Читать книгу Тёмный лабиринт - Анна Александровна Тищенко - Страница 3

22.00 P.M.

Оглавление

Последний луч солнца нежно коснулся невесомым теплом каменных стен поместья, словно с сожалением уступая место темноте. Лишь на западе громоздившиеся в небе облака ещё пылали великолепным огненным золотом. В долине расходился и таял душистый туман, отступая перед сухим и тёплым дыханием опускавшейся ночи. В глубине старого особняка раздался негромкий бой часов. Их ажурные стрелки передвинулись с сухим скрипом, таким громким в тишине старой библиотеки. Девушка в кресле встрепенулась. Тёплый, уютный свет керосиновой лампы выхватывал оранжевым квадратом страницы книги на фоне сумрака комнаты. Давно остыл чай в фарфоровом чайнике, глаза от долгого чтения устали и слипались. Кэти захлопнула книгу.

«Уже десять,» – подумала она. – «Так незаметно летит время в этом пустом и холодном доме. Свои лучшие дни я провожу в печальном одиночестве средь пыльных фолиантов в кожаных переплетах. Лишь холодный шёлк этих пышных платьев ласкает мое нежное тело…» Строго говоря, усыпанный крошками имбирного печенья и смятый от долгого сидения в кресле батист не особенно ласкал, но думать так было приятно. «Ах, как повезло Элизе, у которой был Пьер, Мэри, у которой был Этьен…. Даже у глупой Сюзанны был такой жестокий, но такой красивый Филип! Лишь у героев моих романов настоящая жизнь! А я, как фарфоровая кукла средь этих сотен слуг, таких скучных и правильных родителей, которые лишь одевают меня и дарят подарки! Никто из них не хочет понять мою душу, полную тёмных страстей…»

Она обвела рассеянным взглядом библиотеку. Мрачный частокол стоявших на дубовых полках фолиантов в потемневшей коже, названия на корешках стёрлись и увы, от времени, а вовсе не от прикосновений рук. Поскольку библиотекой в семье пользовалась одна Кэти (за что имела репутацию очень умной и образованной девушки), она бесстрашно ставила свои любимые французские романы вперемешку с трудами Вольтера и Руссо, правда, обрезом, а не корешком вперед. Всё же миссис Лонли тут протирает иногда пыль, и её могут смутить названия вроде «Всепоглощающая страсть Жульетты». Ещё маме расскажет. Кэти сладко потянулась в кресле. Прямо перед ней на стене висел огромный портрет чопорной леди, облачённой в строгое платье, отделанное изящным, но нисколько не придающим очарования её постному лицу венецианским кружевом. Какой-то предок по папиной линии. Леди очень неодобрительно наблюдала, как Кэти, высунув от усердия язык, впихивала книгу с изображением полуобнажённой красавицы, которую сжимал в объятиях суровый кавалер, по соседству с «Житием Фомы Аквинского». Справившись с сокрытием следов преступления, Кэти показала мрачной леди язык, и стащив из серебряной вазочки миндальное пирожное, предалась размышлениям.

«А ещё этот Джордж со своими вечными разговорами о скачках и гольфе! И это ничтожество приезжает уже завтра. Ну почему мама так хочет выдать меня за него замуж? Пусть он лорд, у него титулы, земли, положение… Но это всё пустое! Разве может, разве сможет он познать глубины истинной страсти? И потом. Ему всего двадцать три. Что может мужчина в этом возрасте?»

Внезапно ход её мыслей был прерван. Порыв ветра ударил в окно, его тяжёлые створки распахнулись, и длинные белые шторы взметнулись, как парус в лунном свете. Она услышала тихий шорох. Пирожное выпало из внезапно ослабевших пальцев. В дальнем, тёмном углу комнаты, куда никогда не проникал холодный лунный свет, и метла миссис Лонли, что-то шевельнулось. Или ей это показалось? Набравшись смелости, Кэти взяла тяжёлый медный подсвечник и зажгла свечу. Держа её перед собой, она робко шагнула в сгущающийся сумрак, и навстречу ей во мраке зажглись два зловещих огонька. Кэти подняла подсвечник выше, и в ту же секунду на неё что-то ринулось из темноты. Вскрикнув, она отпрыгнула к окну и в свете луны увидела огромную чёрную летучую мышь, которая бесшумно чертила воздух под потолком библиотеки. На мгновение Кэти словно окаменела, сердце билось так бешено, что казалось, вот-вот вырвется из груди.

«Это всего лишь летучая мышь, чего я так испугалась». Но не успела она закончить свою мысль, как летучая мышь устремилась вниз, к её ногам. С низким, утробным урчанием животное приблизилось и начало ласкаться. Преодолевая некоторую робость, Кэти нагнулась и запустила пальцы в густой блестящий мех. Мышь подняла голову, и, обнажив острые клыки, нежно лизнула руку девушки. Раскрыв огромные угольно-чёрные крылья, она взмыла вверх и, вылетев в окно, зависла над балконом, пританцовывая в лунном свете и словно приглашая следовать за ней.

Когда вы живёте в местах, где не происходит решительно ничего, а единственным преступлением за прошедшие полвека является эпизод, когда мальчик хорист засунул своему коллеге жука-навозника за шиворот, любое событие, мало-мальски тянущее на приключение упустить просто невозможно. Кэти и не стала. Лишь мгновение поколебавшись, она перелезла через подоконник и спустилась в сад.

