Читать книгу Святейший Патриарх Алексий II: Беседы о Церкви в мире - Анжелика Карпифаве - Страница 8
Первая часть
Воспоминания
IV
Епископское служение (1961–1990)
ОглавлениеПатриарх вспоминал: «Я верил, что «врата адовы Церковь не одолеют» (Мф. 16,18), но время действительно было трудное. Например, помню, когда власти приняли решение о закрытии Пюхтицкого монастыря и тридцати шести эстонских приходов как «нерентабельных». «Нерентабельность» храмов была распространенным предлогом для их закрытия в годы хрущевского наступления на Церковь. В монастыре по решению властей должен был быть размещен Дом отдыха шахтеров. Оставалось уже мало времени до назначенной даты закрытия – 1 октября 1961 года.
Слава Богу, им не удалось провести в жизнь эти решения. Уговорами мне удалось затянуть время. Я попытался им объяснить, что молодой епископ не может начать служение с закрытия монастыря: это дискредитация всей его будущей деятельности. Так наступил апрель 1962 года. В то время я уже почти полгода был заместителем председателя Отдела внешних церковных сношений. Пользуясь служебным положением, я направил в Пюхтицы первую иностранную делегацию – лютеран из ГДР.
В те дни мой отец лежал с инфарктом, которого так и не перенес. А я должен был его покинуть, чтобы сопровождать иностранных гостей. Помню, как мне было трудно расстаться с ним, но речь шла о спасении обители единственно возможным тогда способом. Впервые я сопровождал иностранную делегацию. У меня не было никакого опыта, лишь сильное желание спасти монастырь. И мой отец понял меня, как никто другой. Когда мы прощались, он пожелал мне успеха. Несмотря на болезнь, он продолжал молиться, чтобы Бог мне помог. И был рад узнать о хорошем результате этого дела. Даже его самочувствие значительно улучшилось от этой радости.
Вскоре газета «Нойес цайт» опубликовала восторженные отзывы лютеран от этой поездки и их фотографии. Вслед за первой делегацией приехали вторая, третья… и вопрос о закрытии монастыря и храмов, слава Богу, больше не поднимался».
Впоследствии епископ Алексий (Ридигер) потратил много сил на восстановление и укрепление Пюхтицкого монастыря, который неизменно сохранял значение центра духовной жизни женского монашества не только Эстонской епархии, а всей Русской Церкви, а также продолжал играть роль связующего звена между эстонцами и русскими.
Именно здесь будущий Патриарх проводил семинары, на которые он, в качестве председателя Конференции Европейских Церквей, приглашал представителей всех конфессий СССР, являвшихся членами этой Конференции: Армянской Апостольской Церкви, Грузинской Православной Церкви, Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов, евангелическо-лютеранских Церквей Латвии, Литвы и Эстонии и Закарпатской реформатской Церкви. Епископ Алексий часто служил литургию в этом монастыре, собирая по этому случаю русский и эстонский клир республики. «Единение эстонских и русских клириков, – вспоминал Патриарх, – в общем богослужении, а затем и в простом человеческом общении давало многим священнослужителям, особенно тем, кто нес свое послушание в труднейших материальных и моральных условиях вымирающих приходов, чувство взаимной поддержки».
Много сил положил будущий Патриарх и для спасения собора Святого Александра Невского. Патриарх вспоминал: «9 мая 1962 года мой отец ушел из жизни, я похоронил его на кладбище Александра Невского, рядом с моей милой матушкой. Помню, что сразу после похорон уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви предложил мне подумать о том, какой из таллинских храмов должен стать новым кафедральным собором в связи с решением городской молодежи переоборудовать собор Святого Александра Невского в планетарий. Нужно было начинать бороться, не теряя ни минуты. Я попросил его немного подождать с решением, до праздника Святой Троицы, а сам начал готовить материалы в защиту собора. Пришлось обратиться к изучению прошлого и подготовить для власти исчерпывающую справку по истории собора. В частности, я рассказал о том, как немецкие силы в Эстонии пытались закрыть храм, свидетельствующий о нерушимой духовной связи Эстонии и России. Самым серьезным политическим аргументом оказался тот факт, что сразу после оккупации Таллина немецкими войсками в 1941 году собор был закрыт и бездействовал все время оккупации. «Вот обрадуются реваншисты в Германии, – написал я в записке, – и то, что они не сумели сделать, свершила Советская власть!» Видимо, из Москвы последовала определенная директива, и уполномоченный мне сурово заметил: «Мало чего молодежь хочет…»
Такой же мотивировкой (обращением к историческим фактам и национальному самосознанию) епископ Алексий сумел сохранить самое древнее деревянное здание в городе – храм Казанской иконы Божией Матери 1721 года постройки. По плану развития эстонской столицы новая городская артерия должна была пройти по территории храма, но после аргументов владыки Алексия светские власти изменили городской план и произвели более дорогие работы, чтобы дорога прошла вокруг храма.
