Читать книгу На той неделе: купить сапоги, спасти страну, выйти замуж - Анна Бялко - Страница 2

Утро. Мохнатая рыжая лапа нахально скребет подушку возле моего носа. Страшный сон? Ночной кошмар? Все гораздо хуже – это суровая реальность. И не нужно открывать глаза, чтобы понять, какая именно. И так все ясно. Это моя собака. Порода – коккер-спаниель, цвет – рыжий, кличка – Долина, Долли, Поганка-поди-сюда и еще что-нибудь погрубее, в зависимости от обстоятельств. Мерзавка (кличка текущего момента) требует внимания вообще и утренней прогулки в частности. Реальность неотвратима, как паровоз. Остается последнее средство. Может быть, если не открывать глаза и как следует, изо всех сил притвориться, что я сплю, меня тут нету, это не я… Но нет, не тут-то было. Поскребывание возле носа только усиливается, мало того – гадкая тварь начинает скулить. Если сейчас не сдаться, через две секунды она начнет возмущенно лаять. Плавали, знаем. Ладно, все равно вставать. Открываю глаза под победный собачий визг. На часах без двадцати семь. И какого черта я каждый вечер завожу будильник, все равно собака будит меня за десять минут до звонка с упорством, достойным лучшего применения.

С трудом отрываю голову от подушки и принимаю сидячее положение. «Если вы сели, значит, наполовину встали», – учил нас когда-то командир в стройотряде, подымая в пять утра на сельхозработы. Спускаю ноги на пол – на них тут же с радостным лаем кидается собака, норовя укусить за пятку. Это у нее такая утренняя игра.

Отбив атаку на свои ноги, нашариваю тапки и плетусь в ванную. Лучшим средством проснуться для меня всегда был очень-очень горячий душ. Мерзкая псина скребется и верещит под дверью, сейчас Костьку разбудит, приходится впустить ее внутрь. Она тут же залезает передними лапами на край ванной, свешивая длинные лохматые уши внутрь, и, страшно довольная, начинает ловить языком струйки воды. И вот так у нас начинается каждое доброе утро.

Впрочем, сегодняшнее утро не кажется таким уж добрым. Когда, уже умывшись и проснувшись до полного раскрытия глаз, я подхожу в халате к кухонному окну, глазам моим открывается донельзя унылый пейзаж: панельный дом напротив, пара чахлых деревцов (или деревец?), помойка – и все это ровного серого цвета в сплошной мути медленно падающего полуснега-полудождя. Конец ноября, чего бы ты хотела в это время года в данной географической точке?

Сам пейзаж-то, собственно, ладно, я его каждый день наблюдаю, по солнышку он даже ничего, хоть, конечно, и не тихий центр, но можно было за год привыкнуть, но вот погода все-таки… Исключительно располагает к прогулке.

Впрочем, во всем есть свои плюсы. В такое дризло в семь утра заведомо на улице пусто, значит, можно надеть плащ прямо на халат и не возиться с переодеванием.

Так, ноги в резиновые боты, зонтик, поводок, платок на голову, пошли, что ли, псина. Видок у меня, наверное, тот еще… Ну и наплевать, кому надо – пусть любуются.

Собака, вырвавшись из подъезда, на крейсерской скорости рвет за угол – в помойку, ясное дело. Нажрется сейчас всякой дряни, будто дома ее не кормят. Догоняю, кричу. Паршивка смотрит на меня невинными глазами и, как ни в чем не бывало, сворачивает на привычный маршрут.

На самом деле, хотя в это, может быть, и трудно поверить, я люблю свои утренние прогулки с собакой, особенно если не надо спешить и в запасе имеется лишних десять минут. Они обычно бывают, ведь несмотря ни на что я все равно встаю раньше необходимого. Просто не люблю пороть горячку, а еще больше – опаздывать. А утренний променад отлично взбадривает, да и мысли на воздухе просыпаются быстрее.

Мы идем вокруг дома. Этот путь я могу пройти с закрытыми глазами – столько раз он хожен мною в компании собаки, или ребенка, или их обоих. До боли знакомые кусты, стоящие машины, бордюры, гаражи-»ракушки», скамейки, пятна размытой глины на газонах и клочья чахлой травы, а также мусор и собачье дерьмо настолько неизменны в своем существовании, что…

Ой, мама, а время-то идет… Бегом домой, вдруг Костька проснулся там и ревет, пока я здесь разглагольствую сама с собой. Чего, главное, философствовать, толку с этого…

Нет, слава Богу, пока спит. Так, быстро, ставлю кастрюлю на плиту – варю вермишель с сыром. Сыра, кажется, небольшой кусок еще оставался. Последний. Вот съедим – придется потом долго и мучительно добывать новый. Чайник кипит – в темпе завариваю овсянку, кормлю собаку, и уже надо идти будить малыша.