После душной, жаркой библиотеки ночной воздух приятно освежал своей прохладой. Мышь чёрным всполохом мелькнула в конце кипарисовой аллеи, и Кэти, не раздумывая, побежала за ней. Знакомый до мелочей привычный пейзаж совершенно преобразился ночью – огромные, посаженые ещё прадедом Кэти кипарисы в свете луны стали призрачно белыми и походили на погребальные свечи, цветы на клумбах попрятали свои личики и сад казался тёмным и мрачным. Ночь была тёплой и тихой, и плыли, мерцали, светили топазовым светом над головой древние звезды, и острый серп месяца казалось, пристально смотрел с небес как живое волшебное существо. Кэти, очарованная этой красотой, рассмеялась от удовольствия, и побежала вниз, по дорожке из скрипучего розового гравия. Июньский ветер касался её разгоряченных щек, ласкал обнаженные плечи, нырял под платье, нежно омывая кожу. Но вот аллея закончилась и Кэти остановилась – где мышь? И тут же увидела её, парящую над увитой жимолостью беседкой. Здесь, майским вечером, Джордж подарил ей первый поцелуй любви… Кэти поморщилась. Поцелуй любви вышел несколько не таким, как она ожидала.

Они тогда сидели на низкой каменной скамье, увитой диким плющом, над головой купол цветущей и сладко пахнущей жимолости. Джордж говорил, держа её за руку, а она слушала, не поднимая глаз… Когда же Джордж на мгновение замолчал, припоминая, какой именно фаворит не оправдал его чаяний на Дерби в прошлом году, Кэти воспользовалась паузой и сказала:

– Такой романтичный вечер, не правда ли?

– Ну… Э…, Пожалуй, да, – выдавил Джордж, тут же отпустив руку и опасливо поглядывая на невесту.

– Закат, соловьи поют свои любовные песни…

– Кто?

– Соловьи, – твёрдо сказала Кэти, решительно игнорируя оглушительное кваканье лягушек и раздающийся из-за живой изгороди кашель садовника.

– Джордж, мы давно помолвлены, и я думаю…

– Отчего же, совсем недавно.

– Три года. – Кэти начинала терять терпение.—И мне кажется, сейчас самое время…

– Возвращаться к вечернему чаю? – в голосе Джорджа прозвучала робкая, как былинка перед грозным дыханием осени, надежда.

– Не совсем. Я говорю о проявлении нежности. Ну, о том, что должно произойти однажды между двумя влюблёнными.

– !?

– Ты ведь видел, как ведут себя два влюблённых голубка? Они воркуют и целуются. Так что ты можешь сделать это прямо сейчас.

– Но как же….

Выяснилось, что при случае голубица может посрамить смерч «Святой Игнатий».

– Поцелуй меня!!! Немедленно.

– О. Ну да. Конечно.

Смирившись перед неизбежной поступью рока, Джордж, глядя затравленным взглядом, наклонился к ней, Кэти закрыла глаза и… Что-то влажное неуверенно ткнулось ей в щёку. Кэти отшатнулась так резко, что едва не упала со скамейки. В гаснувшем свете майского дня уши Джорджа медленно заливались краской. Затем щёки, лоб, шея… Кэти вспомнила, что где-то читала – во Франции при изготовлении дорогих вин была традиция купать в чане с суслом самую прекрасную и невинную из окрестных девственниц. Очевидно, после ванны «Шато де Молин» (сухое, красное) невинные девственницы примерно так и выглядели. Она почти с жалостью посмотрела на смущённое, счастливое, ошалевшее лицо жениха. «Ну что с него взять? Понятно, не Этьен. И уж точно не Филип.»

Увлёкшись воспоминаниями, Кэти едва не упустила свою добычу и бросилась за мышью, которая свернула в старую часть сада. Здесь деревья были старше и выше, и вдруг Кэти охватило странное чувство. Как будто всё это с ней уже происходило. Ей пять лет, и она точно так же сбежала ночью из дома, но для того, чтобы забрать забытого в парке мишку. Тогда она задыхалась от быстрого бега и страха, что гувернантка заметит её отсутствие. Деревья казались выше, дорожка из розового гравия гораздо длиннее. Тогда в конце аллеи она повернула налево, к большому дубу, под которым надеялась найти свою игрушку, но вместо неё обнаружила там незнакомого джентльмена. Кэти смело подошла и спросила, не видел ли он её мишку. Незнакомец улыбнулся, присел на корточки и протянул ей игрушку, в этот момент луна вышла из-за облаков, и девочка смогла его рассмотреть. Высокий лоб, благородные, но немного резкие черты лица оттеняли иссиня-чёрные волосы, а глаза были голубые, прозрачные, как речной лед. Кэти поразила матовая бледность его кожи. «Будто сделана из алебастра, как те статуэтки, которые так любит моя мама». Он отдал девочке медвежонка и сказал: «Когда-нибудь мы встретимся ещё».