Такой же инцидент произошел в 1964 году, когда районный исполнительный комитет Йыхви решил экспроприировать у Пюхтицкого монастыря храм преподобного Сергия Радонежского и бывшую летнюю резиденцию князя С. В. Шаховского, основателя этого монастыря, представив епископу в качестве обоснования наличие других храмов для «удовлетворения Ваших религиозных нужд». Епископу удалось продемонстрировать, что разрушение или иное использование храма, в котором находилась усыпальница князя Шаховского, губернатора Эстляндии, потратившего столько сил на укрепление союза между Эстонией и Россией, не было бы необходимо ни с исторической, ни с политической точек зрения.
В 1960-е годы в Эстонии некоторые церкви были закрыты не только из-за давления политической власти, но также из-за резкого уменьшения числа верующих среди эстонского сельского населения, поскольку новое поколение было воспитано в атеизме и в пренебрежении к Церкви.
Епископ Алексий выплачивал суммы налогов для выживания этих храмов из доходов епархии или из собственных средств, если в деревнях оставалось хотя бы небольшое количество верующих. По данным 1965 года, Таллинско-Эстонская епархия имела 90 приходов (57 эстонских, 20 русских и 13 смешанных), которые содержали 50 священников. Во всей епархии было 6 диаконов и 42 клирика, находившихся на покое. Приходы были разделены на 9 благочиний и 2 монашеские общины. С 1965 года епархия начала ежегодно публиковать на эстонском языке «Православный календарь» тиражом 3 тысячи экземпляров, поздравительные послания епископа на эстонском и русском языках, распечатки песнопений богослужений.
С 1969 по 1986 год, когда епископ Алексий был переведен на Ленинградскую кафедру, став митрополитом Ленинградским и Новгородским и временно сохранив управление Эстонской епархией, он совершал около 120 богослужений в год, более двух третей из которых – в Эстонии. Только в 1973 году был нарушен этот порядок, когда владыка Алексий, получив инфаркт миокарда, не мог служить в течение нескольких месяцев. С 1983 по 1986 год владыка Алексий совершал до 150 богослужений в год. В своих богослужебных заметках будущий Предстоятель Русской Православной Церкви указывал, например, что в Эстонии во время литургии в соборе Святого Александра Невского на праздник Входа Господня в Иерусалим 11 апреля 1971 года он причастил 500 верующих из 600 присутствовавших.
В тех же записках владыка вспоминал, что за год до своей епископской хиротонии были прекращены крестный ход и ночное богослужение на Пасху из-за хулиганских выходок в Таллинском соборе. На второй год своего епископского служения владыка Алексий решил возобновить пасхальные ночные богослужения, на которые собирались многие верующие. С тех пор они совершались регулярно, и более не происходило ни одного случая хулиганства. Эти и другие факты, зафиксированные в заметках епископа, свидетельствуют об активном участии верующих во всех приходах, и, конечно, достижению этого результата способствовало прекрасное знание эстонского языка, на котором проповедовал митрополит Алексий.
Первые годы епископского служения будущего Патриарха совпали с периодом хрущевских гонений, которые достигли своего пика. Молодой епископ потратил много сил на сопротивление агрессии коммунистического государства для сохранения святынь православия. «Одному Богу известно, сколько каждому из оставшихся в Советском Союзе, а не уехавших за рубеж священнослужителей пришлось пережить, – вспоминал Патриарх. – В настоящее время, конечно, ситуация другая. Но и сегодня наша Церковь имеет врагов, как это ни странно. Тогда враг Церкви – только один, и он известен, а теперь в нашем современном мире, со всеми его социальными, политическими, национальными проблемами Русская Православная Церковь имеет многочисленных врагов».
Патриархи Пимен, Алексий II вместе с другими епископами относятся частью историков к категории клириков Русской Православной Церкви, которые словом и делом утверждали не только лояльность, но и патриотизм по отношению к коммунистическому обществу. Однако в свете изучения исторической, политической и социальной ткани эпохи, в которой действовали представители Русской Православной Церкви, становится ясно, насколько в то время было абсолютно необходимо демонстрировать дисциплину и соответствие программной линии Советской власти. Только это представляло единственную возможность для епископа Русской Православной Церкви выделить себе среди жестких механизмов контроля Советской власти пространство, пусть и крохотное, но столь необходимое для деятельности и выживания Церкви. В Советском Союзе жестокость системы не могла признаваться никаким образом, ни публичным, ни частным. Это показывает тот факт, что в период с 1917 по 1941 год почти все православное духовенство было уничтожено, а его немногие выжившие представители были подвергнуты арестам и заключению в концентрационных лагерях.