Начинаю тормошить его, он такой хороший – еще сонный, теплый, в голубой пижамке в горошек, смешно зарывается под подушку и недовольно урчит. Жалко до ужаса, но время поджимает, выкапываю беднягу и начинаю одевать.

Сегодня у нас понедельник, значит, придет Димка, мой бывший муж, и Костьку никуда тащить не надо. Обед я вчера приготовила, нужно только одежки гуляльные собрать и разложить на видном месте, а то опять, как в прошлый раз, уйдут без шапки. Впрочем, какое уж гуляние по такой погоде.

Так, ребенок одет, завтрак готов, сажаю Костьку за стол, а сама бегу одеваться на выход. Димка всегда приходит в последнюю минуту, и это страшно действует мне на нервы, потому что никогда нельзя быть уверенной, что он придет вообще. Пока такого вроде не случалось, но с моим бывшим мужем никогда не знаешь, что тебя ожидает даже в самом ближайшем будущем.

Тем временем Костька съел вермишель. Наливаю чай и свой пью стоя, глядя в окно – не идет ли Димка. Наверное, я и вправду психопатка, ведь по большому счету без разницы, приду я в редакцию пятью минутами позже или раньше, я все равно там первая и все следующие полдня единственная, разве что автор какой вдруг забредет.

О, вот Димка появился в конце дорожки, слава Богу, и даже почти вовремя, можно будет объяснить ему, что где, не на бегу, а подробно. Всегда так неспокойно оставлять малыша с кем-то другим, хотя при моей суетной жизни это просто смешно. Хорошо еще, что не с чужими людьми оставляю, все-таки папа-бабушка-тетка – это вам не нянька в детском саду.

Бывший муж появляется в дверях (а ключ надо бы все же забрать у него), и после здорованья с Костькой, моих суетливых указаний и его суровых напутствий вроде: «Ася, я должен уйти ровно в шесть», – а я в шесть только работать заканчиваю, ну да не объясняться же сейчас, только хуже, да и некогда уже, – я хватаю пальто, сумку, не глядя сую ноги в туфли и вылетаю за дверь.

Интересно, почему даже после пяти минут общения с бывшим мужем я чувствую себя на всю жизнь виноватой? И в чем, собственно? Непонятно, но на душе уныло. Погода, впрочем, тоже не способствует радужному настроению, хорошо хоть до метро близко.

Процесс посадки в метро в час пик требует внимания и сосредоточенности, зато потом, удобно притиснувшись – повезло – к задней стенке вагона, можно на двадцать минут расслабиться и подумать о будущем.

Сегодня ребенок пристроен, завтра я сама дома, про среду мама что-то говорила, вот бы она еще и на четверг согласилась, можно было бы сходить в ФИАН[1], поделать свой диплом, а то на меня и так уже там косятся, что редко бываю. Это правда, хотя все нужные измерения я сделала еще летом, а чтобы обработать их на компьютере, таскаться в лабораторию необязательно, я это и в редакции могу отлично делать. Еще начальству бы все это объяснить… Ладно, про начальство потом, сейчас расписание на неделю. Что там осталось-то? Пятница, пятница… На три дня мать Костьку точно не возьмет, может, к ней – на четверг и пятницу, а в среду тогда как? Отвезти к тете Тане?

Димку на два дня в неделю тоже не упросить, лучше и не пытаться, разве к Тате, к свекрови, попробовать пристроить… Это можно, но она свободна только в пятницу, и тогда оставит его у себя и на субботу, а мы и так с ребенком почти не видимся. А с другой стороны – таскать малыша к тетке в Кунцево, оттуда к маме в Отрадное, а сейчас грипп по Москве ходит… Короче, завтра – я, среда – тетя Таня или мама, четверг – мама (если согласится – ой!), пятница – или мама, или Тата (бывшая то есть свекровь), и звонить, таким образом, все равно надо всем троим. Ох, как же плохо жить без телефона, я спячу, честное слово, каждый звонок – проблема, никогда не знаешь, что тебя завтра ждет (или не ждет, соответственно).

