Читать книгу Птица - Анна Аркатова - Страница 4

Эта сессия была не то чтобы сложной, но какой-то мучительной. То письменный заменили устным, то посадили двух экзаменаторов вместо одного, а логику вообще почти никто не сдал с первого раза.

И сегодня, 20.01.1984, мы надеялись с ней хоть как-то разделаться, тем более что двадцатого у нас стипендия. Стипендию выдают в главном здании. Не всем. А только нашей старосте Островской. Каждый месяц Островская получает деньги и на следующий день раздает их – по 40 руб. девяти своим однокурсникам. Но Островская вчера заболела, и деканат назначил новых ответственных – меня и Сотикову.

Счастливая Сотикова логику не сдавала – ей поставили «автоматом». С утра она позвонила мне, чтобы подбодрить, а заодно сообщить новость дня: в универмаге «Минск» сегодня будут давать французские духи «Мадам Роша». Информация из первых рук, а именно, от мамы Сотиковой, чудесным образом связанной с Росконцертом. Мы с Сотиковой, как и все женщины мира, очень хотели, чтобы у нас были французские духи «Мадам Роша», а Сотикова – так та просто умирала без них. Духи стоили двадцать пять рублей. Я задумалась. Тяжесть затрат усугублялась очевидным легкомыслием товара. Сотикова это понимала не хуже меня, поэтому все уже продумала. По плану Сотиковой, мы должны купить один флакон на двоих. И разделить его бесценное содержимое с помощью шприца. Она уже нашла какой-то пузырек из-под марганцовки, куда, по идее, впрыскивается честные полпорции «Мадам Роша», а уж кому достанется оригинальный флакон, а кому аптечная склянка, решит жребий. Зато получается по 12,50 с каждой – очень даже терпимо.

Я так разволновалась от этой перспективы, что неожиданно получила по логике «отлично». Ровно в час мы с Сотиковой встретились в главном здании у кассы. За нами увязался Забелин, которому, как всегда, деньги нужны были больше всех. У Забелина был внебрачный ребенок. Сотикова пересчитала всю групповую стипендию и расписалась в ведомости. Потом она вычла свои сорок рублей, сорок рублей отдала Забелину, а остальное вручила мне, потому что у меня с собой был надежный портфель, а у Сотиковой – крохотная замшевая сумочка на шнурке, которую, как и всю верхнюю одежду Сотиковой, достала через Росконцерт ее всемогущая мама.

Напротив главного здания стояла самая большая в нашем городе гостиница. Приложив какие-то особенные, чуть ли не цирковые усилия, можно было попасть в гостиничный бар. Игнорируя продрогшую очередь, Сотикова двинулась прямо к швейцару. Через пять минут мы уже сидели в полутемном чужеземном пространстве бара. Втроем – Забелин почему-то не отвязывался никак – мы съели две вазочки жареных орешков и выпили по сладчайшему коктейлю «Маргарита» из бокалов, облепленных по краю сахарным песком. Чувство безмятежности заполнило нас до краев. Идти никуда не хотелось, даже за французскими духами. Я сказала, что, наверное, мы уже и так все пропустили. Но Сотикова божилась, что раньше трех не начнут. Чтобы не нервничать, мы выпили еще по нежнейшему коктейлю «Александр», с виду похожему на кофе со сливками, после чего Забелин, вспомнив про внебрачного ребенка, наконец отвял. Мы посидели еще немного без Забелина и пошли на троллейбусную остановку, чтобы ехать в универмаг «Минск».

Внешне универмаг «Минск» не предвещал никакого праздника. Ни толпы, ни огней, которыми должна сопровождаться продажа духов «Мадам Роша», не наблюдалось. «Минск» выглядел подозрительно буднично. Через его двери обыкновенно, то есть безрадостно и суетливо, входили и выходили покупатели. Мы даже решили, что мама Сотиковой что-то напутала, хотя такого не было ни разу. Нет, на втором этаже все подтвердилось. В парфюмерной секции мялась терпеливая очередь. Сотикова внедрилась слева и вынырнула с озадаченным лицом.

– Это не «Мадам Роша», – сказала она шепотом.

– А кто?

– Это «Фемме».

– Что?!

– Фе-м‑ме – духи такие. Другие. Тоже французские. Даже лучше – реже бывают.

– Давай брать «Фемме». Раз других нет, – сказала я.

– Они по тридцать.

– Ну и что?

Уже стоя в очереди, мы решили, что не барское это дело – одни духи на двоих покупать. И взяли каждая по флакону «Фемме». Пережить такую радость в одиночку было совершенно невозможно, и Сотикова предложила заглянуть к ней – она жила на следующей остановке. Два квартала мы взялись преодолеть пешком. По дороге нам попалась галантерея «Наташа», и мы зашли просто посмотреть, что сегодня продают в галантереях. Зашли – и глазам своим не поверили! Прямо в отделе номер один продавщица спиной к нам спокойно, как огуречную воду, расставляла на полочке ту самую «Мадам Роша»! И ни одного человека вокруг! Мы подошли поближе. Сотикова выгнула бровь наподобие актрисы Маргариты Тереховой и с небрежным видом сказала:

– Это у вас не «Мадам Роша», случайно?

– Нет, – продавщица даже не обернулась.