Итальянский дипломат Пьетро Куарони, специалист по российским вопросам, еще в 50-е годы XX столетия справедливо заметил: «…Политика Патриархов Сергия и Алексия I была уникальной для Советского государства, так как поддерживала идеологию, отличную от официальной… Православная Церковь в России представляет собой не безучастную потенциальную силу. Революционная буря перевернула Церковь и духовенство, но также и очистила их. Кто имел мужество оставаться и быть священником в течение всех этих лет гонений и страданий, является по-настоящему верующим человеком. Остались немногие, но те, которые остались, – это святые, фанатики. Их руководители, помимо этого, являются людьми умными, культурными, подготовленными и движимыми твердым стремлением к действию. Они готовы трудиться не только с помощью словесной проповеди, но и примером собственной жизни в бедности, самоотверженности и жертвенности. Этот нравственный огонь, как противовес растущей бюрократизации коммунистического аппарата, является действительно подлинной силой. В глубине русской души остается, как полагают многие, искра прежней духовной тенденции, и я уверен, что в конце концов мы должны стать свидетелями возрождения религиозного духа в этой стране… Патриарх Алексий I и его сотрудники являются людьми умными, закаленными гонениями, тюрьмами и пережитой нищетой. Чудесным образом у них появилось поле для религиозной деятельности, хотя и скромное, но которое казалось немыслимым несколько лет назад. И они, движимые глубокой религиозной убежденностью, вовсе не собираются рисковать пространством, полученным в гладиаторских противостояниях, при подчеркнутой независимости по отношению к государственной власти. Эти противостояния могли бы действительно показаться интересными для сцены, но их результат, при общей атмосфере, не был бы иным, кроме негативного». Если эти наблюдения были справедливыми в конце 1940-х и 1950-е годы – время передышки для Русской Православной Церкви, по причине нормализовавшихся отношений с Советским правительством, то поведение, лишенное «гладиаторских противостояний», стало абсолютно необходимым в годы разгара антирелигиозной борьбы, когда пришлось действовать будущему Патриарху Алексию II.
Чтобы лучше понять атмосферу эпохи, завуалированный язык, к которому нужно было прибегать, чтобы выжить и сохранить скромную церковную структуру, обратим внимание на речь, которую митрополит Алексий (Ридигер) произнес на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1971 году. Это был первый Собор после тридцатилетнего перерыва, который проходил в Свято-Троице-Сергиевой Лавре с 30 мая по 2 июня. На этом Соборе были рассмотрены вопросы жизни и деятельности Церкви с 1945 по 1971 год, в том числе проблемы участия Русской Православной Церкви в экуменическом движении, деятельность в церковной и социальной областях, миссия мира Русской Церкви в современном обществе и т. п.
Вот что сказал, в частности, владыка Алексий, который в 1963 году был назначен членом Советского Комитета защиты мира: «Служение миру, безусловно, предполагает наличие у миротворцев доброй воли, с помощью которой они преодолевают многочисленные трудности, неизбежно встающие на пути, ведущем к этой святой цели. В самом деле, мир и добрая воля людей связаны между собой неразрывно. Вспомним слова ангельского славословия Христа Родившегося: «На земле мир, в человеках благоволение» (Лк. 2, 14). Эта добрая воля людей не есть ли проявление великой Божественной заповеди о любви к ближнему? Кого мы понимаем под ближним? Апостол Павел говорит: «Никто не ищи своего, но каждый – пользы другого» (1 Кор. 10, 24). Следовательно, любой человек и есть наш ближний, которому мы должны «служить во благо к назиданию» (Рим. 15, 2). Но это не значит, что такое служение предполагает примирительное отношение к носителям неправды. Апостол Павел пишет своему ученику Тимофею: «Все Писание боговдохновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности» (2 Тим. 3, 16). И он же требует от нас: «Отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему» (Еф. 4, 25). Служить миру – это значит добиваться его всеми возможными способами, бороться за него. Нет такой цены, которая была бы слишком высокой для приобретения мира. «Нет больше той любви, – сказал Христос в прощальной беседе с учениками, – как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). Живая и деятельная христианская любовь немыслима в отрыве от любви к своему народу и Отечеству. Церковь заповедует христианину любовь к Отечеству до самоотречения. Вспомним слезы Спасителя при виде Иерусалима, выразившие всю силу Его любви к этому граду (Лк. 19, 41–44). Вспомним великую печаль апостола Павла о своем народе, ради спасения которого он готов был стать отлученным от любви Божией (Рим. 9, 3), вспомним подвиги самопожертвования многих прославленных Церковью христиан, одушевленных горячей любовью к своему народу