Читать книгу Костяной Венец - Анна Бэй - Страница 7

Коридор Вероятностей.

Мастер Дарм летел не налегке. Четыре увесистых чемодана, набитых книгами, теперь стали его спутниками и обладателями почётных мест в багажном отделении.

Он на них едва дышал – боготворил, но не за коллекционные издания, а за ту память, что они собой представляли. Фелис Тефлисс успела распорядиться только своими книгами фотоальбомами – они отошли горячо любимому внуку. Остальное – его скупердяю-отцу, как и положено по закону.

Легенда балета ушла тихо и красиво, на похоронах не было никого – а так распорядился единственный сын, которого весьма стесняла её профессия, словно она была не примой императорского балета, а певичкой трактира в порту.

Виктора встретил староста с таким видом, будто ни за что на свете он не пришёл бы на пирон по доброй воле.

– Дарм, ты барахло  не мог дома оставить? Тумбочек лишних нет.

– Разберусь.

Оказалось, что есть. Завхоза редко кто заставал на рабочем месте, но Виктору повезло: тот задумчиво сидел напротив стены со старой затёртой афишей, где красовалась тонкая балерина в пачке. Пожилой мужчина даже не обернулся:

– Чего тебе? – обратился он к Виктору, медленно закуривая трубку.

– Тумбочку.

– Одной мало, что ли?

– Да  книг прибавилось. – он так и таскал тяжёлые чемоданы за собой, не в силах с ними расстаться.

– Знаешь, кто это? – завхоз показал на плакат, – Поколение нынче пропащее, таких легендарных людей не знает.

– Это Фелис ле Фэй, прима императорского балета. – спокойно ответил он, и вот теперь завхоз обратил на него внимание. Долгий оценивающий взгляд, уважительный кивок:

– Я был без ума от неё. Как и все, кто хоть раз видел её на сцене.

– Я тоже. – признался Виктор и невольно скосил взгляд на  графин в углу стола.

– Тебе известно, что она умерла на днях? Правда, откуда… В газетах крошечная эпитафия «Она была Примой!», будто и не было ничего. Замяли! Представь!

– Известно. Это моя бабушка. И книги… – он беспомощно на них глянул, едва сдерживая эмоции, – Её.

Долгая пауза, от которой у Виктора гудело в ушах. Ну зачем он сказал это чужому человеку? Того и гляди расплачется, как девка сопливая. Вот уже взгляд заволокло влагой, не видно ничего, а в горле ком, ноги дрожат, а буквально через секунду могли задрожать и плечи, чтобы сбросить это неподъёмное горе.

– Зайди, сынок. – завхоз сменился в лице и впустил Виктора к себе в каморку. Чужой человек разделил с ним горе. Налил выпивку, хотя Дарм был чужд алкоголю. Помянули, помолчали, даже поговорили немного, вспоминая самые яркие партии Фелис «ле Фэй» Тефлисс, – Не жалей. Тебе повезло больше других.

– Знаю. – обречённо кивнул Виктор, – Она меня растила. Лучший друг – это она… и самый близкий человек.

– Родители-то где? Дарм? Дарм же вроде жив-здоров.

– Жив и здоров. И мать тоже. Светские люди…

– Так и ле Фэй публичная  – звезда империи. Хватило времени на тебя как-то.

– Хватило. – пожал плечами он,– Везде с собой брала. Всё детство провёл в балетных классах с ней – она уже редко выходи́ла на сцену, всё больше ставила хореографию. К восстанию ушла из театра, мы уехали тогда. Вернулись – город был уже другой. Плохо помню, но бабушка переменилась тоже.

– Всё тогда сильно переменилось. – завхоз снова рассматривал балерину на афише, – На время восстания Утёс был закрытой школой. Ректоров меняли каждый месяц – присылали вре́менных со столицы, то солдафонов, то бюрократов, то не людей, а ходячие счёты. Порядки менялись со скоростью света, студенты кисли, да по стенке ходили. Но всё лучше, чем в столице – слишком далеко от реальных волнений. Порядок пришёл лет через пять, повезло с ректором – это был наш же выпускник техник – толковый парень. Все силы положил на новую систему.

– Технарь? Погодите, Зоркий же… – нахмурился Дарм.

– Путаешь. Зоркий Вортигер был раньше. – завхоз тяжело вздохнул, – А после восстания этот. Тяжёлая работа, нервная, личный отчёт императору – так себе привилегия, в основном одни переживания. Сердобольный был, сердце и не выдержало. Но порядок в целом навёл, а то нас и закрыть хотели тогда к чертям. Позже Крафт готовые наработки со всех забрал, да немного модернизировал. Это хорошо. Парня, конечно, было искренне жаль. – рюмка взметнулась в воздух, поминая и почившего ректора Утёса, – Про него много написано хорошего. Технари с тех пор в особом почёте, а вообще славная профессия, конечно, не поспорить.

Виктор кивнул. Удалось отвлечься на историю из первых уст, а это всегда интересно. Заколыхались фантомы на кончиках пальцев – так красочно описывал события завхоз. Виктор сжал кулаки, гася магию. В висках отозвалась мигрень.

– Спасибо. – коротко сказал он и встал, – Надо мне возвращаться. Четыре дня пропустил, надо программу нагнать.

– Иди, Дарм. Да не Дарм ты вовсе. А Тефлисс. – завхоз улыбнулся и пожал руку, задержал жест и накрыл второй ладонью, похлопывая как-то по-родственному, с тёплом, – Береги себя, сынок. И заходи, если что ещё понадобится. Тумбочку найдём самую вместительную, да и полки где-то были, собрать только – и прослужат.

* * *

– Сегодня мы поднимем из ваших пустых голов понятие «коридор вероятностей». Но что толку сотрясать воздух? Давайте расскажите, что знаете, внимаю! Дарм?

– Коридор вероятностей – это совокупность стыкующихся между собой не хаотичных событий, образующих долгосрочную цепь. – начал Виктор, – И ведёт коридор к аркану.

– Хорошо. – кивнул ректор, – Очень хорошо. Ваша формулировка?

– Моя.

– Есть что дополнить?

Виктор медленно кивнул:

– Коридор логичен,– он улыбнулся, – Это и есть своего рода рок, и из него можно формировать категории масштаба: от масштаба личности до вселенского. Это и, к слову, о классификации арканов.

– Правильно: не хаотичных событий. – он подчеркнул эту слова и поднял указательный палец вверх, – Это важно. Коридор вероятностей – есть вещь осознанная вселенной. Заходя в такой коридор, вы можете не соображать ни черта, но тогда вас будет кружить как в центрифуге, организм Зоркого непременно реагирует в этой энергии. Так что своего рода необходим «вестибулярный аппарат», чтобы выйти из коридора с наименьшими потерями, а желательно в выгоде и осознании! – Крафт взял мел и застрочил по доске, – Головокружение, тошнота, потеря ориентации, перемена давления или повышение температуры, ощущение, что земля уходит из-под ног – всё это может ощущать Зоркий в момент. – долгая пауза, – А теперь руки вверх те, кто испытывал это ощущение и понимал, что происходит? – у его озарила саркастичная улыбка, когда вверх взметнулись руки единиц из всего спектра немногочисленных Зорких, – Не удивительно…