– Как это – нет? – напирала Сотикова.

– Вот так, – продавщица оторвалась от полки и положила перед Сотиковой благородную темную коробочку.

– А‑а‑а! Понятно, – успокоилась Сотикова. До этого она была напряжена. – Это не «Мадам Роша» – это «Мистерия Роша»! Знаю!

– А чем они отличаются? – спросила я, слабо надеясь, что ничем.

– Запахом, – подумав, сказала Сотикова.

Сердце у меня оборвалось. Коробки с «Фемме» кирпичами повисли в моем портфеле. Отчаяние забродило от сердца к желудку. Я беспомощно уставилась на Сотикову. На ее лице не было ни тени сомнения.

– Берем, – сказала Сотикова. – Это почти как «Мадам Роша».

– Два, пожалуйста, – сказала я с облегчением и двинулась с Сотиковой к кассе.

Потом мы зашли все-таки к Сотиковой, выпили кофе с печеньем и тягучим яичным ликером. Непредсказуемый круговорот духов в природе не давал нам покоя. К тому же теперь мы решили не расставаться никогда. Сотикова вызвалась проводить меня до остановки. Но, завидев троллейбус, мы подумали, что сейчас самое время еще раз зайти в универмаг «Минск», посмотреть, как быстро кончаются духи «Фемме», которые нам достались практически без боя.

Универмаг «Минск» показался нам чуть более оживленным, но мы так быстро оказались на втором этаже, что это оживление могло быть вызвано именно нами. К нашему глубокому удовлетворению, очередь увеличилась вдвое.

– Смотри, как берут! – прицокнула языком довольная Сотикова.

– Берут, – согласилась я. – Только это, кажется, не «Фемме».

Какая-то женщина сосредоточенно отходила от прилавка, неся над головой совершенно не знакомую мне парчовую коробочку.

– Ай! – вскрикнула Сотикова, как будто ее подстрелили. – Это же «Мадам Роша»!

– Не может быть! Их не было! – возмутилась я и обхватила портфель двумя руками. Бульдозером мы двинулись к прилавку.

– Можно понюхать? – взмолилась вынырнувшая передо мной Сотикова и уронила лицо в ладони испуганной девушки, державшей открытый флакон.

– Да, это они! «Мадам Роша»! Только что, наверное, выбросили. И они все-таки лучше всех! – застонала Сотикова, задерживая дыхание. – Выпишите два, пожалуйста. Нас двое! – и дернула меня за рукав. Рядом заорал ребенок.

Мы отвалили еще с двумя флаконами и прибились к отделу платков, где в это время практически бесшумно почему-то расходились индийские косметические наборы – двадцать теней плюс пудра. В шикарных сундучках цвета слоновой кости, засунутых в бархатные футляры. Шестьдесят рублей штука. Мы с Сотиковой не задумываясь взяли два, причем Сотикова порывалась взять третий для какой-то Верки, но тут сундучки неожиданно кончились. От этого наш восторг почему-то сразу удвоился. Абсолютно счастливые, мы решили теперь поехать ко мне. Чтобы не сбивать темп – на такси.

Дома мы расставили наше богатство в два живописных ряда на журнальном столике и – не решив, с чего же начать, – торжественно разлили по рюмочкам бальзам. Глядя на царские коробочки, мы гоготали над идеей что-то там делить шприцем! Сотикова разрумянилась и в поисках зеркала распахнула индийский набор. Я встала сзади, руки за спину и уставилась на это восьмое чудо света. Вся наша с мамой обстановка, все самое дорогое, что у меня было, включая джинсовый сарафан, японский магнитофон и хрустальные рюмки с бальзамом, померкли перед этой роскошью. Держать ее было невыносимо. Невыносимо сладко. Пальцы то и дело оставляли на полированной пластмассе сундучка доверчивые овальные следы, которые Сотикова нежно утирала манжетой блузки.

Мы выпили еще, и Сотикова сказала, что знает все запахи, а вот «Фемме» забыла. Я тут же вскрыла свои «Фемме» и надушила себя, Сотикову и свой сарафан. В ответ Сотикова хрустнула целлофаном «Мадам Роша», чтобы мы могли как следует сравнить.

– Коробку положи в белье, – наказала Сотикова.

– Хорошо, – кивнула я. Я уже вся принадлежала Сотиковой.

Стало темнеть. Сотикова наконец взяла свою половину и отправилась домой. Я еще час выстраивала пирамидки из духов, каждые пять минут открывая и закрывая индийский набор, так и не прикоснувшись к перламутровым шишечкам теней. Его черная бархатная шкурка лежала отдельным сокровищем на трюмо. В конце концов я нашла набору место на письменном столе, духам – в серванте, ближе к стеклу, и заснула как во дворце.

В семь тридцать утра позвонила Марина Русенко. Ей срочно понадобилась стипендия. Я без труда нашла в портфеле конверт, полученный вчера в кассе главного здания. В нем смирно лежал новенький червонец. Десять рублей…

Маме Сотиковой, связанной с Росконцертом, понадобилось неполных два дня, чтобы распродать индийские наборы и пять коробок духов, включая открытые Le femme. Madame Rochas мы поделили пополам с помощью шприца, причем фирменный флакон по жребию достался мне.