и Отечеству. Церковь Христова освящает слияние верующего со своим народом, отдачу этому народу своих сил и даже жизни. Таким образом, патриотизм является нормальным состоянием христианина. В то же время, в отличие от узкого национализма, патриотизм не делает христианина равнодушным к интересам других народов, первым из которых является требование мира. Служить своему Отечеству – это значит служить благу других народов, всего человечества, на судьбах которого непременно отражается то, как каждый народ, каждое государство исполняет свое назначение. Само собой разумеется, что это назначение исключает приобретение одним народом или государством каких-либо преимуществ за счет утраты таковых другим народом или государством. Русская Православная Церковь с первых дней своего бытия исполняла священную миротворческую миссию. Патриотизм ее архипастырей, пастырей и мирян всегда составлял неотъемлемую часть нашей церковной жизни. Достаточно вспомнить роль нашей Церкви в период Киевской Руси, когда все силы направлялись на устроение Русского государства и на прекращение усобиц между князьями. В тяжелые для
Руси времена татарского, шведского и немецкого нашествий (XIII–XV вв.) Русская Православная Церковь помогала своему народу изгонять иноземных захватчиков и способствовала собиранию и укреплению Русского государства вокруг Москвы… На всем протяжении Великой Отечественной войны Русская Православная Церковь не ослабевала в своей патриотической деятельности. Общеизвестен подвиг митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия, впоследствии Святейшего Патриарха Алексия I, который не прекращал архипастырского окормления своей ленинградской паствы на протяжении всей блокады города-героя… Нам необходимо продолжать богословское обоснование вопросов, касающихся созидания прочного и справедливого мира и мирного сосуществования государств с различными общественными структурами… Мы должны всеми доступными нам средствами бороться с каждым проявлением империализма, этим главным противником созидания на земле всеобщего прочного и справедливого мира и общечеловеческого прогресса. В стремлении утвердить в международных отношениях принцип мирного сосуществования мы должны всеми средствами помогать развитию мирных отношений между народами и государствами, включая международное сотрудничество в таких жизненно важных областях, как сохранение окружающей человека среды и освоение природных ресурсов. Мы должны также всеми средствами поддерживать идею всеобщего и полного разоружения, а на пути к нему – частичные мероприятия, способные оказывать благоприятное влияние на улучшение международного климата. Нам нужно добиваться скорейшего заключения договоров о запрещении ядерного, химического и бактериологического оружия, а также о запрещении подземных испытаний ядерного оружия… В нашу задачу входит и поддержка мероприятий европейских государств, способствующих укреплению мира и сотрудничества между народами нашего континента. Наше дело – настаивать перед правительствами государств Европы на скорейшем созыве Конференции по европейской безопасности… Мы верим, что эта программа миротворческой деятельности Русской Православной Церкви… созвучна взглядам членов настоящего Собора и поддерживается вами… Мы, церковные люди, сознаем свою ответственность за судьбу человечества и будем неизменно «искать то, что служит к миру и взаимному назиданию» (Рим. 14, 19)».
Это выступление было сделано в разгар империалистической политики СССР. Из внимательного анализа текста становится очевидным, что главными пунктами выступления были борьба с национализмом и империализмом, различимые среди прочих слов маскировки и соответствия моменту – слова того, кто был доведен советским режимом до необходимости выживания.
14 ноября 1961 года владыка Алексий был назначен заместителем председателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата, которым руководил архиепископ Ярославский и Ростовский Никодим (Ротов), и, в качестве члена делегации своей Церкви, был направлен на I Всеправославное совещание на о. Родос, а затем в Нью-Дели для участия в III Ассамблее Всемирного Совета Церквей. Патриарх так вспоминал этот период: «Мне приходилось часто бывать у Святейшего Патриарха Алексия I и на приемах послов, и на приемах высоких делегаций. К Святейшему Патриарху Алексию я всегда испытывал глубокое уважение. Ему пришлось пережить и нелегкие 20-30-е годы, и хрущевские гонения на Церковь, когда закрывали храмы, а он зачастую был бессилен что-либо сделать. Но и Святейший Патриарх Алексий с самого начала моей деятельности в качестве епархиального архиерея и заместителя председателя Отдела внешних церковных сношений относился ко мне с огромным доверием. Это было для меня тем более важным, что для меня вообще-то и само мое назначение заместителем председателя Отдела было совершенно неожиданным. Я никаких усилий к этому не предпринимал».
