Читать книгу 21 история о том, что умерли не все - Анна Чухлебова - Страница 3

У Тани два худых пегих хвостика, содранные коленки, зелёные, как у рептилии, глаза, родители-наркоманы. В мартовскую метель её беспутная мать постучалась за солью, кажется. Пока взрослые переговаривались на пороге, Таня зашла в квартиру и стала со мной играть.

– Останется у вас?

– Пускай

В тот день мы катали машинки по полу и Таня устроила гараж под креслом, чего я сделать прежде не догадался. Веселая Таня, выше локтя и над коленом налитые, сочные синяки.

– Попроси маму покушать. Только не говори, «Таня хочет», скажи «мы хотим», понял? – шипела она на ухо.

И я делал, как Таня велела, и мама выносила хлеб со сливовым вареньем, и мы плевали косточки в пузатую миску. Я рассказал Тане, что больше всего люблю, когда в окне кружит несметная воронья стая. Она принесла с собой кукол и елозила одной по другой.

– Смотри, трахаются.

И я чувствовал себя дураком, но соврать, что все знаю, не умел. Тане было плевать, её живот гудел голодно и зло.

Впрочем, длилось это недолго. Однажды Таня позвала меня в квартиру этажом выше. Другой мальчик – белобрысый, с плаксиво-красным, мятым лицом – хвастал перед нами банкой кошачьего корма, как из рекламы. Эту банку мы приставили к игрушечному роялю в качестве табурета, Таня облокотила на нее запястье и побежала пальцами по клавишам, извлекая прозрачные, стеклянно-хрупкие звуки. Из еды у мальчика были бутерброды с покупной колбасой, сладкая консервированная кукуруза, конфеты в коробке с алыми розами. Так мы и играли втроем, и когда Таня заболела, я, маясь скукой, пошел к нему один.

– Танины родители наркоманы. И сама она наркоманка, – посмеялся мальчик.

– Неправда.

– Нет, правда.

Я затрясся в бессильной злобе.

– Извинись!

– Не буду!

Я толкнул его, он толкнул меня сильнее, я упал и расплакался от обиды. Его мать привела меня домой, а я все ревел. Не смог отстоять ни себя, ни Таню. Ко мне она больше не приходила. Когда стало тепло, видел их вместе, пока мама тащила меня за руку через двор – была Пасха, и мы нарядные шли на кладбище. В глазах Тани промелькнуло нежное сожаление, и что-то похожее во взгляде я встретил, когда мы с мамой шли длинными аллеями, и я крутил головой и глядел на памятники. Потом Таня исчезла, моя мама говорила, что она теперь живёт с бабушкой, и я на цыпочках подкрадывался к двери ее старой квартиры, и слушал неясный гам, музыку, голоса. Иногда на пороге топтались выцветшие, пыльные тени, из общего месива отделялась, должно быть, женщина. Со звериною силой она молотила в дверную обшивку. Я отшатывался от глазка и вернуться к игре мог не сразу.

После была моя первая школьная осень. Затем вторая, и третья, восьмая и девятая, пятерки и двойки, первая сигарета, любовь, банка пива – простая арифметика взрослеющих детей. Как-то уже студентом я шел с одной вечеринки на другую. Время было к полуночи, в воздухе повисла золотистая от света фонарей морось. Прохожих почти не осталось, и я удивился, когда заметил девушку в мини, курящую у аптеки. «Ну точно, Красноармейская» – пронеслось в голове имя улицы, нарицательное той же породы, что и квартал красных фонарей.

– Хочешь со мной? – прохрипела она.

Я не особо хотел, но голову повернул. Из-под слипшихся от тяжелой туши ресниц смотрели давно забытые, до боли знакомые, зелёные, змеиные, Танины глаза. Деньги свои она отработала в беспечно незапертом подъезде, и мне было так тошно потом, когда она, застегиваясь и отряхиваясь, посмотрела на меня с ледяной брезгливостью и сказала:

– Ну что ж, Алёша, теперь ты точно знаешь, что такое трахаться.

Меня зовут Андрей.