И тут Кэти поняла, что она стоит в тени того самого дуба, но нет уже давно ни того плюшевого медвежонка, ни старенькой гувернантки, ей восемнадцать и она совершенно одинока в ночном пустынном парке. Отсюда открывался вид на семейное кладбище. Старинные, покрытые лишайником и густой паутиной плюща, склепы резко выделялись гипсовой белизной на фоне чёрно-зелёной стены деревьев. Дорожки, заросшие мхом и дикой мятой, скрывали звук её шагов, и Кэти почувствовала себя призраком, блуждающим средь могильных плит. Пройдя немного вглубь, она остановилось у прекрасного памятника работы итальянского скульптора – два плачущих ангела сжимающих друг друга в объятиях. «Марджори и Роберт Бранн» – прочла она. «Ах, как печально! Два пылких сердца, некогда сгоравших от любви, теперь лежат под этими холодными плитами… (на самом деле дядюшка Роберт скончался от апоплексического удара, вызванного неумеренным потреблением крепких напитков и кулинарных изысков любимого повара, но думать об этом почему-то не хотелось.) Лишь шелест листвы и пение цикад…» Помимо пения цикад её слух уловил странный звук прямо за спиной. В испуге Кэти обернулась и увидела в нескольких метрах от себя громадного серого пса. Безумные, горящие яростью глаза, смотрели прямо на неё, с клыков капала слюна. Кэти застыла. Как в кошмарном сне она видела, как зверь, не сводя с неё глаз, пригибается к земле, готовясь к прыжку. Мощные мускулы под атласной шкурой напряглись, когти вонзились во влажную кладбищенскую землю. Кэти закрыла глаза.

Но не успела она даже вскрикнуть, как чья-то сильная рука подхватила её за талию и в следующий момент она оказалась в густой траве. Опираясь на ладони, она приподнялась и увидела мужчину, словно сошедшегосо страниц скандинавских легенд. Он стоял прямо перед ней, огромного роста, мощный, холодные, чуть насмешливые светло-голубые глаза… Где она видела подобные? Вся его одежда и лицо были залиты кровью, а в метре от него лежало изуродованное тело собаки. Кэти вскочила на ноги.

– Вы не ранены?

Даже встав в полный рост, она едва доставала ему до груди. Мужчина окинул её с ног до головы безразличным взглядом.

– Кто выпустил тебя ночью из дома, дитя?

Кэти отступила назад с достоинством:

– Я Кэтрин Бранн. И кстати! Я, вообще-то леди и хозяйка этого поместья, и совсем недавно мой кузен Марк говорил, что я совсем взрослая и меня пора выдавать замуж. Вот.

Говоря это, она старательно, но безуспешно отряхивала перепачканные землёй коленки и порванное платье.

– Не понимаю, откуда здесь взялась эта собака. Роджер на ночь запирает внутреннюю часть сада, видимо, она как-то пробралась сюда…

Она предприняла ещё одну неудачную попытку поправить сбившиеся волосы.

– А вы? Могу я узнать ваше имя и что привело вас сюда?

Говоря это, Кэти попыталась придать голосу тон светской любезности и непринуждённости, хотя колени предательски дрожали. Её спаситель выслушал эту восторженную сбивчивую речь с лёгкой усмешкой.

– Мне кажется, ваш пёс ранил меня.

– Ах, боже мой, где, что случилось? – растерявшись и мигом утратив образ светской львицы, Кэти сделала шаг навстречу, но зацепившись ногой за предательски спрятанный под покровом мха край надгробия достопочтенного дядюшки Роберта, полетела вперёд. И упала бы, если бы её не подхватили.

Неожиданно для себя поймав в свои объятия это маленькое, несуразное существо, от которого пахло цветами и летом, незнакомец, казалось, сам растерялся. Её тепло и цветочный аромат волос ошеломил его, в этот мгновение Кэти, окончательно смутившись, попыталась отстраниться, опираясь ладонями о его широкую грудь. Но сделать ей это не удалось. Мощные руки обвили её талию, так сильно, что перехватило дыхание. Она в испуге подняла лицо:

– Вам больно?

Пьянящий запах её волос, нежный шелк кожи и огромные, испуганные глаза – всё это настолько сбило его с толку, что, не отдавая себе отчёт в происходящем, он повалил её на траву.

– Что вы делаете!? – пролепетала Кэти.

Он склонился над девушкой, опираясь на одну руку, а другой сжав её нежные, тонкие запястья.

– Что? Нет! – вскрикнула Кэти, судорожно пытаясь встать, вывернуться из-под его мощного тела.

– Тихо, – выдохнул на ухо низкий голос, посылая по телу волны паники. Она попыталась оттолкнуть его, упёршись ладонями в плечи, но с тем же успехом можно было пытаться остановить разъяренного носорога. Кэти вскрикнула, когда почувствовала, как одна мужская рука запрокинула её голову за подбородок, а другая очутилась на груди, и требовательный рот впился в нежную кожу на шее. Она судорожно всхлипнула, вцепившись пальцами в его короткие, белоснежные волосы, но это не только не остановило его, а будто только раззадорило. Мужчина, усмехнувшись, лениво тряхнул головой, как хищный зверь, которому докучает расшалившийся детеныш. Кэти почувствовала, как его бедра прижимают её, оцепеневшую, напуганную к земле. Он медленно, почти нежно провёл ладонью от её горла к тяжело вздымавшейся груди, и нетерпеливо рванул вниз плотный лиф атласного, ещё недавно белоснежного платья.

– Не надо, не надо, не так… – как в кошмарном сне повторяла Кэти, – так нельзя…

– А как? – хрипло выдохнул он, обжигая её шею отнюдь не нежными поцелуями.

Кэти на секунду смешалась. Она так часто представляла себе это «чудо любви», «миг священного экстаза» … Ну, то есть «он» (почему-то всегда высокий стройный брюнет с зелёными глазами и благородной сединой на висках), становится на одно колено, смиренно опустив взгляд, предлагает ей руку, сердце и кольцо, потом церковь, венчание, фата, флердоранж. Конечно, гости, колокола, большой торт, (и не такой, как у Каролин Сплит был на свадьбе, а получше, с розочками.) И вот, в алькове, на шёлке брачных простыней он касается её губ нежным поцелуем. Дальше мечты уносились в нечто радужно-прекрасное, но до крайности неопределённое. И как же это было не похоже на то, что происходило с ней сейчас!

