки наушников, вьющиеся у меня по куртке. – Ты ведь одна идешь?

Отнекиваться было глупо, и я согласилась. Сестра прихватила с собой свою собаку, которую взяла в гости (проветриться), и мы пошли. На улице уже была весна. То самое время, когда почти весь снег сошел, дни стали теплыми, солнце ярким, но вечерами лужи схватывал тонкий, прозрачный ледок.

Сестра после школы переехала в более крупный город по соседству, но что-то ее всегда тянуло к нам, в нашу глушь, хотя здесь невообразимое болото. Она повела меня туда, где когда-то, в моем возрасте, любила гулять сама. Солнце начало медленно садиться за крыши домов, и мы по узкой улочке прошли на небольшой холм, чтобы посмотреть на эту картину. Улица спускалась с пригорка вниз двумя рядами покосившихся домов по обеим ее сторонам, а дорога, вся схваченная тонкой корочкой льда, пылала, отражая закатное марево.

«Кровавая дорога» – подумалось мне.

– Как дорога в ад…

– Почему?

Я только пожала плечами и понуро уставилась в землю. Таня возразила:

– Мне всегда нравились вечера в это время года.

– Это потому, что у тебя скоро день рожденья, – пробурчала я, играя в пальцах наушником-каплей, который так мне и не пригодился в эту прогулку.

– Не в этом дело. Воздух особый. В больших городах не такой, но здесь земля начинает дышать, и появляется этот запах. Наверно, это прозвучит излишне поэтично, но он такой тревожный, щекочущий, зовущий куда-то. Это запах начала жизни. Я раньше сходила по нему с ума. Такие закаты вызывали во мне шквал эмоций. Мне так мечталось в это время. Мне верилось во все! В невероятное будущее! И такое восторженное чувство в груди, будто тебя сейчас разорвет, и ты разлетишься тысячей осколков вот такого тонкого льда, и будешь похожа на первые звезды.

Ее слова меня раздражали. Танька всегда умела красиво сказать, а что толку?! Мне от этого сделалось тошно, и я съязвила:

– Еще нет звезд.

Она развернула меня за рукав и указала на уже зажегшуюся первую звезду на краю неба.

Неожиданно для себя, я спросила:

– О чем ты мечтала в моем возрасте?

– Ну… построить свою жизнь так, как я теперь ее строю. Свободно. Без лишних условностей и правил. Так что, можно сказать, все сбылось.

Мы неспешно пошли вниз по дороге. Закат угасал, и лед под ногами уже так не горел, а мне казалось, что это из-за меня. Вот я иду по нему, и во мне нет того огня, какой есть в ней, и лед гаснет и ломается прямо под ногами. Как вся моя жизнь.

– Как успехи с учебой?

– Да никак! – раздраженно ответила я.

Мне было паршиво в тот момент от всего. И от школы, и от родителей, но особенно от нее и ее дурацкого тревожно-щекочущего заката.

– А что так? – голос сестры оставался все таким же спокойным.

– У меня ничего не получается! Я пыталась, пыталась, и… – нижняя губа начала подрагивать против моей воли, дорога поплыла перед глазами.

Сестра спокойно шла рядом и делала вид, что не видит моих мук. Хоть на том спасибо. Если б меня в тот момент кто-то начал утешать, клянусь, я бы его задушила от обиды и злости. Спустя пару минут, когда я взяла себя в руки, Танька спросила:

– И что теперь?

– Ничего! Буду учиться, как училась. Мне не судьба. Я попробовала, но ничего не вышло.

– И ты считаешь, что это показатель?

– Что показатель? – не поняла я.

– То показатель! Одна неудачная попытка!

– А что? – я шмыгнула носом.

– Нет, ничего. Просто те, кто чего-то добился в этой жизни, никогда не сдавались с первого раза. Они вообще никогда не сдавались.

Я насупилась и просто шла рядом, все еще продолжая жалеть себя, но слушая то, что она говорит.

– Ты предприняла всего одну попытку. Мир щелкнул тебя по носу. Он вообще не любит, когда кто-то пытается что-то изменить. И ты поддалась! Отлично, блин! Так держать!

– Папа говорит, что мы с тобой разные. И что это даже хорошо. Должны быть те, кому все легко дается, и… другие.

Те, кому ничего не дано. Ничтожества! У меня снова защипало в носу. Только бы не разреветься…

– Ну, да. Должны. И первые отлично живут именно потому, что вторые такие жалкие. Сборище никчемных идиотов! А знаешь, в чем между ними разница?

– Ну и в чем?!

– Вторые не борются! Они не мечтают и не борются. Они плывут по течению, соглашаясь с ярлыками, навязанными обществом. Живут, как живется, не пытаясь изменить к лучшему ни свою жизнь, ни себя, ни мир вокруг. Так что они заслуживают того дерьма, которое их окружает и, по сути, составляет все их дерьмовое существование.

– А папа говорит…

– Неудачник он, наш папа! – не выдержала она.

– Почему?

– Да потому! Потому что он всегда ищет себе оправдание! А чтобы расти, не нужно искать оправданий. Нужно всегда идти от себя к миру, а не от мира к себе в поисках причины неудачи.

Я нихрена не поняла, про что она говорила, но Танька терпеливо взялась пояснять мне свою мысль:

– Если у тебя что-то не вышло, нужно в первую очередь проанализировать, где ты ошиблась, а потом или исправить это, или просто не повторять в будущем. Так ты хоть сколько-нибудь продвинешься вперед. А наш папа, как и мама, как и многие другие, всегда ищет виноватых на стороне. В том, что у него карьера не сложилась, виновата мама. В том, что я – плохая дочь, виновата я. Он один посередине в белом пальто на белом верблюде за белым, бл@ть, роялем! И как ты думаешь, у кого есть шанс чего-то добиться? У того, кто признает свои ошибки, или у того, кто априори считает себя всегда правым, а всех остальных виноватыми в его бедках?!

Ответ был очевиден и в произношении не нуждался. Как же много она знает! Откуда это в ней берется? Она совсем другая.

Мы долго еще говорили с Таней, гуляя в сгущающихся сумерках. У меня были к ней вопросы. Темнело, а мы все гуляли. Зажгли фонари, а мы все говорили.

Я спрашивала у нее, как мне быть, а она отвечала, воодушевляя и ободряя меня. И я, кажется, начинала чувствовать этот тревожный запах праздника и новой жизни, разлитый в воздухе. Запах бунта и мечты, который она так красочно описывала.

Придя домой, я разработала план. На учебу до конца года я налегала по мере сил, но не очень. Я готовилась. Мне предстоял блицкриг. В начале лета нам раздали учебники к новому учебному году, и я прошерстила их все. Я перечитала всю литературу, заданную на лето, чтобы в новом учебном году не тратить на нее свое время. Я ходила к репетиторам, пока все мои одноклассники загорали на пляже. И осенью я пришла на первое сентября совсем другим человеком.

И мой восьмой класс был незабываемым. Это был год моего триумфа и год достижения первой поставленной мною в жизни цели.