Читать книгу Лоботомия. Роман - Анжелика Сергеевна Лавицкая - Страница 3

Старики – наверное, самые забавные обыватели нашей богадельни, хотя и страшно оказаться на их месте, но я об этом не думаю. Конечно, проблем с ними не меньше, чем с остальными, даже больше, но они компенсируют это своей забавностью.

Вот дед Вася, если верить его байкам, служил в разведке КГБ, знает, что страна в опасности и никому нельзя верить, а ещё он, разумеется, с Ельциным пил на брудершафт, и самое забавное: он часто говорит о том, что в нашем дурдоме он скрывается и его ищут, а когда найдут – убьют. Он часто спрашивает меня, не видела ли я какого-нибудь подозрительного мужчину, который что-нибудь ненавязчиво спрашивал у меня.

Если верить документам, то Вася был простым рабочим, токарем. Жена умерла рано, дети разъехались, а у деда остался только телевизор из всего говорящего в доме. Возможно, это звучит как-то нелепо, но от телевизора действительно можно сойти с ума, сухой старичок с лысой бритой головой, дед Вася – тому доказательство. Пишут, конечно, что у него шизофрения, но мне точно известно, что это из-за телевизора: слишком часто дед рассказывает мне что-то, и в его историях мелькают имена персонажей из военных фильмов или современных сериалов, таких идиотских и бесконечных, которые пытаются показать работу доблестных внутренних органов. Полиции, разумеется. Свели старика с ума. Был человек – и нет человека, от нас не возвращаются.

Новенькую бабушку, которая заняла кровать Сеньки, зовут Акулиной. Когда я услышала это имя, мне представилось что-то очень старое – сундук, или деревянная шкатулка, или пыльный громоздкий комод. Сама же она оказалась натуральной бабушкой, по типу той, которая когда-то в телевизоре, ещё на черно-белом экране, раскрывала ставни и говорила: «В некотором царстве, в некотором государстве». Мне удалось узнать, что она не буйная, её накрыло шизой после инсульта, а инсульт накрыл её после того, как она поскользнулась на улице и сломала что-то, вроде ногу.

Работа моя на сегодня заключается в том, чтобы смотреть за Акулиной, потому что ей дали альбом, краски, карандаши и кисточки. Краски психи иногда едят, а какими опасными становятся в их руках кисточки и карандаши – обычный человек, который далек от всего этого, даже не подозревает.

Акулина краску не ест, альбом не рвет, воду не выливает и не выпивает, а карандаши и кисточки пока не представляют никакой опасности в её руках, они просто – карандаши и кисточки. Если честно, это самая спокойная старушка из всех, которые попадали сюда. Хотя стоит вспомнить, с какими криками она звала то ли Любу, то ли Люду – обе оказались ее дочерями – одна давно погибла, вторая привезла сюда. Люда сослалась на занятость, работу и семью. Свою мать, Акулину, она семьей уже не считала и просто-напросто избавилась от нее, отдав нам.

Такие случаи часты, на самом деле, и если честно, то насмотревшись – мне не хочется детей, они – эгоистичные твари, которые бросят тебя, как только ты сойдешь с ума, от тебя не будет никакой выгоды, а если еще и стены измажешь собственным говном…

– Посмотри, Софа, – мои мысли перебивает Акулина, кстати, у нее аккуратная прическа, сделанная мной, и выглядит эта бабуля вполне приятно, даже не знаю, за что её сюда отдала родная дочь. Когда она увидела меня сегодня – почему-то расплылась в улыбке, сразу сказала, что я люблю свою собаку. Это было немного удивительно, но белая шерсть от Фимки, которая была почти на всей моей одежде, многое объясняла – бабушка наблюдательная. Оставалось только улыбнуться ей в ответ и согласиться.

Сейчас Акулина показывает мне свой рисунок. Можно сказать, что она талантлива, по местным меркам. Диковинный цветок, красного цвета. Не знаю, на что он похож, возможно, на лилию или нарцисс, что-то подобное мне где-то доводилось видеть. Акулина сидела над этим рисунком около часа и нарисовано действительно прекрасно: каждый штрих, каждая деталь – всё прорисовано, цветок кажется выдавленным и почти настоящим.

– Как он называется? – моя работа санитарки на полставки позволяет мне вот так запросто разговаривать с пациентами, поэтому Акулина не становится исключением.

– Он рос раньше на земле, но после первой войны его не стало, он был уничтожен, – она говорит это как бы между делом. Мне не совсем ясно, после какой именно войны было уничтожено это растение, но понятно, что его название Акулина мне не выдаст.

– Понятно, – коротко заключаю я, теряя весь свой интерес.

– Было три войны, – видимо, она решила продолжить и поэтому откладывает рисунок на стол. – Атомная, ядерная и водородная. Земля сгорала и тонула много тысяч лет назад. – Чего я только не слышала за этот год работы: кто-то пережил полёт в космос, кто-то – несколько полётов, некоторые бывали на разных планетах, с одними разговаривал Бог, вторые дружили с Сатаной – и все они теперь здесь. Ситуация с Акулиной ничем не отличается от всех остальных, теперь становится ясно, за что её сдали сюда.

– Понятно, – поджав губы и кивая головой, снова отвечаю я, пытаясь не особо демонстрировать свой не интерес. Больные не любят подобное и начинают буянить, особенно опасно начинать спорить с ними, лучше со всем соглашаться и делать вид, что ты их понимаешь как никто другой, тут нужно прикидываться больным, вживаться в его роль, если не хочешь лишних проблем на дежурстве.

– Жаль, что портреты моего брата и сестры остались у Людки! – лицо бабушки начинает пугать – оно становится серьезным, Акулина отвернулась от меня и смотрит куда-то впереди себя, желваки так и ходят, рука, которой подходит определение – костяная, сжимается в кулак и ложится на стол.