Встретив сопротивление жёсткого лифа, мужчина без усилия разорвал тугую шнуровку корсажа, освободив высокие, упругие груди. Кэти ахнула, задохнувшись от стыда и испуга, попыталась закрыться руками, но он тут же поймал её запястья и развёл их в стороны, любуясь перепуганным, раскрасневшимся личиком, беззащитной, обнажённой грудью. Кэти даже кричать не могла – во рту неожиданно пересохло, язык прилип к гортани, воздуха в лёгких стало катастрофически не хватать… Осознав свою беспомощность, она жалобно всхлипнула, перестала вырываться и затихла, напряжённая, как струна, готовая порваться даже от лёгкого прикосновения. А его ладони накрыли и сжали нежные груди, пропуская маленькие, съёжившиеся от ночной прохлады соски между пальцами, от чего те затвердели и заныли. Странно, но это было… приятно? Кэти распахнула глаза от нового, незнакомого ощущения. По телу прокатилась волна тепла и необычного волнения. Запрокинув голову, она лежала, забыв о смущении, когда эти ладони двигались вверх, скользя по груди и шее, а оттуда вниз, к розовым соскам. Его рука сорвалась ниже, задрав юбку до талии, и Кэти вновь почувствовала укол страха, судорожно попыталась сжать колени, закричать, но он одной ладонью зажал ей рот, другая нырнула между женских бедер, отодвинула тонкую ткань трусиков и пальцы прикоснулись к самому сокровенному месту её тела. Кэти почувствовала, как сердце ухнуло куда-то в бездну, низ живота взорвался томительным спазмом, происходящее подёрнулось пеленой зыбкого горячечного тумана. Мужчина одним движением сдёрнул с неё трусики. Кэти словно впала в оцепенение, запротестовала только когда он, полностью освободив её от платья, широко развёл бёдра в стороны. Ошарашенная настолько, что в первую секунду даже не шелохнулась, Кэти часто задышала, и крик протеста застрял у неё в горле.

– Не бойся, – негромко сказал он мягким голосом, – обещаю, я ничего не сделаю.

Нежным, но властным движением его ладони скользнули вниз, накрывая бедра, пальцы раздвинули её складочки и что-то мягкое, влажное приникло к сокровенному бугорку. Стыд молотом ударил в голову.

– Не надо! Прекратите! – в смятении закричала Кэти.

Он и не думал прекращать. Заскользил языком по нежной плоти, сначала едва касаясь, потом чуть сильнее, чуть дальше. Кэти продолжала неуверенно отпихивать его, но мир вокруг расплывался, теряя контуры и очертания, тело отказывалось подчиняться разуму, таяло в дурманящем коктейле стыда, страсти, желания. Она вдруг изогнулась, с губ сорвался требовательный, протяжный стон, бёдра бесстыдно раздвинулись шире, русалочьи волосы разметались меж травы. Она слышала тяжёлое дыхание своего мучителя, чувствовала, как его пальцы до боли сжали её ножки, как он вдыхает еёнежность, влажный тесный жар, её невинную женственность. Язык надавил на розовый бугорок ещё и ещё раз, пока её бесконтрольные стоны не перешли в крик.

Кэти показалось, что прошла целая вечность, пока она пребывала в сияющей пустоте, но тут на неё обрушилась суровая действительность. Как снежная лавина, неожиданно спустившаяся на мирный альпийский луг, смела она остатки блаженной истомы, и тут Кэти осознала, что лежит она на могильной плите, обнажённая, с раздвинутыми ногами. Попытка свести колени успехом не увенчалась – тело всё ещё не слушалось её. Всё, на что она оказалась способна – это закрыть лицо руками. На непродолжительное время она смогла даже забыть о мужчине, который, поправляя рубашку, со снисходительной улыбкой наблюдал за ней, но тут он напомнил о себе.

– Меня зовут Эрик Рэйберн.– произнёс он, протягивая Кэти руку.

Поскольку в данный момент Кэти на всё реагировала немножечко медленнее, чем обычно, воспользоваться предложенной помощью она не смогла. Эрик немного постоял с протянутой рукой, потом, пожав плечами, отступил к ближайшему памятнику. Небрежно опираясь о плечо мраморного ангела, он некоторое время наблюдал, как Кэти безуспешно пытается сесть, надеть платье, привести в порядок корсаж. Окончательно запутавшись в том, что полчаса назад являлось последним словом французской моды, а ныне представляло собой обрывки перепачканной материи, Кэти, наконец, сдалась. Она села, обняв себя руками, и уткнулась лицом в колени. Эрик подождал ещё немного.

– Как ты? Идти сможешь?

– Я? О, да. Конечно.

Врёт.

Смерив её взглядом, которым многоопытная профессиональная нянька смотрит на порученное ей слабоумное дитя, Эрик, вздохнув, шагнул к ней. Нагнувшись, он легко, без усилия подхватил её вместе с платьем на руки. Икнув от неожиданности, Кэти тут же пришла в себя и начала вырываться.

– Что!? Куда вы меня несёте?

Эрик, не обращая на неё ни малейшего внимания, пошёл вниз по аллее.

– Ты знаешь замок Рэйберн? – негромко спросил он, для удобства встряхнув и поправив свою брыкающуюся ношу.

