Читать книгу Ne наша планета - Анна Бойко - Страница 8

Ей снились сны…

Было такое ощущение, что вся жизнь проходит перед глазами. Иногда она, буквально на долю секунды, на один взмах ресниц, выныривала из сновидений. И тогда казалось, будто она парит в невесомости, в полутьме, которую прорезают размеренные неторопливые всполохи сине-зеленого света.

…Снилась мать. Миниатюрная, худенькая, усталая женщина, которая на скромную зарплату учительницы младших классов одна воспитывала Юльку. Отец испарился, когда дочери исполнилось годика полтора. Посчитал, что маленький ребенок – слишком большая нагрузка на его нежную ранимую психику. Финансовая помощь с его стороны окончательно прекратилась спустя год. Он уехал из Брянска, где они тогда жили, чтобы начать новую жизнь. Юлька его совсем не помнила, и знать о нем не желала.

В пору детства она была легкомысленна, лазила с мальчишками по многочисленным оврагам и крышам гаражей, играла в казаки-разбойники, купалась в Десне. Вела бродячий образ жизни и старалась реже приходить домой, где на нее обрушивался груз материнского педагогического опыта. Содранные коленки, тройки в школе, мелкое хулиганство и безобразия продолжались лет до тринадцати.

…В тот день мать застала ее за воровством яблок из сада через дорогу, крепко взяла за руку и привела домой. Юлька ожидала обычного крика до хрипоты, но ничего подобного не произошло.

– У тебя нет никого, кроме меня, а я не вечна, – сухо, глядя мимо нее, сказала мать. – Если ты прямо сейчас не возьмешься за ум, тебя ждет весьма незавидное будущее. Судьба проститутки. Или алкоголички. Впрочем, если постараешься, ты сможешь совместить. Только запомни – и те, и другие долго не живут.

Материнское спокойствие и непривычная отстраненность подействовали на Юльку гораздо сильнее, чем все предыдущие скандалы. Она занялась учебой и даже пошла по стопам матери – смогла поступить в БГУ, Брянский государственный университет на социально-педагогический факультет. И все у нее, возможно, сложилось бы иначе, если бы еще на первом курсе она не встретила Сашкиного отца.

…Иван был года на два старше Юльки, блестяще учился на юридическом, и все преподаватели в один голос пророчили ему великолепную карьеру и скорый переезд в Москву. Всесторонне подкованный, начитанный и, безусловно, умный, он обладал способностью почти в любой ситуации принимать нестандартные решения. Казалось невозможным представить себе, чтобы он чего-то не сумел, не смог или не знал.

Но Юлька замечала и кое-что еще… Иван легко шел по головам, всегда добиваясь только выгодных для него результатов. Спал с лаборанткой именно той кафедры, с которой могли наметиться проблемы; всегда знал, какой комплимент сделать пожилой преподавательнице или билеты на какой спектакль мечтает достать преподаватель по профилирующей дисциплине.

Некрасивый, немного сутулый, хотя и неплохо сложенный, в целом он производил странное впечатление. Его внешность существовала как бы отдельно от него и не имела для Юльки никакого значения. В нем чувствовалась какая-то внутренняя сила, которую можно было сравнить только со стихийным бедствием. Вокруг Ивана всегда вилась компания из постоянно меняющихся знакомых и подруг. Он ни секунды не сидел без дела, постоянно заводил новых приятелей, расставался со старыми, куда-то ездил, что-то затевал, пропадал, появлялся…

Неискушенная во взаимоотношениях полов Юлька попала…

По утрам, в любую погоду, прячась за массивными конусами колонн, она караулила Ивана у входа в университет. Знала наизусть расписание занятий и всегда старалась лишний раз пройти мимо двери его аудитории. Обеденные перерывы проводила в его любимом кафе. С независимым видом ждала над неизменной чашкой чая – на большее у нее не хватало денег. А он появлялся всегда в окружении шумной кампании и рассказывал что-то интересное, к чему Юлька безуспешно пыталась прислушаться.