Будущий Патриарх Алексий II принял участие в работе III Ассамблеи Всемирного Совета Церквей (ВСЦ) в Нью-Дели в 1961 году в должности члена Центрального комитета ВЦС – должности, которую он занимал до 1968 года. Впоследствии он участвовал во многих экуменических и миротворческих встречах Церквей, часто во главе делегаций Русской Церкви, которые принимали участие в церковных конференциях, совещаниях и диалогах. В 1964 году он был избран президентом Конференции Европейских Церквей, став в 1987 году председателем ее президиума и исполнительного комитета.
По воле Патриарха Алексия I 23 июня 1964 года епископ Алексий был возведен в сан архиепископа, а 22 декабря того же года был назначен управляющим делами Московской Патриархии, став, таким образом, постоянным членом Священного Синода. В качестве управляющего делами – должность, которую он занимал до 1986 года, – будущий Предстоятель занимался всеми внутренними делами Русской Православной Церкви. Назначение молодого епископа на этот ключевой пост руководства Церковью было мотивировано необходимостью уже немолодого Патриарха Алексия I иметь рядом с собой активного и преданного сотрудника с таким же образованием и менталитетом, как у него. Этому назначению способствовал митрополит Никодим, выдающаяся фигура в Русской Православной Церкви, который ценил епископа Алексия за его энергию, независимость суждений и способность отстаивать свои позиции даже перед лицом вышестоящих.
«В течение девяти лет я был близок к Святейшему Патриарху Алексию I, – вспоминал Патриарх, – личность которого оставила в моей душе глубокий след. Как Управляющий делами Московской Патриархии, с Патриархом Алексием виделся постоянно. И, конечно, было полное доверие и уверенность, что если с ним до чего-то договорился, то можешь быть спокойным. Приходилось ездить к Святейшему Патриарху в его резиденцию в Переделкино, готовить ему резолюции, которые он подписывал, не смотря внимательно, а лишь просматривая. Для меня была большая радость в общении с ним, в его доверии ко мне. На его долю выпали тяжелейшие испытания: революция, гонения, репрессии, потом, при Хрущеве, новые административные гонения и закрытие храмов. Скромность Святейшего Патриарха Алексия, его благородство, высокая духовность – все это оказывало на меня огромное влияние. Последнее богослужение, которое он совершил незадолго до своей кончины, было в 1970 году на Сретение. В Патриаршей резиденции в Чистом переулке после его отъезда в Переделкино осталось Евангелие, раскрытое на словах «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром». В первые годы работы в Москве, не имея московской прописки, я мог жить только в гостиницах, ежемесячно переезжая из гостиницы «Украина» в гостиницу «Советская» и обратно. Несколько раз в месяц я ездил в Таллин, чтобы решать епархиальные вопросы и проводить архиерейские богослужения. В эти годы было утеряно чувство дома, я даже считал, что 34-й поезд, который курсирует между Таллином и Москвой, стал моим вторым домом. Но я признаюсь, с радостью хотя бы на время отрешался от московских дел и ждал этих часов в поезде, когда можно было почитать и побыть наедине с собой».
Патриарх вспоминал большое количество епархиальных архиереев, которые обращались к нему как к управляющему делами, чтобы найти решение своих многочисленных проблем. «Первый раз, когда я пришел в Патриархию, увидел полный коридор священников, которые были лишены местными уполномоченными регистрации, иеромонахов, которые остались без места после запрета властей в Молдавии монахам служить на приходах, вот и приходилось устраивать. И никто не приходил и не говорил: «Владыко, порадуйтесь: у меня в епархии все хорошо!» Приходили только с бедами и с горестями. С разными проблемами все ехали в Москву в надежде получить какую-то поддержку или решение своего вопроса. И хотя не всегда мог помочь, но делал все, что мог».
Среди тех, кто обращался тогда к архиепископу Алексию, управлявшему административными делами, были и прихожане Александро-Невского храма села Колывань Новосибирской области в Сибири, которых Патриарх вспоминал так: «Этот приход был закрыт советскими властями в 1967 году. Никак не возможно было защитить этот большой каменный храм, которым завладела Советская власть, чтобы сделать из него склад. В результате верующие были вынуждены собираться в избе, превращенной в храм. И даже ее, простую избу, они с полным правом считали своей победой. Потолки внутри ее были такими низкими, что из-за духоты и недостатка кислорода свечи не горели, усопших для отпевания вносили через окна, потому что невозможно было пронести их через дверь. Но самое главное было в том, что приход продолжал существовать. Через много лет, по случаю моего посещения Сибири 16 мая 1991 года, я захотел посетить это село, столь дорогое для меня». Тем временем Александро-Невский храм был уже возвращен Церкви. Рядом с ним Патриарх заложил первый камень в основание женского монастыря. Это происходило в присутствии прихожан, растроганных воспоминаниями о том времени, когда церковь была закрытой и к ним в 1967 году приезжал тогдашний архиепископ Алексий.