Знаком ли ей этот замок? Старый замок в самом сердце вересковых пустошей находился лишь в нескольких милях от её дома, она восхищалась им, но знала так же мало, как и её родители. Говорили, что замок то пустовал по нескольку лет, то вновь обретал жизнь, когда возвращался его загадочный хозяин. Тогда по ночам там горели огни, слышались музыка и смех. Иногда, в одно и то же время года там устраивали великолепные балы, на которые съезжались экипажи столь ослепительные, что у Кэти, заезжавшей в своих конных прогулках несколько дальше, чем о том знали родители, просто дух захватывало. Её родители, впрочем, не питали ни малейшей симпатии ни к замку, ни к его обитателям.

– Странный человек этот лорд.– часто рассуждал отец Кэти. – Конечно, хозяйство у него в идеальном порядке, даже когда он в отъезде, но образ жизни! По ночам пирушки, днём ни в церкви, ни в пабе его не встретишь! Наверняка какой-нибудь испорченный лондонец и друзья, очевидно, такие же – с дурной репутацией… Ах, Кэти отдала бы половину своей библиотеки французских романов – главного своего сокровища, чтобы побывать на балу. Да ещё кавалеры с дурной репутацией! Разве можно придумать более пленительный соблазн для восемнадцатилетней девочки. Эрик прервал её мечты небрежным:

– Сегодня там будет бал маскарад, ты будешь самым желанным гостем. Остальные начнут собираться через час, мы верхом доберёмся туда минут за десять, так что у тебя будет достаточно времени подобрать себе костюм. Секундный восторг Кэти тут же сменился паникой.

– Я должна вернуться домой и привести себя в порядок!

– Полагаю, возвращаться в поместье при данных обстоятельствах не лучшая идея, – деликатно заметил Эрик.

Зерно истины в его словах, безусловно, было. Родители, конечно, уже спят, но вот дворецкого миновать не удастся. Воображение Кэти незамедлительно нарисовало картину:

– Мисс Кэти!?

– Всё в порядке, Реджинальд. Просто меня только что изнасиловал незнакомец на кладбище. Кстати, я сейчас еду к нему в гости на всю ночь. Да, к завтраку не ждать. Нет, кровь не моя.

В это время они миновали входные ворота, которые оказались не заперты. Кэти с удивлением отметила про себя этот факт, такого на её памяти никогда не случалось прежде. За воротами, в тени раскидистого тиса их ожидал конь, удивительно напоминавший своим обликом хозяина. Исполинского роста, белоснежный и… совершенно не осёдланный.

– А… – пролепетала Кэти, когда её бесцеремонно поставили на землю, не дав опомниться и поймать падающее разорванное платье, – хотя бы уздечка?

– Не нужна, – бросил через плечо Эрик, запрыгивая на спину своего жеребца.

В этот момент конь повернул к Кэти свою голову и на неё посмотрели красные, горящие как угли глаза. Кэти попятилась, но сильные руки подхватили её за талию и подняли наверх. Она поёрзала, устраиваясь поудобнее, прижалась к его груди, уткнулась носом в шею, вдыхая его запах, уже знакомый – мускуса, бальзамических трав и ещё чего-то тёмного, пьянящего. Так пахнут молодые хищные звери.

Конь взял с места в карьер и понёсся стрелой через лес, минуя дороги и тропы. Казалось, он слушался малейшего движения своего хозяина, вспарывая прохладный ночной воздух своим могучим телом, ныряя под кроны деревьев в омуты абсолютного мрака, прогалины, залитые неверным лунным светом, ни разу не оступившись и не помедлив, словно видел в темноте так же ясно, как днем. А Кэти казалось, будто первый раз видит она этот ночной лунный летний мир. Таким таинственным, волшебным казалось всё вокруг – вот на севере расходятся громадные, словно изнутри светящиеся облака, похожие на снежные мёртвые горы, вот луна пробивает их своим бледным светом, тонкими лучами проникая то в тёмно— зелёные прогалины, то в звёздные глубины неба. И резким, будто алмазной пылью осыпанным силуэтом высится впереди громада замка, такого тёмного и сумрачного при свете дня. Внезапно конь круто свернул направо, и они выехали на забытую дорогу, ей много лет не пользовались – появился более удобный путь через пустоши. За её поворотом показалась заброшенная церковь, уже давно являвшаяся предметом вожделения Кэти, которая не единожды пыталась уговорить Джорджа совершить туда ночную экскурсию на предмет нахождения призраков, вампиров или чего-нибудь подобного – захватывающего и интересного.

Стены, обветшавшие и осыпавшиеся в некоторых местах, полностью пропадали под пышным ковром растительности, но бронзовый крест упрямо светился в лесном мраке. Эрик, очевидно, решил проехать через церковный дворик, выложенный ослепительно сиявшим белым камнем, но конь вдруг остановился, как вкопанный, захрапел и встал на дыбы. Кэти взвизгнула от испуга, а Эрик раздражённо дёрнув плечом, достал из-за пояса хлыст.

Кэти ахнула:

– Он боится святого креста! Конь – демон!

– Конь альбинос. – проворчал Эрик, охаживая круп коня ударами такой силы, что на атласной шкуре мгновенно появились тёмные рубцы.

