Читать книгу Железный Путь - Анна Бондарева - Страница 6

Венеция – туманный парад масок, неиссякаемый карнавал.

Не успеваешь покинуть перрон вокзала Santa Lucia, как тебя обволакивает присущий только ей, Венеции, особый запах «древних» водорослей, оказывает почти психоделическое воздействие.

В Венецию влюбляешься сразу и навсегда. Позже, спустя несколько лет, мне посчастливится побывать в Венеции в зимнее время года и застать безлюдную площадь Святого Марка в снегу. Помню, как я кружилась в танце, ловя теплым лицом немногочисленные снежинки, которые медленно, спиральными пируэтами, спускались с черного ночного неба. Летом же Венеция имела несколько другой тембр и оттенок. Бесконечные толпы туристов спешат насытить свое изношенное механической работой око изящной красотой и меланхолией этого полуострова. Если меня спросят, что я предпочитаю, лето или зиму в этой волшебной республике, ответ будет один: «Венецию?! Под любым соусом и в любом исполнении».

Пьер с неподкупной улыбкой приветственно махал букетиком ландышей с перрона.

– Надо же, – удивилась я, – ландыши летом?!

– Поспешим же, дорогая, Жан-Вильем ждет нас к завтраку.

– Лори не соизволил меня встретить, он спит после вчерашней вечеринки?

– Мой катер в неисправном состоянии, поэтому возьмем vaporetto. Ты, вероятно, очень устала с дороги.

Пьер был проинструктирован не отвечать на мои вопросы и четко действовал по утвержденному плану.

Он попросту проигнорировал ремарки и, выхватив из рук мой багаж, вручил заготовленные цветы.

– Пьер! – не выдержала я. – Да хватит мельтешить! Что происходит, в конце концов?! Ты ошибаешься, если думаешь, что я не видела заголовки первых страниц вечерних парижских газет. Наш почитаемый Феврие, похоже, вляпался не на шутку…

– Поверь мне, дорогой мой друг, я знаю еще меньше твоего и понятия не имею, о чем сплетничает парижская пресса. Разве можно верить газетчикам?! Забудь об этом и наслаждайся ажуром фасадов Венеции. У нас масса запланированных мероприятий; скучать не придется.

Моторная лодка-такси лихо разрезала волнистые густо-зеленые воды Canal Grande. Воздушно-голубой купол базилики Санта-Мария делла Салюте сливался со стаей утренних облаков.

– Вот мы и прибыли, – многообещающе промяукал Пьер.

Двери небольшого палаццо на площади у церкови Санта-Мария Формоза распахнулись. Стоило только шагнуть по мокрой лесенке и войти в прихожую маленького дворца, как истинное кокетство эстета-профессионала обольщало своим изяществом. Подлинники-абстракции Андре Масона переплетались с шедеврами самого Рафаэля. Массивные античные партеры, тесненные китайскими иероглифами, обрамляли изысканный вид из окон.

Винтовая мраморная лестница, ведущая в салон, навеяла не самые примечательные воспоминания о последнем пребывании здесь.

– Добро пожаловать, – Жан-Вильем продолжал читать утреннюю газету, – синоптики обещают сегодня тридцать пять градусов жары; я заказал для вашей комнаты экстренный вентилятор-кондиционер, так как прошлой ночью было вовсе невозможно сомкнуть глаз – душно.

– А разве кому-нибудь удается хоть на минуту сомкнуть глаза в вашем палаццо, мэтр?

– Я не знал, что вы умеете пользоваться чувством юмора в такой ранний час, и должен отметить, ваш французский стремительно прогрессирует, – с иронией и полагающейся хозяину важностью Жан-Вильем пронзил меня испепеляющим взглядом, – когда же мы сыграем партию в шахматы?

– Хотелось бы получить разъяснение ситуации.

Словно какая-то невидимая сила заставила меня прервать диалог, построенный из натянутых любезностей.

– Лоран по моему поручению отправился на встречу в Гритти Палас и вернется к обеду, Роза уже приготовила для вас ванну и завтрак.

Раздался звонок в дверь. К моему удивлению, мэтр лично спустился встречать гостя. Я вышла на балкон, чтобы осведомиться, кто же это еще сюда пожаловал.

Привлекательный молодой брюнет в бледно-сером богемно измятом костюме вошел вслед за Жан-Вильемом в палаццо.

– Знакомьтесь, мадам, Бенуа Лафоре, – представил нас друг другу мэтр, – извините нас, мадам, но мы с господином Лафоре вынуждены уединиться в библиотеке и переговорить по очень важному делу. Ленч подадут после полудня.

Несколько минут я продолжала стоять в полной растерянности. Мне впервые не понравилось обращение «мадам», от чего мои уши загорелись, словно зажженные факелы. Смятение, чувство неудобства и дискомфорта сгущалось в точке третьего глаза. Закружилась голова. Попытки утихомирить поток сознания вызывали лишь едкое покалывание в висках.

– Роза, пожалуйста, кофе, per favore cafe, subito!