Сначала позвоню маме, потом Тате, а тетя Таня вроде бы почти всегда свободна, ну в крайнем разе сама в четверг останусь дома, черт с ним, с ФИАНом, на той неделе схожу – там я всего два дня буду работать. Вот дьявольщина, еще же надо к метрологу в институт заехать, а она бывает только по вторникам, значит, завтра опять никак не смогу. Снова на той неделе что-то придется выкраивать. Ладно, до той еще дожить надо, пробирайся-ка лучше к двери, а то сомнут в толпе на пересадке. Сегодня я решаю ехать до работы с двумя пересадками на метро, так получается чуть быстрее, хотя и более противно. Если время позволяет, я выхожу из метро на «Октябрьской», не доезжая до «Ленинского проспекта», а там на троллейбусе до работы, до улицы Косыгина.

С работой мне, можно сказать, повезло. По знакомству удалось устроиться в редакцию крупного физического журнала. Он считается лучшим советским журналом в области физики, его вместе с приложениями издает Академия наук. Я, собственно, работаю в редакции одного из приложений. Должность моя гордо называется – младший редактор. В мои обязанности входит открывать редакцию, сидеть там с девяти утра до шести вечера, разбирать почту, отвечать на телефонные звонки и принимать статьи у приходящих авторов. Статьи я регистрирую в амбарной книге и готовлю к рассмотрению на редколлегии, раскладывая их по тематическим папкам для рецензентов. Редколлегия бывает раз в неделю (наш журнал выходит дважды в месяц), после нее надо печатать рецензии на принятые статьи и вежливые отказы авторам отклоненных, а потом рассылать все это по почте. Сейчас, пока не закончила институт и работаю на полставки, заниматься всеми этими увлекательными делами мне доводится через день, но с февраля, после защиты диплома, придется работать по-настоящему, то есть каждый день, то есть всегда.

Работа нехитрая, но место очень хорошее: и перспектива есть – через пару лет могу до старшего редактора дорасти, и зарплата неплохая – даже на полставки сто рублей. Вместе с институтской стипендией нам с Костькой на все хватает. А с февраля, опять же, будет двести – большие деньги.

В редакцию я все-таки опаздываю минут на пять – попала в толпу на второй пересадке, поэтому, еще возясь с ключом в двери, слышу, как орет телефон. Это, конечно, заведующая меня проверяет, пришла ли.

– Здрасьте, Дина Сергевна, да, уже пришла, да, все в порядке, никого пока не было, да. Хорошо, всего доброго.

Звонит она всегда аккуратно в девять (и не лень ведь, такую бы аккуратность да в мирных целях), хотя за полгода работы я ни разу не опоздала больше, чем на пять минут, и уж точно никого не подставила. Динина же пунктуальность исчерпывается утренней проверкой – сколько раз мне приходилось заговаривать зубы неожиданно нагрянувшему главному редактору: «Ну вот только что на две минуты вышла за фотографиями (рецензией, распечаткой), сейчас-сейчас подойдет», – а ее и на работе-то еще не было. Да черт с ней, она, наверное, не самое плохое начальство для небольшого бабского коллектива из пяти с половиной человек (половина – это я со своей полставкой). И просто счастье, что из всех пяти с половиной в этой комнате постоянно сидим только мы с Диной, остальные в соседней, там, где компьютеры, а Дины по полдня не бывает. Иногда и больше, но это уже как повезет, а полдня-то стабильно. За это время я в основном успеваю сделать текущие дела: разослать письма, напечатать, если нужно, рецензии, разобрать новую почту и пообщаться с авторами, которые почему-то имеют обыкновение приходить с утра. Так что, когда нет редколлегии, ей остается осмотреть все хозяйским взглядом, сделать мне указание (неважно, на что – для порядка) и спокойно пойти в соседнюю редакцию пить чай. У них там большое светское общество – десять человек, а начальница, наоборот, уходит рано.

Нет, вообще-то Дина неплохая тетка. Невредная. Даже за жизнь иногда милостиво со мной разговаривает. Личными проблемами делится. Фасоны свитеров обсуждает. Свитера у нее действительно потрясающие – все время новые и все красивые. Говорит, ей знакомая вяжет, у тойде хобби такое, но я почему-то не верю. А у меня проблем в личной жизни якобы нет. Муж, ребенок, собака, институт. Квартира своя, живем без родителей. Почему-то противно было рассказывать, что я разведена, слишком тогда еще было свежо. Замужем и замужем. И еще ребенок. И сразу никому неинтересно.