– Его глаза чувствительны к яркому свету. Днём он бесполезен, зато ночью незаменим, ты видела, как уверенно он чувствует себя в тёмном лесу. Но, конечно, если тебе приятнее думать, что ты едешь на исчадии ада…

Уголки губ у него дрогнули. Улыбается?! Дальнейшую часть дороги Кэти пристыжено молчала. Но вот лес расступился, и перед ними разлился океан лиловой вересковой пустоши, окружавшей с восточной стороны замок Рэйберн. Проигнорировав подъездную дорогу, по которой неспешно катил экипаж, запряженный четвёркой вороных лошадей, Эрик направил коня прямо через вересковый луг, и к запаху свежего ночного ветра добавился аромат потревоженных цветов, резкий и горький. В окнах замка приветливо горел свет, однако в большом старом парке, окружавшем замок, было темно и пустынно. Ветер шумел в кронах громадных дубов, таких старых, что стволы их, кряжистые и деформированные временем, казались в темноте похожими на лесных чудовищ из кельтских легенд. Кэти с удивлением отметила полное отсутствие не только ворот, но и ограды, а ведь западным крылом замок упирался прямо в лес, тянувшийся на многие мили. Она поинтересовалась у Эрика – не боится ли он ну пусть не хищных зверей (результат встречи со зверем она сегодня имела удовольствие наблюдать) но, к примеру, преступников? Он недобро улыбнулся:

– Пусть приходят, мы только рады будем.

Кэти, немного поразмыслив, решила не уточнять. Как говориться, не спрашивай того, чего знать не желаешь. Копыта коня глухо зацокали по каменистой подъездной дорожке, и когда до входной лестницы оставалось совсем немного, взору Кэти и её спутника предстала весь необычная картина. Прямо перед мраморными ступенями располагалась круглая мощёная площадка с фонтаном посредине, по краям её венчали две серповидные клумбы, выложенные диким камнем и почему-то усаженные лесными цветами. Кэти заметила там вербену, остролист, шалфей и те странные сиренево-голубые цветы, что называют фиалкой чародея. По одной из этих клумб бродила старушка, закутанная в ветхую хламиду. В руках у неё была плоская корзина – такую используют огородники, и в неё она собирала цветы, хихикая и напевая песенку, так, словно была гимназисткой на цветущем ромашковом лугу. Иные растения вырывались и укладывались в корзину с корнем, другие, после тщательного осмотра подвергались экзекуции и в корзину следовали лишь некоторые их части. Несмотря на то, что лицо старушки было полностью скрыто капюшоном, из-под которого выглядывали спутанные седые волосы, Кэти тут же узнала её.

– Это же миссис Пибоди! – воскликнула девушка, и уже тихо, с восторгом.– Говорят, она настоящая ведьма!

– Да ну, – мрачно пробурчал Эрик, подъезжая к беспечной сборщице цветов.

Кэти его, в общем-то, понимала – не очень-то приятно видеть, как топчут и обдирают твою клумбу, пусть даже это делает и настоящая ведьма.

– Эй, бабушка, что вы тут делаете? – не особенно любезно поинтересовался Эрик.

– А то сам не видишь, сынок.– в тон ему ответила старуха. Поднатужившись, она вырвала из земли целый куст тимьяна. – Травки собираю. Добрым людям на пользу, тебе на погибель…

– Зачем вы так! – не утерпела Кэти. – Нехорошо. Мама всегда вот вам помогала…

Заслышав голос Кэти, старуха резко вскинула голову и вдруг, бросив охапку награбленных трав, схватила её за руку крепкими, как дубовое дерево, пальцами.

– Слушай, маленькая госпожа. Не к добру ты забыла родительский дом. Не к добру и себе на погибель.

– Как забыла? – несправедливые обвинения до глубины души возмутили Кэти. – Да я пятнадцать минут назад там была!

– Оно и понятно, мёртвые ездят быстро.

– Что ты такое несёшь, старая ведьма, – зашипел Эрик, и Кэти краем глаза увидела, как рука его легла на тяжёлую эбеновую рукоять хлыста.

– Может я и ведьма, да только ты, девочка, рассвета здесь уже не встретишь. Точнее нет, встретишь, да только он будет для тебя последним. – Старуха рассмеялась неприятным, каркающим смехом. – Хочешь знать свою судьбу? Позволь старой Пибоди показать тебе твоё будущее, и ты бегом отсюда побежишь.

Кэти стало жутко. Чёрные, блестящие из-под грязного капюшона глаза колдуньи, смотрели на неё с тревогой и участием. Она протянула Кэти свою узловатую, словно пергаментную руку. Но Эрик вдруг рассмеялся и неожиданно спокойно сказал:

– Я распоряжусь, чтобы вас накормили ужином. Сегодня ночь летнего солнцестояния, а не хеллоуин, так что не пугайте девочку понапрасну.

Он развернул коня, но Кэти успела услышать, как старуха прошептала:

– Ты должна узнать, девочка…

Но уже через минуту они были у крыльца, Эрик спешился, передал коня заботам невесть откуда взявшемуся мальчику-груму, и когда он понес Кэти на руках вверх по широкой каменной лестнице, все страхи и вопросы растаяли, как дым от погасшей свечи.

«Вот не думала, что мне суждено выйти замуж за владельца этого таинственного замка! А как странно произошло наше судьбоносное знакомство! Немного не так, как я представляла…» – мечтала Кэти, уютно устроившись на руках Эрика. В том, что дальнейшим развитием событий будет венчание, причем в кратчайшие сроки, она нисколько не сомневалась.