Присев на расшитое золотыми лилиями кресло, я прикрыла веки и пустилась изучать образы, которые, как слайды диафильма, сменяли друг друга в подвижном темпе.

Не знаю, сколько времени прошло.

– Ваш кофе, мадам, давно остыл. Я заварю новый.

Домоправительница Роза, шурша длинной юбкой, удалилась на кухню.

На широком дубовом столе чинно покоилось старинное фарфоровое японское блюдо, наполненное до отказа всевозможными экзотическими фруктами. Внезапно охватило чувство голода, и я с детской жадностью проглотила переспевший банан.

Роза принесла свежий кофе. После чашки дымящегося напитка я отправилась на верхний этаж в отведенную мне комнату, чтобы переодеться и принять ванну. Через час я спустилась в салон обновленная.

– А… мадам Винсент! Я уже собрался посылать Розу за вами! Планы изменились! Мы отправляемся обедать в отель «Monaco & Grand Сanal»; мне только что звонил шеф-повар и сообщил, что доставили отменных кальмаров…

– Но позвольте, мэтр, где Лори? – недоумевала я. – Он должен вернуться, не так ли?

– Да, забыл вас предупредить, он будет только к ужину; небольшое осложнение на месте. Но мы с месье Лафоре не позволим вам скучать.

Жан-Вильем Феврие являл собой пример породистого циника – редкое сочетание сарказма и непринужденной обходительности. Он умел с точностью подобрать подобающую интонацию голоса, и ничего не оставалось делать, как молча повиноваться.

Мы, не спеша, прогуливались под арками немноголюдной в этот жаркий полдень площади San Marco. Никто не стремился завести беседу. Мы останавливались у витрин художественных салонов-галерей и магазинчиков со стеклом с острова Murano. Бенуа Лафоре обзавелся у уличного продавца фетровой шляпой. Я приобрела веер из слоновой кости; имитация древнекитайских мастеров.

Расположенный на персональном причале ресторан отеля «Monaco & Grand Canal» пользовался большим успехом, и без предварительной резервации попасть сюда было непросто. Для Жан-Вильема здесь всегда свободен центральный стол.

За обедом он оживленно рассказывал анекдотические истории из мира современного искусства. Про то, как не самые талантливые художники становятся именитыми; про то, как богатеют коллекционеры-провидцы; и о том, какой тайный смысл увидел на утро в картине Ива Клейна один министр после бурной вечеринки у мэтра.

Бенуа Лафоре был немногословен.

Его темно-карие глаза, отороченные пышными ресницами, внимательно следили за движениями Жан-Вильема. Казалось, что Лафоре все запечатлевает на свой внутренний фотоаппарат. Он в такт смеялся на все шутки мэтра и аккуратно наполнял бокалы прохладным Pino Grigio.

Каждый раз, когда наши взгляды пересекались, Бенуа делал значительный глоток вина. При этом он был нисколько не взволнован и чувствовал себя уверенно на своем месте. Это я испытывала неудобство и курила одну за другой сигареты.

– Можно мне угоститься папироской? Они такие тонкие и изящные, как ваши запястья, и не могут приносить вреда.

Я молча протянула пачку сигарет Бенуа и смутилась, когда он чуть коснулся моей руки мизинцем. Осталось загадкой, нарочно это было сделано или просто случайно.

Феврие продолжал говорить.

– Сегодня вечером нас посетит мадам де Бри с новым фаворитом. Он моложе ее как минимум на лет двадцать! Хотя в этом возрасте уже не заботят представления о внешнем приличии, она выглядит крайне забавно. Также заглянет Пьер с супругой; редкая зануда, надо отметить. Единственный способ с ней сладить – это усадить играть в карты…

На слове «карты» вспомнился мой утренний сон и голос старика из пустого вагона. Я вдруг поняла, что голоса старика и тот, который я слышала на вечеринке у Клода, идентичны.

После обеда мы отправились на остров Лидо, чтобы поиграть в гольф. Я небольшой любитель этой забавы и предпочитаю гольфу бильярд. До ужина делать было абсолютно нечего; очень хотелось знать больше о Бенуа и продлить общение с ним на немноголюдном поле. Однако меня ожидало разочарование. Мужчины настолько погрузились в тонкости правил игры, обсуждая качество газона, правильный вес игровой клюшки и всякие другие детали, что вскоре я стала скучать и, сославшись на головную боль от несносной жары, вернулась на San Marco бродить по узким тенистым венецианским улочкам, заглядывая в пестрые лавки, подкупить всяких мелких приятностей.

Вернувшись в палаццо, я принялась рассматривать и примерять покупки. Незаметно наступило время ужина, но Лори так и не появился. Я спустилась в кухню помочь приготовлениям, где уже находился Пьер. Опуская один за другим овощ в кипящую воду, он ловко высвобождал алые томаты от лопающейся кожицы.

– Самое главное – это не передержать в кипятке, – пояснял Пьер, – тогда кожица сама соскальзывает, стоит лишь немного ей помочь столовым ножом.