Одной из самых трудных проблем, с которыми архиепископу Алексию приходилось сталкиваться в качестве управляющего делами, были проблемы с совершением Таинства Крещения. Местные Советские власти прибегали к любым уловкам, чтобы воспрепятствовать крещению взрослых и детей. В 1966 году в Куйбышеве будущий Патриарх оказался в такой ситуации: крещение разрешалось властями без ограничения возраста, но школьники, например, обязаны были представить справку, в которой школьное начальство заявляло бы, что не возражает против совершения таинства. «И мне пришла в голову мысль, – вспоминал Патриарх, – сказать уполномоченному: «Это именно вы нарушаете декрет Ленина об отделении Церкви от государства и Церкви от школы!» Он, разумеется, все понял и попросил меня не говорить об этом его нововведении в Москве, обещав прекратить эту практику в течение недели, что он, к счастью, и сделал».
Еще более скандальной была практика, существовавшая в Уфе, о которой епископ Феодосий (Погорский) информировал архиепископа Алексия. Для совершения крещения требовалось заявление в исполнительный орган, в котором крещаемый просил разрешения креститься в православной христианской вере, и два свидетеля с удостоверениями личности, готовые письменно подтвердить, что на крещаемого не оказывалось никакого давления и что он был психически здоров. Архиепископ Алексий отправился в Совет по делам религий и добился отмены этой практики.
25 февраля 1968 года архиепископ Алексий был возведен в сан митрополита.
В 1971 году на Поместном Соборе Русской Православной Церкви был избран преемник скончавшегося Патриарха Алексия I – Пимен (Сергей Михайлович Извеков, 1910–1990). Митрополит Алексий (Ридигер) вспоминал, что иногда ему оказывалось трудно работать с новым Патриархом: «Святейший Патриарх Пимен – человек монастырского склада, благоговейный совершитель богослужений и молитвенник, нередко тяготился нескончаемым многообразием административных обязанностей. Это порождало осложнения с епархиальными архиереями, не всегда находившими у Предстоятеля ту действенную поддержку, на которую они надеялись, обращаясь в Патриархию. Это способствовало усилению влияния Совета по делам религий, зачастую вызывало к жизни такие негативные явления, как интриги и фаворитизм. И все же я убежден, что в каждый период Господь посылает необходимых деятелей и что в период «застоя» необходим был именно Святейший Патриарх Пимен. Ведь если бы на его месте оказался кто-нибудь другой, сколько бы дров он мог наломать. А Святейший Патриарх Пимен с присущей ему осторожностью, консервативностью и даже опасением перед какими-либо новациями многое сумел сохранить в нашей Церкви».
Патриарх Алексий II с особым старанием занимался в свое время созывом европейских Церквей, которые способствовали безопасности и сотрудничеству в Европе. Именно этим проблемам было посвящено его выступление на пленуме Советского комитета по безопасности и европейскому сотрудничеству 18 февраля 1975 года, в котором он, в частности, сказал: «Представители нашей Церкви вместе с представителями других Церквей и религиозных объединений нашей страны оказывают общеевропейскому Совещанию систематическую поддержку путем еще более широкой мобилизации христианской общественности Европы вокруг обсуждаемых этим Совещанием проблем. Проблема европейской безопасности и сотрудничества на протяжении последних лет постоянно обсуждается в рамках Конференции Европейских Церквей. В последние годы миролюбивые силы медленно, но верно преодолевают сопротивление еще существующих в некоторых странах поборников «холодной войны». И этот ободряющий перевес все более укрепляет нас в убеждении, что и «холодные», и «горячие» войны развязываются людьми, и люди же имеют власть их устранить из жизни…»
12 апреля 1984 года состоялась церемония присвоения митрополиту Таллинскому и Эстонскому Алексию степени доктора богословия. Он представил трехтомную диссертацию на тему: «Очерки по истории Православия в Эстонии» на соискание степени магистра богословия, но ученый совет академии единогласно решил присвоить ему степень доктора, поскольку «диссертация по глубине исследования и по объему материала значительно превосходит традиционные критерии магистерской работы… и в преддверии 1000-летия Крещения Руси этот труд может составить особую главу в исследовании об истории Русской Православной Церкви».
В 1980-е годы среди различных дел, которыми приходилось заниматься митрополиту Алексию, первостепенное место занимала подготовка к празднованию 1000-летия Крещения Руси. Для будущего Патриарха это событие стало очень важным этапом, принимая во внимание и то, что 23 декабря 1980 года он был назначен заместителем председателя Комиссии по празднованиям Тысячелетия и председателем Организационного комитета этой комиссии.
