Читать книгу Кот и Мальчик - Анна Броусек - Страница 2

Город смотрел тысячью глаз, и городу не было до него никакого дела. Никому не было! Тимка ожесточенно поморгал, глядя на свет уличных фонарей, и саданул кулаком в нос, чтоб не щипало. Каждый огонек щетинился желтыми иглами. Иглы больно кололись, выжимая слезу. Тимка не плакал… Это все злой желтый свет, размноженный лужами на асфальте, стеклами витрин и офисными окнами!

Александр сидел смирно: оттягивал руки, ворсил куртку, щурился. Тимка и сам удивлялся, до чего же кот большой. Размером с полнего, не меньше! Младший Брат, как у «Маугли». У Тимки не было братьев или сестер, были только мама и Александр. А скоро, наверное, и Болеслав Григорьевич будет…

Болеслав Григорьевич богатый, а значит хороший. Это мама так говорит. Они с тетей Светой называют его «принцем». «Ну, чисто принц! На белом авто приехал, тебя потанцевал и теперь увезет в заморское королевство!» – вздыхала тетя Света, сидя на кухне и выдувая из блюдечка чай. Она всегда его так пила: будто высасывала, потом вливала в рот остатки и ловко цепляла языком приставшие к краю чаинки. Тимку от этого зрелища передергивало, и он уходил в комнату, а из кухни по-прежнему неслось: «Принц, принц…»

Болеслав Григорьевич не был похож на принца. Скорее уж на дряхлого короля, у которого от короны лысина во всю макушку. Еще и хромой, к тому же!

Он залетал в их квартиру по вечерам, раскрасневшийся и морозный, совал Тимке кулек конфет или машинку, сбрасывал на вешалку пальто, от которого крепко пахло табаком и одеколоном, черные ботинки и чемоданчик с блестящими замками ставил в углу. Потом тискал маму, спешил в ванную, где долго держал руки под горячей водой, так чтобы от них поднимался пар, а кожа становилась малиновой, шел на кухню. Пока мама накрывала ужин, Болеслав Григорьевич нырял на лоджию и там курил, по-хозяйски оглядывая город с высоты девятого этажа. Лоджию стеклили от пола до потолка. Он стоял там, как музейный экспонат в витрине – гордый и недвижимый. Потом Болеслав Григорьевич возвращался, рассаживался во главе стола и небрежно интересовался Тимкиными уроками. Маму это радовало: она считала, что Болеслав Григорьевич занялся его воспитанием.

А Тимку не радовало. Он совсем перестал делать домашние задания. Какой смысл учить уроки и готовиться к переводным экзаменам, если все равно скоро уезжать! Болеслав Григорьевич здесь «по делам фирмы», в начале зимы он собирается вернуться домой и забрать к себе Тимку с мамой. Но мальчик даже школьным друзьям не рассказал о грядущих переменах. Он вообще не знал, где находится страна Болеслава Григорьевича. Тот говорил, но Тимка отчаянно тряс головой, чтобы название не забилось в уши. Он даже на карту, висящую в прихожей, теперь не смотрел – боялся, что случайно увидит название страны, и это будет значить: она существует, мамин «принц» не врет, он действительно приехал с другого края земли, они смогут отправиться туда все вместе.

Почти все!

Александра никто не звал.

Болеслав Григорьевич кряхтел, отводил глаза и сетовал, как тяжело перевозить через границу животных. Мама сочувственно кивала, но – Тимка знал – жалела кота. Александра еще котенком принесла ему мама – подобрала у подъезда, возвращаясь с работы. Тимка тогда в первом классе учился, и друзей у него еще не было.

Они в тот год как раз переехали. Новый район, квартира, соседи… Мама приходила поздно, жаловалась на маленькую зарплату и усталость. Потом сдружилась с тетей Светой и вечерами, думая, что Тимка не слышит, сетовала, что мальчик растет без отца. Когда появился Болеслав Григорьевич, мама сразу сказала Тимке, что «так будет лучше». А едва у Болеслава Григорьевича началась аллергия на шерсть, велела избавиться от кота.

Тимка ничего не сказал, надел джинсовую куртку на искусственном меху, из которой давно вырос, по привычке сунул в карман старую кепку. Ее он почти никогда не носил, но мама настаивала, чтобы голова была в тепле, и мальчик, не желая ссориться, пускался на хитрость: брал с собой, а надевал лишь перед возвращением. Джинсы протерлись на колене, у свитера из горловины торчали нитки. Болеслав Григорьевич не дарил Тимке одежду – не умел выбирать. Он дарил маме деньги, а та покупала мальчику все, что нужно, но идти «избавляться от кота» в новеньких брюках и отутюженной рубашке, купленных на деньги того, по чьей милости теперь любимого зверя выкидывали на улицу, Тимке казалось полнейшем свинством. Будто он Александра на эти самые штаны-рубашки променял!

– Неправда… – шепнул Тимка, зарывшись носом в теплую серую шерсть. – Ты ведь так не думаешь, да?

Кот молчал, угревшись на Тимкином животе. Мальчик бесцельно блуждал по улицам уже час. Темнело, холодало, очень хотелось домой. Просто бросить Александра в подворотне и, вернувшись, отпаиваться горячим чаем Тимка не мог. И что делать дальше – мальчик не знал. Наверное, он ждал чего-то. Например, что мама позвонит на мобильник, волнуясь и глотая слова, скажет, что Александра бросать не надо, что она все поняла или что Болеслав Григорьевич передумал, или исчез, или пьет таблетки и смирился с котом, или заплатил врачам и вылечился от аллергии. Он богатый и взрослый! Что ему стоит!