– Да, жаль, – выдыхаю я, как будто мне действительно жаль.

Бабуля поворачивает голову и по-доброму улыбается глядя на меня.

– Я нарисую их для тебя, – что ж, теперь она мне полностью доверяет, надеюсь, проблем с ней не будет.

Время приближается к процедурам, скоро придет Олька, это её работа, мне нужно только подготовить Акулину. Спрыгиваю с ее кровати и подхожу к столику, за которым она сидит.

– Хорошо, только позже, сейчас нужно отдохнуть, – беру ее за руку, рука холодная и теряет своё напряжение, как только ощущает моё касание.

Проблем с Акулиной и вправду нет, она спокойно соглашается со мной, спокойно покидает свое место и проходит к кровати, мне остается только убрать краски и альбом.

Прижимая все это к груди и проходя к двери, я зачем-то оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Акулина спокойно лежит на кровати, смотрит на потолок, руки сцепила в замок на животе. Что в этой жизни пошло не так? Почему она здесь? Всего лишь из-за бреда о трех войнах? Всё же дети ни черта не ценят своих родителей, перестают ценить, когда с них нечего взять. Наверняка, она была каким-нибудь не последним лицом, наверняка, у нее какие-то заслуги, жизнь ее, скорее всего, была насыщена событиями, и она вряд ли думала, что однажды дочь сдаст её в дурдом, просто потому что у дочери семья, работа и дела и ей некогда слушать о трёх войнах и смотреть на нарисованные цветы.

Акулина – слишком официально, да и имя какое-то нелепое, врачебное и вместе с тем несчастное – странные ассоциации вызывает. Буду звать её сокращённо – Акулой. Ну да, Акулой, почему бы и нет? Как и любой хищник – акула не тронет, если её не трогать, если не вторгаться в её личное пространство, если не показывать ей своего страха, акула – типичный шизофреник.

Мне нужно в ординаторскую, отдать все эти краски и кисточки, а потом вымыть полы в коридоре и прочее, прочее.

Стены здесь давят, ходить спокойно невозможно, многие больные разгуливают по больнице в свободное время, несмотря на режим. Иногда я себя спрашиваю, зачем устроилась именно сюда, ведь была возможность устроиться и в обычное детское отделение при поликлинике, но меня сманила радужная перспектива ничегонеделания – вымыть полы в коридорах, перестелить постели, иногда помочь в чем-то своей напарнице, а потом можно спокойно заниматься всякой ерундой. Когда кто-то увидел, как легко мне дается общение с психами, меня часто стали просить присмотреть то за одним, то за другим. Здесь вообще своеобразный порядок. Беспорядок. Свою работу никто не любит, и работают лишь бы работать. Странно, как вообще человек выбирает такую работу. В отличие от меня, они действительно работают и что-то делают, что-то пишут, кого-то лечат. Как можно проснуться с идеей – лечить психов, мне не понятно.

Пока я стою и набираю ведро, слышу крики сквозь шум воды.

– Она укусила меня! Эта тварь меня укусила! – это голос Ольги.

Пока я закрывала воду, крик ее стал ближе, выскочив в коридор, я увидела как двое наших санитаров – Ванька и Колян – заталкивают Акулу обратно в палату, а она пытается вырваться и кричит о том, что обязательно доберется до той твари, смотря на Ольку, которая бежит на меня и отстраняет в сторону.

– Что случилось? – как только Акула исчезает за дверью вместе с парнями, я возвращаюсь. Олька моет руки, вся трясется и готова разрыдаться.

– Она укусила меня! Бешеная тварь! – Олька говорит это сквозь зубы, тщательно вымывая руки.

– Это я уже слышала, – бросаю равнодушно, подперев стену. – Из-за чего? – если бы характер моей напарницы мне не был бы знаком, я бы не спрашивала.

Вода перестает шуметь, Олька вытирает руки о халат и тут же лезет в карман за сигаретами.

– Тварь старая! Чтоб она сдохла, сука! – продолжает она, пытаясь прикурить. – Я ей, видите ли, укол больно поставила! Как схватит меня за руку и зубами! Сука! – да, Ольга ещё и медсестра наполовину, поэтому уколы у нее действительно больные, от них остаются синяки. Наверное, поэтому она здесь: в нормальное отделение такие медсестры не нужны просто.

Руки Ольки обе красные от воды, на правой – следы зубов, никогда бы не подумала, что протезы оставляют такие глубокие следы. Не зря она теперь зовется Акулой.

– А у моего соседа змея сбежала и теперь по чьей-то квартире ползает, – говорю это, чтобы отвлечь напарницу от Акулы, иначе она ее долго будет склонять по всем падежам, а это утомляет, психов хватает и так.

– Ну, зашибись! МЧС вызвали? – она забывает обо всем, что с ней только что случилась, её черные глаза отражают настоящее беспокойство.

– Змея не ядовитая, просили как раз никого не вызывать, чтобы не делать из этого большую проблему, – возвращаясь к своему ведру, продолжаю рассказывать.

– Всякую херню дома держат, – выпуская дым, отвечает она.

– Иван Иванович советует держать дома зверей, чтобы не сходить с ума от одиночества, – вспоминая рекомендации нашего главного врача, продолжаю разговор.

– По-моему, тот, кто заводит дома змею, – уже сумасшедший, его пора определить к нам. – Олька окончательно забывает об Акуле, она уже смеется.

– Да, я подумала так же, – выключаю воду и, больше ничего не говоря, отправляюсь работать.

Интересно, что там с Акулой? Нужно будет зайти к ней после и проведать.