В эпоху Брежнева гонения на религию ослабли, но в то время Советская власть была еще тверда, враждебна к Церкви и заняла позицию явного противостояния празднованию этого события, которое, напротив, было воспринято интеллигенцией как одно из самых важных в XX веке. В этом отношении весьма значительную роль сыграло русское православное Зарубежье, которое, посредством организации широкой кампании за эти празднования, привлекло внимание мировой общественности к положению Церкви и ее верующих в России.
Митрополит Алексий 25 мая 1983 года был назначен председателем Комиссии по реставрации Даниловского монастыря, самого древнего в Москве (XIII в.), который был возвращен Советским правительством Русской Церкви для создания на его территории богословского и административного центра.
С приходом к власти М.С. Горбачева и началом перестройки отношения между государством и Церковью изменились в сторону потепления, но в основе все же оставался, хотя и ослабленный, Совет по делам религий.
Как епископ Русской Церкви и как Управляющий делами Патриархии, митрополит Алексий понял, что наступил нужный момент для того, чтобы представить вниманию советских властей необходимость произвести радикальные изменения в отношениях между государством и Церковью. И вот 17 декабря 1985 года в своем смелом послании М.С. Горбачеву он впервые в истории Русской Православной Церкви поставил перед Советской властью проблему необходимости пересмотра этих отношений. Митрополит Алексий изложил суть своей позиции по этой проблеме в своей работе «Очерки по истории Православия в Эстонии»: «Моя позиция тогда и сегодня заключается в том, что Церковь должна быть реально отделена от государства. Я считаю, что в дни Собора 1917–1918 годов духовенство еще не было готово к реальному отделению Церкви от государства, что отразилось в документах, принятых на Соборе. Главный вопрос, который ставился в переговорах с советской властью, был вопрос о том, чтобы не отделять Церковь от государства, потому что многовековая тесная связь Церкви с государством создавала очень сильную империю. И в советский период Церковь также не была отделена от государства, а была им придавлена, и вмешательство государства во внутреннюю жизнь Церкви было полным: даже в такие сакральные области, как, скажем, можно или нельзя крестить, можно или нельзя венчать, – создавались возмутительные ограничения в совершении Таинств и богослужений. Общегосударственный террор зачастую усугублялся просто безобразными, экстремистскими выходками и запретами уполномоченных «местного уровня». Все это требовало немедленных перемен. Но я осознавал, что у Церкви и государства есть и общие задачи, ибо исторически Русская Православная Церковь всегда была со своим народом в радостях и испытаниях. Вопросы морали и нравственности, здоровья и культуры нации, семьи и воспитания требуют объединения усилий государства и Церкви, равноправного союза, а не подчинения одного другому. И в связи с этим я поставил самый насущный и кардинальный вопрос о пересмотре устаревшего законодательства 1929 года о религиозных объединениях. Горбачев тогда не понял и не принял мою позицию, мое письмо было разослано всем членам Политбюро ЦК КПСС, одновременно Совет по делам религий указал, что поднимать такие вопросы не следует, и секретариатом Коммунистической партии Советского Союза ему было поручено объяснить мне, «нахальному архиерею», что Церковь не имеет никакого отношения к «решению вопросов социально-экономического или культурного характера»».
В качестве ответа власти распорядились, чтобы «неудобный» митрополит был смещен с поста Управляющего делами Московской Патриархии и направлен в почетную ссылку в Ленинград. 29 июня 1986 года будущий Патриарх был, таким образом, назначен на Ленинградскую и Новгородскую кафедру, сохраняя управление Таллинской епархией. «Первый раз я приезжал в город на Неве в 1946 году, – вспоминал Патриарх, – чтобы поступить в Ленинградскую духовную семинарию. В 1986 году я был назначен на Ленинградскую кафедру. Тогда Церковь была игнорирована властями. Когда сразу после приезда я высказал уполномоченному Совета по делам религий свое желание нанести визит мэру города, то получил категорический отказ: мол, этого никогда не было и не будет. Только через год мне удалось встретиться с властями. Тогдашний мэр с удивлением спросил: «Вы что, первый раз в исполкоме?» – «Да, – я ответил, – не пускали». А он мне в ответ: «Отныне двери для Вас всегда открыты, и днем и ночью». В первые месяцы я остро ощущал, что никто не признает Церковь, никто не замечает ее. И главное, что мне удалось сделать за четыре года, – это добиться того, что с Церковью стали считаться: положение в корне изменилось».
Сильная личность, предприимчивость и новаторство митрополита Алексия способствовали уважению и признанию его авторитета со стороны местных властей. Представители политической власти начали наносить ему визиты, и таким образом старая стереотипная советская модель поведения была поколеблена.