Забавно, что почти все редакционные дамы – что наши, что соседние – безмужни и бездетны. Просто как на подбор. Исключения – это я и Катя, одна из наборщиц на компьютере. Мы обе помоложе: мне двадцать три, Кате лет двадцать шесть, все остальные тетки – в районе сорока пяти плюс-минус. Замужем, может, кто и был, но детей нет ни у одной. Поэтому детско-семейные темы в разговорах не приветствуются.

Между прочим, чего ж я сижу? Пока можно, благо одна, надо скорей звонить про Костьку, а то сейчас все поуходят из дому, а потом Дина придет, при ней особенно не поговоришь, придется вечером бегать звонить из автомата – то еще удовольствие.

Результаты переговоров оказались вполне утешительны: мама неожиданно легко согласилась на четверг и пятницу. Даже не вспомнила, что я в четверг не работаю. Схожу наконец к научному руководителю, пусть порадуется. Более того, в среду вечером мама встречается с теткой и, если Костька будет там, сможет его забрать без моего участия. Значит, судьба малыша на эту неделю решена, отвезу его в Кунцево, причем лучше даже не в среду с утра, а завтра вечером. Все-таки два раза в день ему мотаться тяжко. А в пятницу после работы заберу от мамы. Надо постараться успеть сделать побольше за эти дни, раз уж так повезло.

Кому, впрочем, повезло? То еще везение, если вдуматься. Ребенок опять целую неделю будет болтаться по всей Москве, а в метро грипп. И даже если на этот раз обойдется, все равно радости мало. Ни дома, ни режима, сплошной балаган. И опять все добрые родственники будут объяснять мне, какой он хороший мальчик и как ему все это неполезно. И смотреть укоризненно. Можно подумать, я это все нарочно придумала.

Как будто и работа, и диплом служат мне исключительно для развлечения. Чтобы с ребенком не сидеть. А каким, интересно, образом мы с Костькой жили бы на шестьдесят пять рублей моей хоть и повышенной, но все равно стипендии? А если бы я трояк в сессию получила, их было бы вообще пятьдесят. В прошлом году, впрочем, нам приходилось обходиться только стипендией, я тогда еще не работала, так, крутилась от случая к случаю. Жить в принципе получалось, но, как в том анекдоте, хреновохреново. То подработаешь где-то, то удавалось перепродать что-нибудь – фарцануть, то еще что, а квартплата – тридцать четыре рубля семьдесят две копейки, и Костька маленький, его кормить надо нормально – мясо, фрукты-овощи, да и растет он быстро. Одежек детских, впрочем, в магазинах не купишь все равно, тут нас выручает свекровь, у нее подруга в Америке живет – присылает, поэтому Костька одет как картинка, даже жалко на улицу в этом ходить. Выбора, правда, нет.

Никаких алиментов с Димки я никогда не получала, даже и не подавала на них при разводе. Мы по-джентльменски договорились: будут деньги – он мне даст, а у него своя стипендия, аспирантская, девяносто, и он еще какое-то жилье снимает, это рублей пятьдесят, уж не меньше. Так я никаких денег от него пока и не видела. А просить мне не хочется, что я, своего ребенка не прокормлю?

Кстати, о прокорме, время к обеду, не вылезти ли пробежаться по окрестным магазинам… Может быть, удастся купить еды какой-нибудь, было бы неплохо. В магазинах что-то съедобное, кроме хлеба-молока, бывает только днем, после пяти вечера уже ничего не найти.

Вылазка увенчалась частичным успехом. В кулинарии, правда, азу кончилось как раз передо мной, а больше ничего там брать нельзя, в фарш они еще неизвестно, что кладут, да и гуляш какой-то сомнительный. Зато в нашей столовой были сосиски на второе, как раз дежурила тетя Маша, она добрая, в отличие от своей сменщицы, и продала мне тихонько полкило на вынос, хотя так делать не положено. Это большая удача, сосисок нигде не бывает, а если вдруг встретишь, то все равно очередь часа на два, мне в жизни столько не отстоять. Костька их любит, готовить их не надо, суну в морозилку, хватит на две недели, если самой не есть. Теперь добыть где-нибудь сметаны, и сыра бы неплохо, но это сегодня уже не успеть, сейчас Дина явится, так что завтра с Костькой пойдем с утра в поход в универсам.