Его-то, сытого, круглого, приласканного, никто не гонит из дома в ночь. Не вышвыривает на помойку, как ненужную тряпку. От ненависти и бессилия Тимка тихонечко заскулил. Как же это? Александр – не дикий кот. Он тут не выживет! Его забрали с улицы, обогрели, приютили, полюбили и вырастили. Что теперь? Снова вон? Лишить родного уголка и миски, мягкого мышонка, которого мама сама ему сшила? Кривобокий одноглазый уродец совсем не походил на мышь… Мама смущенно улыбалась, говорила, что не умеет шить, и хотела игрушку выбросить, но Александру мышонок так понравился! Больше резинового мячика с бубенчиком внутри, который Тимка купил, экономя на школьных завтраках, новомодной заводной меховушки из элитного зоомагазина, клубка в подарок от тети Светы…

Тимка вздохнул, облизал губы. На морозе они растрескались и болели. Мама запрещала ему так делать. Но мамы здесь не было – только он и Александр. Одни на крохотной улочке.

Мальчик жалел о том, что не взял с собой деньги. Карманная мелочь осталась в фирменных джинсах, а хрустящие бумажки – в банке из-под чая, густо облепленной мультяшными наклейками. Уши горели, заледенели руки. Чтобы пальцы хоть чуть-чуть отогрелись, мальчик зарылся ими в котовью шерсть. Подумал немного и, морщась, нацепил кепку. Они слишком далеко ушли из своего района, и одноклассники вряд ли им теперь встретятся, никому больше нет дела до Тимки, и уж тем более – до его кепки, которая у знакомых мальчишек вызывала фонтан едких шуточек. Кругом парк, вдалеке – огни большого проспекта, слева – темная стеклянная громада концертного зала.

Холод студил ноги в стоптанных кроссовках. Хуже всего приходилось правой пятке – там в шерстяном носке протерлась дыра. Тимка понял, что вернуться пешком домой он не сможет: непременно насмерть замерзнет дорогой. Холода пришли рано, словно поторапливали Болеслава Григорьевича. Тимка глубоко вздохнул и решился на отчаянный шаг.

Обыкновенно мальчик стеснялся на улице даже время спросить у незнакомых людей. Тут же смелости придавала мысль о том, что он делает это ради Александра. Кот тоже наверняка замерз, пускай и не так сильно, как Тимка. Мальчик заметил идущую от проспекта парочку и поспешил навстречу. Парень был одет в модную кожанку, его светловолосая спутница весело улыбалась, вдевая в петлю верхнюю пуговицу пальто. Тимку поразило, какие же у нее длинные и яркие ногти.

– Простите, у вас мелочи не найдется? – пробормотал он, заступая дорогу.

Конечно же, ему отказали: парень прошел мимо, старательно отводя глаза и утягивая за собой девушку. По правде говоря, мальчик и не ждал другого. Он очень удивился, когда блондинка вдруг развернулась и протянула ему мятую купюру.

– Держи!

Ее спутник хмурился, но не возражал.

Тимка торопливо поблагодарил и отправился к проспекту. Там возле метро лепились закусочные.

Тут ему не повезло. В двадцатичетырехчасовых шавермах толклись подозрительные типы, дымили, ругались, пили водку пластиковыми стаканами. Тимка не рискнул туда соваться. У стеклянных дверей круглосуточных гамбургерных дежурили высокие и крепкие, в форме. Лица их прятались за наклеенными с внешней стороны рекламными плакатами. Мальчик понял, что ему с его мелочью туда путь закрыт, а уж Александру и подавно. В пирожковом киоске, пристроившемся за вестибюлем метрополитена, Тимка взял кофе, крохотную булочку с сыром и, перехватив поудобнее кота, побрел обратно к парку.

Александр кофе не будет, но к пластмассовой кружечке с черной бурдой прилагались два бумажных, похожих на сигареты, сахарных пакетика и кругляшок финских сливок. Их Тимка готовился пожертвовать коту.

Он выбрал скамейку под фонарем у детской площадки. Она стояла, заметенная кленовыми «лапами», только спинка проглядывала наружу, будто шляпка гриба, выросшего из холмика палой листвы. Тимка смахнул шершавые мокрые листья и устроил Александра на сидении. Руки почти не слушались. Мальчик стиснул чашку с кофе, грея ладони, придавил пластиковую крышечку подбородком и огляделся. Скрипели качели, щерилась выбитыми досками старая горка, по бортикам песочницы вились уродливые черные каракули. Еще тут был сфинкс.

Гипсовый, небрежно отлитый по давно отслужившей свое форме, из-за чего почти что лишился бровей, глаз, носа и губ. Уши отбили местные хулиганы, они же изукрасили бока диковинного зверя непристойными надписями. Раньше сфинкс в паре с братом-близнецом возлежал на лестнице у концертного зала. Когда здание ремонтировали, зверя сняли с постамента и оттащили подальше от стройки, чтобы не повредить, а потом забыли поставить обратно. Брат его, по недосмотру оставленный рабочими на прежнем месте, и вовсе куда-то пропал.

– Такой большой и грозный, но беззащитный, потому что неживой, – сказал Тимка Александру. – А ты живой, но маленький, поэтому тоже не можешь за себя постоять.

Кот, сощурившись, посмотрел на него – как показалось Тимке, с неодобрением. Потом отрывисто мявкнул, слетел со скамейки и канул во тьму.

– Александр! Александр! – закричал мальчик.

Он бросился следом. За кругом фонарного света темнота ослепила. Тимка никогда не думал, что так бывает, а теперь вот узнал. Он пробирался почти на ощупь, загребая ногами листья и вытянув вперед руки. Разглядел что-то, белеющее в темноте, и поспешил туда.