Как раз в тот момент, когда Кэти всерьёз задумалась о возможной вероятности того, что в прошлой жизни они, очевидно встречались – Эрик, конечно, был римским императором, а она, разумеется, рабыней – христианкой, их путешествие закончилось. Перед ними распахнулись тяжелые, окованные потемневшей от времени бронзой двери и Кэти очутилась в холле, поразившем её своей мрачной красотой. Высокие, стрельчатые окна мерцали рубином и колдовской зеленью витражей, серпантин мраморной лестницы обнимали перила, сотканные из мраморных тел, переплетённых в действии столь странном, что Кэти отвела глаза. (Впоследствии, узнав, что сюжетом рельефа была всего лишь битва амазонок с доблестными мужами Спарты, она была страшно разочарована).

Стены из тёмного дикого камня покрывало кружево искусной резьбы, а в полумраке ниш полотна, потемневшие от времени, но от того еще более чарующие и загадочные, изображали мужчин и женщин, чьей стати позавидовали бы все короли минувших дней. Особенно поразил Кэти портрет молодой, черноволосой женщины, одетой в простой греческий пеплум. Изображена она была на фоне залитой солнцем колоннады античного храма и смотрелась довольно неожиданно среди дам и кавалеров, одетых по британской моде.

Перед Эриком склонилась в поклоне молоденькая служанка.

– Сэр, к вашему прибытию подготовили гранатовую комнату… – тут она подняла взгляд и увидела необычную ношу своего хозяина. Она застыла, рот открылся, глаза округлились до такой степени что она стала похожа на чучело лягушки – творение таксидермиста-любителя. Кэти стало немного обидно. Ну да, платье порвано в клочья, лицо и ноги перепачканы, причёска а-ля Мария Магдалина в тот период, когда на неё уже снизошел свет истины, и который она потратила на сожаления о периоде жизни, когда этот свет еще не снисходил, но всё же… Вовсе необязательно вот так долго стоять и смотреть с отвисшей, как увядшая лилия, челюстью, честное слово. Горничная, наконец, смогла взять себя в руки:

– Э-э-э… Дополнительные распоряжения, сэр?

– Полагаю, они очевидны, – сухо ответил Эрик. – Юной леди нужно привести себя в порядок и подобрать костюм.

Минуту спустя Кэти оказалась в довольно необычной комнате – несмотря на внушительные размеры в ней отсутствовали окна, зато горел непривычный в летнее время камин. Жарко, между тем не было – напротив, когда Эрик довольно небрежно стряхнул её на обитую серым бархатом оттоманку, Кэти ощутила неприятный холод, такой чувствуешь, спускаясь в подземелье.

К большому разочарованию Кэти, ожидавшей увидеть стены, сплошь выложенные драгоценными гранатами, они были обшиты резным дубом, тёмным, как шоколад. Таким же был и потолок, и лишь несколько мгновений спустя Кэти заметила резной орнамент, включавший в себя изображения лопнувших от спелости плодов граната. Обставлена комната была с мрачноватой роскошью, у противоположной от двери стены располагалась кровать, крытая пологом зелёного шёлка, верх которого терялся во мраке дубового потолка. На стенах прекрасные полотна итальянской школы эпохи позднего ренессанса, на резном комоде изящные терракотовые статуэтки, а в углу, за китайской лаковой ширмой ванна на бронзовых ногах. Воды в ней не оказалось, зато дно было выстелено нежным японским шёлком бутылочного цвета. Эрик оставил её на попечение двум горничным, попросив сообщить, когда она будет готова. Девушки принесли ей туфли, отороченные мехом ангорского кролика, лёгкий пеньюар, оказавшийся длинноватым для её роста. Они наполнили ароматной тёплой водой мраморную ванну, покоящуюся на бронзовых львиных лапах, куда озябшая Кэти нырнула с удовольствием и поспешностью молодого влюблённого, стремящегося в объятия своей суженой.

Смешливую рыженькую горничную звали Фанни, а другую, с печальным робким взглядом, чем-то похожую на монашку – Элен. Как выяснилось, Элен работала тут всего несколько дней, а вот Фанни давно, потому за каких-нибудь пятнадцать минут Кэти поневоле оказалась в курсе всех сплетен о прислуге, работающей в замке, где лично Фанни «жуть как нравится» хотя их старшая горничная мисс Спенс «кошмар, какая строгая». А вот о хозяине, не смотря на аккуратные, но настойчивые расспросы Кэти почти ничего узнать не удалось. Кроме того, что он никогда не был женат (ну это само собой), весь день он работает (очень странно), и жизнь ведет совсем скромную – к примеру, в его комнаты допускается всего один камердинер, Стоун (вообще непонятно). Так же она была подробно проинформирована о готовящейся свадьбе самой Фанни с конюхом по имени Мэтью, который молод, красив «ну совершенная лапочка», одна лишь беда – он в отличие от Фанни не оказывает должного почтения священному писанию, так что их грядущее счастье нередко омрачается богословскими спорами. И сколько сил ни тратит Фанни, что б спасти суженого от геенны огненной путем наставления на путь истинный, всё терпит крах.

Наконец Фанни дала ей маленький колокольчик, сделанный в виде миниатюрной горничной: «Позовите нас, когда искупаетесь», и они исчезли за неприметной дверью, которая вела в смежную комнату.