Остаток рабочего дня проходит мирно и невыразительно. Около пяти начальница отбывает, очень здорово, я теперь тоже уйду пораньше, а проверить она не сможет, так как до шести домой не доберется. Ура, теперь хоть с Димкой не выяснять, почему опоздала. Определенно удачный день был, хоть и начался с плохой погоды.

А погода к вечеру ничуть не лучше. Опять полуснегполудождь, под ногами сплошные лужи, ноги тут же промокли. Надела, дура, с утра в спешке туфли, не успела подумать. И вообще надо переходить на зимнюю форму одежды, сейчас еще только заболеть не хватает.

Снова толпа в метро, набитый поезд, пересадка, опять набитый поезд, ура, впихнулась, теперь доеду, двадцать минут душной тесноты, все. Станция «Южная». Приехали. И времени всего-то шесть десять.

Я открываю дверь, и на меня тут же налетает детскособачий кричащий и тявкающий ком, собака тычется носом, Костька хватает за руку и что-то возбужденно быстро-быстро рассказывает, в суматохе удается разобрать только слова «коляска» и «украсть». Неужели коляску сперли – нет, вот она, стоит себе грязная-прегрязная посреди прихожей, и лужа под ней даже уже просохла. Из комнаты появляется Димка, мелкота переключается на него: «Папа, ну скажи ей!» Я раздеваюсь, мою руки, разбираю сумку и в процессе слушаю.

История следующая. Днем дождь поутих, решили пойти погулять. Собаку не взяли, Димка никогда ее не берет. Гулять одновременно с ребенком и с собакой – возни не оберешься, на такое только я способна. Зашли в соседний двор, он чище нашего, и там есть качели. Коляску оставили у входа во двор, Костька залез на эти качели, Димка читал себе что-то, стоя рядом, и вдруг Костя как закричит:

– Ой, коляска, коляска!

А там какой-то мужик, схватив нашу коляску в охапку, быстро-быстро идет к подъездам соседнего дома. Димка побежал за ним, тот бросил добычу, а сам удрал. Гулять после этого расхотелось, вернулись домой.

Костька страшно собой гордится, и есть чем – спас свой экипаж. Без коляски нам просто хоть пропадай, малыш далеко ходить не может, ему даже трех лет пока нет, а если еще в магазин пойти да купить там что-нибудь тяжелое, картошку вот, например? Так что коляске сильно достается – только она нас и спасает. Если бы ее сперли – беда. Другой теперь не купить, даже не говоря о деньгах. Нам эту-то в свое время достали по сильному блату. Главное, она такая заслуженная – и грязная, и детали местами отваливаются, – кто на нее польстился-то… И вообще, это же кем надо быть – коляску у ребенка украсть…

Под все эти обсуждения я успеваю сварить гречневую кашу, мы садимся ужинать, и Димка с нами. Мысль о том, что ровно в шесть надо непременно уходить, как-то незаметно его оставила. Мне не жалко, с ним даже веселее, но вот чего было мне утром на мозги-то капать?

Ужинаем, пьем чай, потом он начинает собираться и даже милостиво соглашается прогулять собаку, ему все равно, а мне лишний раз под дождь не выходить. Довольно грустно, что он уходит, ну куда ему идти под дождем, да и нам с Костькой опять одним оставаться… После развода наши отношения стали гораздо лучше, мы с интересом общаемся, ухитряясь не орать друг на друга после каждого второго слова, как было до того. Хотя если думать обо всем этом всерьез, я все-таки не стала бы начинать сначала, так что пусть уж лучше идет домой, или где он там себе живет…

Мы учились в институте в одной группе, поженились очень рано, в середине второго курса, как только по восемнадцать исполнилось. Будучи молодыми и глупыми, ссориться начали довольно быстро, а через два года родился Костька, жизнь стала сложнее, и ссоры переросли в непрерывную ругань. В худшие времена мы и десяти минут не могли поговорить спокойно, не срываясь на крик.