Отношения со студенткой-первокурсницей не сулили никакой выгоды, но восторженный взгляд симпатичной девчонки на секунду привлек его внимание. Иван снисходительно ей улыбнулся. Юлька была не в его вкусе, ему нравились миниатюрные утонченные брюнетки, но об этом она узнала позже… А тогда он подошел к ней, обмершей от страха и счастья, и завел непринужденную беседу ни о чем. Результатом беседы стало приглашение в драматический театр. Поход не состоялся по уникальной причине – именно в этот день часы перевели на зимнее время, и несобранная Юлька опоздала на целый час. Увидев время на уличных часах, она рвала на себе волосы и придумывала тысячи вариантов, как ей добиться прощения. Ни один из них не пригодился…

На следующее утро, маясь после бессонной ночи, она поджидала его в дверях. Иван не сразу ее заметил, мельком ободряюще улыбнулся, бросил: «Хорошо выглядишь», и… побежал по своим делам. Пару месяцев он с Юлькой не заговаривал, только небрежно кивал при встрече. Она сходила с ума, не находила себе места, стала хуже учиться.

…Как-то в декабре она засиделась в библиотеке и, уже собираясь домой, столкнулась с Иваном в гардеробе. Вместе вышли на завьюженную улицу, и он внезапно предложил прогуляться на Покровскую гору. Путь предстоял неблизкий, было темно и холодно, руки оттягивала тяжеленная сумка с книгами, но отказать Ему она не могла. Минут через десять молодой человек забрал у нее сумку, пронес метров сто и вернул с обаятельной улыбкой: «нет, Боливар не вынесет двоих…».

Почти час они бродили по старому городу, и это казалось Юльке настоящим счастьем. Он болтал ни о чем, перескакивая с темы на тему. Рассказывал немного об архитектуре, об истории, о себе. Ловил, когда она поскальзывалась, и даже какое-то время вел за руку. Проводил до подъезда, отказался от чая и растворился в темноте. До этого дня Юльку никто никогда не провожал и не держал за руку.

Она надеялась, что на Новый год он хотя бы позвонит, но телефон молчал.

…Он опять пробегал мимо, всегда куда-то опаздывая. То бросал на ходу «как дела», то отпускал незамысловатый комплимент, то молча кивал, улыбаясь каким-то своим мыслям. Несколько раз она замечала, как он уходит с занятий с очередной молоденькой барышней, сжимающей в руках «щедро» подаренную розочку. Видела и то, как он увивался вокруг новенькой практикантки с кафедры иностранных языков. Но ревновать не смела и чувствовала благодарность даже за мимолетный интерес.

Так прошло три года. Раза два за семестр, или чуть чаще, Иван неожиданно приглашал ее в какой-нибудь музей или на прогулку. Ему нравилось мучить неопытную девчонку рассказами о своих бесконечных подружках. Он наслаждался ее неумело замаскированным отчаянием и как будто подпитывался им. Ему было весело. Со стороны могло показаться, что Юлька стала для него наперсницей, которой поверяют самые сокровенные тайны. На самом деле, она превратилась для него в забавную игрушку.

Ей бывало плохо после таких встреч, но заставить себя отказаться от следующей, каждый раз оказывалось выше ее сил…

Он рассказывал о «глупенькой Наташке, Верочке, Люсеньке»:

– Нет, ты представляешь, она решила, что если выйдет за кого-нибудь замуж, то я к ней вернусь…

О «странной Машеньке, Любочке, Женечке»:

– Милая девочка, но почему она думает, что если пригрозит мне своим отцом, то я на ней женюсь? Ну, с какой стати?

Список имен казался бесконечным.

А Яну он назвал другом и своим парнем. Ни словом не упоминая о каких-то более близких отношениях. Стало понятно, что он потерян для Юльки навсегда.