Нежась в тёплой ванной, Кэти рассматривала картину, занимавшую едва ли не половину стены. Современная, она была написана на модный ныне сюжет «Персей, освобождающий Андромеду». Почему-то закованный в броню Персей отступал к лодке, невежливо наступив на издыхающего змея, а обнажённая Андромеда смотрела на него взглядом столь однозначным и плотоядным, что не будь Кэти столь невинна, она подумала бы, что храбрый воин Эллады по своей собственной инициативе приобрёл проблемы куда более серьёзные, чем огнедышащий дракон. Но вниманием девушки завладело совсем другое – Кэти неожиданно увидела тонкий лучик света, идущий от левого глаза рыцаря. Снедаемая любопытством, она торопливо выбралась из ванной, и, накинув лёгкий пеньюар, оставленный для неё горничными, приблизилась к картине. Радужка глаза отсутствовала, вместо неё оказалось круглое отверстие, и Кэти, не удержавшись, приникла к нему. Комната, которую она увидела, очевидно, служила спальней. Две уже знакомые ей горничные суетились, раскладывая на увенчанной балдахином кровати карнавальные платья. Элен, неся целую груду нарядов, неожиданно споткнулась, и весь этот ворох шёлка, бархата и украшений оказался на полу. Высокая, астенично худая леди лет сорока (очевидно, это и была мисс Спенс), набросилась на провинившуюся горничную.

– Элен, неуклюжая лентяйка! Это уже третья провинность за сегодняшний день! Ещё раз и мне придется строго наказать вас! Отнесите нашей гостье вино и фрукты.

Перепуганная, сжавшаяся под взглядом напоминавшей голодного стервятника экономки, горничная взяла тяжело нагруженный поднос и заспешила к двери. Не успела Кэти отскочить от глазка, как грохот и звон разбитого хрусталя возвестил ей об очередной неудаче незадачливой горничной.

– Я рассчитаю вас завтра же утром. Сейчас, ввиду праздника, мне нужны любые руки, даже такие бесполезные, как ваши, – мисс Спенс поджала губы.

– Угощение отнесёт Фанни, а вы уберите это немедленно, – экономка махнула рукой на разбросанные по всей комнате фрукты, щедро посыпанные осколками хрусталя.

Элен упала на колени и принялась поспешно сгребать то, что пару минут являло собой изысканный ужин. Она была повёрнута спиной к Кэти, но было заметно, как вздрагивают у неё плечи. Плачет? Неожиданно в комнату вошёл слуга, очень молодой, с подвижным, обезьяньим личиком. Со вздохом оглядев комнату, теперь больше напоминавшую Авгиевы конюшни, чем гостиную в приличном доме, он начал помогать Элен с уборкой. Справлялся он с ликвидацией крушения гораздо быстрее и энергичнее, Элен же явно не знала куда деть не только погубленный хрусталь, но и собственные руки. Она то застывала, в недоумении оглядывая комнату, то с робкой улыбкой взирала на Джеймса, но тот совершенно не обращал внимания.

– Спасибо, Джеймс, – прошептала девушка, но ответа не последовало.

Но не успела Кэти поразмыслить о том, как непросто приходится девушке, которой в силу несправедливости судьбы приходится заниматься такими ужасными вещами, как работа, она услышала быстрые шаги.

Кэти, которая на время подсмотренной сцены застыла и распласталась по стене подобно обессилившей черепашке, отскочила от глазка как ужаленная, и весьма вовремя, потому что минутой позже дверь распахнулась безо всякого стука и явилась тяжело нагруженная Фанни. Водрузив поднос на низкий столик красного дерева, она налила вино из хрустального, украшенного бронзовой кабаньей головой графина, и лишь тогда взглянула на озябшую и раздетую Кэти. Всплеснув руками и заахав, как любящая мать курица над потерявшимся цыплёнком, она тут же облачила девушку в уютный халат из шотландской шерсти, укутала пледом, и две минуты спустя Кэти наслаждалась зелёными греческими оливками, толстыми, будто покрытыми лаком, марокканскими финиками, ароматными и сладкими, пахнущими пустынным зноем. Виноградом, словно сделанным из прозрачного нефрита и розовыми, бархатно-шершавыми персиками. Однако только что увиденная странная сцена не давала ей покоя, Кэти всё время мысленно возвращалась в соседнюю комнату. Каково же было её удивление, когда в комнату как ни в чем ни бывало, вошла Элен, неся изящные туфли из расшитой парчи. Если бы не румянец на её бледных щеках и слегка покрасневшие глаза, Кэти подумала бы, что все это ей приснилось.

Съесть всё несмотря на героические усилия, не удалось. Немного поколебавшись, Кэти всё же отважилась попробовать и вино, решающую роль сыграла мысль, крупными мазками нарисовавшая лицо Джорджа, если бы он увидел её с этим самым бокалом. Затем горничные проводили её в ту самую комнату, где Кэти увидела разложенные на кровати карнавальные костюмы. Там был костюм цвета больной персидской бирюзы с чешуйчатым корсажем и длинным муаровым шлейфом, изображавшим игуану, огненно алый, имитировавший прихотливые и изменчивые языки пламени, невинно-белый, отороченный мехом ангорского кролика, аспидно-чёрный, расшитый крупными бриллиантами, с диадемой, увенчанной луной. Кэти остановила свой выбор на пепельно-сером, украшенном колхидским жемчугом. Лиф и низ юбки отделан высеченным лебединым пером – лишь ромбовидные кончики на конце перьевого стержня не тронул нож портного. Из пера и маска, сделанная в виде шапочки с ушками-рогами, скрывающая верхнюю половину лица. Филин. Единственная птица, которую ненавидят и боятся все прочие лесные птицы. Кэти и сама не могла бы объяснить, почему выбрала именно этот образ, но взяв этот костюм первым, другие она даже мерить не захотела. Она немного походила по комнате, чтобы привыкнуть, немного смущаясь чересчур смелого декольте, и открытой спины, но ведь она совсем взрослая теперь, правда?

Тёмный лабиринт

Подняться наверх