Отсидев год в академическом отпуске, я снова вышла учиться, а вскоре после этого мы уехали от свекрови, где жили, в эту квартиру. За все это время было наговорено столько взаимных гадостей, что и думать о мире было трудно. Даже в минуты затишья я все время ожидала начала очередного скандала… Казалось, что от постоянного напряжения я начинаю сходить с ума. В какой-то момент после очередной громкой ссоры я решила, что уж лучше нам жить врозь – нервы целее будут, и Костьке полезнее видеть папу с мамой по отдельности, но спокойных, чем вместе и в истерике. Поспорив со мной какое-то время, Димка снял у знакомых квартиру и переехал туда, а еще через год мы тихо развелись…

В квартиру кубарем врывается мокрая псина, мне удается перехватить ее на входе в комнату и загнать в ванную, где я вытираю ей лапы. Димка в это время уходит окончательно, не прощаясь, и мы остаемся с ребенком вдвоем (или втроем – если считать собаку).

Костька опять – в который уже раз – излагает историю спасения коляски, а потом мы договариваемся идти прибирать игрушки, которые валяются по всей квартире. В процессе приборки мы начинаем строить большой-большой дом из кубиков, потом рушим его, потом строим поезд и сажаем туда зверей. Вдруг Костька вспоминает, что он нашел сегодня новую – нечитанную еще – книжку, и мы идем читать ее в большой комнате на диване. Уборка игрушек снова отложена до лучших времен, хотя не только детская, но и моя комната уже основательно ими засорена.

В нашей квартире две комнаты, кухня и большая прихожая. В кухне, по негласной, но всеми признаваемой конвенции, я хозяйствую полноправно. Там категорически запрещается проводить детско-собачьи бои и устраивать свалки из игрушек, потому что я боюсь однажды споткнуться и опрокинуть на кого-нибудь горячую кастрюлю. В прихожей живет собака, тут лежит ее тюфячок, на который она уходит по команде «место». Одна комната, поменьше – Костькино царство, там стоят его кровать и большой одежный шкаф, а все остальное пространство застелено разными ковриками и отведено под детские игры. Как правило, оно бывает покрыто ровным слоем игрушек. Большая комната теперь моя, а раньше мы делили ее с Димкой. Она вытянута в длину, в ней стоят две кровати, которые днем служат диванами, большой книжный шкаф, письменный стол и моя дизайнерская гордость – стеллаж, разгораживающий комнату на две части: спальную и рабочую. Стеллаж этот мы с Димкой сперли когда-то, еще живя у свекрови, из тамошнего пункта охраны порядка. Там, правда, он работал книжным шкафом. Сперва мы тоже использовали его в этом качестве, но после переезда сюда я отодрала от шкафа заднюю стенку и поставила остальное не вдоль стены, а поперек комнаты. Мебели у нас вообще немного, вся она не новая и куплена в основном по комиссионкам. Но все необходимое есть, и еще остается много места для игр, возни и разбрасывания игрушек. Вообще-то я не приветствую все это в большой комнате, но, когда Костька остается с отцом, бастионы из кубиков почему-то возводятся и в ней тоже. В девять, когда я начну стелить малышу постель, я еще не раз споткнусь обо все эти кубики, поминая их незлым тихим словом.

Но вот Костька уложен, я ему рассказала предсонную сказку, принесла попить, зажгла ночник, подоткнула одеяло – весь строгий ритуал соблюден, дитя засыпает, а я наконец остаюсь сама с собой.

Меня ждет работа – должен же кто-то писать мой диплом. Кроме меня, увы, сделать это некому, так что я сажусь к столу, достаю свои тетради и листы и зарываюсь в них. Какая-то – к сожалению, не очень большая – часть уже написана, но до конца работы далеко, а время все идет, сдать диплом в учебную часть надо уже в середине декабря, защита должна состояться в конце января, а я еще даже не знаю наверняка, совпадают ли результаты эксперимента с теорией. Добиться этой истины от моего руководителя – задача не из легких, я почти месяц безрезультатно этим занимаюсь.

Сегодня, если удастся, закончу писать теоретическое обоснование нашей работы – та еще теория, ха-ха, я сама ее придумала, после того как шеф окончательно отказался дать хотя бы посмотреть на свою.

Около часа ночи я подымаю полуослепшие глазки, встряхиваюсь и плетусь стелить постель. А спустя десять минут, вернувшись из ванной, нахожу там собаку. Приходится гнать с позором. Нечего! Имею право спать одна в своей кровати, чем и буду заниматься ближайшие семь часов, если ничего не случится.