– Недурно сказано, Пьер, твой рецепт невольно наталкивает на размышления, – я вовсе не собиралась завязывать с ним беседу, но некая сила, которая всегда увлекает во всевозможные переделки, вновь овладела мной, – а ведь так во всем – главное – не передержать в кипятке!

– Я готовлю соус для пасты, – объяснял Пьер, – если использовать неочищенные томаты, при нагревании кожица все равно отделится и смешается со спагетти, получится не так вкусно.

– Так сколько же нужно держать помидор в кипятке?

– Полминуты – больше чем достаточно, – со знанием дела заверял повар.

– А вот интересно, сколько человек сможет продержаться в кипящем котле? В Токио я видела по телевизору очень занятное воскресное шоу. Молоденьких японок, облаченных в скромные купальные костюмы, сажают в огромный чугунный котел, из которого идет пар, при этом девушки очень жалобно покрикивают, но сознания не теряют. Публика в зале ждет, кто же первая из них, не выдержав, выскочит, чтобы броситься в соседний котел с ледяной водой. Все это действо сопровождается неистовым хохотом зрителей и многословными бодрыми комментариями телеведущего. Победительница получает огромную плюшевую панду и в слезах, счастливая, поднимается на трибуны к своим болельщикам. Шоу длится от силы две с половиной минуты, но нет никакой достоверности в том, что внутри котла настоящий кипяток…

– Я не могу ответить на этот вопрос, но мадам де Бри, возможно, в курсе: у нее, по-моему, медицинское образование.

На самом деле, ни Пьер, ни мадам де Бри меня не интересовали, хотелось лишь отвлечься беседой «ни о чем», чтобы избежать преждевременного появления в гостиной; голос Бенуа еще не обозначился. Жан-Вильем заглянул на кухню и объявил:

– Ну вот, господа, все в сборе.

– Друзья! Прошу! – призывал Пьер.

Закончив сервировать стол, Роза наполняла бокалы. Будь то Венеция или Париж, есть одно положительное и неизменное качество посиделок у Жан-Вильема – наличие в избытке прекрасных вин. На этот счет можно было не переживать, винный хмель обеспечит на время приятную атмосферу.

Гости поспешили к столу. Парижская арт-элита обожает проводить летние выходные в Венеции. Палаццо Жан-Вильема – одно из редких мест, где можно услышать полезные сплетни и проверить на прочность нового компаньона или пассию. Именно с этой целью привела своего любовника мадам де Бри. Если парень выдержит натиск и не промахнется, случайно поведав неприглядную деталь из своего прошлого, возможно, его временно примут в завидный клуб изысканных циников.

Жан-Вильем пребывал в приподнятом настроении, предвкушая веселый вечер. Было откровенно жаль молодого блондина, который пришел с мадам де Бри. Заслужить снисхождение Жан-Вильема очень непросто. А мадам чрезвычайно дорожит его мнением. Маловероятно, что блондин сообразил сделать домашние заготовки, чтобы блеснуть в эпизоде отрывком из Артюра Рембо, par example. Шансы удержаться на плаву были невелики. Его неуверенные жесты выдавали в нем чужака. Удачный костюм и дорогой галстук в этой ситуации роли никакой не сыграет. Жан-Вильем сплошь везде был окружен красотой искусств, а людей ценил за спонтанность и остроту ума. Оставалось только надеяться на благоприятное стечение обстоятельств или неожиданную смену курса от болтологии в сторону азартных игр. Тут уж, как говорится, новичкам везет!

Так и случилось. После ужина мадам де Бри уселась играть в нарды с блондином. Жан-Вильем выступал в роли наблюдателя-арбитра, победителю предстояло сразиться с самим мэтром…

Бенуа открыто улыбался, он казался абсолютно доступным, но при одной мысли о сближении его руки с зажигалкой и моей с сигаретой солнечное сплетение сковывал прочно лед. После дым проникал через узкие гланды, льдина начинала плавиться. Три четверти сигареты было достаточно, чтобы расправиться с чуждым явлением.

– И что же театр? – голос Джины внезапно вклинился в диалог дымчатых спиралей.

– Да, это был успех.

Бенуа измерил мою реакцию на слово «успех» долгим взглядом, он точно ждал встречного вопроса с моей стороны. Но Джина продолжила:

– К сожалению, есть такие пьесы, на которые и час времени жалко потратить, и как можно терпеть долгие репетиции?! Как вы живете, Бенуа?

– Дорогая, ну как можно все подводить под одну черту, тем более что Бенуа может позволить себе выбирать репертуар, – вмешался Пьер.

– Роль Оскара Уайльда оказалась достойной нескольких месяцев моей жизни. Я с уверенностью могу сказать, что справился с задачей. Хорошая критика тому итог и подтверждение.

Самодовольство разливалось по извилинам красивого лица. Бенуа опустошил свой бокал и с превосходством затянулся сигаретой. Джина продолжила:

– Да вам из лести сыплют лавры, проверьте свой успех временем, возможно, Париж вскоре забудет о Бенуа Лафоре, и завтра вы будете исполнять эту пьесу на улицах Монмартра. Не все получили приглашение в ароматном конверте на закрытую премьеру…