Яна, высокая, длинноногая и молчаливо-умная блондинка с плавными движениями, появилась в его жизни, когда он оканчивал последний курс. Она совсем не походила на его обычных девиц и приехала в Брянск из Москвы по каким-то своим делам.

Главным испытанием для Юльки стало то, что он, очевидно, рассказал Яне о ней и ее наивной детской влюбленности. Та при встречах посматривала на Юльку с легкой насмешкой и никогда не здоровалась.

Юлька все понимала, но поделать с собой ничего не могла. Власть Ивана над ней была безгранична. Она бегала за ним как собачонка, заглядывала в глаза и прощала что угодно за один благосклонный взгляд.

Между тем, отношение к ней Ивана оставалось исключительно дружеским. Он даже ни разу ее не обнял. Юлька сначала воспринимала это как должное, а после появления Яны почему-то решила, что если он лучше ее, Юльку, узнает, то все изменится. Она не хотела его, женщина в ней еще не проснулась, но к поставленной цели двигалась целеустремленно, как торпеда. С напором, наивностью и азартом юности.

…В последние несколько лет на майские праздники мать уезжала в Москву. Побродить по музеям, по старым улицам, постоять на набережной и вообще побыть одной. Юлька дождалась ее отъезда, разыскала в университете озабоченного последней сессией Ивана и позвала к себе домой на чашку чая. До этого она никогда и никуда его не приглашала, стеснялась, боялась сделать что-то не так.

Молодой человек глянул с веселым удивлением и согласился.

– А Яна на нас не обидится? – спросила она подрагивающим от волнения голосом, проводя нехитрый тест.

– На что? – очень искренне удивился Иван.

…Он возник на пороге, опоздав на полчаса. Вручил ей небольшую коробку конфет и одинокую розочку. Прошелся по их бедно обставленной трехкомнатной квартире, оставшейся в наследство от бабушки. Окинул взглядом вышитые салфеточки на серванте, древний телевизор, потертый ковер. С вежливым удивлением поинтересовался, как это она умудряется обходиться не только без интернета, но и без компьютера… Юльке стало неловко и отчего-то стыдно.

Она притащила из кухни запотевшую бутылку шампанского, поставила на журнальный столик в гостиной. Добыла из шкафа свечу и погасила свет. Он расположился на диване, вел себя скромно, не пьянел, выспрашивал, не нужно ли ей помочь с подготовкой к экзаменам.

Со двора доносились ленивая ругань и взрывы хохота загулявшей компании. Стояла теплая, нехарактерная для начала мая погода. Юлька никогда не пила больше трети бокала на Новый год, и полбутылки шипучки в такую жару заставили ее почувствовать, что море по колено и все в ее руках. Глупая, опрометчивая, пьяная решимость… И тут он неожиданно засобирался, объяснив, что у него назначена встреча.

Юлька стремительно поднялась, пошатнулась и сказала, что сейчас придет. В ванной кое-как неуклюже сорвала с себя легкомысленный сарафан и осталась в нижнем белье – алом и, как она позднее поняла, чудовищно вульгарном. Эта красота обошлась ей почти в шесть стипендий, и ее приобретение тщательно скрывалось от матери. Мазнула взглядом по зеркалу, осталась собой довольна, хотя ничего толком не разглядела. Руки плохо слушались, ноги тоже, голова почти ничего не соображала.

…Она уже стояла в коридоре, когда запоздалое «Зачем?!» коснулось затуманенного сознания. Впрочем, останавливаться казалось поздно и глупо, и она решительно шагнула на порог комнаты. Дрожащая от собственной наглости и почти протрезвевшая от страха. Увидев дивное видение, Иван на секунду оторопел, поднялся навстречу и чуть удивленно улыбнулся. Фальшиво пропел: «А девочка созрела…».