Необходимо отметить, что в конце 1980-х годов Советская власть начала значительно смягчать жесткость своей позиции по отношению к Церкви. Митрополиту Алексию удалось возвратить Церкви часть бывшего монастыря Святого Иоанна Рыльского на Карповке, в которой поселились монахини из Пюхтицкого монастыря, начавшие восстановление обители. Митрополиту Алексию удалось также вновь открыть и освятить часовню на могиле блаженной Ксении Петербургской. Он сделал так, чтобы в управляемых им епархиях (Ленинградской, Новгородской, Таллинской и Олонецкой) возвращались храмы, монастыри и некоторые религиозные принадлежности. В частности, были возвращены мощи святого Александра Невского и святых Зосимы, Савватия и Германа Соловецких. Возрождение церковной жизни начинало медленно вызревать, оформляться и распространяться, и развитие этого движения являлось главной заботой будущего Патриарха.
В апреле 1988 года встреча Патриарха Пимена и постоянных членов Синода Русской Церкви с М.С. Горбачевым обозначила шаг навстречу в отношениях между Церковью и государством. На встрече, в которой участвовал также и митрополит Алексий, была обсуждена серия проблем, относящихся к нормализации деятельности Русской Православной Церкви в СССР. В 1989 году митрополит Алексий был избран народным депутатом СССР от Фонда милосердия и здоровья, руководящим членом которого он был. «Парламент – место, где у людей нет уважительного отношения друг к другу, – вспоминал Патриарх. – Я категорически против того, чтобы сегодня избирались священнослужители, потому что на себе испытал, насколько мы к парламентаризму не готовы, и думаю, что и многие другие страны еще не готовы. Там царствует дух противостояния, борьбы, и я после заседания Съезда народных депутатов возвращался просто больным – так влияла эта атмосфера нетерпимости, когда «захлопывали», закрикивали выступающих. Но я думаю, что мое депутатство также было и полезным, потому что я был членом двух комиссий: по пакту Молотова – Риббентропа (об участии в этой комиссии меня попросили эстонские делегаты) и по закону о свободе совести. В комиссии по закону о свободе совести были юристы, которые считали Положение о религиозных объединениях 1929 года эталоном и не понимали, отказывались понимать, что надо отходить от норм этого закона. Конечно, было очень сложно, – я ведь не специалист в юриспруденции, – но старался переубедить даже этих советских юристов, и нередко это удавалось».
3 мая 1990 года скончался Патриарх Пимен. Для избрания нового Предстоятеля было оглашено решение собрать Поместный собор, которому предшествовал Архиерейский Собор, собравшийся в Патриаршей резиденции в Свято-Даниловом монастыре. Митрополит Алексий, который в течение двадцати двух лет был Управляющим делами Московской Патриархии и хорошо представлял положение, в котором находилась Русская Православная Церковь, оставил Ленинград, чтобы отправиться в Троице-Сергиеву Лавру. Он еще не знал, что там быть ему избранным Патриархом Московским и всея Руси.
Патриарх так вспоминал это время: «Я не ехал на Собор с чувством, что могу вернуться Патриархом. За четыре года управления Петербургской митрополией я слишком сроднился с ней. Поэтому я ехал в Москву на Собор, имея перед глазами большие задачи, открывшиеся, наконец, для архипастырской и вообще церковной деятельности в Петербурге. Никакой, говоря светским языком, «предвыборной кампании» я не вел. Только после Архиерейского Собора, состоявшегося накануне открытия Поместного, где я получил больше всех голосов архиереев, я подумал: есть опасность, что чаша сия меня может и не миновать. Я говорю «опасность», потому что
будучи двадцать два года Управляющим делами Московской Патриархии при Святейших Патриархах Алексии I и Пимене, я прекрасно знал, насколько тяжел крест Патриаршего служения. Но я положился на волю Божию: «Если будет воля Господня на мое Патриаршество, то, видимо, Он даст и силы». Потому что говорит Господь: «Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои. Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших» (Ис. 55, 8–9)».
По свидетельству Патриарха Алексия II, Собор 1990 года был первым, в котором не было вмешательства со стороны Совета по делам религий. После оглашения окончательных результатов выборов местоблюститель митрополит Киевский Филарет спросил: «Владыко Алексий! Освященный Поместный Собор Русской Православной Церкви избрал тебя Патриархом Московским и всея Руси. Приемлешь ли ты это избрание?» Патриарх ответил: «Избрание меня освященным Поместным Собором Русской Православной Церкви Патриархом Московским и всея Руси со благодарением приемлю и нимало вопреки глаголю».
Это было первое каноническое назначение Предстоятеля Русской Православной Церкви с избрания святителя Тихона Патриархом на Поместном Соборе 1917–1918 годов.