Юлька слабо представляла, что именно должна делать, инстинкты молчали. Она подошла к нему вплотную и беспомощно замерла, опустив глаза. То, что происходило дальше, она вспоминать не любила. Нет, ничего такого… он вел себя осторожно и предупредительно, не издевался над ее неопытностью и взял все в свои руки. Вот только она так и не почувствовала себя с ним единым целым. Было немного больно, неловко, странно и… никак. Юлька ожидала, что будет совсем по-другому и теперь не могла разобраться в собственных чувствах. Она покорно дотерпела до конца. Иван буднично ушел в ванную, вернулся и неторопливо оделся. Юлька молча встала, чтобы его проводить. Смотрела в сторону и зябко куталась в халат, несмотря на то, что по-прежнему было тепло.

– Оставайся такой всегда, Юля, – сказал с непередаваемым выражением и закрыл за собой дверь. Юлька задумчиво постояла на пороге, прислонившись плечом к обшарпанному косяку. Включила свет, набрала полную ванну горячей воды, налила много пены, забралась и закрыла глаза. Она испытывала настоятельную потребность заново собрать самою себя из мелких и острых осколков…

Прошло четыре дня.

Юлька стояла на привычном месте за колонной и шепотом декламировала под стук сошедшего с ума сердца любимую Матвееву:

Любви моей ты боялся зря —

Не так я страшно люблю.

Мне было довольно видеть тебя,

Встречать улыбку твою.

И если ты уходил к другой,

Иль просто был неизвестно где,

Мне было довольно того, что твой

Плащ висел на гвозде…

Неподалеку Иван сумасшедше тискал и целовал Яну. Его глаза лихорадочно блестели, сумка валялась под ногами. Яна, полузакрыв глаза, лениво и снисходительно ерошила густые волосы у него на затылке. Юльку они не заметили…

В тот день она прогуляла занятия. Полдня бродила по городу, сидела на речном берегу и кидала в воду камешки. Ей было как-то на удивление легко и свободно. Словно она сбросила тяжкий груз последних нескольких лет и осознала, что Иван ей абсолютно безразличен. Юлька как будто очистилась и освободилась для новой жизни. Если бы ее спросили, она бы не смогла объяснить толком, что именно произошло. Не в поцелуе было дело, и даже не в той ночи. Просто весы с добром и злом качнулись, наконец, в нужную сторону.

На следующий день она отыскала Ивана в библиотеке, подошла и бесцеремонно облокотилась на стол:

– Надо поговорить… Недолго.

Он лениво поднялся и вразвалочку последовал за Юлькой, вероятно ожидая очередного монолога о неминуемом замужестве.

Она прислонилась к стене неподалеку от входа в библиотеку:

– Иван, я достала тебя своей любовью… И хочу, чтобы ты знал. Больше я не буду тебе докучать. Никогда. Даже не посмотрю в твою сторону. Клянусь. – Она легко улыбнулась, дружески кивнула, стремительно развернулась и оставила его в коридоре, слегка изумленного и, похоже, не знающего, что подумать.

А через четыре недели ее стошнило. И на следующее утро еще раз…

Мать устала воспитывать Юльку, и когда в двадцать лет ее непутевая дочь заявила, что будет рожать неизвестно от кого, это подкосило ее окончательно. Она замкнулась в себе, начала ходить в церковь, перестала замечать дочь и никак не отреагировала на рождение внучки. Через полгода после появления Сашки на свет, мать слегла с воспалением легких, да так от него и не оправилась…

Юлька осталась одна с маленькой дочерью на руках, незнакомая с реальной жизнью и напуганная полным отсутствием перспектив. Документы из университета пришлось забрать – надо было на что-то существовать, да и крошечную Сашку оставить не с кем.

К слову сказать, Иван сдал сессию на одни пятерки и уехал тем же летом в Москву вместе с Яной.

Они и впрямь не перемолвились ни единым словом. Он для Юльки как будто умер.